Предвестник бури

Глава 1 С днем рождения, Архарт

Ощущаю, что стою под проливным дождём.

Что-то давит на плечи… Доспехи?

Неподалёку проход, проложенный в скале. Двери из камня высокие настолько, что можно подумать, будто тут живут великаны. Я не могу повернуться и осмотреть место, где оказался. Могу лишь безвольно наблюдать.

Что-то неведомое тянет вперёд, стократно сильнее силы воли.

Ноги волочатся по земле. Рука сжимает меч.

Бешено кручу глазами, рассматривая больше подробностей. Латы покрыты вмятинами, руки по локоть в крови, как и меч. Что происходит⁈

Подхожу ко входу, всё ещё не в силах повернуться.

Тяну свободную руку, чтобы толкнуть створки. Ладонь касается шершавого холодного камня.

Время здесь течёт медленно, будто мёд из разбитого кувшина, дыхание прерывается. Пытаюсь вдохнуть, чувствуя, как на плечи опускается вечность.

Аура такой силы, что я на её фоне даже не песчинка, а одна тысячная от неё.

Двери дрожат. Мощный громоподобный удар сотрясает их изнутри, отдаваясь мне в руку. Кто-то с другой стороны этих ворот хочет выбраться.

Страх сковывает меня.

Удары учащаются.

Я бы рад убежать, но ноги не слушаются.

Снова удары…

Я свалился с кровати, больно отбивая бок. Выругался, морщась от боли. Только вот стук, что слышался мне во сне, не прекратился. Кто-то тарабанил в дверь, причём, судя по ощущениям, уже долго и ногами.

— Да кто там, Даст тебя пожри⁈ — тихо выругался, протирая глаза.

Откинув в сторону старый плащ, служивший одеялом, я вскочил, поторопился к дверям. Спросонья чуть не влетел в косяк, но сумел-таки увернуться, в последний миг огибая препятствие. Стук прекратился, и я успел услышать слова:

— Этим вшивым аристократам только бы до обеда дрыхнуть!

Хотелось возразить, что сейчас только раннее утро, но стоило мне распахнуть дверь и увидеть перед собой главу стражи первого круга города, как всё желание говорить напрочь исчезло. Разговоры с таким человеком до добра не доведут. Как там говорил судья Карлтон? Подсудимый вправе хранить молчание, ведь всё сказанное может быть использовано против него самого.

Глава был не один, за его спиной маячили еще трое стражников в форме, только вот чинами уже попроще. Командир Перкинс окинул взглядом всклоченного со сна меня, презрительно кривя широкое сальное лицо:

— Наконец-то вы соблаговолили явить нам свой благородный лик, многоуважаемый барон Самвель.

Глава стражи даже не пытался скрыть свое отношение ко мне, почти с ненавистью глядя в лицо. Я был выше по титулу, только вот в данный конкретный момент выглядел явно хуже Перкинса. Впрочем, я испытывал к этому жирному борову вполне схожие чувства, так что наше мнение друг о друге было взаимно.

У главы стражи не было титула, но он обладал другим немаловажным богатством — материальным. Дом в зажиточном районе города, престижная учеба для сына и припрятанный сундук с серебром так уж точно имелся. Учитывая, что Перкинсу тот сундук дался потом и кровью, он обладал редкой нетерпимостью к тем, кто свои богатства получал по наследству, не прилагая особого труда к их заработку.

— Так какого… — начал было я, пытаясь выяснить причину появления отряда стражи на пороге моего дома в столь ранний час.

Но командир перебил, разворачивая переданный подчинённым желтоватый свиток.

— Барон Архарт Самвель, уведомляем вас о необходимости уплаты дворянской пошлины в размере пятидесяти кристаллов маны. В случае неуплаты вы будете лишены титула, земель и имущества. Вам будет предписано покинуть свои владения, — Перкинс оторвался от текста и перевёл взгляд на меня. — Но, губернатор так милостив, что разрешит тебе забрать из дома всё, что сможешь унести в своих ручонках. Срок уплаты наступит через три дня.

После таких слов первым желанием было приложить Перкинса головой о перила. Если бы отец был жив, то эта тварь на пузе бы передо мной ползала… Я скрипнул зубами, все остатки сна слетели моментально.

— С чего вдруг? В прошлом году я…

— Ты глухой что ли, барон? Ну так прочитай сам, чай грамоте обучен.

Мне под нос грубо сунули свиток. Но я подобного обращения терпеть не собирался, в моей жизни и так хватало унижения. Прекрасно понимая, что усугубляю наши и без того нелёгкие отношения, я сделал шаг назад и протянул руку:

— Обучен, но с рук читать свои же документы не привык, — выжидательно посмотрел на главу стражи.

Он начал стремительно краснеть, его ноздри хищно раздулись, он слегка помял свиток, но был вынужден буквально бросить мне в руки документ. И я прекрасно понимал, почему: за его спиной стояли люди. Пусть они и из его же подразделения, но при желании я всё ещё мог написать на него и на них всех жалобу, откажи он мне в моём праве ознакомления. И пусть от моего баронства остался только титул, но тут он кое-что мог мне дать.

Я развернул список, скривился, разбирая на свитке всё то же самое, что зачитал глава стражи. И печать гербовую, губернаторскую, подтверждающую подлинность документа тоже увидел. Чтоб им всем провалиться к Даст, как будто мне без этого проблем не хватало!

— Ну что, барон, прочитал? — Перкинс всё-таки не выдержал и выдернул бумагу у меня из рук, скатал и отдал стоявшему позади стражнику. — Всё понял?

Боги, дайте мне сил сдержать и не броситься в драку! Это будет большим позором, но как же хотелось врезать по этой скалящейся морде. Он прекрасно понимал, что мне не достать таких денег. Все это понимали, а потому всё былое уважительное отношение ко мне исчезало буквально на глазах. И от этого мне хотелось биться головой об стену в бессильной злобе.

— Молчишь? Посмотрим, как ты запоёшь через три дня! Я лично приду посмотреть, как тебя вышвырнут из собственного особняка! Может, поймёшь, наконец, каково это: ежедневно трудиться не покладая рук, чтобы получить хоть часть того, что вам так незаслуженно приходит само! Хотя ты о труде-то и не знаешь ничего, не привык работать честно. Ставлю серебряный, что скоро увижу тебя за решёткой! Или дозорные найдут твой труп в ближайшей канаве!

Я криво усмехнулся, опёрся плечом о дверной косяк, сложил руки на груди. В других обстоятельствах за такие слова отец сгноил бы Перкинса в его же собственной тюрьме. А сейчас это животное вовсю изгаляется, танцуя на костях моего рода.

Видимо, удовлетворившись своей тирадой, глава стражи скомандовал подчинённым заканчивать с «этим будущим висельником» и убрался от моего дома. Я сплюнул ему вслед и захлопнул дверь.

Краем глаза приметил скамеечку около стены, и со вздохом опустился на неё. Да вот только хлипкая мебель не выдержала подобного. Ножки подломились, и я пролетел ниже, отбивая копчик об пол.

— Да чтоб этих тварей к Даст закинуло! — взвыл, смотря на погрызенные мышами ножки деревянной скамейки.

Эти серые бесовки от безнадёги начали есть мебель.

Проморгавшись от искр в глазах, поднялся. Похромал обратно к себе, держась за ушибленную поясницу. Остановился на пороге комнаты, окинул её взглядом. Старая скрипучая кровать с голым дырявым матрасом, на полу брошенный плащ. Около окна стоял стул, на котором покоился единственный комплект одежды: поношенные штаны, некогда белая, а сейчас изрядно посеревшая рубашка. Как бы я ни старался, выстирать одежду толком не получалось. Слишком много работал, мало обращая внимание на внешний вид. Тяга к аристократичному внешнему виду умерла вслед же за родителями.

Сверху лежала рабочая марлевая повязка для лица. Рядом с кроватью стояла пустая деревянная кружка и огарок свечи — на магические светильники денег не было. Наскрёб только на плитку, с помощью которой готовил себе нехитрую пищу из овощей, выращенных на грядке за домом, где когда-то цвели мамины антрацинии.

Эти чёрные цветы, бывшие некогда розами, но затем скрещенные с едким пустоцветом, я ненавидел всем сердцем.

Ощущая какую-то внутреннюю опустошённость, обернулся, осматривая зал, бывший когда-то гостиной. Пустота, ободранные голые стены, паутина на потолке и шуршание мышей в углах. Ещё отсюда можно было увидеть кусок лифта, уходившего на третий этаж. Только вот пользоваться им я уже не рискну: денег на поддержание в рабочем состоянии не было уже очень давно. Да и нечего мне делать на третьем этаже. Всё, что там было ценного, уже давно распродано. А теперь я потеряю и последнее, что имею.

— Да пошло оно всё к Даст, — накрывшее меня безразличие как будто полностью перекрыло доступ к другим чувствам.

Я вернулся в комнату, опустился на кровать. Что-то внутри всё-таки пыталось проклюнуться, кричало о том, что надо вставать, что-то делать, искать деньги на кристаллы. Но я уже знал простой и понятный ответ: мне нечем платить.

В этот раз действительно нечем.

Завалился на матрас, закрыл глаза, кладя правую руку изгибом локтя на лоб. А ведь когда-то всё было по-другому. Давно, как будто в другой жизни. Были живы родители, дом был наполнен светом и радостью. И ничего не предвещало ужасной трагедии. Я сжал зубы, невольно вспоминая, как губернатор лично пришёл ко мне в комнату, присел рядом с кроватью на стул и сказал, что ему очень жаль. Сообщил, что родители, только пару дней назад уплывшие на большом красивом судне на свадьбу папиного друга, погибли в кораблекрушении. Утешал меня, тварь! Сейчас ему ничего не помешало подписать сурхов указ!

Злость, накрывшая меня с головой, проломила кокон безразличия. Отец воспитывал меня, как наследника! Как будущего барона! Я понятия не имел, что может мне помочь в сложившейся ситуации, но должен был найти выход. Должен! У меня просто не было другого выбора, я не мог так подвести память отца. Я уже не тот мальчишка, которого отец оставил одного, решив, что тот месяц, который они потратят на путешествие, станет моим экзаменом и первым реальным делом в качестве наследника рода.

Но планируемый экзамен вдруг стал реальностью, больно ударившей в лицо.

Вынырнув из воспоминаний и тяжёлых мыслей, открыл глаза, глянул на часы. Перкинс напрасно считал меня бездельником: у меня была работа. Не такая, чтобы говорить о ней с гордостью, но всё-таки. Когда у меня совсем закончились деньги, необходимо было куда-то устроиться срочно и, желательно, без лишней огласки. Таким местом стал госпиталь, куда как раз нанимали санитаров. Для такой работы не требовалось документов или образования, зато обязательным рабочим атрибутом была маска, что было мне на руку. Не хватало ещё, чтобы любой проходимец мог похвастаться, что за ним сам барон Самвель утку выносил!

Повязав маску, накинув капюшон и закрывшись плащом, я мог довольно безболезненно и незаметно передвигаться по городу, не привлекая к себе лишнего внимания. А в самом госпитале голову мне закрывал специальный колпак, так что я мог спокойно работать, оставаясь неузнанным.

Поднявшись, оделся, кое-как расчесал пятернёй отросшие чуть вьющиеся волосы. Опустился на колени перед кроватью, нырнул под неё и аккуратно вытащил единственное своё сокровище: небольшую шахматную доску. Кроме крохотной суммы денег дядя оставил мне шкатулку. Я сначала подумал, что это просто подарок на память, но потом подслушал его разговор, что он просто не смог её открыть, и решил бросить здесь. Он почему-то тогда очень торопился уехать.

Но в первое время на меня столько навалилось, что я совсем забыл про наследство, и вспомнил о ней, только когда моё положение стало совсем плачевным. Не знаю, как так получилось, но я открыл её с первой же попытки. Я надеялся найти там деньги, драгоценности или карту какого-нибудь клада. Ведь не просто так дядя не смог её открыть сам. Однако меня ждало разочарование: внутри лежали довольно простые деревянные шахматы, а сама шкатулка раскладывалась в поле для игры. От досады думал даже сжечь фигурки, используя их в качестве топлива для обогрева. Но оказалось, что они не горят. И мыши их не трогают, в отличие от всего остального деревянного в доме.

Тогда я начал играть. Единственное развлечение, хоть что-то из прежней беззаботной жизни. В первый же день так засиделся за доской, что уснул. А наутро обнаружил, что одна из фигур поменяла своё расположение. Сначала я подумал, что просто неправильно запомнил расстановку шахмат. Поправил постановку, сделав ход против самого себя вчерашнего и горько усмехнувшись, занялся делами.

Но на следующее утро вновь оставленные на ночь фигуры переместились.

Так и начались мои игры с таинственным соперником из шкатулки. Каждое утро перед уходом на работу я делал ход и прятал доску под кровать. Ночью играл кто-то другой, шахматы меняли положение. И наступал мой черёд ходить.

Я окинул доску взглядом, прикусил губу, раздумывая. Одновременно потянулся за вчерашней варёной картофелиной. Разогревать её на магической плитке было слишком дорогим удовольствием, так что умял холодной и без соли, продолжая продумывать ход. Эта партия была очень длинной. Пока что наш счёт был в пользу шкатулки, я редко у неё выигрывал. Но сейчас держался особенно долго. Переместив слона, я осторожно задвинул доску под кровать и поднялся с колен. Подхватил с пола плащ, закутался, выскальзывая из дома.

Направился к калитке, но тут раздалось шуршание у разваливающегося забора, что отделял лужайку перед домом от внутреннего двора. Я скривился, видя, как из темноты вылазит гора тряпья. Бездомный калека повадился ночевать под этим забором. Сколько раз я его отсюда ни гнал, он всё равно находил путь обратно.

— Что, скоро эта территория станет городской, и не сможешь больше гонять старика Тула, — прохрипел он, тряся корявой рукой в мою сторону.

— Пошёл ты в пасть Даст, я всё ещё тут живу, — развернул ладонь и поджал средний палец, посылая калеку в пеший эротический тур в его же задницу, и продолжил путь, дёргая калитку. Хриплые ругательства полетели мне в спину.

Город только начинал просыпаться, редкие прохожие не обращали на меня особого внимания, спеша по своим делам.

Госпиталь находился в другом районе города, так что идти мне пришлось долго. Но сейчас это было только на руку: следовало проветрить голову. Ибо не каждый день объявляют, что жить тебе осталось три дня. Своё дальнейшее существование вне дома я пока что слабо представлял.

Приблизился к большому белому каменному зданию в два этажа. Около главного входа уже начинали скапливаться утренние пациенты.

— Э, куда без очереди! — раздался грубый сиплый голос из-за спины.

Тяжёлая рука неожиданно дёрнула меня за плечо, останавливая. Я резко развернулся, замечая перед собой огромного рыжего мужика с короткой бородой и явными следами побоев на лице.

— Хваталку убери, а то вдруг оторвут, да потом пришьют не к тому месту, — рыкнул я.

Но мужик уже и сам торопился отцепиться от меня, заметив мою маску. Он опустил руку, рефлекторно вытер её о свою одежду.

— А, ты из этих, местных. Звиняй, не приметил.

Криво усмехнувшись и коротко кивнув, я продолжил свой путь.

Санитары обитали в маленьком закутке справа от входа. Там мы могли оставить верхнюю одежду, разобрать продезинфицированные фартуки и косынки. Эта амуниция в сочетании с маской делала нас практически неразличимыми между собой. В основном санитарами работали девушки, реже парни.

Переодевшись и расписавшись в книге учёта рабочего времени, я отправился на обход своего сектора. За мной были закреплены десять коек на втором этаже в дальнем крыле. Сейчас четыре из них пустовали: вчера как раз выписали группу деревенских бойцов, решивших подзаработать в пустошах.

Остальные же были заняты довольно интересными личностями. Это был единственный момент, за который я, можно сказать, любил свою работу: в наш приграничный город частенько приезжали искатели — люди, связавшие свою жизнь с разведкой городов древних. Древние были давно вымершей расой. Что привело их к гибели — этого до сих пор достоверно не знал никто. Было множество гипотез, и в детстве я часто просил отца рассказывать мне их на ночь. Тогда они звучали для меня как сказки. Но теперь эти сказки оживали в рассказах суровых мужчин и женщин, которые занимали койки в госпитале. Добывать артефакты древних было тяжело и очень опасно, но одна такая находка могла обеспечить несколько лет безбедной жизни, и это многих привлекало, несмотря на довольно высокую смертность среди искателей.

Так что я таскал утки, выносил помои, менял окровавленные бинты, стирал их, дезинфицировал, и всё это под рассказы о городах древних. Работа не самая приятная, но платили сносно из-за опасности работы. Многие путешественники из мёртвых земель приносили с собой проклятия и болезни, поэтому персонал частенько заражался.

Иногда их таинственные сокровища снились мне ночами, и где-то в глубине души я мечтал о том, чтобы один из этих отмеченных шрамами мужчин приметил меня и предложил пойти с ними в поход за сокровищами. Я обязательно нашёл бы там гробницу старого мага, сокровищ из которой хватало бы на покрытие всех долгов и на дорогу в столицу, где я встретил бы Катрин.

Но всё это так и оставалось мечтами. Однако, если учитывать моё нынешнее положение, может, и стоило самому напроситься к кому-нибудь из них…

Сегодня было новое поступление больных, мои свободные койки тут же заняли. С новенькими было много возни, ибо крови из них лилось изрядно. Говорили, что они попали в какую-то ловушку древних, выжило лишь шестеро из двадцати. Вообще нетипично для искателей собираться в такие большие группы, но на этот раз, видимо, было что-то серьёзное. Я рассчитывал узнать подробности завтра, когда они придут в себя после операций.

В перерыве я предпочитал сидеть в тёмном закутке своего отделения, а не делить общую столовую с остальными. Спускался только для того, чтобы получить нехитрый санитарский паёк. Сидел и жевал подсохший хлеб, вновь погрузившись в нерадостные перспективы настолько глубоко, что не заметил подошедшего паренька — Линд был одним из немногих, с кем я тут общался. Субтильный, невысокий, в покосившихся очках — он казался слишком хилым для этой работы, но время показало, что первое впечатление обманчиво.

Не спрашивая разрешения, он присел рядом.

— Ты чего, как в воду опущенный? — поинтересовался он, приступая к своей порции обеда.

— Да с утра хорошими новостями по голове дали, — усмехнулся я, вытягивая натруженные за день ноги. — Я умудрился задолжать кучу денег свинье, что сидит в губернаторском кресле. И теперь они вышвырнут меня ну улицу, — вздохнул, ощущая тяжесть в груди.

Линд не знал, кем я являюсь на самом деле, но частично был в курсе истории моей семьи.

— Может, твои родители тебе всё-таки что-то оставили, но ты это ещё не нашёл?

Я лишь горько скривился в ответ, невольно вспоминая свои первые дни после известия об их смерти. Те несколько дней, пока наш поверенный разбирался с доставкой тел и организацией похорон, я провёл как в тумане, мало что запоминая из происходящего. Мне было всего пятнадцать. В таком возрасте я в одно мгновение стал покровителем достаточно большой территории, нескольких предприятий, владельцем поместья и главой своей резко сократившейся до двух человек семьи. Кажется, большую часть времени я просто сидел в своей комнате и таращился в окно, пока старшая сестра пыталась меня успокоить. Ей не положено было возглавлять род, хоть она и подходила для такой роли лучше меня, как показывает практика. Она не плакала и не впадала в истерику, заботилась обо мне… Милая Катрин…

— Знаешь, — выговорил я слегка охрипшим голосом. — После их смерти мне казалось, что моя жизнь кончена. Как же я ошибался, — гортанный смех вырвался из моей глотки. — Через несколько дней после похорон стало гораздо хуже. Говоришь, они мне что-то оставили? Ты прав, — я похлопал Линда по худому плечу. — Они оставили мне долги. Много долгов.

Я как сейчас помнил внезапный визит моего дяди, брата отца. Он помахал перед носом долговой распиской. Оказалось, что папа взял взаймы у брата очень большую сумму под залог земель и дома. Когда я, возмущённый заявлением дяди, спросил, зачем же моему отцу, барону Креону Самвелю могла понадобиться такая гора денег, тот с готовностью ответил, что барон строил новый дом. Каменный особняк взамен уже довольно старого поместья. И строительство почти закончилось, однако деньги брату папа так и не вернул.

— Но ты же расплатился тогда, — тихо проговорил Линд.

— Да, расплатился… — выдохнул я.

Надо отдать должное, дядя не выгнал меня взашей, не повесил долговое обязательство на мои молодые плечи. Но и проявлением благородства его действия не назовёшь: он опустошил счёт, который отец готовил для того, чтобы оплатить обучение Катрин в столичной магической академии. В итоге дядя оставил мне этот дом и немного денег на существование. Конечно, после такого многие подчиненные и служащие моих родителей разбежались, ища место получше. Я не виню их в этом, все хотят для себя хорошей жизни.

— Расплатился, — повторил я. — И остался совсем один.

— Но ты говорил, что у тебя есть сестра, — качнул светлой головой Линд.

— Есть, — в кои-то веки я искренне улыбнулся.

Тогда, два года назад, переезд Катрин стал для меня ударом. Дядя подыскал для неё выгодную партию где-то в столице и настаивал на немедленной женитьбе, но тут уж я категорически воспротивился и настоял на том, чтобы она сначала прошла полное обучение в академии. Естественно, я ничего не сказал Катрин о том, что отцовские деньги канули в пасть Даст, просто продал большую часть домашнего имущества и наскрёб денег на первое полугодие обучения. Сестра не хотела меня оставлять, но после коротких уговоров уехала и лишь писала письма, справляясь обо мне. Редко с письмами доставляли и пару монет, такие дни становились праздником внезапной сытости и похоронами самолюбия.

— Ты сестре уже говорил? — осторожно спросил он, смотря на меня большими глазами.

Я покачал головой.

— Нет. И не скажу, — сощурился. Нет уж, как бы мне ни было плохо, Катрин об этом не узнает.

Я ничего ей не сказал, даже когда разогнал всех слуг, нашёл старьёвщика, что скупил всё, что было ценного в доме. Я продал всё: мебель, шторы, ковры, посуду и прочую утварь. Перестал ухаживать за домом, переехал жить в маленькую комнату прислуги на первом этаже: её было проще всего отапливать в холодные зимние ночи. Буквально ободрал собственный дом, чтобы его у меня не забрали. В прошлые приходы сборщиков пошлин я откупился, оплатил ещё год обучения сестры, при этом оставшись ни с чем. С потерей родителей и переходом всего капитала к дяде, меня как будто вычеркнули из жизни дворянских родов. Никаких приглашений, никаких обедов. Со мной перестали даже банально здороваться. Я хотел вернуться в школу, но и там лишь развели руками: моё обучение больше некому было оплатить, а без денег со мной никто не собирался возиться.

И вот пришёл новый срок, который я упустил, пытаясь заработать на жизнь. Мне исполнилось семнадцать, я рассчитывал, что до следующей пошлины ещё есть время, перепутал месяцы. Не то чтобы были перспективы внезапно разбогатеть, однако я не думал, что окажусь на улице так скоро.

— И что ты будешь делать?

— Пока не знаю, — я решительно отставил пустую миску. — Но что-то делать придётся. Так просто я не сдамся.

Линд кивнул, забрал мою чашку и отнёс всё в столовую. Нам оставалось продежурить ещё четыре часа.

В итоге домой еле дополз, кое-как переставляя ноги. Ужин состоял из той же холодной картошки и сорванного дикого лука. После еды буквально рухнул на кровать. Однако несмотря на крайне уставшее состояние, сон не шёл. В темноте стали одолевать мысли о будущем. Что меня ждёт дальше?

Надо что-то делать. Из кожи вон вылезти, но я должен сохранить титул и дом! Вот только как? Ведь денег я точно не найду. Зарплаты санитара хватало лишь на существование, не более. А, значит, очень скоро останусь на улице в одном плаще и со шкатулкой в обнимку. Может, проданного дома и хватит на пошлину, чтобы сохранить титул, но он не греет, в нём нельзя жить… И путей улучшения дальнейшей жизни не наблюдалось. Попытаться напроситься к дяде хоть в конюхи? Прибиться к искателям? Умолять доктора Дойшура пожертвовать скамейку в раздевалке для ночевки? Меня аж перекосило. Всё одинаково криво, но что-то из этого придётся задействовать уже в скором времени.

Так и не определившись, какой путь лучше, всё-таки сумел заснуть.

На следующее утро я смог проснуться сам, без чужой помощи. Неловко умылся, кое-как причесался. Уже облачившись и позавтракав остатками ужина, вытащил доску, с интересом гадая, какой же ход сделал мой противник. И замер, неверяще таращась на доску. Все фигуры были переставлены, от вчерашней партии не осталось и следа. Но ошарашило меня отнюдь не это: шахматные пешки, слоны и кони отчётливо рисовали на доске слово «храм». Потёр глаза пальцами, поморгал, похлопал себя по щекам. Но слово никуда не исчезло. Я бы, может, посидел погадал, что бы это значило, только вот опаздывать на работу было нельзя. Поэтому не стал шевелить фигурки, так и оставил их, задвинув под кровать. А сам поторопился в госпиталь.

Пока работал, выяснил, что из прибывшей вчера группы искателей ночью скончались двое. Но это на первом этаже, а у меня на койках выжили все. Только вот разговоров они не вели, таращились в потолок или читали книги из старой больничной библиотеки. На все попытки расспросов сразу свирепели, один из искателей даже в глаз зарядил особо любопытному санитару. Благо, это был не я.

Да и сегодня мои мысли занимали не искатели, а таинственный шахматный противник. Нет, вообще в целом в храм сходить стоило. Всё-таки я теперь совершеннолетний, и если бы были живы родители, то меня бы ещё в день рождения вся семья потащила туда узнавать, не взял ли меня под покровительство какой-нибудь бог. Нет, ну а вдруг? Может, мне суждено обрести магические способности? Но я и в детстве, и сейчас сомневался, что нужен хоть кому-то из них. Потому как все с пелёнок знали: четыре старших бога благоволят только четырём высшим родам. И там, в высоких кругах, идёт драка за ману и власть, которую она даёт. Остальным же достаются крохи с господского стола. Редко кто из младших богов брал кого-то под своё покровительство, таким счастливчикам все завидовали.

Но я никогда не причислял себя к удачливым людям. А последнее время скорее даже наоборот — был примером крайне неудачливого человека. И всё-таки желание зайти в храм точило изнутри, и стало к концу рабочего дня просто невыносимым. А вдруг? Вдруг это — то самое чудо, которого мне так хотелось? Ну не приснилось же мне это слово на шахматной доске! Что-нибудь это да значит…

Так что после рабочего дня я потащился к храму, преодолевая усталость. Храм четырёх богов был самым величественным зданием в городе. Высокие каменные стены, резные колонны, и четыре символа по углам. Внутри храм был строго поделён на четыре сектора, у каждого бога был свой цвет, свои привычные способы поклонения. Кому-то несли дары, а кому-то приносили жертвы. По центру храма стоял небольшой постамент, составленный из четырёх частей, но объединяющий их всех в один монолит. Сверху на нём крепилась небольшая каменная чаша.

Недалеко от входа стоял служитель в длинном сером одеянии. Завидев меня, он вздохнул и скучающе протянул:

— Выбрать бога покровителя?

— С чего вы… — я несколько опешил.

— Ну не жениться же ты пришёл, — он демонстративно осмотрел пространство рядом со мной. — Значит, определяться с покровителем. Входная плата с собой?

Пришлось, скрипнув зубами, отдать последние деньги за какой-то обряд. До выплаты в госпитале ещё несколько дней, а жить на что-то надо… С другой стороны, сюда меня привела надежда на чудо. А за чудеса тоже надо платить. Да и там ещё несколько картофелин есть в земле, недавно же проверял. Продержусь как-нибудь!

Быстро, чтобы не передумать, высыпал в подставленную ладонь служителя последние монетки. Тот удовлетворённо кивнул, подвёл меня к чаше в центре зала. Вынул из кармана иглу, провёл её над пламенем горящей рядом свечи, что-то прошептал. После чего взял меня за руку и воткнул иглу в центр ладони. Я вздрогнул от неожиданности, но отдёргивать руку не стал, с некоторым интересом смотря, как образуется круглая капелька темно-красной крови. Подождав немного, служитель резко перевернул мою ладонь, прижал к белому камню, лежавшему в чаше, и отпустил. Моё сердце забилось быстрее, я верил, что сейчас произойдёт что-то знаменательное! Но камень под моей рукой оставался холодным, ничего не менялось.

— И чего замер-то? — насмешливо проговорил служитель. — Нет знаменья, вот и весь сказ.

— И что теперь? — с просыпающимся раздражением спросил я.

— Да ничего. Боги решили наблюдать, — равнодушно пожал плечами служитель. — А ты думал тебя кто-то из них сидит и ждёт, пока соизволишь прийти?

— Ну да, боги же у нас настолько занятые, что им остаётся лишь наблюдать, — я скривился, махнул рукой, слизнул выступившую кровь. — Уж лучше пусть меня Даст берёт под своё покровительство, чем кто-то из этих!

Служитель замахнулся, готовый ударить за такое святотатство, но я увернулся и выскочил из храма раньше, чем он начал орать на меня, испуская весь тот с шипением втянутый в себя воздух.

— Ну что, посмотрел на чудо? — иронично уточнил сам у себя.

Поглубже сунул руки в карманы и побрёл, куда глаза глядят, и только через некоторое время понял, что оказался не в своём привычном районе города. Я здесь бывал, но очень давно. Когда ещё моя жизнь не было столь сложна.

Ветер принёс великолепный запах выпечки, идущий от ближайшей двери. В животе заурчало, я сглотнул голодную слюну: уже и не помнил, когда последний раз ел свежий хлеб. Казалось, если закрыть глаза, то можно представить, что я снова стал ребёнком, и мы с мамой решили прогуляться. И нас тоже приманил этот чудный запах. Мама бы купила мне что-нибудь сладкое. А потом, махнув рукой на фигуру, и себе тоже. И мы бы вместе радовались и договаривались, что в следующий раз придём сюда вместе с папой…

Волшебный момент был напрочь испорчен появлением на улице трёх знакомых рож. По-другому и не скажешь, особенно глядя на сыночка Перкинса — Урат, здоровый бугай, поперёк себя шире. Он был лишь на несколько месяцев меня старше, но в габаритах превышал вдвое. Сказывались домашние харчи, которые ему мог обеспечить высокопоставленный отец. За спиной Урата маячили двое прихвостней. Я даже имена их не запоминал, для меня они были безликим приложением к старшему дружку.

— Архи, какая встреча! — Урат закинул в рот кусок булочки, хлопнул руками, стряхивая с них крошки. Полные губы растянулись в издевательской улыбке.

Может, в другой ситуации я бы и не стал с ними связываться. Молча бы ушёл или просто перекинулся парой реплик, не обращая внимания на смысл слов, что вылетали из их пастей: престижную учебу папаша мог купить, но вот мозги ходовым товаром не были. Поэтому Урат довольно бездарно повторял слова за папашей, то есть ничего нового я от него услышать не мог. Но при этом сыночек Перкинса имел кучу прав и минимум обязанностей, так что моя баронская жалоба его не особо-то пугала.

Но сейчас я был на взводе, выселение, потеря титула, сегодняшняя насмешка богов в храме — это всё слилось в один комок внутри, требуя хоть как-то выпустить пар. Так почему бы не за счёт этого поросёнка?

— Ребят, слышьте, папка сказал, что его через пару дней выгонят из дома! И пойдёт наш барон Архи ночевать под заборами, — в тёмных глазах Урата сверкнула злоба, смешанная с завистью.

Я мог понять, за что меня не любит его отец, но самому-то Урату чего не хватало-то? Отец всем его обеспечил! В отличие от меня, финансовых проблем у парня никогда не было. Вот же ирония.

Злость взыграла во мне, я гордо вскинул голову. Да лучше сдохну, чем пойду побираться! Однако Урату такое моё поведение не понравилось. Его заплывшие глазки сузились, крылья носа раздулись.

— Ты смотри, даже не боится! И ведь даже не прячется! — и вдруг его глаза округлились, а толстые губы вдруг сложились в широкую улыбку. — А! Думал, я не догадаюсь? — с этими словами Перкинс младший шагнул ко мне.

Я же слегка опешил, не совсем понимая, о чем он говорит. Что за идея вдруг родилась в его больной голове?

— Думал, я не пойму, что ты где-то запрятал деньжат на пошлину, так⁈ Отец ещё утром говорил, что ты не слишком-то испугался указа губернатора! Наглел, лыбился, пока отец зачитывал бумагу! Говори, где деньги, сморчок!

От такой внезапной гениальности Урата я оторопел. Честно попытался понять, как эти мысли вообще могли родиться в его мозгах, за что и поплатился, не успев увернуться от мелькнувшей руки бугая. Урат схватил меня за плащ, приподнял над землей. Мне захотелось врезать ему со всей дури. И плевать на разницу в габаритах и общем силовом потенциале! Повалить не землю и запинать ногами. Только вот не было у меня такой возможности. Трезвая часть сознание напомнила, что их трое, а я один. И в конечном итоге я отъеду в госпиталь, а потом на улицу, потому что с проломленной головой точно не смогу ничего придумать для поправки своих пошатнувшихся дел. Однако злость помогла придумать другой план. Всё-таки мы не в своём районе, и не каждый стражник будет знать в лицо сына главы стражи первого круга!

— Я всё отдам, Урат, только отпусти! — мне потребовалось много артистических способностей, чтобы изобразить ужас и готовность платить. Спрятать ухмылку, так и кривящую губы, было очень тяжело. Будь Урат хоть немного умнее, он бы смог различить огонь гнева в моих глазах. Но тут мне в кои-то веки везло.

Паркинса младшего возглас вполне убедил, меня поставили на землю. На мои глаза сразу же попалось местное отделение банка.

— Сейчас, я выпишу тебе чек!

Меня ощутимо подтолкнули в сторону отделения.

— Бегом давай! Я не люблю долго ждать!

Меня не требовалось просить дважды, припустив к банку, я буквально ворвался в отделение. В вечернее время оно пустовало, так что я сразу же оказался у стойки.

— Можно бланк чека, пожалуйста, — вежливо попросил я у работника, слегка напугав его своей шальной улыбкой.

Тот окинул меня подозрительным взглядом, но документ всё-таки выдал. Я быстро написал своё полное имя вместе с титулом, пока ещё имею на него право, так же указал, что нанимаю слугу, а в графе суммы указал: один медяк. И ведь не врал, помнил, что одна такая монетка вчера укатилась под кровать, и я не стал её поднимать. Так что я никого не обманывал.

Перевернул чек и печатными буквами подписал: «не умеющий работать бандит».

Теперь для претворения плана в жизнь, надо было выманить работника на улицу. Я решил довериться ему и с болью снял с указательного пальца небольшой серебряный перстень — знак барона. Никто в трезвом уме не станет похищать такое украшение. А раз есть вероятность, что мне носить его осталось недолго, то пусть хоть так послужит.

Оставил перстень на стойке и выбежал наружу.

Урат от нетерпения ждал меня почти у самого входа в отделение.

— Ну, где мой чек⁈

Я махнул бумагой, изобразил задумчивость на лице:

— Знаешь, я передумал его тебе отдавать, — проговорил и улыбнулся, теперь уже не сдерживаясь.

Здоровяк нахмурился, схватил меня за грудки. Оказавшись так близко, я незаметно сунул чек ему в карман, а сам коротко без замаха ударил Урвата головой в лицо. Из глаз посыпались искры, черепушка у бугая была очень твёрдой, но я успел заметить краем глаза, как из банка выскочил работник, крутя головой. Так что большой кулак Перкинса младшего встречал уже с коварной улыбкой. Выкуси, ублюдок! Чтоб тебя Даст поцеловала!

И даже яркая боль в скуле не помешала мне улыбаться, пока прибежавшие на крик рабочего стражники скручивали Урата и его прихвостней. Убедившись, что их увели, я поблагодарил работника банка, забрал перстень и побрёл домой.

И даже несмотря на то, что щека распухла и разболелась, я не жалел о содеянном. Пусть завтра на работе первым делом придётся самому идти к доктору и просить помощи, ибо никаких лекарств у меня отродясь не водилось — это меня не напрягало.

Какое-то время я возился со своим повреждённым лицом. Пока промывал и пытался холодом снять отёк, пока застирывал одежду, наступила ночь. Вспомнив про шахматы, достал доску. С досадой расставил все фигуры для новой партии.

— Знаешь, шутка получилась так себе, — проговорил вслух.

Окинул доску взглядом, сделал первый ход и задвинул её под кровать.

— Давай лучше по-старому, просто поиграем.

И с этой мыслью отключился раньше, чем прикоснулся к матрасу.

А вот очередное пробуждение отдавало болезненным дежавю, так как разбудил меня снова дикий стук в дверь. Казалось, что её выламывают. Учитывая, что ночь была в самом разгаре, я не имел ни малейшего понятия, кто ко мне заявился. Впопыхах в полутьме добежал до двери, открыл, и тут же отскочил, потому как в дом ворвался Перкинс с какой-то бумажкой в руке.

— Ах ты Дастово семя! — глава стражи оказался проворнее и всё равно до меня дотянулся.

Впился стальными пальцами в плечи, заставляя меня с хриплыми ругательствами вырываться из его хватки.

— Чтоб я тебя возле моего сына больше никогда не видел! Я тебя завтра с дерьмом смешаю, ты своим перстнем бароновским подавишься!

— Руки от меня убрал, ублюдок! — я всё-таки сумел вывернуться из его тисков.

— Мелкий бандит! По тебе плачет висилица! Ещё раз, ещё один раз я увижу тебя рядом с сыном…

— Скажите мне спасибо, — прошипел я, разъярившись. — Только так он хоть раз в жизни побудет в обществе истинного аристократа!

Неожиданно мощный удар в лицо ослепил, я мгновенно потерял зрение, и только почувствовал, что ноги перестали касаться пола, и меня куда-то несёт. В темноте перед глазами всё заискрило. Чувство приземления так и не появилось, всё тело разом внезапно охватила дикая боль. Я бы закричал, но не мог даже воздуха вдохнуть. Тело задёргалось, пытаясь уйти от разрывающей агонии, но она не прекращалась, боль только нарастала. Я как будто горел заживо! Человеческий организм просто не был способен вынести столько боли. Порог был пройден, сознание погасло.

Перкинс с помощником рефлекторно шагнули назад, когда повалившийся на пол полуголый парень вдруг задёргался, а потом и вспыхнул ослепительно ярким пламенем.

— Это чего такое? — дрогнувшим голосом спросил помощник, отшатываясь и прикрывая глаза ладонью.

— Без понятия, первый раз вижу, — Перкинс сощурился. — Может, обкурился чем. Да и кто знает, чем он тут занимается.

Пламя погасло так же резко, как и появилось. Глава стражи обошёл бессознательного парня по периметру. Приблизился: никакой реакции не последовало. Хмыкнув, он сделал шаг к голове.

— Ты Урату подарок оставил, так и я тебя так же награжу, — оскалился, замахиваясь для удара ногой в лицо.

Но не успел нанести удара, как позади раздался мягкий чарующий голос:

— Я бы на вашем месте не трогала того, кто только что вспыхнул на ваших глазах, но при этом не сгорел сам. У этого мальчика теперь есть могущественный покровитель, я бы не рекомендовала вам его злить.

Перкинс резко обернулся, видя перед собой красивую смуглую девушку лет двадцати-двадцати пяти. Длинные чёрные волосы, заплетённые во множество мелких косичек, большие глаза янтарного цвета, тонкие черты лица. Девушка была одета в светлую полупрозрачную рубашку и свободную юбку. Всё это венчал чуть припорошенный пылью плащ. На ногах красовались мягкие чёрные туфельки.

Её поза и ироничный вид говорили о властности и намекали на аристократические корни.

Явившаяся девушка настолько инородно смотрелась в этом разваливающемся доме, что Перкинс слегка растерялся.

— Что понадобилось госпоже в таком месте? Если бы мы знали, что вы здесь, то не оскорбили бы ваши глаза наказанием этого дурнокровного щенка!

Незнакомка смерила мужчин холодным взглядом, приблизилась к лежащему на полу парню:

— Мне понадобился именно этот щенок. А теперь попрошу вас обоих отсюда немедленно убраться, иначе завтра не позднее обеда в администрации будет лежать жалоба на неправомерное проникновение в жилище барона и нанесение ему телесных повреждений!

Перкинс покраснел, сжал кулаки, но всё-таки сдержался от резких высказываний и спросил:

— Кто вы?

— Я приглашена на работу горничной.

— И направление у вас имеется? — глава стражи сощурился, тема перешла в область его познаний и власти. Помощник коснулся его плеча, предлагая уходить поскорее, но мужчина сбросил его руку.

— У меня имеется даже чек на оплату, — девушка вдруг улыбнулась, демонстрируя белоснежные зубы.

— И где же он? — Паркинс демонстративно оглядел воздушную одежду незнакомки. Карманов она не предполагала.

— В вашем правом нагрудном кармане, — девушка вытянула руку и указала изящным пальчиком в озвученное место.

Мужчина тут же зашарил по одежде, нашел сунутый в спешке чек на один медяк.

— Но это улика по другому делу! — возмутился Перкинс.

— Да неужели? — в больших глазах девушки отразилась насмешка.

Мужчина порывисто развернул чек, желая продемонстрировать надпись про бандита, только вот обратная сторона документа была пуста. Девушка склонила голову набок:

— Ещё вопросы будут?

— Да как этот недотепа мог нанять вас за один медяк⁈

— Меня нанял не он, — янтарные глаза вспыхнули, и вместо зрачков в них отразился замысловатый символ.

Перкинс громко сглотнул, а его помощник сразу уже устремился к выходу. Пусть в этом пограничном городишке никогда не водилось представителей высших династий или особенно одарённых богами людей, но даже здесь знали, как выглядит аватар бога. А потому Перкинс молча поклонился, и поторопился за помощником.

Девушка же медленно обвела взглядом зал, прошла в единственную жилую комнату, осмотрелась.

— Да-а, господин. Подкинули вы мне задачку. Но я отдам долг, всё будет сделано.