Проходя через торчащие корни, кочки и поваленные деревья, он вышли на полуоткрытую местность, расположенную в низине леса. Перед их взором открылось болото, окутанное рогозами. Запах тины ударил в нос Луда, отчего он сморщился. От болота исходило мутное зеленоватое свечение.
Они остановились на подступах к болоту, остерегаясь подойти ближе, чтобы не увязнуть в нем. Комары и всяческая мошкара витала вокруг фонаря Мирона, сотрясаясь о стекло.
- И где же этот болотный повелитель? – довольно громко воскликнул Луд, - Может быть, он спит под тиной? Не вижу я здесь никаких человеческих следов.
- Посмотрите, - вдруг сказал Мирон, указывая на землю, которую освещал фонарем, - Похоже на чьи-то следы, только какие-то большие, даже для взрослого человека.
На сырой зеленоватой земле виднелись следы, по размеру раза в два превышающие человеческие.
- Тот, кто их оставил, либо высоченный здоровяк, либо просто обладатель больших ног, - сказал Луд, всматриваясь в землю, - Смотрите, вот еще, но уже поменьше.
Чуть поодаль были отпечатаны крошечные следы, словно прошелся ребенок, они шли и от болота, и к болоту.
- Были у меня два приятеля, - заговорил Мирон, - В одном селе заправляли конюшней, ходили всегда парой, один здоровяк, другой коротышка. Я как на эти следы посмотрю, сразу их вспомню, и деревня мне их вспоминается...
- Мирон, сейчас не время вспоминать твоих знакомых, - раздраженно перебил его Луд, все больше и больше изучая следы, - А, вот, посмотрите-ка, - он указал рукой чуть поодаль, - Здесь следы идут вместе, а затем следы малыша резко исчезают.
- Быть может, тот, что покрупнее, съел того, что поменьше, и пошел дальше? Может, он людоед? Я, если честно, боюсь людоедов, - продолжил размышления Мирон, - Ведь если нас сейчас встретит людоед, первым он сожрет именно меня, самого пухленького и жирненького, а не вас двоих, костлявых.
Только Луд хотел кинуть в болтливого кучера подобранной с земли шишкой, как вдруг откуда-то из темноты послышались звуки шелестящейся листвы и хруст еловых веток. Раздался топот чьих-то тяжелых ступней, кто-то тяжелый и большой направлялся к путникам.
- Святой Алиран! Людоед пришел за нами! – вскрикнул Мирон и в испуге уронил фонарь в болото.
Фонарь тут же потух, но желтая луна ярко освещала место, где стояли путники. Тем временем топот все усиливался, и, наконец, послышался тонкий пронзительный визг:
- Кто посмел покушаться на обиталище Виклы Поганого?! Кто?!
И тут из деревьев, размашисто шагая и сотрясая землю, вышел огромный лысый громила под три аршина ростом, в старых потрепанных штанах и косоглазым взглядом. Но жуткий визг издавал вовсе не он. На его шее сидел еще один, коротышка, с малюсенькими глазами и крохотной лысой головой. Здоровяк держал его за колени, чтобы тот не упал.
- Кто посмел побеспокоить меня?! Меня! Виклу Поганого! – завопил крохотный всадник громилы.
Луд, Клясень с Тириной и Мирон неподвижно замерли в оцепенении от такого резкого поворота событий. На мгновение у Мирона возникла мысль бежать, но тут же исчезла, ведь было понятно, что от такого громилы, идущего огромными шагами, не убежать.
Колени Мирона стали подрагивать от страха, а к Луду и к Клясеню немного вернулось самообладание.
Громила со своим всадником на плечах остановился напротив путников. Оба стали разглядывать вторгнувшихся в их владения незнакомцев. Наконец, крохотный всадник здоровяка, который называл себя Виклой, заговорил:
- Кто вы такие и что вам от меня надо, чужаки? – его громкий визг, казалось, режет ветки деревьев, - Вы, гнилые ублюдки, вторглись в мое жилье, в мой дом без приглашения, да я вас всех потоплю в этом же болоте, мерзкие никчемные обыватели! – обрушился он на них шквалом ругательств, постоянно расплевывая слюну, когда говорил.
- С каких пор мы здесь чужаки, в лесу? – первым решился ответить Луд, - И с каких пор лесное болото вдруг стало твоим именным домом, Викла? Мы не увидели здесь ни табличек с надписями, ни указателей, - он старался показаться бесстрашным и уверенным, но Мирон с Клясенем заметили в его голосе легкую дрожь, - Мы не смеем переступать порог твоего родного дома без приглашения, но твое жилье не показалось нам чьей-то собственностью. И даже если мы действительно обидели тебя, заставив врасплох в твоей берлоге, нет причины называть нас гнилыми тварями и ублюдками, Викла Поганый.
Луд, сам не понимая, как так у него получилось лихо и грамотно сказать, посмотрел на своих товарищей, ища в них восхищение, но увидел лишь страх в глазах Мирона и полную отрешенность в глазах Клясеня.
- Закрой свой вонючий гнилой рот! Ты, падаль! – продолжал плеваться и визжать Викла, - Это мой дом и моего брата! А вы живете в своих деревнях и городишках, в жалких домишках. Убирайтесь прочь, сопляки. Иначе познаете гнев Виклы Поганого! – в ярости он стукнул кулаком по голове здоровяка, которого назвал своим братом.
- Лес, - вдруг спокойно произнес Клясень и показал руками на стоявший вокруг лес, - Это лес.
Никто не понял, что хотел этим сказать Клясень, все застыли в тишине, как вдруг заговорил брат Виклы:
- А он прав, это лес, - в голосе его чувствовалось слабоумие, - Зеленый.
- А-а-а, бестолковый ты Дорик, не слушай этого вшивого бородача! - еще визгливее прокричал Викла, - Этот гнилой бродяга хочет отвлечь нас, обмануть и убежать.
- Никто не хочет вас обманывать, - невозмутимо продолжил Клясень, - Лес – дом животных, с когтями, хвостами, лапами, клювами, крыльями и клыками. Лес не может принять человека, если человек ему не понравился. А я, Клясень, дитя природы, чувствую, что лес вас не приглашал.
- А он прав, - вновь согласился со словами Клясеня здоровяк Дорик, подняв свои глаза вверх на брата, - Я не помню пригласительных открыток от леса. Лес нас не приглашал.
- Тупоголовый дуралей, - начал стучать по голове своего брата Викла, отчего тот зажмурился, - Ты за меня, а я за тебя, мы против них, не слушай этих хитрых и подлых людишек, им самое место на дне болота.
После этих слов коленки Мирона задрожали еще сильнее.
- А ты, леший, - обратился Викла к Клясеню, - Не смей мне указывать, кто кого куда приглашал! Лес – это мой дом, и я здесь хозяин. Сейчас я подожгу твою бороду, а пепел от нее заставлю запить болотной водой. А, нет! Я придумал лучше. Завяжу тебя за твою же бороду на высокую дубовую ветку, а потом подожгу! - он залился раскатистым хохотом.
Вдруг Клясень повернулся к Тирине, сидевшей у него на плече, что-то прошептал ей, после чего она ухнула, расправила крылья и улетела прочь.
- Уже нашептал своей пташке удирать? – насмешливо спросил Викла, в который раз оплевываясь, - Ее я хотел сварить на суп, ну да ладно, сварим суп из этого хряка! - он указал на Мирона.
- Мама! – дрожа от страха, провопил Мирон, - Он и вправду людоед!
Викла рассмеялся на его слова, широко отрыв рот и оголив свои желтые редкие зубы.
- Да нет же, конечно, трусливый простачок! До людоедства я еще не доходил. Какие же вы все все-таки жалкие, жители городов и деревень. Вы – толпа пугливых однообразных существ, живущих кучками, неспособные выжить в одиночку, вы просто никчемные мелкие муравьишки!
- Ты и сам бы пропал без своего брата, - сказал Луд, - Он и охраняет тебя, и добывает, судя по всему, еду, и, что самое скверное, возит тебя на себе, как трудовая лошадь. Да я бы на месте твоего брата давно повалял тебя хорошенько в грязи и побил.
Слабоумное детское лицо громилы Дорика погрузилось в задумчивость, его косые глаза сошлись и уставились на какую-то неведомую точку на болоте.
- Мы видим тебя сегодня впервые, Викла, - продолжил Луд, - Но уже усвоили, что от тебя страдают и животные, и люди, даже родные.
Вдруг издали послышался еле слышный топот. Не обратив на него внимания, Викла начал визжать на Луда:
- Нет! Это я всегда страдал от людей! Страдал всю свою жизнь! Я и мой не очень умный брат Дорик. Все ненавидели меня, все! Сверстники, дальние родственники, близкие родственники, тети, дяди, попы, кузнецы, кучера, стекольщики, сапожники. Все! Унижали, оскорбляли, называли Виклой Поганым. Моему брату доставалось чуть меньше, ведь подлая природа лишила его здравого рассудка, многие его жалели, тем более он добрый. Добрый и глупый. Я же был дырявым ржавым ведром среди всех этих вылизанных, блестящих пустых побрякушек. Одна мама только любила нас. Только она называла меня Виклой. Не Виклой Гнилым, не Виклой Мерзким, не Виклой Слизнем и, конечно, не Виклой Поганым. Викла Родной, так называла она меня, - его глаза налились злостью, - Здесь, в лесу, я чувствую себя хозяином, я чувствую себя здесь своим. Ни один кабан или волк, ни одна утка или выдра еще не оскорбляли меня, с тех пор как я сюда перебрался.
Топот издали все усиливался. На мгновение все участники потасовки обернулись в сторону источника шума.
- У тебя была мать, у тебя есть брат. У меня же не было ни родителей, ни братьев с сестрами. Меня воспитывал один из самых страшных людей в нави. Но даже так я не вырос жалобным ничтожеством… пусть и в богатом дворце. Что ж, продолжай жить здесь и ненавидеть всех людей под небом. Мы не вправе тебя выгонять, да и незачем нам это, - продолжил разговор Луд, - Но зачем крыс-то выгонять? Что вы такого не поделили?
- Выгнал и выгнал, не твое дело, мерзкий выродок, - в голосе Виклы не утихала злость, - Они мешали мне спать. Пищали ночью, воровали добытую Дориком еду, щекотали нам ноги во сне. А еще почти полностью разгрызли пень, на котором мы завтракаем. Не хочу даже вспоминать этих...
Тут топот настолько усилился, что заглушил голос Виклы. Все повернули голову в темноту, откуда раздавался звук, и замерли в ожидании. И только Клясень сохранял спокойствие и непоколебимость.
Наконец, из темноты леса камнем выскочила огромная тень. Никто не успел разглядеть что это, как вдруг этот снаряд долетел до братьев и врезался в них с огромной силой. Дорик отлетел на двадцать аршинов, повалился на землю и упал на спину, несколько раз перевернувшись через бок. Викла слетел с него и вылетел еще дальше, угодив в болото. И только тут лунный свет озарил эту скалу, вылетевшую из темноты.
- Святой Алиран, да это же бык! – в изумлении произнес Луд.