Они вышли из двери, служившей входом в пещеру, и оказались, как и ожидалось, в Призрачном лесу. Лес, надо сказать, был совсем не призрачный, а вполне наполненный жизнью. Пышные кроны берез и тополей окончательно ожелтились, а на земле лежали сырые опавшие листья. Сколько же они томились в плену, что уже вошла в свои владения осень!
Пещера была вырыта в овраге и надежно укрыта кронами деревьев. В небе светило раннее утреннее солнце, озарявшее промокший от недавнего мелкого дождя покров земли.
Упырь закрыл деревянную дверь в пещеру и несколько раз ее пнул, чтобы она плотно закрылась. К двери были прибиты ветки деревьев для маскировки.
- Туда, - он указал в сторону, где должна была ждать повозка, - Там небольшая тропка. Заслоненная кронами, но лошади там проходят. Пошлите.
Но его никто не слушал. Бывшие пленники наслаждались каждым бликом в капле росы на траве, каждым чириканьем воробья, каждым ласковым и свежим дуновением ветра. Никогда еще природа не была так прекрасна для них. Даже Клума вдыхал полной грудью воздух - воздух свободы.
Когда они вдоволь насладились этим сладким чувством освобождения, необходимость действовать все же заставила их дойти до того места. Там, между пожелтевшими березами, стояла одинокая крытая повозка с крепкой вороной кобылой. От этого места действительно вела узенькая тропка, на первый взгляд мало проходимая.
Из повозки вышел какой-то крошечный оборванец, с любопытством и удивлением уставившийся на освободившихся пленников и куривший трубку.
- О, новые ученики, - заявил он, - Хороший, видать, урожай собрал наш кальмар, - А, кстати, где он?
- Твоего нанимателя забрал Гунтогрог, - сходу изложил суть дела Упырь, - Да и наших задело его порчей. Только я вот почему-то... обычный, что ли.
Он осмотрел свои руки, пощупал себя за щеки, опасаясь, что все же с ним тоже связал свои узы Гунтогрог.
- И что мне теперь делать? – озадачился оборванец, залезая на свое место кучера, - Уезжать без него?
- Без него, но с нами, - сказал Амитас, перевязывая потуже свою повязку на руке, - Как видишь, мы сильно потрепаны, но заплатить тебе сможем.
- А этот? – он показал кивком головы на тело Луда, - Он что, мертв? Вы везете хоронить его?
- Мы везем лечить его, чтобы потом не хоронить, - ответил Клясень, - Твои благородные лошади и ты – вот кто может нам помочь.
- Да вы залезайте, залезайте, - пригласил тот взмахом руки в свою повозку, - Я даже рад, что избавился от этого кальмара.
- Точно, кальмара! – рассмеялся Мирон, - А я-то все думал, на кого он похож, этот старовер чертов! До сих пор от его языка воротит!
Затем, не задерживаясь, все стали залезать в повозку по очереди, а также занесли в нее все вещи. Последний залазил Клума, но к его несчастью, путь к месту в повозке ему преградил уже успевший отрезветь и окрепнуть Амитас.
- А ты это у нас куда лезешь, крысеныш? – стал он вытеснять своим сапогом своего бывшего соседа по кандалам, - Ты, кажется, забыл, что собирался задушить меня?
Клума, тщетно пытавшийся забраться в повозку, умоляюще стонал:
- Ради Святого Алирана! Возьмите меня! Я сошел с ума в этой пещере, я жертва плена! Прошу вас!
Его взгляд обращался к Клясеню, ведь именно Клясень, по мнению Клумы, был самым добрым из них.
Но тот был строг и непоколебим. Обычно полуравнодушные-полудобрые глаза Клясеня на этот раз стали воплощением праведного гнева.
- Ты должен идти, - сказал он Клуме, - Иди по этому лесу, пока не доберешься до людей. Лес исправит тебя.
Отчаяние охватило Клуму и он вцепился пальцами в повозку, но Амитас стал давить на них своими тяжелыми сапогами.
- Ты отравлял и без того смердящий воздух в пещере, а сейчас пытаешься нас задобрить?! Беги, пока я не покалечил тебя, змей!
Наконец, Клума, поняв свое безысходное положение, отцепился и отошел. Еще немного он смотрел на Клясеня, пытаясь вызвать в нем сострадание, но тщетно. А когда он увидел Сухаря и представил, что опять попадет в плен к разбойникам, просто побежал прочь. Спотыкаясь о корни, он бежал и затем вовсе исчез из виду.
- Надеюсь, его поймает какой-нибудь медведь, - не скрывал злости Амитас, - Многие головорезы из этой проклятой пещеры кажутся не такими напрочь порочными. Гнилое создание.
- Трогаемся? – дымя трубкой, спросил кучер, которому слегка надоели эти разговоры, - Я полагаю, вам не терпится покинуть это разбойничье гнездо. Странно, что они тут вообще... что? Что такое?
Лошади, впряженные в повозку, без его участия тронулись в путь, оставив кучера в недоумении. От удивления он выронил изо рта трубку и поперхнулся табачным дымом.
- Не пугайся ты так, старина! - похлопал по спине кучера Мирон, - Это проделки нашего Клясеня. Он только подмигнет твоей кобылке, и она хоть на задних лапах пойдет.
Оборванец-кучер с почтением посмотрел на Клясеня и продолжил курить. А тем временем за повозкой стал гнаться Упырь, который так и не получил того, чего ждали все его соратники.
- Эй, обманщики! – орал он, пытаясь догнать повозку, - А лекарство-то?! Вы забыли дать нам противоядие!
Клясень, на которого устремились все взгляды, сделал недоуменное лицо, словно не понимая, о чем просит догоняющий.
- Какое лекарство? – спросил он совершенно серьезно, - У тебя что-то болит, дитя пещеры?
- Хватит издеваться, бородач! – вопил Упырь, задыхаясь от бега, - Мы вас отпустили, давай нам лекарство! Наждак меня зарежет, если я не принесу ему его.
Клясень покопался в своих вещах, достал какой-то кожаный мешочек и бросил его уже отстающему от повозки разбойнику. Упырь не сразу поймал мешочек, подобрал его с земли, отдышался и развернулся. Спустя некоторое время он скрылся из виду.
- Ловко ты! – похвалил Амитас Клясеня, - Никакого же лекарства от моей чародейской крови нет. Через недельки две все их причуды пройдут, но как же они с ума посходят за этот срок! А, кстати, как ты умудрился все так лихо закрутить? С побегом вышло все изумительно. Это ж надо так все тщательно продумать!
- Я ничего не продумывал, - ответил Клясень, - Их разбойничья свора сама все придумала.
- Как это? – недоверчиво уставился Амитас, - Что ты несешь? А как же монетка? А как же фляга? А как же «я вор»?
- Все очень просто, мой друг. Учитель указал на меня в тот миг, когда я зачем-то смотрел на Упыря и рассуждал, мог ли тот выбрать иную судьбу, кроме как вора и торговца краденым. Невольно эти мысли заставили меня соврать, что я вор, как и он.
- И удачно подвернулась фляга с брагой. Блестяще! – восхитился Амитас, - Ну а монетку же ты как-то ухитрился стащить? Выходит, навыки вора в тебе не дремлют?
- И это тоже дар, который нам преподнесли эти люди. Монетку я держал в кармане, она моя и иногда приносит мне удачу, - он вытащил ту самую медную монетку, которую достал тогда из бороды, - Когда мы заходили, я заметил на столе семь монет, рассыпанных горстью. Размышляя о природе этой пещеры, я пересчитал их раз пять.
- Ничего себе ты хладнокровный! – воскликнул Мирон, с которым их новый кучер поделился табаком и трубкой, - Я весь распереживался там, словно перед смертью предстал, а он о природе размышлял, видите ли!
- Переживания не приносят пользы, а размышления ведут к спасению, - сказал Клясень и продолжил историю про монетку, - В один миг какой-то неуклюжий разбойник случайно задел ногой стол, и одна из монеток слетела и закатилась куда-то в темный угол. Никто, конечно же, этого не заметил.
- И тебе пришла в голову затея соврать про свое маленькое воровство! – не скрывал восхищения Амитас, - Дико хитроумно!
- Не мне в голову пришла эта затея, все сложилось так, как сложилось. Враги сами дарят нам подарки, нам же лишь требуется их принять.
- Судари, хватит трещать, давайте есть, - предложил Мирон, - Наконец-то вкусим людскую еду, а не эти очертевшие сухари.
Его предложение все приняли без возражений. Кроме своих личных вещей, они захватили еще немного разбойничьей утвари и еды. Того, что они взяли, а это хлеб, валяное мясо, сушеные овощи, сыр и даже целая кастрюля с похлебкой, хватало до ближайшей ночевки в таверне.
После сытного перекуса все наслаждались дорогой, которая вышла на привычный путь. Казалось, уже стало быстрее темнеть, и потихоньку солнце садилось, багровея и утопая за горизонтом.
С наступлением вечерней темноты, к повозке подлетела сова, которую тут же узнали сразу видевшие ее Мирон и, разумеется, сам Клясень.
- Долго же ты, наверное, блуждала вокруг, пока ждала меня, Тирина. – ласково провел рукой по перышкам птицы Клясень, - Надеюсь, с тобой ничего не случилось?
В ответ Тирина дружелюбно ухнула и потерлась головой о плечо хозяина.
- Ух ты! А ты действительно свой среди зверей и птиц, - оценил это зрелище Амитас, - Приручил ее как пса или кота.
Когда уже полностью стемнело, все крепко уснули, лишь один кучер-оборванец не смыкал глаз. Свежий воздух, свалившаяся с плеч тягота плена и сытный перекус поспособствовали глубокому сну. Только тяжкое положение Луда и необходимость его скорейшего исцеления давила на них. Но, как уверял Мирон, жизненные протекания бедняги Луда замедлились, и он может находиться в таком сне долгое время.
Наконец-то пленников можно и не называть пленниками. Теперь они снова путники.
А между тем, еще до наступления темноты, спешивший Упырь, ранее получивший исцеляющее снадобье от Клясеня, возвращался к родной пещере. Беготня за повозкой выбила его из сил, а на выносливость он был не из крепких. Когда впереди замаячил вход в пещеру, он увидел какого-то медведя, выглядывающего из двери. Страх охватил его, но разбойник тут же сообразил, что это Наждак в своем новом зверином обличье дожидается его. Впрочем, Наждак со своим зверским нравом, а теперь и с соответствующим видом, мог быть и похуже медведя.
- Шевели своими вонючими ногами, Упырь! – заорал вожак, отчего листья на деревьях задрожали, - Тебя ждет все наше, мать его, войско, а ты волочишься, словно гусеница!
Упырю пришлось прибавить в шаге, и он, еле дыша, доковылял до входа в пещеру.
- Можешь даже не заходить, если ты ничего не принес. Показывай живее!
За Наждаком таились еще два разбойника, спрятавшиеся за дверью. Видимо, все еще боялись наткнуться на какие-нибудь неприятности. Наждак опасался, что сбежавшие пройдохи могли успеть встретить зеленолескую стражу и привести тех к тайному месту разбойников.
- Вот, тут лекарство, - все еще тяжело дыша, передал мешочек своему главарю Упырь, - Не хотели отдавать, сволочи! Но я их догнал и отобрал мешочек, еще и врезал напоследок. По справедливости!
Наждак стал поспешно развязывать мешочек, который должен был исцелить его и всю шайку. Пока он выполнял это недолгое действие, по коже Упыря прошлись мурашки, ведь он не проверял содержимое. И что же сделает с ним Наждак, если он подведет его!
Так или иначе, он поздно спохватился за это упущение. Наждак развязал мешочек и высыпал себе на ладонь содержимое.
- Что это? – с непониманием разглядывал он то, что находилось в его руке, - Ты разве свой мешочек нам дал? Перепутал что ли?
Неказистое лицо Упыря стало мертвенно бледным, язык онемел, а рот не открывался. В животе у него произошел маленький взрыв, а спина мгновенно покрылась холодным потом.
В руке у Наждака был засохший черствый сухарь.