Глава 108

Свадьба.

Так долго её ждали, и вот она наступила. Казалось, столько ещё времени до неё, а сегодня открываешь глаза и понимаешь, что сегодня тебя попытаются привязать насильно к другому. Кто-то говорит, что это очень радостный момент, но я чувствовал неуверенность — для меня это был первый опыт подобного.

Меня одевала, наверное, добрая половина служанок королевства, которые суетились как воробьи, носясь по комнате. Что забавнее, командовала этим парадом мать, что отдавал приказы то одной, то другой. Человек приказывает эльфу — это, наверное, было для них унизительно, но возразить матери будущего мужа принцессы они не могли, так как статус не позволял.

Всё началось ещё с утра, когда меня едва ли не выволокли прямо из-под кресла, под которым я продолжал спать, так как заставить спать себя в такой огромной комнате я просто не могу. Правда, получился небольшой конфуз, так как от неожиданного вторжения я схватил одну из эльфиек-служанок и начал душить, нихрена не понимая, что происходит. Бедная даже отключилась, пока до меня не дошла суть происходящего.

Но казалось, это никого не смутило. Эльфушку без сознания оттащили в сторону, и её место тут же заняла другая. Схватили под руки, словно я могу убежать, и затащили в ванную комнату, где начали меня отмывать.

Интереснее было то, что служанки залезли в воду вместе со мной. Только не голыми — все, кто меня мыл, облачились в лёгкие платья, которые просвечивали, будучи влажными. Однако никого это не смущало, как и не смущало мыть меня везде, пока я не растолкал всех и не сказал, что некоторые части тела способен помыть и сам.

А едва я вылез, как тут же попал в руки других служанок, которые начали меня вытирать, словно я был не способен на это. Укутали в полотенце так, что только голова и ноги торчали, и потащили меня в другую комнату, где начали меня обтирать чем-то.

— Что это? — принюхался я. От того, что меня натирают девушки, у меня даже встало, и было очень неловко стоять вот так со стояком, когда рядом в меня что-то втирают. Зато служанкам было плевать. Никто даже не обращал внимания на это.

— Масла, господин, — ответила одна из них. — От вас будет пахнуть нежными ароматами цветов, которые…

— Масла? А масло не вспыхнет, если ко мне свечку поднести?

— Нет-нет, господин, они лишь дают запах и мягкость кожи.

Мягкость кожи?

Я знал машинное масло, я знал съедобное масло, я знал масло для свеч и огня. Но вот масло для запаха было чем-то новеньким.

— И зачем мне это? Я и так буду пахнуть чистотой.

— Господин, у вас сегодня первая ночь с вашей невестой, — шепнула как-то таинственно одна из ушастых. — Вы должны быть идеальны для своей второй половинки.

— А вариант «сунул-высунул-пошёл» уже не в моде?

На меня таким взглядом посмотрели, что даже стояк опал.

Просто столько подготовки, а ради чего? Секса! Нет, серьёзно, моют, одевают, красят, втирают какую-то дичь, и всё ради того, чтобы ночью я присунул принцессе. Мне ещё и ногти подстригли, словно я сам не мог этого сделать.

Уже такого чистого меня затащили в другую комнату, где подстригли, прилизали волосы, ещё раз подушили. Пытались накрасить в придачу, но я попросил этого не делать. Никто не заставлял, лишь кивнули и повезли дальше. Так, собственно, я и оказался в комнате перед матерью, где меня и начали одевать под строгим присмотром матери. Сёстры, как я понимал, тоже готовились.

Единственное, что я мог сказать, глядя на мою одежду:

— О, знакомая цирковая форма.

— Тэйлон! — возмутилась мать.

— Ты знаешь моё отношение к подобным цветам.

— Знаю, но она тебе идёт. Ты выглядишь в ней прекрасно, правильно я говорю? — окинула она взглядом ушастых служанок.

— Да, госпожа, — мгновенно все остановились и поклонились, подтверждая её правоту.

— Вот видишь?

— Ага, скажут они что-то против, — заметил я.

Вскоре принесли и револьверы. Будучи немного потёртыми со слезшей позолотой в некоторых местах, сейчас они сияли как новые. Было видно руку мастера, который постарался вернуть им прежний вид. Даже царапины, которые были от падения на дорогу, затёрли.

Пока меня одевали, в комнату заглянула и Ушастая Котлета.

— А тебе чего? — покосился я на неё.

Вместо этого она сначала поклонилась моей матери.

— Госпожа, я Ньюэсенфей, верная слуга и помощница вашего сына, — смиренно произнесла она.

Эй, помощница, а куда гонор делся? Где презрительные нотки в голосе? Или тебя смущают двухметровые женщины, что способны тебя задушить собственной грудью?

— Здравствуй, Ньюэсенфей, я Энна Бранье, мать Тэйлона, рада познакомиться с тобой, — кивнула она.

Ушастая Котлета тоже вынарядилась. Одела облегающее платье кремового цвета, волосы распушила, перебросив их с плеч на грудь.

— Ушастая, чего тебе?

— Я пришла проследить, чтобы мой господин был готов, — невозмутимо отрапортовала она. Вот же… захотелось пнуть суку. Где же твои нотки эти презрительные, а? Чего не покажешь, какая же ты сучка на самом деле?

А тем временем на меня уже натягивали мундир. Мать же подошла с коробкой, в которой были мои медали и ордена. Через пять минут приготовлений я уже стоял полностью готовый показаться на людях и не только.

— Ваш сын очень красив, — невозмутимо сообщила Ушастая Котлета.

— Благодарю тебя, Сианс. Мы старались, — кивнула мать.

Мне от такого наглого подхалимства захотелось сделать Ушастой больно. Аж противно было смотреть на неё. Она встретилась со мной глазами и, видимо, правильно прочитав мои намерения, отвела взгляд, покраснев. Отпинаю на тренировках, Ушастая…

Буквально следом за Ушастой заскочили и мои сёстры. Вот эти особы вызвали во мне куда больше чувств, чем эльфийка. Весёлые, с добрым мягким взглядом и беззаботными улыбками.

— Отлично выглядишь, брат, — улыбнулась Ньян, подойдя поближе.

— Да, тебе очень идёт форма, Тэйлон, — кивнула Сильвия.

— Спасибо.

— А мы принцессу видели в платье! — радостно сообщила младшая. — Я не скажу, в каком, но это всем платьям платье! Прямо с ума сойти можно! Я хочу такое же!

— Боюсь, мы разоримся, если купим такое же, — улыбнулась Сильвия.

— Она что, в золоте?

— Нет, но там такое платье… — развела Ньян руками. — Ну вот прямо ух!

— Меня это настораживает.

— А не должно, — ответила Сильвия. — Она прекрасна.

— Кто, Ламель, что ли?

— Тэйлон, — вздохнула мать. — Ты… о солнце, родила сына, называется…

— Я в том плане, что просто спросил.

— Ты словно удивился, что Ламель прекрасна, — пояснила Сильвия.

— Я просто спросил. Я знаю, что она красивая.

Едва я успел это сказать, как в комнату вошли отец с Диором.

— Что, любимая одежда, да, Тэйлон? — оскалился тот сразу.

— Диор, успокойся, — приподняла голос мать.

— А это что за крошка? — глянул он на Ушастую.

— Господин, я Ньюэсенфей, верная слуга и помощница вашего брата, — поклонилась она Диору.

— Хорошо говоришь на нашем, — прищурился он.

— Мы учим язык людей, — пояснила она.

Диор внимательно хищным взглядом всматривался в её глаза, после чего посмотрел на меня.

— Хорошо… я понял, — кивнул он.

— Когда начнётся? — спросил я.

— Скоро, — ответил отец, после чего подошёл к матери и о чём-то с ней зашептался. Она, глядя в пол, изредка кивала, отвечая так же шёпотом и поглядывая на меня.

— Что, свадьба отменяется? — весело спросил Диор и тут же получил порцию неодобрительных взглядов.

— Диор, помолчи, — холодно попросил отец, после кивнул дочерям на дверь. Те, поклонившись, вышли из комнаты. — Значит, так, Тэйлон, тебе уже рассказывали, как всё будет происходить?

— Меня проведут к принцессе, и мы вместе выйдем поприветствовать гостей.

— Так, уже неплохо. Он готов, — кивнул он и махнул служанкам. — Выводите его.

Не успел я и слова сказать, как служанки буквально подхватили меня и потащили из комнаты по коридорам. Собственно, я даже мог ничего не делать, всё делалось за меня. Это больше напоминало путешествие на вагонетке по космическому кораблю. Первая остановка — ванна, вторая — стрижка, третья — гардеробная. Везде меня ведут, знай что ноги переставляй вовремя. Как я понимал, четвёртая и последняя — место, где будет проходить свадьба.

Что я заметил — обилие стражи. Её было очень много. Они стояли в буквальном смысле через каждые десять метров по двое с двух сторон вдоль стены. Судя по всему, они просто отрезали те коридоры, по которым меня вели.

— Эй, Ушастая, — позвал я.

— Что? — тут же подскочила она с недовольным видом, протиснувшись мимо служанок.

— Стражи не многовато?

— Стражи столько, сколько нужно, — отрезала Ушастая Котлета. — Моя повелительница беспокоится о вашей безопасности. Уж должны быть благодарны.

— А безопасность моего рода?

— Весь замок в страже. Я заверяю, что на них тоже кого-нибудь хватит.

— Кого-нибудь хватит?

— Будет стража. Так, здесь налево, — подтолкнула она меня локтём в нужную сторону.

Здесь мы упёрлись в дверь, которую в буквальном смысле закрывала собой стража с поднятыми щитами. Завидев нас, они разошлись и практически сразу сомкнулись, закрыв проход.

— Мои родители, получается, будут в зале?

— Их проведут под стражей. Так, здесь сами, — остановилась она перед дверью.

И меня буквально затолкнули одного-единственного в светлую хорошо освещённую комнату, где находились Ламель, Гензерия, названная сестра Уванеста и, как я понимаю, слуги моей невесты. Только вот служанки выглядели как у меня, а скорее, как девушки из салона, где ублажают мужчин. Лёгкие, едва ли не прозрачные белые платья, через которые были хорошо видны контуры тела.

Но им было далеко до Гензерии, которая в своём синеватом платье вообще выглядела полураздетой. Огромное декольте, если это можно было назвать декольте, конечно, уходило до самого пояса, едва ли не до лобка, открывая пупок и прикрывая огромную грудь двумя полосочками. И длинная юбка, обтягивающая ноги настолько, что оставалось вопросом, как она двигается. Семенит ногами? Единственным неразвратным элементом одежды здесь была разве что корона из белого, похожего на серебро металла.

Уванеста выглядела обычно в кремовом платье под цвет тех, что были на сёстрах. Видимо, отличительный цвет родственниц.

Но вот Ламель…

Эм…

Я даже обошёл, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Ламель, ты там как?

— Ужасно… — пробормотала она. У бедной даже кончики ушей немного повисли.

Просто дело в том, что Ламель была похожа на платяной дзот. В прямом смысле этого слова. Огромная пышная юбка-колокол белоснежного цвета, обшитая золотом, на которой можно было разобрать разнообразные образы птиц, деревьев и прочих атрибутов природы. Поверх неё шли рядами золотые цепочки.

Талия, как я понимаю, была в корсете, а поверх надета толстенная то ли шуба, то ли какая-то белоснежная кофта. По ширине она не сильно уступала диаметру нижнего подола юбки. На ней ещё висели золотые побрякушки. Большие, я думаю, что кило в каждой точно есть. На шее был огромный шарф, который был обвязан вокруг её шеи.

Короче, весь наряд представлял из себя конус, из которого торчит голова бедной Ламель. Причём её лицо было единственным открытым кожным покровом. На её голове ещё огромнейшая корона, которая, казалось, вот-вот продавит её голову в этот конус.

Да я ещё легко отделался, как понимаю…

Лицо Ламель было белым, и я не сразу понял, что её буквально заштукатурили, потому что краснющие уши выдавали её реальную температуру тела.

— Это точно нормально? — покосился я на Гензерию.

— Это свадебное платье.

— Мне кажется, что это оборонительный костюм какой-то, а не платье. Сколько на ней одежды?

— Сапожки. Нательное бельё из шерсти…

— Из шерсти?!

— Оно впитывает пот, — пояснила Уванеста тихо.

— Потом нижняя юбка, вторая нижняя юбка, само платье, украшения на платье, конструкция, поддерживающая форму платья, подтяжки, что держат эту контракцию. Сверху корсет, нижняя кофта, верхняя кофта…

— Так, под шубой ещё одна кофта?

— Да, — кивнула невозмутимо Гензерия.

— Вы свою дочь убить хотите? — покосился я на неё недоверчиво.

— Это лишь свадебный наряд.

— Я пытал людей. Если бы меня спросили, как можно пытать женщину, я бы поставил это платье на второе место, серьёзно.

— Что ж, теперь вы знаете, на какие жертвы идёт Ламель, — улыбнулась она. — Дальше, украшения золотые на кофту, шарф и диадема.

— Это не диадема.

— Это диадема.

— Нет.

— Боюсь, что это так, — улыбнулась Гензерия. — И естественно, её кожа на открытых участках покрыта белью.

— Белью?

— Чтобы кожа была белой. Боюсь, что в этом наряде жарко, поэтому будь Ламель сейчас не покрыта белью, она была бы красной. И слегка мокрой. Так бель предотвращает это.

Кожа не дышит, иначе говоря. Не пропускает пот и не даёт коже дышать. Сейчас Ламель в прямом смысле этого слова жарится внутри. Я просто хочу заметить, что мне в мундире жарко. А здесь так вообще душно, даже Гензерия обмахивается веером, хотя почти голая. А Ламель в этом саркофаге.

— Сколько это всё весит? Она не потеряет сознание?

— Нет, не потеряет, — покачала головой Гензерия. — Я дала ей кое-какие элексиры, она не уснёт и не потеряет сознание теперь.

— Я вся горю… — пробормотала Ламель. — У меня бьётся очень сильно сердце… И голова… голова болит…

— Она не потеряет, уверяю, — Гензерия кивнула слугам, которые подошли и…

Убрали подпорки.

Ламель просто просела под весом всего этого. Оказывается, всё это время платье стояло на подпорках. Зажмурившись от напряжения, она медленно поднялась, но было видно, что платье всё равно волочится по полу.

— Так, ладно, теперь надо накинуть на неё фату, — сказала Гензерия, кивнув служанкам.

— Фату? Я всё понимаю, но она умрёт от теплового удара, — заметил я.

— Не умрёт, я позаботилась об этом.

— Мне плохо… — пробормотала Ламель.

— Терпи, дорогая. Ты хотела выделиться, хотела особенной свадьбы. Я её устроила так, как проводили её наши предки. Со всеми обрядами.

— Они были жестокими… — пробормотал я, глядя на этот ад.

А потом на неё накинули фату.

Это была почти не прозрачная и очень толстая белая ткань, расшитая, опять же, золотом. На самой фате были опять всевозможные золотые цепочки и амулетики. И вся эта фата прикрывала её полностью вплоть до подолов платья. Я практически не видел под ней саму Ламель и мог точно сказать, что через неё трудно дышать. Иначе говоря, Ламель даже дышать сейчас не могла нормально, и под этой фатой воздух будет просто нагреваться.

— Она потеряет сознание.

— Не потеряет, — уверенно заявила Гензерия. — Она хотела стать особенной. Я сделала всё, чтобы это случилось. Её свадьбу запомнят абсолютно все из-за того, насколько она будет божественна и богата, мой дорогой Тэйлон. Ламель будет словно сошедшей богиней, которой позавидуют даже боги, настолько она будет соответствовать традициям. Её будет просто невозможно забыть, уверю. И потом её дети — моя дочь войдёт в наши легенды.

— Я умираю…

— Тебе кажется, моя дорогая, тебе кажется, — ласково сказала Гензерия.

— Вы сказали, что будут обряды. Что за обряды?

— Для начала, вы просто поприветствуете гостей, — кивнула Гензерия и кивнула служанкам. — Мы выходим.

Те сразу же разбежались. Вместе с ними вышла и Уванеста, шепнув напоследок:

— Удачи.

— Тэйлон, — обратилась ко мне Гензерия. — Сейчас вы просто выходите в зал и останавливаетесь на метке, которые нанесены на полу. Встанете и будете ждать, пока все гости не поздороваются с вами. После этого перейдёте в другую часть зала, где вам вручат дары все, кто пришёл на свадьбу.

— Получается, нам просто надо стоять?

— Пока да, просто стоять, — кивнула она Гензерия. — А потом вас проинструктируют, что делать дальше. Вам дадут понять, когда надо менять место.

— Скажите честно, — решил спросить я, шёпотом обратившись к ней. — Вы мстите Ламель?

— Мщу? Мой дорогой Тэйлон, я не мщу моей родной и единственной дочери. Я бы никогда не стала мстить ей. Она единственный и самый дорогой для меня человек, ради которого я изничтожу всех врагов, если они посмеют на неё покуситься. Я убью каждого, — прошептала она с каким-то мёртвым холодом в голосе. — Она моя дочь, и я люблю её больше себя. Придётся умереть, и я отдам свою жизнь с радостью ради неё. И она на днях пришла и высказала мне много… вещей, которые её волновали. Поэтому я лишь хочу выполнить её желание.

— Таким образом?

— Никто не говорил, что будет легко, — ласково улыбнулась она.

Загрузка...