Последний герой СССР

Глава 15

Сорокин с Настей поехали домой, захватив с собой американца.

— У нас останется, — сообщил мне Сорокин перед отъездом. — Не хочу оставлять без присмотра. И вообще, не надо, чтобы он тут крутился. Этот Арнольд Слободчиков — потомок русских белоэмигрантов. Его прадедушка в Бийске служил, в звании поручика. Сначала Сибирскому временному правительству, потом Колчаку. Но в тысяча девятьсот двадцатом успел уехать в Маньчжурию, оттуда в Штаты. Семью тоже перевез.

— Послать его нельзя? — поинтересовался я.

— К сожалению, нельзя. Понимаешь, мы организация государственная. И нас убедительно попросили с самого высшего уровня взять этого ученого. ЦРУшник тут совершенно не нужен, но увы, куда денешься? Вы с ним там поаккуратнее… — он похлопал меня по плечу. — Но ты парень умный, разберешься. Сегодня переночуйте в комнате отдыха. Там два дивана и кресло-кровать.

Я посмотрел на Настю, она мило щебетала с американцем на хорошем английском. И показывала ему то одно растение, то подводила к другому. Американец смотрел на нее примерно так же, как Петр смотрит на еду и меня это неприятно покоробило. Но — Настя девушка непростая, и вряд ли американцу что-то обломится.

Кресло-кровать не пригодилось. Клочков расстелил на полу тонкое байковое одеяло и улегся, подложив под шею свернутое валиком полотенце. Что ж, о нравах не спорят, подумал я и приготовился развлекаться. Ботаник замешкался в туалете, вышел оттуда с мокрыми руками и стряхнул с них воду. Клочков невозмутимо вытер лицо ладонью и ничего не сказал. Петр снял жилет и случайно перевернул его. Из карманов посыпалась мелочь, следом выпали огрызки карандашей, расчески, какие-то мелкие детали. Олег спокойно все это либо отбивал, либо ловил. Потом Петр, устраиваясь на диване, уронил на Клочкова подушку, очки, из брюк выпал ремень — тоже угодил пряжкой на проводника. Тот поймал ремень на лету и отложил в сторону. Я, улыбаясь, ждал, на сколько хватит его «дзена». Ботаник еще пару раз наступил на него своими ластами, извинился. Затем, зачем-то метнувшись к столу, споткнулся и рухнул на то место, где только что лежал проводник. Тот успел откатиться.

— Извини, я хотел конфет из вазы взять, погрызть перед сном, — ученый потер ушибленный локоть, не вставая, дотянулся до стола и набрал горсть леденцов и вернулся на свой диван.

— Петруха, вот воистину, ты не зае**шь, так задергаешь, — со вздохом произнес Клочков. — Представляю, какое веселое будет с тобой путешествие…

Я рассмеялся, но не стал говорить, что он не представляет даже сотой части того, насколько «веселым» будет путешествие в компании с ботаником!

Петр зашуршал обертками от конфет. Видимо, запас «дзена» у нашего проводника не безграничный. Он, наконец, отреагировал:

— Хоть один фантик прилетит на меня, откручу голову. Насовсем.

Наступила тишина. Ненадолго. Ученые захрапел. Если не знать, что звуки издает человек, вполне можно принять их за звериное рычание. Посмотрел на проводника, тот спал, улыбаясь во сне. Блаженная способность — засыпать мгновенно, только коснувшись головой подушки. Я еще повертелся, потом натянул подушку на ухо, представил, что я в деревне, весна, трактор пашет в поле — и тоже заснул. Снились змеи, орлы, толстый американец в обнимку с Горбачевым и Настя…

Утром проснулся рано. Петр все так же храпел, но вот Олега уже не было. Обычно я сплю очень чутко. По крайней мере за пятьдесят лет своей прошлой жизни эта привычка стала постоянной. Достаточно было малейшего постороннего звука, чтобы сон пропал. А здесь я даже не слышал, как человек встал, оделся, аккуратно сложил свою постель и вышел. Кстати, вчера не обратил внимания на то, были ли у Клочкова с собой какие-то вещи? Потом вспомнил, как он ел орехи вечером. Откуда-то он их вытащил же? Хотя, мог и из кармана выудить горсть.

Я встал, заправил диван, оделся и, быстро плеснув пару горстей воды в лицо, направился в склад. Наш проводник был уже там.

— Дядя Степа, — окликнул я заведующего склада.

— Да, Влад? — тут же откликнулся Кузьмич.

— Надо мыло, зубную пасту и три щетки добавить, — попросил его. — Есть?

— Обижаешь! У меня даже птичье молоко есть, — он вроде бы пошутил, но я краем глаза заметил на его столе коробку конфет — дикий дефицит в это время, конфеты «Птичье молоко».

Клочков забраковал большую часть того, что я отобрал для экспедиции.

— Это не пригодится, это тоже, — откладывал он предмет за предметом. — На высокие горы лезть не придется, по скальным стенкам карабкаться тоже.

— Ты уверен? — спросил я.

— Если хочешь нести бесполезные вещи — твое дело. Но учти, что в горах каждый лишний килограмм выйдет боком. Хотя большая часть пути пройдет по степи. До Монголии вообще на колесах. Вашему профессору я бы вообще ничего не доверил, — он посмотрел на небольшой рюкзак Петра и, пододвинув его к себе, принялся разбирать.

— Про Монголию можно подробнее? — для меня то, что придется покидать территорию Союза стало сюрпризом. — Я думал, что точка назначения находится где-то в Горном Алтае.

— Все так, — Олег кивнул. — Но я дорогу только через монгольскую степь знаю. Со стороны монгольского Алтая.

— Что ж, Монголия так Монголия. Для бешеного кобеля сто километров не крюк, — пошутил я.

— Триста, — поправил проводник, не отрываясь от своего занятия. — Продукты Петру ты вообще зря положил. Он свой сухпаек на десять дней за три часа схомячит и не заметит. Продукты в рюкзак американца клади и побольше. Конь здоровый, тренированный, пусть тащит. Да и надежнее будет. Я заметил, американец, не смотря на лишний вес, много не ест. После бутерброда там, у РОВД, он больше ничего не съел. Только чаек потягивал, и тот без сахара.

— Себе рюкзак собрал? — поинтересовался я.

— Да, — он кивнул в сторону небольшого вещмешка, какие были в ходу, наверное, еще в войну.

— Ты где этот раритет выкопал? — я хотел взять вещмешок, но Клочков тут же вскинулся:

— Верни на родину и не прикасайся никогда, — жестко сказал он. — Не ты положил, не тебе брать.

— Если это так принципиально, не буду, — я отошел к своему рюкзаку и, подумав, не стал ничего выкладывать. Он пусть что хочет делает, я со своим сам разберусь.

Подошел к завсклада. Кузьмич улыбнулся и тут же налил мне в маленькую пиалу чаю из термоса. Чай был ароматным, с травами.

— Он с утра тут возится. Я смотрю, парень аскетичный, серьезный. С собой взял нож, веревку, рыболовные крючья, аптечку и мешок вон этого, — он кивнул на вазочку, в которой лежала горка сухофруктов — финики, инжир, курага и изюм — и орехов. — Отсыпал мне горсти две, мол, угощайтесь, дядя Степа. У него там еще полмешка сушеных грибов, он ими, кстати, завтракал — прямо так, сухими. Палатку не стал брать, спальный мешок тоже. Только плащ-палатку попросил. Серьезный парень, — одобрительно повторил завсклада и сделал радио погромче. — Ты конфетами угощайся, чего стесняешься?

Я отказался. Есть совсем не хотелось. К звукам, доносящимся из радио, сначала не прислушивался, но когда дикторша начала рассказывать о событиях в крае, попросил:

— Дядь Степ, сделай погромче.

Тот прибавил звук.

Голос ведущей местной радио программы «Репортер» был приятным, но передачу она вела в резкой, даже агрессивной манере: «Инцидент со стрельбой и взрывом возле Железнодорожного отдела милиции получил неожиданное продолжение. Хочу напомнить нашим радиослушателям, что вчера жители города неоднократно звонили нам, на горячую линию и сообщали, что колонна бронетранспортеров неизвестной принадлежности без опознавательных знаков блокировала Железнодорожный отдел милиции. Бдительные граждане заметили перемещение групп хорошо вооруженных лиц, одетых в камуфляжную форму. Была замечена машина дежурного по городу — полковника Костенко. После переговоров с нападающими инцидент был урегулирован»…

— Пятеро всего вчера выезжали, — заметил завсклада. — Вот врать — не мешки таскать, — хмыкнул дядя Степа, потягивая чаек. — Как эти журналисты любят преувеличить, особенно в последнее время. Вот раньше помню, одну правду и только правду говорили — и по радио, и по телевизору, и в газетах только правду писали. А сейчас врут, как дышат.

По радио продолжали: «Депутат краевого совета от фракции „Объединенные демократы за демократию“ Сергей Юрченко заявил, что он написал обращение в прокуратуру с требованием расследовать информацию о незаконных перемещениях неустановленных вооруженных групп».

— Объединенные демократы на страже демократии, — Кузьмич скривился. — Во масло масляное! Порой радио невозможно послушать — тавтология на тавтологии. Куда страна катится?..

Вопрос был риторическим, но я ответил на него:

— В пропасть, Степан Кузьмич…

Поблагодарил завсклада за чай подхватил свой рюкзак и рюкзак ботаника, решив заняться погрузкой.

Завгара увидел не сразу. Тот стоял у покореженной взрывом «Волги» Сорокина со скорбным выражением лица.

— Какую машину брать? — спросил я.

Василий Иванович молча кивнул в сторону «Ниссана». Первый внедорожник в Союзе стоял на высоких колесах, возвышаясь над остальными автомобилями. Я загрузил рюкзаки, потом вернулся забрать поклажу, которую проводник приготовил для американца и едва поднял рюкзак от пола. Ничего себе! Но путь тащит, не развалится. Клочков присоединился ко мне, донес вещмешок до автомобиля и аккуратно поставил в багажник с самого края.

— Ну что, пошли ученого будить? — предложил Олегу, когда вышли из гаража.

Тот ничего не сказал, только кивнул в сторону лабораторного корпуса. Я посмотрел туда. К нам бежал Петр.

— Помогите погрузить оборудование! Я один не справляюсь! — Закричал он.

Вот этого я не учел. Что ж, придется провести ревизию в том, что ботаник собрался взять в дорогу.

Мы поднялись на второй этаж и Петр провел нас в почти готовую к работе лабораторию. Три коробки с оборудованием просто умилили.

— Петечка, а ты понимаешь, что все это придется тащить на себе? — ласково, как ребенка, спросил его.

— Ну нас же четверо будет, разделим на всех, — оптимистично заявил Петр.

Я смотрел в его незамутненные сомнением глаза и не понимал: он что, прикалывается? Как бы ему помягче сказать, что из аппаратуры он может взять только собственную голову?

Но Клочков не стал церемониться с ученым.

— Микроскоп — убрать, — начал он разбор коробок. — Это что? — достал следующий прибор.

— Потенциометр, — буркнул Петр.

— Убрать.

— Ни в коем случае. Если мы найдем пульт… — я пихнул Петра и тот осекся. — Найдем то, что ищем, нужно будет подключить питание и…

— Нужно будет просто связаться с Сорокиным и вызвать военных, — напомнил я ему.

— Это что? — Олег выудил из коробки блок с кнопками и проводами.

Я усмехнулся.

— Ребят, вы тут без меня справитесь, я оставлю вас, не буду мешать.

Ни тот, ни другой не обратили на меня внимания. Я не я буду, если Петр не выйдет из лаборатории действительно только с компасом.

Вернулся к деревянному дому и обрадовался, увидев второй «Ниссан». Сам удивился, с чего это вдруг жду встречи с дочкой Сорокина?

Не стал подходить к стойке секретарши, сразу поднялся в кабинет начальника. Сан Саныч сидел за столом перед стопкой бумаг.

— Влад, подойди ближе, — попросил он, поздоровавшись. Я выполнил просьбу. — Здесь документы, — сказал Сорокин. — Допуски в погранзону, разрешение на переход через границу в Монголию. Режим между странами безвизовый, пока… но я не стал рисковать. Вот официальное письмо от Академии наук Монголии и официальное письмо от монгольского МИДа со ссылками на все межправительственные соглашения. Не думаю, что до этого дойдет, но я постарался подстелить соломки везде, где только можно. Теперь самое главное. — он встал, достал из большого сейфа в углу небольшой кейс. Открыл его и поставил передо мной. — Это береги, как зеницу ока. Это спутниковый телефон — наша, советская разработка. Дозвониться можно на любой телефон в любой точке планеты. Батарея держит заряд месяц, так что тебе должно хватить. Если обнаружите пульт управления, то свяжись со мной сразу же.

— У меня один вопрос: как выглядит этот пульт управления? Что это? Стационарная установка? Или что-то другое? — я закрыл кейс, поставив на кодовом замке шифром знакомую дату — 02.08.90. Документы сложил и убрал во внутренний карман, туда, где лежал паспорт. — Так что это?

— Не жди, вы там не найдете никаких станций, ничего, что может напоминать тебе одну из наших лабораторий. Пульт управления «машиной возмездия», скорее всего, замаскирован под трехтонный контейнер. Если обнаружите, то поможете с погрузкой. Вертолет там сесть не сможет, придется цеплять тросом и вытаскивать. Сложность операции еще в том, что места труднодоступные. Раньше туда вела широкая тропа с советской территории, более или менее проходимая, но землетрясения и сход лавин закрыли это место полностью. Три мощных землетрясения подряд. Сначала в шестьдесят девятом, когда, собственно, тропу и засыпало. Но еще можно было пробраться альпинистам. После этого сильно тряхнуло в семьдесят третьем. И дальше в семьдесят шестом мощнейшее землетрясение в Китае. Отголоски дошли и до монгольского Алтая, и до советского. На этом пункте поставили крест и забыли про него. Если бы Горбачев не пообещал отключить машину возмездия, то и не вспомнили бы.

— Сомневаюсь, что интерес к этому оружию только у Горбачева и наших западных партнеров. Генерал Рохлин не зря курирует «Р. И. П.», — я не стал осторожничать, если уж мне доверяют такую серьезную тему, то вряд ли будут подозревать из-за излишнего любопытства. А мне нужно знать, какие еще есть подводные камни в этой странной организации.

— Ты прав, Влад. У генерала Рохлина свои цели и задачи, и они противоположны тому, чего добиваются Горбачев и Ельцин. Кстати, ты совершенно правильно просчитал события сегодняшнего дня. Уже известно, что почти все депутаты готовы проголосовать за принятие декларации о суверенитете. Идут последние согласования, но итог уже ясен. Ладно, считай, инструктаж закончен. Все, вам пообедать, желательно плотно. Петру в дорогу Настя уже собрала сумку еды. Его это, правда, не заткнет, но вы с Олегом умеете отключаться от ненужной болтовни. Иди, зови своих спутников обедать. Еду привезли из санатория, накрыли в комнате отдыха. И сразу в путь.

Я взял кейс и подумал, что эту вещь из рук точно не выпущу. Спустился на первый этаж. Петра с Олегом не пришлось звать, они, закончив сборы, пришли сами. Втроем направились в комнату отдыха.

Арни Слободчиков был там. Восседал за столом с видом индийского набоба. Перед ним тарелки, миски, блюдца. Но он не торопился приступать к еде.

— В чем дело, Арни? — спросил Петр.

— Здесь есть испортит-са, и рафинированный жир — есть бед, плёхо, — он отодвинул тарелку с борщом. — А здесь есть зачем поливайт салат кока-кола? — Следующей была отодвинута глубокая миска с окрошкой. — Это есть совсем холестерин, — котлеты тоже отставлены в сторону. — Калория есть вери биг… много. Вес нужно контролировать.

Мы расселись за столом и приступили к еде. Американец пододвинул к себе поближе тарелку с сыром и нарезанной кусочками копченой колбасой.

— Эх, Арни, Арни, через неделю похода ты будешь стройный, как кипарис и совсем по-русски будешь за обе щеки уминать рафинированный жир и запивать его рафинированным спиртом, — пошутил Петр, отправляя в рот кусочек сала. — За уши не оттащить будет!

Я поел быстро.

— Жду вас в машине, — сказал, не обращаясь ни к кому конкретно, и вышел. Мне просто хотелось попрощаться с Настей.

В фойе свежо, цветы уже политы. Я подошел к стойке с телефонами — секретарши на рабочем месте нет. Услышал легкую музыку, откуда-то из-за кадок с высокими фикусами донесся смех. Прошел туда и обнаружил дверь. Толкнул ее.

Комната небольшая, диванчик у стены, окно, у окна компьютер. За компьютером, как мне показалось, ребенок. Настя была тут же, в коричневом сарафане и почти школьной, строгой блузке с погончиками на плечах. Только пионерского галстука не хватает, чтобы сойти за школьницу. Я поздоровался, но она приложила палец к губам и кивнула на мальчишку за компьютером.

Я подошел ближе и остолбенел, узнав в этом, как мне вначале показалось, подростке, вокзального бомжика. Ванька-дурачок был чисто вымыт, причесан и переодет. Его пальцы летали над клавиатурой, а по дисплею ползли группы цифр.

Он иногда поворачивался к Насте, будто искал одобрения и улыбался. Я видел морщины на его лице, но все равно не мог воспринимать его иначе, чем подростка. Увидев меня, он вдруг улыбнулся и спросил:

— А ты как с чертом договорился? Он же злой, он добрых не любит.