Несмотря на усталость, они в добром настроении возвращались домой, вспоминая все пережитое за сутки. Рантаг даже забыл о своем мече, мол, есть повод выковать клинок еще лучше.
Две соседские землянки, единственные пустовавшие в ряду, уже ожидали их прихода, и как хозяева вернулись, их сразу одолел сон.
Почти вся деревня отсыпалась после праздника. Даже староста, наконец-то разобравшись со всеми хлопотами, вернулся домой немного выспаться. Правда, вечером он должен был сидеть на суде над Рогнедой.
«Главное, что эта безумная ярмарка закончилась» - думал он перед тем, как лечь отоспаться.
Суд над Рогнедой прошел быстро и спокойно. За ведьмины свершения ее отправили очищаться в Обитальню волшебников переписывать писания Святого Алирана. Вроде бы легкое наказание, но это если не знать, что ей предстоит переписать восемь свитков, в каждом из которых не меньше трех сотен страниц. На суде многие ее не узнали из-за изменившейся внешности. Седая и сморщенная, она сидела с опущенным взглядом, словно хотела умереть.
Но вдруг, переписывая пятьдесят шестой том «Скитаний мученика», она заметила, как к ней вернулась ее молодость и прежняя красота. Разгладились морщины, волосы вновь приобрели каштановый цвет, зубы засияли белизной. Она не знала, что это закончилось действие ведьминого зелья, и поэтому решила, что праведный путь и искупление грехов в Обитальне волшебников помогли ей. С удвоенным желанием она продолжила переписывать древние свитки, выучила наизусть все двести сорок три молитвы Святого Алирана, остриглась и попросила волшебников Обитальни после искупления перевести ее в церковь Серебрицы.
Сильно изменилась и Вея, хотя, конечно, не как подруга. Она стала помогать мужу в правлении Серебрицей, в основном заботясь о бедняках и больных. Все свои дорогие шелковые платья, серебряные ложки, драгоценные ожерелья она решила продать, а на вырученные монеты основать лечебницу на всю округу. Управляющей она задумала назначить Белославу.
Что касается Магуши, то с ней ничего не произошло. Она лишь охала, глядя как переменилась Рогнеда, да стала чаще ходить к попу Трутеню за семенами.
Кстати, сам поп Трутень вдруг стал разговаривать с женщинами. Еще смущаясь и боясь, но все же стал. Легче всего ему давались беседы с Магушей, слишком уж проста она была. А когда к нему стали заходить другие женщины, он первым делом рассказывал о своих растениях в горшочках, о их пользе, целебных свойствах и связью между верой и садоводством. Когда женщины уходили, он продолжал говорить о своих растениях, но уже с самими растениями.
Ко всему прочему, один из парней своры Скряги, тот, что носил цветную шапочку и любил курить не только табак, но и различные травы, решил после исправительных работ помогать Трутеню. И очень сильно уговаривал попа вырастить «что-нибудь эдакое ядреное». Трутень был не против, так как считал, что курительные смеси трав помогают раскрыть душу и приблизиться духовно к Святому Алирану. Правда, ничего путного им так и не удалось вырастить, и паренек от отчаяния решил пока что курить листья смородины. Иногда он собирал все подряд грибы в лесу и сразу поедал их сырыми, чтобы хоть немного заменить потребность в веселых травах.
Ну а что сам Трюмирос? Как он изменился после Драконьей ярмарки? На месте взорванного старого заброшенного дома, он решил построить новый и основать там Обитальню зрелищ. Только сам он строить не умел, и никто ему помогать не собирался. В итоге он решил устраивать представления по старинке – под открытым небом. В представлениях участвовали сам Скряга, седой меняла, бородач и свинолицый. Причем женские роли играл в основном бородач, кудрявый седовласец играл прохожих, а свинолицый и Трюмирос играли злодеев и добряков соответственно.
И у них это даже неплохо получалось. На их представления часто приходило много народу, платившие сполна. В какой-то час Скряга заявил, что как-нибудь они отправятся на гастроли до Сэльмы.
Единственный, кто сбежал из шайки старика и не был отправлен на исправительные работы, был Скользкий Грун. И это весьма печалило стражников ближайших Обитальни порядка. Грун имел славу бездушного преступника, для которого убить было проще, чем уговорить жертву отдать кошелек. Старшина Куфус даже объявил награду в пять золотых за поимку столь опасного негодяя. «Опять этот Скользкий Грун ускользнул!» - гневался старшина.
Жизнь его отряда Свирепого медведя ничем не переменилась, как, впрочем, и жизнь отряда Орлиной хватки. Отряд Черного ворона почти распустили, так как их каждый раз замечали пьяными на задании, причем всех. Но почему-то решили оставить их состав, дескать, с задачами справляются и ладно.
Единственное, что между старшинами Халафом и Куфусом разгорелась сильная неприязнь к друг другу. Халаф считал более опытного старшину «засыхающим дубом, который тянет свой отряд и доброе имя всех Обитален порядка ко дну». В то время как Куфус считал того «только выросшим сорняком, мешающим цвести плодоносным грядкам».
А вот старика Шнавуса попросили оставить службу. Он сначала конечно ворчал и проклинал новую власть, но после того, как староста наградил его медалью «За верную службу Серебрице», успокоился.
Трактирщик Гашлак стал еще более внушающим уважение человеком. Слава героя, который легко обезвредил могильного упыря, разнеслась на много деревень вокруг. Никто не смел бесплатно выпить или как-то обмануть уважаемого трактирщика. Любые грязные слова, сказанные про Гашлака, осуждались, а с неосторожным чудаком, посмевшим что-то такое сказать, старались не пить. Знаменитое ведро, которым он уничтожил чудовище, теперь висело над входом в трактир.
Столяр Пунтик и мужичок, который должен был поджигать драконье чучело на ярмарке, однажды сильно напились в трактире у Гашлака и поклялись начать готовить на следующий год чучело уже через месяц. Чтоб не было просрочек и глупых ситуаций как в этом году. На следующее утро они все забыли, но оказалось, что Пунтик все записал на трактирной скатерти и забрал ее домой. Он три вечера подряд рисовал чертежи, выкупил у фокусников переливающуюся радугой фольгу для чешуи и смастерил механизм, при котором крылья дракона порхали от раздуваемого самим драконом огня. Ну а поджигатель пообещал приготовить такую смесь, которая бы горела ярчайшим пламенем и держалась весь день. Испробовав неисчислимое количество попыток, он все же смог добиться такой смеси, опустошив все свои запасы самогона, настоек, водки, селитры, масла и уксуса. Самым сложным было не поддаться искушению и использовать самогон и водку строго на опыты.
Они даже сделали и испытали первого дракона, без дорогих материалов, но уже по чертежам Пунтика. Слава Алирану, что местом проведения они выбрали просторный луг вдали от деревни. Дракон сгорел дотла, пылая обширным пламенем, и чуть не подпалил самих создателей. Но вторая попытка прошла блестяще. Дракон дышал ярким красным пламенем, порхал крыльями и благоухал горящей селитрой и горящим маслом. Столяр с поджигателем решили отметить такой успех и еще раз напились в трактире у Гашлака.
Ну а у кого дела пошли в гору, так это у Белославы с отцом. Кроме того, что ей предложили возглавить лечебницу, ее еще сильнее полюбили и зауважали в Серебрице. К травнице стали обращаться еще и как с изгоняющей ведьм. Почует кто из жителей, что на него навели порчу, просит у Белославы изгоняющий отвар. Ему дают простой мятный чай со смородиной, он верит в его исцеляющую силу, и порча проходит.
Но если с подозрительным жителями Белослава обходилась простым чаем, то для отца она долго искала рецепт противозапойного зелья. Но все же раздобыла, и напоила им Велемира.
На вкус зелье было такое горькое, что бывший вояка запивал его ведром морса. Зато вышибало из него тягу выпить наповал. После трех-четырех таких приемов зелья к нему стали приходить былая сила и удаль. Он стал заготавливать бревна для постройки дома следующим летом, начал работать как лошадь. В общем, про него стали говорить, что он наконец завязал и теперь похож на себя молодого.
Рантаг же продолжал изготавливать клинки, изгороди, трубы, топоры и вообще все железное. По заказу трактирщика Гашлака он выковал крепкий половник, который годился также для вышибания пьяных завсегдатаев.
А еще Рантага стали чаще замечать с Белославой. Пару раз их даже видели держащимися за руку. Впрочем, об этом лишь с доброй улыбкой перешептывались на улице.