— Распишись, — Сорокин подвинул ко мне ведомость, я посмотрел сумму в графе и удовлетворенно хмыкнул. Поставил росчерк. Сан Саныч положил конверт на стол. — Сегодня полдня и завтра отдыхаете. Послезавтра прибудут Рохлин и Алферов. Отчитаетесь по командировке, также на совещании определимся с дальнейшей работой. И, Влад, спасибо тебе.
— За что? — Пожал плечами, сгреб со стола конверт.
— Честно говоря, у меня были большие сомнения, отправлять ли тебя на такое сложное дело. Все-таки человек ты новый. Так что будем считать, проверку ты прошел с честью. А теперь иди, отдыхать тоже надо.
Я вышел в приемную, спустился по лестнице в фойе. Посмотрел на зеленую стену растений и в голове мелькнуло: «Ванечка». Зашел за кадки, толкнул ту дверь, за которой последний раз видел вокзального бомжика. Он был там. На парнишке надеты чистенькие спортивные брюки и белая футболка. Увидев меня, паренек спрыгнул со стула, сразу потеряв интерес к компьютеру.
— Здравствуй! А смотри у меня какая новая рубашечка! — Он вытянул футболку из штанишек и растянул, показывая. — Чистенькая! Красивая же? И значок какой, видишь? Мне Настя подарила! — Он погладил пальцами октябрятскую звездочку, приколотою на груди.
— Конечно, Ванечка, — ответил я ласково, но сердце сжалось. Подумал: «Как же ты, пацан, выжил вообще?», но вслух так же спокойно и даже ласково спросил:
— Ваня, а что ты там говорил про «закопают — откопают»?
— Так тебя уже один раз закопали. Ты забыл разве? — Он посмотрел на меня своими почти прозрачными голубыми глазами — ясными-ясными. — Там закопали. Когда будет потом, — и он махнул рукой куда-то в сторону. — А откопали, потому что ты здесь нужен. А там не нужен был. Это брат помог.
— Ванечка, а какой брат? — Задал вопрос, даже не зная, как реагировать на его ответы: с одной стороны мальчишка вроде в точку попал, а с другой — откровенный бред.
— Да мой брат, вот же он, письма мне пишет! — И Ванечка, схватив меня за руку, потянул к компьютеру.
Я подошел — по дисплею бежали цифры, строчка за строчкой.
— А ты можешь прочесть мне, что пишет твой брат? — Заглянул в глаза вокзального дурачка и тут же отвел взгляд, чтобы не утонуть в них. Глядя в эти глаза, можно потерять рассудок.
— А он пишет, что две теоремы математической логики о принципиальных ограничениях формальной арифметики как следствие всякой формальной системы, в которой можно определить…
— Все, Ванечка, все, — я поднял руки, — сдаюсь! Я не такой умный, чтобы понять это. Что тебе принести в следующий раз?
— А ты можешь мне музыку еще принести? — Он подбежал к магнитофону, щелкнул кнопку и комнату заполнила знакомая мелодия. «Полет шмеля», — узнал я. Ванечка остановил запись и тут же воспроизвел мелодию голосом — ни разу не сбившись — и закружился по комнате, взмахивая руками, как крыльями. — Принесешь? — Спросил он, закончив.
— Обязательно, — пообещал я и вышел.
Немного постоял возле двери, пытаясь привести чувства и мысли в порядок. Мальчик (хотя какой мальчик, ему лет двадцать пять, если не больше?) говорит странные вещи, но он точно знает, что я из другого времени. И тут же одернул себя: вряд ли из-за этого стоит волноваться, никто не воспримет всерьез его лепет. Скорее всего, он и сам не понимает, о чем говорит.
— Давай сюда, — услышал я голос Сорокина. — Петр, ты меня не зли, не зли, прошу тебя. Я уже порой голову готов тебе сам открутить. Из-за тебя второй раз придется в подвал тащиться.
— Я забыл, Сан Саныч! Вот чесслова забыл! — послышалось шуршание.
Вышел к ним, не желая подслушивать. Петр как раз передавал Сан Санычу обернутый в фольгу дневник Виктора У — если там был именно он, в чем я сильно сомневался.
— Надеюсь, не открывал? — Строго спросил Сан Саныч, даже не глянув в мою сторону.
— Я же не дурак, — обиделся ботаник. — Бумага почти тридцать лет пролежала в неподходящих для хранения условиях.
— Вот и отлично! Сейчас же специалисты займутся восстановлением, как только закончат, сразу получишь снимки. И, вот что, идите уже отсюда, вот люди — приказано отдыхать, а я вас выпроводить не могу с территории «Р. И. П.», — он махнул рукой и быстро поднялся по лестнице.
Мы с Петром вышли на солнце.
— Ну что, есть желание чего-нибудь похлебать? — Закинул я удочку.
— Мечтаю просто! — Петр закатил глаза. — Борща. Горячего. Красного. С пампушками. — Он сглотнул слюну. — И чтобы пампушки чесночные были.
— Гурман, блин, — я рассмеялся. — Борщ в такую-то жару? Пошли в санаторий. У нас там неограниченный кредит, накормят от пуза.
На секретарской стойке зазвонил телефон. Я бы не стал снимать трубку, но Петр с его непосредственностью во всем, что не касалось дел, не сильно отличался от задержавшегося в развитии Ванечки. Он схватил трубку и расцвел:
— Вовчик⁈ Привет! Да, вернулись. Сейчас? Да идем поесть в санаторий. Ну подъезжай в Барнаульский. Мы там в столовой будем. Ну, конечно, с Владом.
Не успели вернуться в Барнаул, как тут же нарисовался Вовчик? Что ж, мне самому интересно, что его так жжет, что он уже второй раз напрашивается на встречу?
По своей серой машинке, признаюсь, уже соскучился! Сел за руль со словами:
— Ну здравствуй, моя хорошая!
— Ты с ней, как с девушкой, — Петр улыбнулся.
— А она и есть девушка, — ответил я, трогаясь с места. — Причем самая верная, никогда не предаст.
Пять минут — и мы у санатория «Барнаульский».
Сразу прошли в столовую. Обед уже кончился, со столов убрали. Это хорошо, что пусто, сейчас совершенно не хотелось смотреть на отдыхающих, приехавших сюда, на берег Оби, поправить здоровье.
Дамы на раздаче были классическими дородными поварихами. Круглые лица под белыми колпаками, пышные бюсты, обтянутые белой тканью поварских халатов, необъятные бедра.
— Что есть будем? — Посмеиваясь, одна из них лениво прошла к раздаче. — Кашка молочная, супчик куриный с вермишелью не соленый, у вас какой стол? Первый? Второй? Третий?
— Риповский у нас стол, — ответил ботаник, — у нас своя диета.
— А, понятно! Кстати, а для кого у вас последнее время каши молочные заказывают? И пюре яблочное? У кого-то дети, что ли?
— Начальник у нас на кашку налегает, — ответил я. Продвинул поднос по металлическому карнизу вдоль стойки раздачи и попросил:
— Мне окрошки, пожалуйста!
— Сейчас! Я из холодильника принесу, красавчик! — И тетенька, подмигнув мне, скрылась на кухне.
— Что-то еще? — Тут же заменила ее вторая.
— Да, пожалуй, кулебяку и стакан чая.
— Такой едок — оскорбление для поваров, — фыркнула она.
— Вас сейчас Петя откомплиментит, — я рассмеялся.
— Это точно! — Петр потер ладони, облизнулся и сглотнул слюну. — Первый комплимент: борщ! С мясом, шкварками и пампушками!
— Вот, это я понимаю, — смешливая повариха прыснула. — Еда не мальчика, но мужа! Кстати, а кому-то уже повезло или еще холост?
— Женат, — ответил я вместо Петра. — Женат без права на развод, на науке женат, девушка.
— Фи, с той наукой в постели не согреешься, — протянула повариха.
Я дождался свою окрошку и прошел к столику подальше от стойки раздачи. Столовая просторная, светлая. Воздух густой и вкусный, пахнет свежим хлебом, ванильными булочками и чем-то неуловимо домашним. Устроился за столом, но есть не начинал, ждал своего спутника. Петр сгреб на поднос все, что предлагали: салат свекольный, салат из помидор, салат из капусты с морковью и огурцами, пару булочек. Поставил стакан морковного сока. И это помимо борща! Дело дошло до котлет.
— Да-да, шесть, вы не ослышались, — настаивал Петр.
— И кастрюлю картофельного пюре в качестве гарнира⁈ — Повариха расхохоталась, но ученый принял ее сарказм за чистую монету и ответил совершенно серьезно:
— Пожалуй нет. Я не осилю кастрюлю картофеля.
Наконец, он отошел от стойки, едва донес поднос до стола и разгрузил. Я подумал, что наш столик выглядит как аттракцион гастрономической невоздержанности. Но Петру было все равно, он потер руки и с предвкушением произнес:
— Ну что, приступим?
Пока я ел окрошку, он сметелил салаты, борщ и половину котлет вприкуску с хлебом.
— Петь, а кто такой Ванечка? — Задал я вопрос, поймав паузу между булками и соком.
— Ванечка? — Петр отставил в сторону стакан. — Он сын ученого, который принимал участие в создании «машины возмездия». Виктора У. Смотри, вот и Вовчик!
Я досадливо поморщился, но ладно, будет еще время поговорить с Петром. Вовчик вошел в столовую и замер, будто позируя. Красавчик, ничего не скажешь. Отметил, что он изменил прическу: подбритые виски, высокая шапка волос сверху и длинные пряди за ушами. В костюме из микровельвета, светлом, кофейного цвета, в невесомой белой рубашке, в зеркальных очках он казался этаким «денди».
Поварихи заохали, рассматривая его.
— Красавчик, иди к нам, порадуй женщин, — крикнула одна из них и напела:
— «Я за ночь с тобой отдам все на свете»…
Вовчик улыбнулся «дамам», картинно поклонился и прошел к нам.
— Приветствую! — Жизнерадостно воскликнул он.
Снял очки, сложил дужки и положил очки в карман. Я обратил внимания на лейбл, которому полагалось быть под воротником. У Вовчика он был аккуратно пришит к карману, так, чтобы сразу бросаться в глаза. Хмыкнул: мода и понты неразделимы.
— Как съездили? Поделитесь или секрет? — Он придвинул стул от соседнего стола, повернул его спинкой к нам и оседлал, перекинув ногу. Обратил внимание на белоснежные носки и снова усмехнулся. — Кстати, как кроссовки? — Тут же напомнил он о подарке. — Целы? Если надо, обращайся, еще подгоню.
Петр с набитым ртом в ответ промычал что-то нечленораздельное.
— Вовчик, не части, — одернул я щеголя. — Не в твоих правилах тратить бензин и ездить самому на встречи, если тебе ничего не нужно. Поэтому не трать ни наше время, ни свое — выкладывай.
— Нет, ну зачем? Зачем выставлять меня таким меркантильным? — Вроде бы возмутился он, но получилось фальшиво. Глаза его бегали, пальцы нервно постукивали по спинке стула. — Влад, тебя послушать, так для меня вообще ничего святого нет!
— Ну почему же, есть — деньги, — я усмехнулся, взял со стола стакан и, прихлебывая маленькими глотками чай, ждал продолжения «спектакля одного актера».
— Кстати, да, о деньгах, — Вовчик привык, что называется, с места в карьер. — Вы слышали, что в ближайшее время начнутся первые торги на Российской товарно-сырьевой бирже? Ну и биржа «Алиса» начала работать. Опередила всех!
— Это которая Алиса в Стране Чудес? — Заинтересовался ботаник.
— Нет, Петя, это которая в Стране Дураков, — ответил я, усмехаясь. — Вопрос-то в чем? — снова спросил Вовчика.
— Хочу организовать биржу, — не смутился Вовчик. — Тоже первую. У вас в конторе есть помещение. Вроде как отделывается. Там было бы очень неплохо провести торги у нас в Барнауле. Тем более, у вас и с телекоммуникациями все в ажуре, и с охраной. Мне бы посмотреть квадратные метры и перетереть по аренде с вашим начальством?
Петр поперхнулся котлетой. Я вскочил, похлопал его по спине, помогая справиться с проблемой. Сам посмотрел на Вовчика с высоты своего роста. Не знаю, что уж было написано у меня на лице, но начинающий «биржевик» сжался, втянул голову в плечи. Хотя до этого сидел за столом эдаким хозяином жизни. Но не в его правилах было сдаваться, если речь шла о возможности заработать.
— Ну а что? — снова встряхнулся он. — Я там был, когда москвичи еще не въехали, а лисовенковцы как раз искали, кому бы сбагрить здание. Им как раз только финансирование перекрыли. И если здание не только прибрали к рукам, но и отремонтировали, то видно — люди серьезные.
— Ты даже не представляешь, Вовчик, насколько серьезные, — медленно произнес Петр и с чудной непосредственностью стянул с моей тарелки кулебяку.
— Да нет, да вы не понимаете. Сейчас с открытием биржи можно делать миллионы. Да какие миллионы — миллиарды! А вы уперлись в какую-то науку. Кому она сейчас на хрен нужна⁈
Петр, только что добродушный и улыбающийся, мгновенно стал жестким и холодно посмотрел на Вовчика.
— Мне. Мне наука нужна. — отчеканил Петр. Он закинул ногу на ногу, стащил сначала один кроссовок со ступни, потом второй и поставил их на стол перед Вовчиком. — Больше чтобы я тебя рядом не видел!
Я мысленно поаплодировал своему… напарнику?.. подопечному?.. И вдруг поймал себя на том, что хотелось бы сказать «другу».
— Да ты что Петр, это же такие деньги, да вкладывай ты их в свои протоны, нейтроны, что ты там изучаешь? Что за реакция? — Вовчик брезгливо отодвинул от себя сбитую в походе обувь.
— Пошли, Петя, он все равно ничего не поймет. — Я встал и мы вышли, оставив пижона за столом, с кроссовками сорок последнего размера перед носом.
Довез ботаника до дома, тот сбегал обуться и, вернувшись в машину, спросил:
— Куда теперь?
— Ты когда последний раз веселился?
— Я каждый день веселюсь, — ответил ученый. — Всегда находится какая-нибудь задача, решив которую, испытываю радость.
— Понятно, значит, никогда, — я усмехнулся, и, подумав, что завтра Сорокин меня точно по головке не погладит, завел машину.
Сначала поехал в кооперативный магазин на старом базаре. Набрал два больших бумажных пакета продуктов. Потом тормознул у коопторга на Ленинском. На прилавках было все, но цены… Хотя, имея в кармане деньги, это не было проблемой.
— Будьте добры, колбасы копченой три палки. И докторской две, — я начал делать заказ, но продавщица — огненно-рыжая, явно крашенная хной, в грязно-белом халате, перебила меня:
— Мальчики, а вы уверены? На ценники-то посмотрите!
— Нормально, тетенька, давайте взвешивайте, — Петр был, видимо, еще под впечатлением от разговора с Вовчиком: обычно он сразу покорял сердца женщин, у них срабатывал материнский инстинкт, и о нем начинали тут же заботиться «изо всех сил», но сегодня произошел «сбой».
— Какая я тебе тетя⁈ — Рявкнула продавщица.
— А какие мы тебе мальчики? — Рявкнул в ответ ботаник.
Я усмехнулся — ну просто разрыв шаблона! Понимаю, что Петр скидывает негатив.
Дальше продавщица работала молча. Она ни слова не говоря взвесила требуемые продукты и назвала сумму к оплате.
— Вы на двадцать семь рублей сорок три копейки завысили стоимость продуктов, — произнес Петр, мгновенно посчитав в уме.
— Да вы что? — глазки продавщицы забегали. — Да как так можно!
— Пересчитайте, — жестко потребовал ученый и посмотрел на продавщицу так, что та не стала спорить и просто выложила названную сумму на прилавок.
Вышли из магазина молча. Я глянул в проулок — мужики с машины торговали рыбой.
— Петя, там вижу, мужики рыбу продают. Ты не хочешь рыбки? Жареной?
Петр вздохнул,
— До сих пор колотит. Не могу успокоиться. Вот что с ним случилось?
— Это ты про Вовчика? Да ничего с ним не случилось, просто почувствовал деньги, полюбил их и понял, что они не пахнут. Да ладно, посиди в машине — успокойся, а я рыбки куплю.
Прошел мимо длинного дома, свернул в проезд между тридцатым магазином и кооперативным. Старый ГАЗ-66 с откинутым брезентовым верхом был полон ведер с рыбой.
— Мужики, мне штук пять карпов положите — покрупнее, — попросил их.
— Вы не проверяющие? — рыбак кивнул на «Волгу», в которой остался Петр. — У нас-то так-то все законно-то. Рыболовецкий кооператив «Зеркальный карп», — второй полез за бумагами. — От совхоза кооператив. А совхоз «Комсомольский» называется.
— Батя, мне рыба нужна, бумаги прибереги для проверяющих, — ответил я.
Вернулся, забросил рыбу в багажник, еще не хватало, чтобы салон провонял. Заглянул в кабину и сообщил:
— Я в тридцатый еще занырну, горючкой надо затариться.
— В смысле? — Удивился Вовчик. — Бензин уже в продуктовых продают?
— Да не, — рассмеялся я и постучал пальцами по горлу. — Этой горючкой. В гости сегодня идем.
— А! — понимающе протянул Петр.
— Петь, ты из машины никуда. Если с тобой что случится, с меня голову Сорокин снимет, так что не подводи, ладно?
— Не буду. Вообще как-то же я дожил до тридцати лет. Не понимаю, что Сан Саныч так трясется надо мной, вроде я давно не маленький. Ладно, иди уже. И, Влад, я сам с удовольствием бы сменил обстановку.
— Это я тебе сегодня гарантирую! — Ответил я.
Зашел в тридцатый, прошел мимо стоек с консервами и уже собирался пройти в коммерческий вино-водочный отдел, как услышал знакомый голос. Южно-русский говорок с демонстративной фрикативной «Г» и быстрые ответы Вовчика. Осторожно выглянул из-за стойки: возле витрин в отделе кулинарии стоял подполковник Блохин. Он уже в чистой одежде, снова на нем брюки с острыми стрелками, начищенные туфли, рубашка, костюм. И не скажешь, что какие-то полтора часа назад подполковник был перемазан пылью веков — в прямом смысле — с головы до ног. Рядом Вовчик, почему-то с кроссовками Петра в руках.
Я отпрянул за стойку и замер, стараясь даже не дышать. Эти двое у витрины, казалось, были поглощены выбором свекольных котлет, и делали вид, что друг друга не знают. Но это всего лишь ширма. Когда рядом не было других покупателей, они перебрасывались короткими фразами. «Прямо как в хорошем шпионском боевике, где каждое слово имеет второй, смертельный смысл», — мелькнула мысль.
— Ну что, клюнули? — Сквозь зубы процедил Блохин.
— Нет, Николай Иванович, простите, — в голосе Вовчика не осталось и капли того гонора, с каким он буквально недавно рассказывал о бирже.
— Безобразие. Ты деньги когда будешь отрабатывать?
— Николай Иванович, я все сделаю, — Вовчик едва не плакал. Было видно, что он боится подполковника Блохина до дрожи в коленях. — Все будет сделано, товарищ подполковник…
— Давай без званий… — прошипел Блохзин. — Сколько тебя можно инструктировать?..
— Хорошо, Николай Иванович… Я уже нашел ниточку. Дима Саруханов здесь, в Барнауле. Завтра мне обещали его адрес. Два дня! Прошу вас, дайте мне два дня!
Последовала тягостная пауза. Я даже за стойкой слышал быстрое дыхание Вовчика, его вздохи.
— Не стони, — прошипел Блохин. — Даю два дня. Но смотри, если через два дня ты не представишь мне Саруханова, то можешь забыть о всех своих прожектах. И аванс будешь возвращать в двойном размере. Ты понял меня?
— Понял, товарищ подполковник, — Вовчик отошел от прилавка и быстро направился к выходу из магазина. Мне было видно его отражение в зеркалах на стенах — он улыбался, довольный, как кот, который дорвался до сметаны. От того страха, что он изображал перед Блохиным не осталось и следа.
Блохин еще немного постоял и последовал за ним. Я прошел в вино-водочный отдел — по коммерческим ценам было все, но цены… Однако, не стал скупиться, взял бутылку коньяка, лимонад и тоже вышел.
Подполковник Блохин уже перешел дорогу и теперь направлялся к зданию КГБ на другой стороне Ленинского проспекта.