Последний герой СССР

Глава 4

«Развитие. Инвестиции. Проекты» — вполне удобоваримо, хотя ни о чем конкретном не говорит. Вот так, с разбега, понять, чем занимается эта контора невозможно. А название… Что ж, в те времена… Блин, забываю, что я теперь тоже в «этом» времени… Так в это время каждый называет свою контору в меру своей распущенности.

Я вспомнил, что в Барнауле примерно в это же время процветала общественная организация с пышным названием «Балтика — Сибирь — Алтай — Россия — Свобода в Гималаях», занималась, в основном, торговлей и поставками косметики «Dzintars» из Риги.

— Кто конкретно вам нужен? — уточнили в трубке.

— Петр Константинович, — ответил я, прочитав с бумажки отчество Петра.

— Ожидайте, сейчас переключу, — проворковала телефонная голубка на другом конце провода.

Заиграла музыка. Моцарт, симфония «Юпитер», или сороковая симфония. Очень модная и крутая заставка в начале девяностых. Включалась только при наличии офисных АТС.

Однако, контора действительно серьезная.

— Слушаю, — ответил, наконец, Петр Константинович. Раздался хруст, будто он откусил во время разговора огурец или яблоко.

— Петр Константинович? Мне Владимир дал ваш телефон. Да, хочу устроиться на работу. Да, служил. Только дембельнулся. Да, в Афганистане был. Правда недолго, попал туда практически перед выводом войск. Когда подойти? Да, смогу. Но добираться до вас час с небольшим. Раньше? Нет. Час. Это минимум.

До дома дошел быстрым шагом. По прежнему, никого не было. Рванул дверцу шкафа, снял с вешалки костюм, купленный для отмененной свадьбы и быстро оделся. Повернулся к зеркалу.

Да ёлки ж ты мои зеленые! Ну не могу я такое носить! Широкая линия плеч, двубортный пиджак до середины бедра, брюки широкие и, даже на моих накачанных ногах, смотрятся балахонами. Туфли с бульдожьими квадратными носками. Твою ж дивизию в моду мать!

Хлопнула входная дверь.

— Влад! Ты проснулся? — услышал я мамин голос.

— Мамуль, — крикнул в ответ, — а галстук у отца есть приличный?

— Владик, что случилось? — в комнату влетела встревоженная мать. — Куда собираешься? Зачем тебе галстук?

— Мам, просто устраиваюсь на работу, надо прилично выглядеть, — вздохнув, подумал, что уже и забыл о материнской привычке устраивать переполох из-за каждой мелочи. В ее глазах любая муха, севшая на меня, выглядела слоном.

— А Ммц… МТЦ… ММП. Тьфу, не выговорить, — она сплюнула. — Язык сломаешь с этими аббревиатурами. Туда не пойдешь? Уже же договорились

— Мам, там же прораб — отец Анжелы. Какая будет работа, после того, как я отказался жениться на его дочери? — напомнил ей, не прекращая рассматривать себя в зеркало.

— Да, ты прав, — вздохнула мать. — После такого никакой работы. Но я не пойму, какая муха тебя укусила? Такая девочка милая, так любит тебя.

— Мам, тема закрыта. — резко оборвал ее. — Я ее не люблю, и на этом все разговоры о свадьбе закончим. Галстук есть?

Галстук нашелся у отца — и не один. Удивился, обнаружив в связке галстуков хороший, шелковый. Итальянский. Потом вспомнил, что отец недавно ездил в командировку в Италию, мать писала об этом мне, когда я служил. Объединение «Алтайхолод», где он работал, собирались запускать новую линию по производству мороженого и его отправили на стажировку.

Я ловким движением завязал узел галстука. Мать удивилась:

— Надо же, как у тебя ловко получается! И когда успел научиться?

Снова глянул на себя в зеркало. Нет, я морально не готов к такой одежде!

Тут словно в голову стукнуло: «А чего это я из себя строю? Иду устраиваться обычным водилой, по совместительству охранником и еще хрен знает кем на подхвате. Смысл наряжаться, как на свадьбу?» — вспомнив о свадьбе, поморщился и снял галстук.

Минуты через три стоял перед зеркалом в джинсах — все те же варенки — и в футболке с Цоем.

Быстро вышел в прихожую и тут же набрал номер Валька.

— Валек, мне нужно срочно на Гору. Время поджимает. Можешь подбросить?

— Потом на плиты со мной сгоняешь?

Я хмыкнул: Валек своей выгоды не упустит! Плиты — это дикий пляж на Оби, неподалеку от Речного вокзала.

— Заметано, — не стал с ним спорить, по прошлому опыту знаю, не отвяжется.

Скоро я уже ехал на Гору. Юркая «Ява» обходила грузовики и автобусы, срезала углы — по тротуарам и через дворы, нарушая все мыслимые и немыслимые правила.

Через сорок минут Валек домчал меня до нужного места. По Змеиногорскому тракту мы поднялись на Гору, проехали частный сектор и обогнули владения Института садоводства Сибири.

Валек притормозил.

— Ты в садоводы-любители решил записаться? — хохотнул он. — Тогда уж лучше ко мне, в ТЮЗ. Там еще один рабочий сцены требуется.

— Спасибо, но поросят играть мне еще рано, из ума не до конца выжил, — усмехнулся я. Работа у Валька была непыльной, но очень уж суетной.

— Дурной, я не играю поросят. Я на сцену-то только в одном спектакле в качестве избушки на курьих ножках выхожу, — Валек обиделся. — Так-то избушка на колесах, а я типа куриные ноги. Прикольно получается, как будто изба сама идет. А че, детишкам нравится!

— Ладно, давай, время поджимает, — я хлопнул его по плечу.

— А куда дальше? — Валек приоткрыл шлем и огляделся. — Тут институт, там — крайкомовская дача.

— Где-то здесь должно быть, — я задумался. — Давай попробуем через Лисавенко проехать. Может, там дальше что есть.

Обнесенное очень высоким забором здание мы обнаружили за территорией дендропарка, спустя еще десять минут.

Закрытые ворота, рядом с ними неприметная дверца. Я нажал кнопку звонка.

Дверь приоткрылась и на меня с подозрением взглянул человек в камуфляже.

— Фамилия, имя, — потребовал он.

— Агеев, Владислав, — ответил я, протянув паспорт.

Охранник сверил фото в паспорте с моим лицом, вернул мне документ и кивнул:

— Проходите.

— Влад, я тебя здесь буду ждать! — крикнул вслед Валек.

Недостроенное здание промышленно-лабораторного типа, видимо, некоторое время стояло законсервированным. Но сейчас здесь шли лихорадочные ремонтные работы. Сверкали огоньки сварки, деловито спешили рабочие с инструментами и стройматериалами, разгружался фургон с оборудованием. Обычная строительная суета. Бросилось в глаза отсутствие пьяных. Работали споро, деловито и слаженно. Такое можно увидеть, если посмотреть на муравейник: в хаосе вдруг открываются упорядоченность, смысл и система.

— Вам туда, — сказал охранник, показав на отдельно стоящий дом.

Дом старый, деревянный, в два этажа.

Я вспомнил этот дом! Когда-то, когда жил первый раз, нас, школьников, водили сюда на экскурсию. Это домик академика Лисовенко. Экскурсовод рассказывал, что в двух-трех комнатах жил сам академик Лисовенко с семьей, а на остальной площади дома располагались лаборатории знаменитого генетика и селекционера.

Прошел по асфальтированной дорожке к широкому крыльцу. Вошел внутрь и оказался в просторном холле, заставленном кадками с цветами. Не сразу заметил среди цветов стол секретарши… администратора… хрен знает, как в это время, в этой конторе называется девочка на «ресепшн»?

Девица на удивление скромно одета. Никаких аляпистых блуз, голубых теней до самых бровей, залитого лаком улья на голове. Обычная русая коса смотрелась на удивление мило, а крапчатый сарафан и белая водолазка под ним делали ее образ законченным. Эдакая учительница начальных классов.

— Вам к кому? — мило проворковала она.

— К Петру Константиновичу, — ответил я. — Подскажите, куда пройти.

— А, любитель Вашингтона Ирвинга, — она улыбнулась и на щеках заиграли глубокие ямочки. Я невольно залюбовался. — Вам на второй этаж, в приемную директора. Набор на работу ведет лично он. А Петр Константинович только порекомендовать может, — сообщила девушка, перекинув косу за спину.

Поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, оказался перед дверями. Таблички на них не было. Вошел. Такие приемные называют «распашонка»: один секретарь у батареи телефонов и два кабинета друг против друга из общей комнаты. Обычно в них сидят директор и его зам, или главный инженер. Двери в оба кабинета приоткрыты.

На секретарском месте высокий, средней комплекции, парень. Волосы средней длины топорщатся у лба и на макушке вихрами. Одет просто, в клетчатой рубахе и джинсах. Я действительно как-то видел его у Вовчика, давно, еще перед армией. Самое интересное, он с тех пор ни капли не изменился. Кажется, даже рубаха на нем та же самая. Действительно, пока Вовчик был занят мной, показывая товар, этот Петр Константинович смолол целый тазик булок, которые запивал чаем из большой поллитровой кружки. Что самое интересное, при этом он ни на минуту не замолкал и нес какую-то научную ахинею, которая легла в основу его только что защищенной кандидатской диссертации. У него как-то получалось делать эти два взаимоисключающих дела одновременно — говорить и есть.

— Привет! Вовчик звонил насчет тебя, — он встал, хлопнул меня по плечу, провожая к стулу посетителя. — Давай документы.

Я протянул паспорт, трудовую, военный билет. И невольно уставился на компьютер.

— Нравится? — поинтересовался Петр. — Знаешь, что за машинка?

Я пренебрежительно скривился:

— Монитор VGA Hitachi, железо в миди-тауэр, скорее всего 82386, возможно 486 Sx с арифметическим сопроцессором 487, учитывая что занимаетесь научными исследованиями и ты, как я вижу, пытаешься отладить базу в dBase. Принтер матричный широкий Epson. Да, еще забыл добавить, операционка — стопудово винда 3.11, не самый лучший вариант, но пока альтернативы нет. Ну и мышь, конечно, неплохая, но нужно постоянно протирать трек-бол спиртом. Кстати, коврик для мыши организуй, шустрее дело пойдет. Такой, прорезиненный, с шероховатой поверхностью. Гладкий не бери, шарик забиваться будет и позиционирование у курсора хуже.

— Сечешь! Ты, смотрю, эксперт? Столько даже я не знаю, — восхитился Петр Константинович. — А работать на нем можешь?

— Да без проблем. Кстати, у тебя модем неправильно подключен, — и я, нагнувшись к модему выдернул из гнезда разъем, — у тебя тут, смотрю, выделенка… На хрена ты к коммутируемой линии подключил? Во-первых, никто не дозвонится, а во-вторых офисную АТС будет вешать. Но на самом деле это железо — хлам. Ширпотреб.

— Петр Константинович, — в приемную впорхнула девочка из фойе. — У меня что-то с телефонами! Не могу звонок переключить на директора.

— Иди, Настенька, сейчас все будет работать, — Петр отправил ее обратно и снова переключился на меня. — Считай, на работу тебя взяли. Если не водителем-охранником, то вот заниматься компьютерами — точно возьмем. У нас ожидается большое поступление…

— Стопе, паря, — осадил я его, пока он не пустился в пространные объяснения на тему, что у них там ожидается и зачем. Я уже сталкивался с этим типом — ботаник конченый, начнет говорить — не переслушаешь. — Я пришел сюда на конкретную работу. И хочу узнать о ней главное: сколько платят? А это, — кивнул на компьютер, — забавно, да, даже интересно, но не для меня. Тупо не мое.

— Ладно, — и он снова взял в руки мои документы. — А платят… Как-то даже не задумывался. Мне хватает, а много это или мало — даже не знаю.

Первым делом Петр посмотрел военник.

— Вовка рассказал тебе, чем здесь заниматься будешь? — поинтересовался он.

— В общих чертах. Водила-охранник-группа поддержки, — ответил как-то даже равнодушно.

— Примерно так. Но могут быть разные ситуации, — Петр ознакомился с трудовой и только потом заглянул в паспорт. — Итак, Агеев, Владислав Борисович, — он хмыкнул, положил документы на стол, — по мне так все нормально, но я не принимаю решений.

— Он еще про экспедиции говорил, хотелось бы узнать подробнее, — поинтересовался я, проигнорировав последнее замечание Петра.

— Постараюсь рассказать так, чтобы ты понял, — Петр трезво (как он думал) оценивал уровень моих знаний, и говорить со мной о том, чем занимается контора, ему смысла не было. Но проблема в том, что он любил говорить и увлекался. — В общих чертах наша предприятие занимается развитием разработок советских ученых, инноватикой и внедрением. У нашего руководителя довольно большие планы. К примеру, предстоит серьезная поездка в Казахстан, на Байконур. Там есть несколько объектов, на которых предстоит демонтировать оборудование и вывезти его сюда, на Алтай.

— Прошу прощения, а в чьей юрисдикции сейчас находится город Ленинск и база Сары-Озек? — спросил, на минуту забыв, что сейчас я обычный пацан с минимальным образованием. Пятидесятипятилетний юрист, кем я, по сути, и был в душе, включился неожиданно, тоже «оседлав любимого конька». — Оборудование находится на территории закрытой зоны или же за пределами полигона?

Вопрос не для дембеля, ПТУшник, может, и знает такие слова, как «юрисдикция», но вряд ли до конца понимает смысл. Но Петр не обратил внимания.

— Как в чьей, в Советской, — удивился он.

— Прости, Петр, но Казахстан сделал ряд шагов к получению независимости, — напомнил ему, решив, что слово не воробей, и вообще поздно переживать. Как-нибудь вывернусь, если возникнут неудобные вопросы.

Я продолжил:

— Есть ряд националистических организаций, которые считают, что Байконур должен стать собственностью независимого Казахстана.

— Вы меня озадачили. — Петр бросил быстрый взгляд на дверь с табличкой «Директор».

Я усмехнулся и стал говорить громче. Теперь я точно знаю, что руководитель этого «Р. И. П.» на месте, и — я не собираюсь упускать свой шанс.

— Давайте не будем забывать, что Байконур — официально это город Ленинск — находится в Кызыл-Ординской области. А там Советской власти испокон века не было. Всем заправляют местные баи. Пока советская армия на постоянной основе находилась в области, там было спокойно. Что же сейчас происходит, сложно даже предположить. У вас есть информация об этом? Если даже вопрос касается только научных разработок, все равно неизбежны коммерческие интересы, а также конфликт этих интересов, — я внимательно смотрел на Петра, но он не сводил взгляда с двери, которая слегка скрипнула, открываясь.

Из кабинета вышел человек, при виде которого я невольно встал. Никогда бы не подумал, что он может вообще быть в нашем Барнауле!

— Интересные познания, молодой человек, — произнес он тихо.

Голос мягкий, почти преподавательский, но в нем чувствуется стальная основа.

— Я невольно стал свидетелем вашего разговора, — он сел напротив меня в кресло и посмотрел испытывающе — так, что я снова почувствовал себя студентом на защите диплома в институте. — Ваше образование?

— ПТУ, — ответил я. — Маляр-штукатур.

— Любопытный маляр-штукатур. А откуда такие познания о Ленинске? Вы там служили? — продолжал «экзаменовать» меня будущий нобелевский лауреат.

— Нет. Витебская дивизия ВДВ, нас вывели из Афганистана в Фергану, дослуживал там, оттуда пошел на дембель.

— Ясно, — он кивнул, тряхнув волосами. — А законы откуда знаете?

— Много читаю, — ответил неопределенно, но, подумав, добавил:

— Информация — как электроны в полупроводнике, нужно только подать соответствующее напряжение, чтобы они начали двигаться в определенном направлении и с определенной частотой.

Глаза ученого вспыхнули — я попал в точку!

— Хорошая аналогия, — он кивнул. — Тогда скажите, что вы знаете о программе «Буран-Энергия»?

В приемной стало тихо, мне показалось, даже вентилятор стал двигаться бесшумно. Но — я много читал о космосе, о том, что было разрушено и разбазарено после развала Союза, ответить на этот вопрос сложности для меня не представляло.

— Официальная версия такова: Ракета-носитель «Энергия» разрабатывалась не в последнюю очередь для запусков боевых лазеров типа «Скиф». Разработка боевой платформы «Скиф» велась КБ «Салют». Первый пуск «Энергии» — 15 мая 1987 года. Полезная нагрузка — массогабаритный макет спутника «Полюс». Но главное — система управления. Она на десятилетия опередила свое время.

Он снял очки, протер линзы большим клетчатым платком.

— Авторские права на разработки. Как вы оцениваете ситуацию? — его голос стал острее.

— Советская патентная система — как вакуумная лампа в эпоху микропроцессоров, — я видел, как зрачки «экзаменатора» расширились на этой фразе. Явно, удивлен. — Оформление патента занимает годы. А сейчас… Сейчас идеальный момент для любого мошенничества, скорее всего изобретения скупаются у авторов за копейки и уходят за границу совершенно за другие деньги, — я хмыкнул/, вспомнив недавний разговор с Вовчиком. — И будут уходить, просто потому, что нет правовой базы. Будет продаваться и разворовываться все — и это только начало. О том, что многочисленные научно-популярные журналы публиковали и до сих пор публикуют детальные описания с чертежами большого количества изобретений наших самородков, а те же японцы детально изучают, анализируют и тут же патентуют у себя — об этом легенды ходят. Насколько это правда, не знаю. Существует такое понятие: внедрение. Внедрением изобретений у нас в СССР занимаются абсолютно все — и никто конкретно. Но, тема огромная. Однако, вернемся к юридическим аспектам. Дело кооператива АНТ вы, наверняка, прекрасно знаете и намного лучше, чем я?

Я не зря напомнил именно об этом скандале. Кооператив был организован в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году отставным прапорщиком девятого управления КГБ Ряшенцевым и группой неустановленных лиц. В уставе было записано: «Ремонт и обслуживание тракторной техники». Скандал случился в начале девяностого года, когда на путях Новороссийского морского порта обнаружили эшелон с новейшими на то время танками Т-72, принадлежащими кооперативу АНТ.

— Самое удивительное то, что организаторы поставок танков не озаботились тем, чтобы таможенные декларации были оформлены должным образом и в результате эшелон с танками простоял на станции в течении недели под охраной трех работников Уралвагонзавод. У меня всегда, — тут я прикусил язык, проговорился, надо быть аккуратнее, — то есть, у меня сразу возник вопрос: а где были работники АНТ? Прежде всего служба безопасности кооператива?

— Вы… необычный штукатур, — произнес, наконец, человек напротив. — Может вы не штукатур, а каменщик?

— Ага, вольный, — я рассмеялся. — Тридцатого градуса посвящения в ложе великий Восток. На самом деле все гораздо проще и без масонов: мне, прошу прощения, не плевать на мою страну. И я, как любой человек, у которого есть мозги и совесть, прекрасно понимаю, что творится в СССР, и во что это выльется в самое ближайшее время.

— И во что же это выльется, по вашему мнению? — спросил он.

— В развал Советского Союза, — ответил я спокойно. — Сегодня пятое. Двенадцатого числа будет точка бифуркации. Вы ведь в курсе?

— Намекните, в курсе чего? — ученый приподнял косматые, седые брови.

— Да принятие декларации о государственном суверенитете России, — влез в разговор Петр. — Я же говорил вам, Жорес Иванович, что это точка невозврата. — Он повернулся ко мне. — Вот ты прямо с языка снял!

— Поправлю: точкой невозврата станет двадцать первое августа девяносто первого года. А точка бифуркации, позвольте напомнить, это всего лишь равновесный выбор в пользу двух равноправных вариантов.

— Не спорю, — ответил Петр. — Одинаковый объем информации при одинаковом подходе дает одинаковый результат! Я тоже делал выводы по опубликованным стенограммам заседаний съезда народных депутатов РСФСР. Вот! — он обернулся к седовласому ученому, всплеснув при этом руками. — А вы мне не верили, сомневались. Тоже самое человек с улицы говорит. Ельцин точно заявит о суверенитете РСФСР, и все — пирамидка под названием Советский Союз развалится. Без основания никак. Одно дело, когда о своем суверенитете заявляют маленькие прибалтийские республики. На ту же Литву достаточно немного нажать — просто перекрыв нефтепровод в Клайпеде — и она отзовет свои претензии назад. А если системообразующая республика выходит из этой самой системы — все, это означает обрушение всей системы.

— Петр, твои аналитические способности сомнению не подлежат, и информация уже ушла куда следует. Мне интересен этот юноша, — и руководитель РИПа — по крайней мере, я предполагаю, что он руководитель — обернулся ко мне:

— Простите, что в третьем лице. Но вы меня заинтересовали. А на ваш взгляд, что будет после двенадцатого июня?

— После двенадцатого? Дальше начнется дележ общесоюзной собственности, растаскивание сначала по национальным квартирам, потом по своим личным. Известный сценарий развала любой империи. Технически Россия, под предлогом экономических реформ и с претензией, что союзный центр эти реформы тормозит, попросту примет свое законодательство. А дальше — сами знаете, сколько любителей ловить рыбку в мутной воде. Петр Константинович правильно назвал дату. После двенадцатого числа собрать Советский Союз воедино будет очень сложно. Даже невозможно, скорее всего. Горбачев точно не сможет.

— И как по вашему, юноша, можно спасти страну? — мой немолодой собеседник склонил голову на бок и улыбнулся. — А главное, если не Горбачев, то кто?

Я со вздохом ответил:

— Даже не знаю. Если существует человек, который может спасти Советский Союз, то у него должны быть стальные яйца.

В приемную вошел человек в камуфляже, без знаков различия.

— Я смогу. У меня яйца из титана, — громко, по командирски сказал он и, бросив на нас с Петром внимательный взгляд, обратился к моему собеседнику:

— Жорес Иванович, новые сведения, нужно поговорить.