Последний герой СССР

Глава 13

Первое более менее связное впечатление — обезьянник в Железнодорожном районном отделении милиции, или «Железке» — по народному. Я за решеткой, лежу на скамье. Футболка мокрая, брюки в грязи. Видимо, меня повалили в лужу на полу, прямо там, возле справочного бюро автовокзала. Вода, в которую уборщица макала половую тряпку, была примерно того же цвета, что и в лужах на улицах. После дождя люди натаскали грязи в зал ожидания. Что было дальше?

Когда бомжик плеснул водой, я на мгновенье замер. Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы противник нанес удар. Куда он ударил, я сейчас даже не соображу. Неуловимое движение, короткий тычок — и темнота. Похоже, хорошо знает расположение нервных центров.

Но при чем здесь орел?

Сейчас я начинал понимать, что никакой птицы на самом деле не было. И бой с использованием гипноза или какой-то другой практики — введение противника в мягкий транс, например — это что-то новое для меня. Неприятная вещь, голова до сих пор гудит, как старый церковный колокол. Хотя, если бы я не отвлекся, когда пацан плеснул воды в лицо, не факт, что получилось бы меня вырубить. До этого момента я вполне достойно держал удар. Даже вслепую.

Встал на ноги, огляделся. Дежурка. Помещение квадратов в двадцать, не сильно большое. В правом углу я, собственно, в «обезьяннике», как называют эту клетку в народе.

У стены слева, под окном, металлическая стойка с откидными креслами — как в старых кинотеатрах.

Напротив за столом молоденький дежурный, лейтенант милиции. Что-то пишет. Второй — тоже лейтенант — ушастый и веснушчатый, снует между дежуркой и решеткой на входе, принимая задержанных.

Потер запястья, видимо, пытался вырваться, на руках красные ссадины от наручников. Что, все-таки произошло?.. Вспомнил, что менты говорили что-то про второго участника драки…

Ушастый лейтенант открыл двери. ППСники ввели мужика, уже веселого и находчивого. Мужик был пьян в дымину и пытался петь. «Напилася я пьяна, не дойду я до дому», — орал он, но язык заплетался, и «песня» получилась не очень понятной. Но со слухом у мужика было все в порядке, и мелодию он держал верно. В восемьдесят восьмом году эту песню записала Надежда Кадышева и магнитоальбомы стали мгновенно популярны на Западе — на фоне перестройки, наверное. В Союз их привозили из Германии. Только в девяносто третьем студия «Союз» предложит Кадышевой официальную запись, которая мгновенно сделает певицу популярной.

— Завела меня тропка дальняя… — тем временем тянул задержанный.

— До ментовского дому, — передразнил его милиционер. — Заткнись уже.

Откуда-то справа вынырнул второй дежурный.

— Везите его в трезвяк, у нас и так все забито! — возмутился он.

— Так там тоже не принимают, мест нет, — возразил сержант ППС. — Оформляйте давайте.

— Черт бы побрал сухой закон! — выругался лейтенант. — Серега, давай его в третью камеру, там посвободнее.

— А чет-та вас так многа? — едва ворочая языком, спросил задержанный. — Аж четверо? И зач-чем вы с меня кеды снимаете?..

— Чтобы в камере на шнурках не вздернулся, — рявкнул Серега. — Вы тут по пьяни счеты с жизнью сводите, а потом нормальные мужики из-за таких отбросов, как ты, под суд идут.

Я подумал, что были прецеденты — слишком уж эмоционально лейтенант произнес это.

— А вот не нада, н-не нада меня окружать… — мужик смотрел на выпрямившегося перед ним милиционера. — Расс… два, три, четыре… о, пятый подошел… Муж-жики, а че вас так многа?.. — И задержанный, пьяно улыбаясь, заозирался по сторонам.

— Допился… Документов нет, личность потом выяснять будем, когда проспится, — сказал Серега второму лейтенанту. Тот кивнул, продолжая заполнять протокол задержания.

Следующим привезли сухонького джентльмена в очечках — благообразного, похожего на лютеранского пастора. На нем был надет темный пиджак, под ним белая рубашка с галстуком. Брюки идеально отглажены, стрелки настолько ровные и острые, что, казалось, дотронься — обрежешься.

— Молодые люди, позволю себе напомнить вам, что антиалкогольная кампания закончилась, — с фрикативным «Г» и неуловимо южно-русским выговором, произнес похожий на пастора человек.

— В наших официальных документах не закончилась, — пробурчал в ответ лейтенант, принимая задержанного у ППСников. — Причина задержания?

— Так пьяный же⁈ — ответил сержант.

— Стесняюсь спросить, в каком месте он пьяный? — проворчал лейтенант Серега.

— Не пьяный, а выпивши. Сами же возили в трубочку подышать, как я и говорил, два промилле — бокал шампанского, — возразил человек, стряхивая с пиджака только ему одному видимые соринки. — Я здесь вообще в гостях, отмечали юбилей жены друга и я просто вышел покурить. Стоял у подъезда, никого не трогал, а товарищи милиционеры откровенно дое…

— Поговори еще, умник, — рявкнул ППСник.

— Попрошу на «Вы», уважаемый, — не смутился задержанный.

— Посиди на стуле, — предложил лейтенант и язвительно добавил:

— «Вы».

Тут же привезли еще двоих. Причина задержания меня насмешила: «Справляли малую нужду в неположенном месте».

— Мужики, долго меня держать здесь будете? — крикнул я.

Лейтенант, не поднимая головы от бумаг, проворчал:

— Это суд решит. Дознаватель подойдет, снимет показания. Сиди там тихо, на автовокзале уже пошумел изрядно.

— Слава Богу, пришел в себя, — добавил второй лейтенант. — Думали, скорую вызывать придется. На наркомана вроде не похож, но состояние такое, будто ты под кайфом был. С ума сойти, весь линейный отдел, ППСники, охрана — народу вокруг кольцом — и никто не мог подступиться. Мужики до сих пор спорят, что за стиль: карате, русобой или славяно-горецкая борьба?

— Ты лучше сходи посмотри, как там второй Брюс Ли. Ты к нему никого не подсаживал? — спросил лейтенант Серега.

— Я не дурак, с него даже наручники не сняли, — ответил напарнику ушастый милиционер.

Снова появились ППСники, на тот раз в помещение втолкнули троих панков. Парни с ирокезами, в потрепанных джинсах, с татухами на шее и руках вели себя нагло, задирались, шутили на грани фола, чем злили ППСников еще больше. Те особо не церемонились с молодежью, быстро распихали их по камерам.

После них привезли еще одного мужика, причина та же: «Мочился в неположенном месте». Потом еще одного, и еще…

— Вот на штрафы, которые вы снимите с этих, с позволения сказать, нарушителей, можно построить несколько общественных туалетов, — прокомментировал происходящее «пастор». Он сидел в откидном кресле и, заложив ногу на ногу, искренне наслаждался происходящим. — Тоже моду ввели — деньги за пописать брать. Хоть бы один бесплатный туалет оставили, так нет же — деньги уже из, прошу прощения, говна делают. Тьфу, мерзость.

— Да совсем берегов не видят, кооперативщики… — милиционер вздохнул, соглашаясь, но тут же, вспомнив, что он «при исполнении», вскинулся:

— Тебя забыли спросить!

Но «южно-русский» джентльмен не унимался:

— А, может, вы в доле с этими кооперативщиками? Сидите в засаде у туалетов. У людей денег нет, им, может быть, на хлеб не хватает. А вы процент с платных туалетов имеете и живете неплохо?

— Закрой его в камеру, что ли? Весь мозг вынесет, — обратился к напарнику лейтенант.

— Камеры не резиновые, и так задержанных как селедки в бочке, — ответил лейтенант Серега и обратился к напарнику:

— Вася, меняемся, я задолбался уже с этими синяками.

Лейтенант Вася встал, уступив место за столом. Взял мужика за локоть и подвел к решетке. Остановился, некоторое время задумчиво смотрел на меня, потом спросил:

— Ты как? Не прибьешь этого ссыкуна?

Я неопределенно пожал плечами. Ситуация нереальная. Я все еще пытался вспомнить, с чего началась драка и с кем именно я дрался. Но кроме вокзального дурачка и растопыренных перед глазами птичьих когтей ничего внятного не мог вытащить из своей памяти. В голове крутились слова юродивого: «откопают-закопают, откопают-закопают»…

Лейтенант Вася, не дождавшись от меня ответа, решил не рисковать и вытолкнул мужика за дверь, которая, как я помнил по своей первой жизни, вела в длинный коридор с камерами предварительного задержания. Мы как-то с Вальком — в моей первой жизни — кстати, тоже после инцидента на вокзале, оказались здесь и мальчишник отпраздновать не получилось.

ППСники доставляли и доставляли задержанных, причина задержания уже вызывала ярость у лейтенантов. Их просто колотило после слов: «Справлял малую нужду в неположенном месте».

— Да вы охренели, что ли? — сорвался лейтенант Серега.

— Действительно, парни, умерьте немного пыл? — поддержал его лейтенант Вася. — План на сегодня выполнили и перевыполнили.

«Писающие мальчики», наконец-то, закончились. Не знаю, то ли милиционеры вняли просьбе коллег, то ли в наступающей темноте не могли разглядеть «нарушителей».

Один из дежурных щелкнул выключателем. Ртутные лампы дневного света залили помещение дежурки мертвенной синевой.

Воспоминания включились, словно лампа под потолком. Я вспомнил, что наткнулся на парня, бритого налысо, совершенно обычного, посмотрел в его темно-карие, почти черные глаза… И увидел птицу. Дальше все завертелось настолько быстро, что проанализировать случившееся не смог. Но зато вспомнил Петра. Он смотрел на меня, облокотившись на перила балкона второго этажа. И сразу возник законный вопрос: где этот чертов ботаник и почему я до сих пор здесь? Сорокину достаточно сделать один звонок, чтобы ситуация разрешилась.

В дежурку вошла дама бальзаковского возраста с майорскими погонами на плечах. На голове химическая завивка, брови выщипаны тонким полукругом, на веках — пронзительно-зеленые тени. Губы накрашены коричневой помадой и обведены по контуру более темным карандашом.

— Так, ребята, давайте я быстро выписываю штрафы и разгоняйте эту толпу. И позовите стажерку, пусть помогает.

Ушастый лейтенант тут же нырнул за дверь, послышался топот.

На столе дежурного зазвонил телефон.

— Да. Да, товарищ полковник. Да, понял. — Он положил трубку и растерянно посмотрел на женщину-майора.

— Что там? Не тяни, — она ждала ответа.

— Приказали этого отпустить, — он кивнул в мою сторону. — Без составления протокола. Протокол задержания приказали отдать ему лично в руки.

— А второго? — уточнила майор, поправив перманентную челку.

— И второго тоже, — растерянно произнес лейтенант Серега.

— Да что ты как не живой! Кто звонил? — потребовала ответа женщина-майор.

— Дежурный по городу, полковник Костенко, — лейтенант посмотрел на меня и снова повернулся к старшей по званию. — Что делать?

— Что-что… Я здесь командовать не могу, я дознаватель. Ты дежурный, так что решать тебе, — и дама с перманентом, поджав коричневые губы в скупой бантик, взяла со стола пачку протоколов и вышла из дежурки.

Тут же вошел ушастый напарник лейтенанта Сереги.

— Этого выпустить. Приказ Костенко, — сообщил Серега. — Постой, я сам. Ты второго веди.

Я глянул на «пастора». Тот забыл «держать лицо» и теперь внимательно и с большим интересом наблюдал за происходящим. Он перестал отпускать шуточки и постарался сделаться как можно менее заметным. И это у него получилось хорошо. Ни лейтенант Серега, ни его ушастый напарник следующие десять минут не обращали на него никакого внимания.

Лейтенант Вася, погремев ключами возле камер в коридоре, вошел в дежурку с растерянным выражением на лице.

— Серега, его там нет, — сказал он, хлопая рыжими ресницами.

— В смысле нет? — не понял лейтенант.

Он открыл решетку и вежливо попросил меня:

— Выходите пожалуйста, вы свободны. Сейчас только протокол задержания отдам.

Я встал, повертел головой — до хруста в позвонках. Попытался привести в порядок одежду, но куда там. Футболка мокрая, на джинсах грязь. Вышел из обнесенного решеткой угла дежурки.

— Скажите спасибо, что местный инвалид сообразил водой в вас плеснуть, так бы сейчас не здесь сидели, а на больничной койке лежали, — добавил лейтенант Серега и тут же обернулся к напарнику:

— Постой-ка! Не понял… Как нет второго задержанного? Ты же его лично в камеру сопроводил. Сам сказал, что наручники не стал снимать⁈

Ушастый лейтенант поднял руку, на вытянутом пальце болтались защелкнутые наручники.

— Мистика какая-то, — произнес он. — Камера закрыта, наручники на полу, задержанного нет. Куда делся — непонятно. Через главный вход не выходил, дежурный никого не видел. Здесь проскочил, пользуясь суматохой?

— Ерунду говоришь. Это невозможно. Пропал или нет — дело десятое. Приказано выпустить, считай, что выпустили. А протокол вы заберете, — он отдал мне еще два листа бумаги. Я посмотрел фамилию задержанного — самому интересно, с кем схлестнулся на автовокзале — и почему-то не удивился, прочитав: «Клочков Олег Юрьевич». Свернул бумаги вчетверо и сунул в задний карман, потом прочту внимательно.

Открылась входная дверь. В дежурку быстрым шагом вошел Сорокин. За его спиной, счастливо улыбаясь, маячил Петр, чтоб его разорвало, Константинович!

— Вас одних ни на минуту нельзя оставить, — проворчал Сан Саныч. — Формальности улажены? — он показал удостоверение дежурным и оба лейтенанта вытянулись по стойке смирно. — Где Клочков?

Дежурные растерянно переглянулись.

— А… э…

— Вышел! — нашелся лейтенант Серега.

— Самовольно, не поставив вас в известность? — нахмурился Сорокин, прожигая милиционеров горгоньим взглядом. Те виновато молчали. — Расслабьтесь, он это может. Не из таких мест выбирался, — Сорокин кивнул нам и направился к выходу, по пути бросив взгляд на мужичка в брюках с острыми стрелками. Тот опустил голову, делая вид, что поправляет складку на одежде.

— Добрый день, Николай Иванович, — произнес Сорокин, нехорошо усмехнувшись. — Вы-то как здесь оказались? Как всегда, бдите не смыкая глаз?

— Да вот, проходил мимо… — начал человек в очечках.

— Понятно, и заглянули на огонек, — закончил за него Сорокин.

— И ничего-то от вас не скроешь, — вздохнул «пастор», достал из кармана чистейший носовой платок, протер очки. Потом встал и, вытащив из кармана брюк удостоверение, сунул его под нос милиционерам. Те снова вытянулись по стойке смирно. Я посочувствовал беднягам — на них было жалко смотреть, не скоро переживут такой разрыв шаблона. — Кстати, я наблюдал интереснейшую картину. Второй задержанный вышел спокойно, как из собственного дома, и никто из присутствующих — ну кроме меня — этого не зафиксировал.

— Николай Иванович, вас подвезти? — Предложил Сорокин, когда мы покинули Железнодорожный райотдел милиции.

— Спасибо, я на своей, — ответил Николай Иванович и пошел вперед.

— Я уже вообще ничего не понимаю, — подумал я и не заметил, что произнес это вслух.

— Подрастешь — поймешь, — отмахнулся сначала Сан Саныч, но подумав, добавил:

— А вообще, как только увидишь этого Николая Ивановича, сразу же постарайся сделаться невидимым. И любыми способами свяжись со мной. Телефон, пейджер, найди меня лично — как угодно.

— Да кто он такой⁈ — воскликнул я.

— Очень неприятный тип. Из КГБ. Им бы самим давно уже стоило его проверить…

У обочины стоял автомобиль Сорокина, черная «Волга». Рядом точно такая же, как сестра-близнец, машина Николая Ивановича.

— Ты сейчас дуй на автовокзал, — распорядился начальник. — Заберешь свою машину и пулей в «Р. И. П.». Петро, ты со мной…

— Извини, плиз! — Окликнул кто-то сзади.

Мы с Сан Санычем обернулись. Петро как ни в чем не бывало потопал дальше — к автомобилю.

К нам направлялся очень толстый человек высокого роста. Тугие щеки не мешали ему улыбаться во все тридцать два зуба. Улыбка была искусственной, такой, какие я в своей предыдущей жизни, в Москве, часто видел у американских граждан. На прохожем парусом развевалась просторная гавайская рубаха, широкие белые шорты на ногах и на голове панама — оранжевая, яркая. Эдакий классический колонизатор. Прохожий держал в одной руке бутерброд, в другой, на легком ветерке, трепыхалась развернутая карта.

— Извини. Вот мап… — он потряс передо мной картой. — Мне нужно найдет институт ли-са вен-ко. Вот мап… карта! — Вспомнил он русское слово и обрадовался. — Помогай. Окей?

Я хмыкнул. А это же, зуб даю, наш американский партнер. Интересно, здесь что, место сбора? Вот прямо тут, возле милиции?

— Арнольд Слободчиков? — спросил я.

— Иес, иес! Арни Слобот-тшикофф! Прошу любить и жаловаться! — просиял толстяк.

Неподалеку заурчал мотор, «Волга» Николая Ивановича, этого странного человека, похожего на пастора, отъехала.

Внезапно улыбка на лице американца схлопнулась, он выругался вслед:

— Шшит! — и помчался от нас прочь, за угол отделения милиции.

Сорокин среагировал мгновенно. Он посмотрел на Петра — тот протягивал руку к дверце сорокинской «Волги» — и метнулся к нему, заорав:

— Ложись!