168, кветень (апрель), 12
— Держи! Держи! Уронишь, окаянный! — выкрикнула Злата, видя, как один из дружинников неловко нес корчагу.
Тот дернулся, вздрогнув от этого крика.
И только Борята, который стоял рядом, спас положение, придержав эту тяжелую емкость, заполненную березовым соком.
— Что у тебя мухи в руках елозят?
— За шиворот кто-то забрался, — виновато ответил он. — Очень щекотно.
— А ну — ставь корчагу да скидывай одежду. Давай поглядим…
Тот не стал мяться. В конце концов, погода стояла приятная и освежиться на ветерке да под теплыми лучами солнца выглядело куда приятнее, чем тяжести всякие таскать непонятные…
Люди после похорон не расходились.
Люди ждали.
Открыто ведун не сказал им о своих опасениях, от греха подальше. Они и так пережили чрезвычайный стресс, едва их не сломавший. И грузить их дальше лишней тревогой не стоило.
Пусть выдохнут.
Хотя, конечно, они догадывались о том, что что-то пошло не так и какая-то беда нависла. Ведь каждое утро Беромир снаряжал разведку, отправляя парные катамараны вверх и вниз по реке. Формально объясняя это тем, что хочет понять — куда и как ушли роксоланы, и не нужно ли выходить куда в поход.
Довод.
И его приняли. Да только все дно заподозрили что-то, но вопрос не поднимали. Всем было легче его игнорировать.
Так-то они сидели, ожидая выздоровления раненых. Хотя бы предварительного. Чтобы раны хоть немного затянулись и уже не представляли угрозы. И их можно было спокойно доставить домой.
Все же в эти годы даже царапина мозгла закончиться чем-то фатальным. А тут целая ведьма Мары над ними печется, да еще и Беромир рядом крутится, имея репутацию знатока исцеления военных ран. Спокойнее при них. Да и до посевной время пока имелось. Поэтому и бояре, и дружинники охотно эту игру ведуна поддержали.
А раз так, то и подрядить их к работам — святое дело. Не портки же им просиживать? Тем более что по всем признакам пошел самый сок по березам. Вот они и побежали со свободными емкостями, собирать эту чуть сладковатую влагу.
Стаскивали ее к жилищу.
И тут уже упаривали.
До своеобразного концентрата. Достаточно густого и компактного. Преобразовывать его в сахар он и без них сможет. Просто основной объем работы проделать с таким количеством рук намного проще…
— У нас гости, — произнес подбежавший Влад.
Его в той передряги ранили. Чиркнули чем-то по руке, и он теперь щеголял с повязкой, гордясь этим невероятно. Первое боевое ранение.
Беромира же эта выходка парня злила.
Он ведь ему приказал, а тот ослушался. Поэтому теперь ведун наказывал его и ставил на самые нудные и неприятные задачи. Надо было бы нужник чистить — Влад бы оказался в первых рядах. Наверное. Он, собственно, и прибежал, чтобы отвлечься от очередного малоприятного дела, ибо приметил первым гостя.
— Кого-то там нелегкая несет? — недовольно спросил Беромир.
— Вон — лодки. Больше, чем пальцев на руке. — серьезно ответил паренек. — Но там немного людей. По двое-трое.
— А где дозор?
— Там! Видишь? В хвосте самом.
— Это еще почему⁈
Беромир встал.
Подошел к ближайшему дереву, на котором они по случаю организовали «воронье гнездо» для наблюдения. Поднялся. И в который раз чертыхнулся.
Очень не хватало хотя бы слабенькой подзорной трубы. Лучше бы, конечно, хороший бинокль с сеточкой для определения дистанции. И лазерный дальномер. И… губозакатывательную машинку. А то очень он увлекался в своих мечтах. В здешних реалиях и подзорную трубу мутную уже за счастье получить. А то его зрение не вытягивало такие дальности. Да и, наверное, ни у кого из присутствующих…
— Рад тебя видеть в здравии! — жизнерадостно произнес Беромир, идя навстречу Вернидубу.
Тот также улыбался.
Искренне.
Равно как и остальные ведуны, которые прибыли с ним…
— До нас дошли слухи, что у вас тут были бои? — осторожно спросил Вернидуб. — Это так?
— Да. Отразили набег роксоланов.
— ЧТО⁈
— Их пришло около четырех сотен. Мы их почти всех перебили.
— В это трудно поверить, — заметил спутник Вернидуба — весьма немолодой мужчина: весь в морщинах, но, на удивление, не седой, а рыжий.
— Около сотни тел их сейчас гниют на песке у двуногой сосны. Там они хотели реку в брод перейти. Еще две сотни вон там мы свалили, в овраге за бровкой. Чтобы ветер к нам запах не приносил.
— Я хотел бы взглянуть. — серьезно произнес этот рыжий скептик.
— Нет ничего приятнее, чем показывать друзьям тела врагов, — максимально дружелюбно ответил Беромир. — Следуйте за мной…
Шли они недолго и молча.
Добрались до бровки на холме. Перевалили ее. И пройдя еще с полсотни шагов, оказались возле оврага, который прорезали весенние воды год за годом. Из-за чего он получился достаточно глубокий и узкий, да еще и весь пронизанный переплетеньем древесных корней.
Из оврага откровенно пованивало.
Поэтому скептик подошел не просто к кромке, а к небольшому дереву у нее. Так, чтобы можно было за что-то держаться. А то ведь край и осыпаться может.
Взялся за ветку.
Сделал пару шагов.
И он отчетливо вздрогнул, побледнев и отпрянув.
С ужасом посмотрел на совершенно равнодушного Беромира. И вновь заглянул за кромку.
— Почему вы их не сожгли, как полагается?
— Это не наша забота.
— Проводить в последний путь павшего — доброе дело для каждого честного человека. В особенности тех, кто лишен помощи родичей.
— Помните коваля из Быстрых медведей?
— Это который пропал?
— Да.
— Конечно. — кивнул скептик. — Излишне баб любил, а так — дельный.
— Его похитили с тем, что продать в рабство. За коваля ведь хорошо платят.
— Печально, но такое случается.
— Он был убит роксоланами при попытке сбежать и брошен гнить в степи в назидание иным. Дескать, он не смел бежать и сопротивляться, и вообще не человек. Так что, они не заслуживают достойного отношения.
— Все?
— Дайка подумать. Они пришли грабить и убивать нас, угоняя в рабство тех, за кого хорошо платят. Хм. Да, все. Но если ты желаешь, можешь их похоронить. Заодно и сотню там, у двуногой сосны.
Скептик скосился на бояр, которые решили сопровождать их сюда.
— И вы ничего ему не скажете?
— Он в своем праве. — нехотя произнес Борята.
— Ты зря дуешься. — добавил Борзята усмехнувшись. — Он ведь поначалу хотел им головы отрубать перед тем, как сюда бросать. Едва отговорили. Так что это — еще неплохой исход.
— Головы отрубить? Это еще зачем! — ахнул скептик.
— Чтобы сложить из них пирамиду и посвятить Перуну. — на голубом глазу невозмутимо ответил Беромир.
— Что⁈
— Голова — это вместилище души. Если не медлить и после смерти врага ее отрубить, то на некоторое время душа останется связана с ней. Поэтому ничто не мешает принести ее в жертву Перуну. Разве это несправедливо? Он мог бы нашим кланам ответить благословением.
Скептик нахмурился, но промолчал, поджав губы.
Скосился на глубокий овраг, заваленный гниющими телами. Хмыкнул. И отвернувшись, решительно зашагал к длинному дому.
— Что с ним? — поинтересовался Беромир у Вернидуба, когда скептик достаточно удалился. — Мне кажется или он как-то ко мне странно относится.
— Он считает, что ты не по обычаям принят в ведуны. И что ты настоящего пробуждения не проходил.
— Ну считает и считает. — пожал плечами Беромир. — Мне то с этого что?
— Если его мнение возобладает в роще, то ты лишишься своего взрослого имени, да и учеников твоих никто признавать не станет.
— Звучит как безумие. — фыркнул Беромир.
— Второй раз нельзя пытаться получить пробуждение в ведуны. А значит, тебе будет навсегда закрыта дорога в Священную рощу.
— Я должен туда рваться⁈ — начал он заводиться.
— Не надо так говорить, услышат еще.
— Услышат и что? — нарочито громко спросил Беромир. — Я не рвался в ведуны и не просил себя им называть.
— Ты не понимаешь, — попытался примирительно что-то сказать Вернидуб.
— ЧТО⁈ — перебил его Беромир. — Что я не понимаю⁈ Я как проклятый пытаюсь скорее вооружить наших людей. Дерусь с врагами, чтобы защитить нас от грабежей. Стараюсь… А вы… Обычная зависть. Как же мелко и мерзко! Если я не нужен — я уйду. Прямо скажите. Зачем голову морочить?
— И куда ты пойдешь? — поинтересовался скептик, который, как оказалось, ушел не слишком далеко и все отлично слышал.
— Куда душа моя мятежная пожелает. — ответил Беромир и быстрым шагом направился к длинному дому.
Его накрыло.
С головой.
Аж затрясло от охватившей ярости, близкой к бешенству. Видимо, прорвалось нервное напряжение.
— Что происходит? — встревоженно спросила Злата, увидев мужа в таком состоянии.
— Мы уходим.
— Когда? Куда?
— Немедленно. Неважно.
— Но что случилось⁈ — ахнула Дарья.
— Беромир! Не дури! — воскликнул Вернидуб подбегая.
— Что ты себе позволяешь⁈ — рявкнул скептик издали.
— Ухожу. Я изгнан из клана. Мне отказано в пробуждении. Разве мне тут место?
— Ты не изгнан! — нервно выкрикнул Борята.
— Совет клана меня изгнал, вместе с отцом и всей его семьей.
— Но время изгнания истекло! — вновь выкрикнул Борята. — К тому же само изгнание было несправедливо, а потому силу не имеет. Я как боярин клана в том тебе даю слово при людях.
— Судя по тому, что задумал этот мухомор, — указал Беромир на скептика рукой, — я в шаге от того, чтобы быть изгнанным отсюда вовсе. И из клана, и из этих земель вообще. Зачем тянуть? Лучше уйти самому, чем ждать такой судьбы.
— Нет! — выкрикнул Вернидуб. — Никто о таком даже не сказывал!
— А как эту дурь понимать⁈ В чьих интересах его поступки? — указал на скептика Беромир. — Кому они на руку? Может быть, тебе? Или тебе? Или им? Кому с них польза? А я скажу! Только Сусагу. Ему очень удобно было иметь дело с покорными овечками, стричь с них шерсть и резать под настроение.
— А ведь и верно, — скосился на скептика Борята.
— Что ты несешь! — взвился тот и отступил.
— По делам их узнаете их! — процедил Беромир.
— Не смей так говорить! Не смей!
— Выходи в круг. Давай перед лицом Перуна выясним: за кем правда.
— Давай! Выходи! — хохотнули дружинники и бояре оживившись.
Скептик нервно начал озираться.
— Чего робеешь? — с усмешкой спросил Боярат.
— Я… я… нет! — наконец собрался этот ведун и выпалил, обращаясь к Беромиру: — Я проклинаю того, кто называет себя Беромир! Именем Велеса! Силой Велеса! И всеми его напастями!
— Нет, — покачал тот головой.
— Что «нет»?
— Перун, как небесный судья, лично присматривает за всеми проклятиями. Разрешая их те, что сочтет нужным. Я исполняю его приказ, а потому защищен от любых проклятий. Ни одно ко мне пристать не может.
— Но… как?..
— А вот так. Ты лучше скажи, зачем ты все это устроил? Облегчи душу перед смертью.
— Я не собираюсь выходить с тобой в круг! А ты просто так убить меня не посмеешь!
— FortisFortunaAdiuvat, — медленно произнес Беромир девиз Джона Уика, словно бы озвучивая приговор.
— Что?
— Это язык ромеев, — фыркнула Дарья. — Значит: «Фортуна помогает смелым».
— Фортуна — один из ликов Фарна, известного нам как Даждьбог.
— Как скажешь, — улыбнулась сестра.
— Давайте все успокоимся! — примирительно поднял руки Вернидуб.
— Это мухомор попытался меня проклясть!
— Но не проклял же? — добродушно улыбнулся седой. — Давайте все спокойно сядем и все обсудим.
— А чего обсуждать? Он по какой-то причине действует в интересах Сусага. Или дурак, или предатель. Я считаю, что его нужно вызвать в круг и резать.
Этот персонаж, о котором говорил Беромир, аж закашлялся.
— Я его с детства знаю, — серьезно произнес Вернидуб. — Я могу поручиться, что никогда не пойдет на сговор с роксоланами. У него семья от них сильно пострадала. И он сам лишь чудом избежал угона в рабство.
— Гостята тоже пострадал.
— Роксоланы на него отправляли несколько набегов. Три, кажется.
— Четыре, — ответил этот «мухомор», мрачно.
— Вот. Но он каждый раз от них сбегал.
— Это как?
— Везло. Каждый раз в дебри лесные умудрялся ускользнуть. А жена один раз не сумел, на сносях была. Убили. И сына другой раз.
— Ясно. — кивнул Беромир. — Тогда зачем все это?
— Не по обычаям пробуждение, — хмуро ответил «мухомор».
— А что такое пробуждение? — спросил парень, внимательно глядя ему в глаза.
Он замер, ожидая подвоха. Меж тем Беромир продолжил сам отвечать на свой вопрос, видя, что тот не спешит.
— Это таинство перехода во взрослое состояние. Словно гусеница обращается в бабочку, расцветая. Иными словами, человек умирает ребенком и рождается взрослым перед ликом богов. Обычно это происходит через тяжелое или связанное с риском для жизни испытание. Так?
— Так, — ответил Вернидуб.
А этот «мухомор» пусть и нехотя, но кивнул.
— И что именно было сделано не по обычаю? Я умер, упав без сознания в реку. Плавал по ней в беспамятстве, рискуя каждое мгновение утонуть. Потом родился новым человеком.
— Это испытание не пройдено в здравом уме и твердом рассудке.
— А разве в обычае про это хоть кто-то говорится?
— Подразумевается.
— Ну-ка, просвети меня. Это как?
— Нельзя пройти испытание, если ты сам не идешь.
— Видишь вот тот пригорок? Хорошо. Если я тебя оттуда столкну, и ты съедешь на заднице по склону, то можно ли сказать, что ты сам съехал?
— Это уловка.
— Это способ показать, что именно ты озвучил сейчас уловку. Суть испытания в том, чтобы представить человека богам. Как это случится — неважно. Мы вольны сами придумывать сие, на свое усмотрение и разумение. Вмешаются ли боги — тоже не имеет значения. Захотят — сами все проведут как пожелают. Или ты отказываешь богам в праве поступать так, как они считают нужным?
Он дернул щекой.
Чуть помедлил и помотал головой.
— Надеюсь, этот вопрос решен? — поинтересовался Вернидуб.
— Решен, — явно недовольно произнес этот рыжий.
— Тогда сними с человека проклятие.
— Это лишнее. Оно все равно ко мне не пристанет. — отмахнулся Беромир.
— Зато оно пристанет к этому дурню, если отразится Перуном. Ну! — рявкнул командным голосом седой.
И «мухомор» чуть помедлив, но, собравшись с духом, торжественно произнес формулу отмены.
— А вообще, ты верные слова сказал, — повернулся к Беромиру Вернидуб. — Уезжать тебе отсюда надо. Помнишь, мы крепость обсуждали с тобой? Вот. Подобрали местечко.
— Какая крепость? — отмахнулся Беромир. — Ученики вскорости будут представлены и разойдутся по кланам. А я снова останусь один. Ну, почти. Я крепость ту ставить буду годами.
— Если ты согласишься с выбранным нами местом, — произнес «мухомор», — они не разъедутся. Пока крепость тебе не помогут поставить. А представление им сейчас и проведем. Чего тянуть?
— Ну так что? — подался вперед Вернидуб. — Согласен?
— Я не могу соглашаться на то, чего не знаю. Может, место неудачное. Надо сначала глянуть, потом уже решение сказывать…