Последний герой СССР

Глава 7

Вышли из здания и Петр уверенно направился к гаражу. Гараж находился под строящимися лабораториями, прямо под зданием. Неприметное место, наличие которого снаружи и не заподозришь.

Как только открылась дверь, я обалдел. Прямо перед глазами выстроились полевые УАЗы, тут же три потрепанных, но вполне боевых «Ниссан-Патрола», а дальше, за ними — две БМД, боевые машины десанта, несколько БТРов. Техника выглядела так, будто ее только что отгрузили с военного склада.

Гаражем заведовал мужчина лет сорока с выправкой отставного офицера. Он молча взял бумагу, которую протянул Петр. Взглянул. Кивнул. Все без лишних вопросов и вообще без единого слова не по делу. Я успел заметить размашистый росчерк Сан Саныча в углу документа.

— Эта вот, — начальник гаража ткнул пальцем в сторону «Волги» 2410, серой, невзрачной и вообще идеальной для того, чтобы не привлекать внимания. В салоне заметил телефон системы «Алтай», кнопочный и удивленно поднял брови. Кто же такой этот Петр на самом деле, что ему надо всегда быть на связи? Но вопросов задавать не стал, все выяснится со временем.

Пока осматривал машину, Петр пояснял:

— Здесь в основном крайкомовские водители и механики. А начальник — Василий Иванович — он раньше командовал автотранспортной службой Сибирского военного округа.

Сели в салон. Я с удовольствием погладил кожаную обмотку руля, вставил ключ, повернул в замке зажигания. Двигатель «Волги» ожил с первого же полуоборота и ровно заурчал. Я невольно усмехнулся, машину явно готовили для своих.

Выехал из гаража, охранник сначала внимательно посмотрел на карточку «вездеход», прилепленную к лобовому стеклу, и только потом открыл ворота.

Миновали Змеиногорский тракт, так же быстро проехали проспект Строителей и выскочили на Павлик. Павловский тракт еще не застроен. Частный сектор, склады. Сулима — последний район с многоэтажной застройкой. По Георгиева проехали до парка, дальше дворами к моему дому.

Дверь открылась еще до того, как я достал ключ. На пороге мама — в халате и тапочках, с тряпкой в руках. Домывает полы.

— Подождите, сейчас порог вытру и тряпку постелю, протрете обувь.

Наконец, вошли. Дома витали ароматы чего-то острого и очень знакомого. Мать вымыла руки, вышла из ванной, вытирая их полотенцем.

— Как прошел день? — поинтересовалась она. — Что с работой?

— Устроился, — кивнул я. — Квартиру дали.

— Какую квартиру? — голос матери дрогнул.

Из кухни вышел отец в стиранной-перестиранной спецовке с надписью во всю спину: «Алтайхолод».

— Сын, я двадцать лет на заводе пашу и, поверь мне, точно знаю, что просто так ничего не дают.

— Буду большого человека возить.

— Это какого же? — не унимался отец.

— Да этого, — я кивнул на Петра, которого за моей спиной было почти не видно.

— Здрасте, — он выглянул из-за меня и, разулыбавшись, подтолкнул. — Влад, что встал, как пробка в бутылке? Проходи уже. М-ммм! А чем так вкусно пахнет?

— Руки мойте и проходите, я на стол соберу, — тут же засуетилась мама, увлекая гостя за собой в кухню.

— А чего его охранять? Не похож он на серьезного человека. На вид оболтус похлеще тебя, — недоверчиво проворчал вслед отец.

— Внешность обманчива, — не вдаваясь в подробности ответил ему.

За столом нас ждал неожиданный пир: лагман дымился в глубоких мисках, на плоской большой тарелке в центре горкой возвышались манты.

— Не успела сегодня ничего приготовить. Весь день с отцом в очередях простояли, талоны отоваривали, — то ли похвалилась, то ли пожаловалась мать. — Сбегала к Ахмеду в «Гульнару» с кастрюльками. Хороший человек, всегда выручит! Да вы ешьте, ешьте!

Петр ел, только за ушами трещало.

— Вы волшебница, так вкусно давно не ел, — нахваливал он, пропустив мимо ушей то, что ужин куплен в соседней забегаловке.

Мама зарделась и тут же налила ученому добавки. А у меня аппетита совсем не было. Просто долгий день, жара, и слишком много вопросов. Петр, со своей «длинной рукой» только подогрел интригу. Мне было до жути, интересно, чем же таким занимается «Р. И. П.» в общем, и Рохлин с Алферовым в частности?

Отец вдруг невпопад ляпнул:

— А у нас на заводе новое оборудование устанавливают. Итальянское. Криогенный снег делает. Для глубокой заморозки продуктов используем. Минус сто девяносто — и все, хоть мясо, хоть рыба, но в основном овощи-фрукты.

— Тема выгодная, заморозка быстрая и без кристаллов льда, — согласился Петр. — Потом размораживаешь такую клубничку или яблочко — как свеженькие. Да видел я это итальянское оборудование. Дорого и неэффективно. У меня тут товарищ собрал установку — фору в сто очков итальянцам даст. Так те же итальянцы его обхаживают, бешеные деньги предлагают за проект и прототип. До этого лет десять по инстанциям ходил, никому ничего не нужно было.

Я встал из-за стола. Прошел в свою комнату, достал со шкафа сумку, быстро покидал в нее футболки, тельняшки, белье, снял с вешалки пиджак, а брюки с белой рубашкой аккуратно свернул вместе с вешалкой и сунул сверху. Обрадовался, обнаружив еще пару джинсов — обычных, синих с желтой прострочкой. Сразу снял варенки и надел нормальные джинсы. Подумав, захватил полотенце.

В комнату заглянула мама.

— Я тебе тут зубную пасту собрала, мыло, шампунь, мочалку. Где будешь все это вечером искать? Да и не купишь сейчас ничего. Стиральный порошок положить или сюда привезешь, если стирка накопится?

Стиральный порошок в больших десяти килограммовых пакетах выдавали по талонам. Синие гранулы с приятным запахом сначала восхитили хозяек, но когда попытались стирать им, то руки разъедало серьезно. У мамы тоже были следы от ранок на руках, но она быстро сообразила, принесла с работы пачку резиновых перчаток.

— Обойдусь без порошка. Трусы состирнуть куска хозяйственного мыла хватит, — отказался я.

— Ты правда будешь его охранять? — Спросила мать. — Это же опасно! — В ее голосе звучали те же взволнованные нотки, что и перед моим уходом в армию.

— Скорее, возить его буду, так что не волнуйся.

Мама вздохнула и положила сверху собранных мною вещей связанный ею свитер.

— Пригодится, — сказала она, заметив мой удивленный взгляд.

Она вышла из комнаты, а я, на минуту замерев на пороге, посмотрел на плакат с Цоем.

— Ну что, друг, ты теперь тут хозяин, — тихо сказал я и прикрыл за собой двери.

Вышли из подъезда втроем. Отец вызвался проводить нас до машины. Еще бы, пропустить такое событие он не мог!

Засучил рукава спецовки, подошел к «Волге», постучал костяшками пальцев по капоту, будто прослушивал машину, как врач пациента. Затем рывком поднял крышку капота — и замер.

— Охренеть! — Восторженно воскликнул он. — Да это же зверь, а не машина! Вручную собирали, — пробормотал он, — по винтику. И такие люди, которые свою работу не просто делают, а еще и любят.

— Дядь Борь, а у нас других не держат, — Петр разулыбался, а я удивился: когда отец успел стать «дядь Борей»?

— Понимаю тебя, Петруша, — ответил отец, а я в очередной раз отметил, что ботаник вызывает у людей стойкое желание опекать его. Или пришибить — зависит от ситуации.

Отец заметил телефон между креслами водителя и пассажира.

— А это зачем? — Он нахмурился.

Я кивнул в сторону Петра, который отошел в тень дерева и любовался клумбой.

— Он у нас важная персона, всегда должен быть на связи. Ты не смотри на его раздолбайский вид. На самом деле он серьезный ученый.

Отец достал пачку «Беломорканала» — другого курева не признавал. Стукнул о ребро ладони — в отверстие выскочила папироса. Он вытащил ее, ловко смял патрон крест-накрест гармошкой. Сколько себя помню, отец курил папиросы, не признавая никаких сигарет — ни с фильтром, ни без него.

— Командировки будут?

— Будут, — подтвердил я. — Возможно, долгие. Матери пока ничего не стал говорить, чтобы не волновалась.

— Правильно сделал, ты же знаешь, она себе накрутит разного. Но все-таки не рискуй зря.

— Да какие риски, дядь Борь! — Петр подошел к нам и по свойски, будто мы с отцом были его лучшими друзьями, положил руки нам на плечи. — Мы же деньги мешками не будем перевозить, да и занимаемся исключительно наукой и передовыми технологиями. Так что ничего… как это сказать?.. криминального!

Отец усмехнулся, поскреб щетину на подбородке и, выпустив струю дыма, ответил:

— Понятно, что не деньги и не мешками, — посмотрел на меня серьезно, во взгляде я вдруг увидел уважение. — Но даже если бы было иначе, от своего сына участия в сомнительных делах я просто не ожидаю. И даже не потому, Влад, что воспитывал тебя как-то по особенному, а просто потому, что ты такой и любое сомнительное дело для тебя невозможно.

У меня в душе что-то сжалось, заплелось тугим узлом. Я обнял отца. Порыв, конечно, не свойственный мне, но сейчас это было необходимо.

Он крепко, по мужски, похлопал меня по плечам и сказал тихо:

— Все будет в порядке. Ты же мой…

Потом повернулся к машине и захлопнул капот с таким видом, будто поставил печать на договоре.

Забросив сумку на заднее сиденье, я сел за руль и, помахав отцу, завел двигатель. «Волга» мягко тронулась с места, оставляя позади родительский дом, свет кухонного окна и невысказанные тревоги матери.

Петр всю дорогу не затыкался, но я слушал вполуха. Ничего серьезного он не говорил, нес какую-то научную ахинею, в которой я совершенно не разбирался. А он даже не замечал, что разговаривает по большому счету сам с собой.

Минут через сорок подъехали к серому пятиэтажному дому на улице Парковой. Отметил, что Валек живет неподалеку, удобно. Особенно, если будут вопросы у местных парней. Поможет влиться в, с позволения сказать, «коллектив» тех, кого скоро меткие языки окрестят гопниками.

Оставив машину у подъезда, я с сомнением осмотрел двор.

— Слушай, что-то я не спросил насчет гаража. Оставлять на улице такую конфетку небезопасно. Как минимум, колеса снимут, — поделился сомнениями с Петром.

— Не бойся, все путем, — Петр расхохотался, запрокинув голову. — Тут такая сигнализация, сам ставил. Так что не дрейфь, один раз рискнут здоровьем, потом десятой стороной обходить будут.

Ладно, поверю на слово, решил я и, закинув на плечо большую спортивную сумку, прошел за ботаником в подъезд.

Поднялись на третий этаж. Петр толкнул дверь своей квартиры — она распахнулась. Вот растяпа! Он что, даже не закрывает на ключ?

— Если что, заходи как к себе домой, — Петр улыбнулся и нырнул в полумрак своего жилища.

Я подошел к своей двери. Крепкая, открывается наружу, с пинка не выбить. Отлично. Ключ плавно повернулся в замке. Я вошел и замер на пороге.

Квартира небольшая, но меблированная и чистая. Простенько, без изысков: деревянный письменный стол, пара стульев, кресло с потертой обивкой, торшер с желтым абажуром, диван, на котором стопкой лежала подушка, одеяло и постельное белье. В углу шкаф для одежды. Обратил внимание на то, что окна занавешены плотными черными шторами, точно такими же, как в кабинете начальника Р. И. П. Интересно, действительно опасаются снайперов, или Сан Саныч параноит?

Я подошел к окну, отодвинул занавеску. Окна выходят на барнаульский бор, так что, пожалуй, снайпер на сосне вполне возможен. Вот только кому я нужен?

Аккуратно разложил вещи по полкам, повесил брюки и рубашку на перекладину. Завтра надо выбрать время, прикупить ветровку какую-нибудь. И нормальный костюм. Самый обычный, классического кроя.

Прошел на кухню. Открыл дверцу новенького «Памира». Холодильник встретил меня пустым укором. Если у Петра то же самое в холодильнике, то с него станется ночью попереться в комок за едой. Лучше сходить сейчас.

Я вышел на площадку, постучал в соседнюю дверь и тут же толкнул ее. Так и не закрылся, не царское это, видите ли, дело — повернуть ключ в замке.

— Петр, — крикнул я, — у тебя в холодильнике еда есть?

Ботаник выглянул из комнаты в растянутом свитере и с паяльником в руке.

Не знаю. Посмотри на кухне, я занят.

Холодильник Петра был точной копией моего, за тем исключением, что полки забиты пустыми упаковками от печенья, конфет, пельменей машинной лепки и пустыми контейнерами из-под яиц. Засранец, все-таки. Ладно, подумаю, как решить проблему.

Я прошел по коридору в комнату, заглянул внутрь и застыл. Бардак царил такой, что черт ногу сломит. Повсюду валялись разобранные приборы, детали от самых простых до совершенно непонятных. Тут же на полу громоздились стопки книг, схем и чертежей. Между ними и на них стояли кружки с недопитым чаем, кофе, водой. Пустые жестяные банки из-под индийского растворимого кофе валялись горой в углу. Грязные тарелки с засохшей едой занимали подоконник. Шторы отодвинуты, виден частный сектор и труба котельной Барнаульского санатория. у меня вид из окон поприятнее.

Но главное — компьютер. Даже не просто компьютер, а целая стойка КАМАК — промышленный монстр, который я раньше никогда не видел, разве что на картинке в интернете. Такие использовались, в основном, на военных объектах и в лабораториях институтов, работающих на оборонку. И главное — где-то в квартире был установлен кондиционер. У Петра было не просто свежо, у него в квартире стоял такой дубак, что я понял, почему он в свитере. Я бы еще и шапку надел, и зимние сапоги. Мигали лампочки, по полу змеились провода, на экранах четырех мониторов бежали строки кода.

— Дурдом на выезде, — пробормотал я.

Да, работенка мне предстоит веселая. Только сейчас осознал всю сложность «заботы» об этом гребаном гение.

— Почему это у тебя дома? — задал законный вопрос.

— Лаборатория не готова, а работа не ждет, — ответил он, отложив в сторону паяльник.

— Пошли, — скомандовал я.

— Куда? — Поинтересовался он.

— Давай-ка, мой шибко умный друг, прошвырнемся до комка, — я ткнул пальцем в сторону окна. — Тут недавно круглосуточный ларек открыли. Купим тебе топлива для работы мозга.

Петр посмотрел на меня так, будто я предложил ему слетать на Марс.

— А здесь что, можно было ночью купить еду⁈

— А ты вообще из этой квартиры когда-нибудь выходил?

— Нет. Меня утром забирали на машине, вечером подвозили к подъезду. Продукты тоже из «Р. И. П. а» доставляли.

— Ладно, пошли клонированное дитя лабораторий, — я рассмеялся. Обижаться на этого великовозрастного ребенка, чудака с кучей ученых степеней совершенно невозможно. — Пойдем, покажу тебе настоящую жизнь!

Ночь была жаркой, но все же попрохладнее, чем днем. Фонари освещали пустую улицу, только где-то вдали слышался рокот мотоцикла. Петр шагал рядом, озираясь, будто впервые видел этот район.

— Я, честно говоря, думал тут все строго, по пропускам, — признался он.

— Да ладно, обычный район, не самый благополучный. Даже пожалуй криминальный. Гора — место очень специфическое.

Киоск прилепился к забору санатория «Барнаульский», недалеко от проходной. Понятно, поближе к денежным покупателям. Это одна из первых круглосуточных точек в нашем городе, и ее наличие возле сибирской здравницы особо не афишировали. Я здесь бывал раньше, с Вальком, поэтому знал. С парадного входа в санаторий об этом киоске и на заподозрить.

Продавщица, женщина лет пятидесяти, дремала под музыку. Из окна доносился голос Пугачевой: «Ты не мечтаешь никогда и не летаешь ты во сне, твердишь какая ерунда…», — пела прима.

Я осмотрел витрину. Цены конские, но какой-никакой выбор есть. Взял соевый шоколад на развес — пару килограммов.

— О, яблоки! — Обрадовался мой спутник.

Ну хоть что-то. Яблоки забрали все, их оставалось четыре килограмма. Зная аппетит Петра, ему это на один зуб. А вот сирийская пастила меня обрадовала. Даже не пастила в прямом смысле, а спрессованная курага и финики. Темная, липковатая масса была жесткой, но очень вкусной и сытной.

От комка отошли с пакетом в руках и к нам тут же подскочил парень в «паленом» адидасе.

— Мужики, выпить надо? — сразу взял быка за рога.

— Не пьем, — ответил ему, пытаясь обойти.

— Чо, в натуре трезвенники? Или язвенники? — И он заржал, показывая щербину между передних зубов. — Есть что полегче. Вино молдавское, если чё.

— Сказали же, не пьем, — я обошел парня, но тот схватил Петра за руку:

— А чё у тебя товарищ такой дерзкий? Он чё, закодировался? Психует? А чё он за тебя решает, ты за себя слово-то можешь сказать?

— Я солидарен со своим спутником, — ответил Петр.

Шпана здесь, конечно, отмороженная. Не хотелось драться, но видно придется. Я подошел к ночному торговцу спиртным и, схватив его за запястье, вывернул руку за спину.

— Ой-ё-ёй! — картинно, во все горло заорал он.

— Слушай сюда, урод, если сейчас же не свалишь, я выдерну тебе руку с корнем. Ясно выражаюсь?

— Ясно, — прохрипел местный.

— Сейчас ты быстро валишь отсюда. А если недостаточно быстро, то выдерну ноги и воткну обратно. Понял?

Он понял.

— Мужик, я же не дурак, — произнес он, глаза его при этом стали мокрыми и круглыми, как у испуганного зайца. Я ослабил захват. Он отскочил, как ошпаренный и громко свистнул, засунув два пальца в рот.

Из-за угла тут же вывалились еще четверо. Такие же наглые, с опасной походкой голодных шакалов. На автомате задвинул Петра за спину.

— Стоишь сзади и молчишь, — прошипел ему.

И вдруг почувствовал шлепок по плечу.

— Влад, а ты умеешь этим пользоваться? — спокойно, будто не намечалось серьезное махалово с местной шпаной, спросил Петр. — Мне Сан Саныч выдал для обороны.

Я оглянулся и обомлел: Петр с задумчивым видом вертел в руках пистолет. Обычный ПМ, но держал он его за ствол, как отвертку. У меня глаза полезли на лоб. Я осторожно забрал пистолет у ботаника, машинально передернул затвор и, подняв руку вверх, нажал спусковой крючок.

Ночную тишину прорезал звук выстрела.

Шпану как ветром сдуло. Они разбежались так быстро, что один даже потерял кроссовок.

— Все, хватит на сегодня адреналина, — начал я, но закончить не успел.

Район накрыла волна сирены противовоздушной обороны, такой во время войны собирали людей в бомбоубежище. Звук то достигал самой высокой ноты, то опускался до самой низкой и начинал пульсировать. Оглушая, сминая волю, вызывая откуда-то из глубин подсознания состояние, близкое к панике.