Глава 11

— Раз мы идём с опережением графика на целых пятнадцать минут, то я бы выбрал завтрак. А то всё на бегу… — улыбнулся я в ответ. Свита Распутина старательно удерживал на лицах радушные улыбки, но я прямо чувствовал, как от этих людей несёт страхом. Они не были уверены в своей дальнейшей судьбе и не очень понимали, что вообще происходит.

На Дальнем Востоке Российской Империи всё было очень густо замешано на личных отношениях. И если в Казани всем правил один род, то кто и за что отвечал в этих местах понять было невозможно. Даже классические ранги и титулы имперских аристократов превращались в обычные слова. Какой-то барон мог управлять огромной территорией в первой линии обороны аномальной зоны, а настоящий князь ютился в маленькой конторке в городе. И всё потому, что первый обладал нужными связями, а второй поссорился с кем-то из местных.

— Не думаю, что пятнадцать минут действительно что-то решат, но мы постараемся организовать что-то приличное, ваша светлость, — невозмутимо ответил граф, а потом повернулся к одному из своих спутников и смерил его безразличным взглядом. — Ведь так, Вениамин Исаакович?

— Истинно так, ваше сиятельство, — без малейшего промедления, ответил мужчина. На обширной залысине Вениамина Исааковича блестели крупные капли пота и вообще этот зрелый мужчина выглядел как тот, кто лично оценил все плюсы и минусы каждого из местных ресторанов. — Мигом всё организую. Рыбки или мясо на утренний приём пищи изволите?

— Рыбы, — когда Распутин вопросительно посмотрел в мою сторону, принял решение я. Этот край славился дарами океана на всю страну и вряд ли мне в ближайшее время ещё выпадет шанс вот так просто посидеть в каком-то из местных ресторанчиков.

— Рыбы, — коротко повторил Григорий Владимирович.

— Это пожалуйста! — обрадовался Пинзер. — У нас лучшие повара в этой части света. У меня есть контракты с Поднебесной и даже Японией на поставки продуктов. Мигом всё организую, гости дорогие!

Оказалось, что Вениамин Исаакович был крупнейшим ресторатором Владивостока. Не имея никакого дворянского звания, этот человек заставил считаться со своим мнением даже бывшего губернатора. Влияние у господина Пинзера было поистине громадным и у себя в области он считался одной из значимых политических фигур. Хотя при этом к официальным властям никакого отношения не имел и всячески показывал, что его заведения полностью нейтральны для всех гостей.

Логично было предположить, что Вениамин Исаакович обладает доступом к самой свежей и самой конфиденциальной информации. Возможно, именно поэтому господин Пинзер оказался в свите графа Распутина. Я сильно сомневался в том, что Григорий Владимирович и его дочь любили покушать или выпить. Адепты аспекта Смерти вообще крайне редко были приверженцами такого рода развлечений. А ещё я подумал о том, что ресторатор выжил и оказался рядом с новым губернатором по той же причине — он достаточно знал о намерениях местной знати, чтобы вовремя оказаться от неё подальше.

Разумеется, в отведённое время мы не уложились. Только дорога до ресторана «Порт Императора» заняла около тридцати минут. Господин Пинзер очень извинялся и посыпал голову пеплом, постоянно повторяя, что сменит полностью весь персонал ресторана из-за их нерасторопности.

— Зря наговариваете на своих людей, Вениамин Исаакович, — глядя на уходящий в бесконечность стол, покачал головой я. Даже если бы я прибыл со всей своей родовой дружиной, всё съесть бы у нас вряд ли вышло. — За тридцать минут они очень многое успели. Надеюсь, еда окажется без сюрпризов. Не люблю, когда меня пытаются отравить.

Лицо ресторатора резко побледнело, но это я отметил только краем глаза, потому что в этом момент уже шагал к столу, потирая руки в предвкушении. Пахло в большом банкетном зале невероятно, а я был ужасно голоден.

— Подождите, ваша светлость! Минуточку, выждите, пожалуйста! — чуть ли не грудью перекрыл мне дорогу к столу ресторатор. Распутин чуть прищурился и недобро посмотрел на Вениамина Исааковича, отчего тот сравнялся цветом с до хруста накрахмаленной скатертью. — Подождите, умоляю! У меня в ресторане впервые такой важный гость. Герой Российской Империи, легенда противостояния с Австрией. Будет преступлением, если вы хоть чем-то останетесь недовольны. Моя репутация будет навсегда испорчена!

— Знаете, у меня к вам появились вопросы, господин Пинзер… — нейтрально произнёс Распутин.

— Не думаю, что Вениамин Исаакович мог так глупо подставиться и попытаться отравить своего гостя, — ответил я и с улыбкой посмотрел на ресторатора. Тот отчаянно закивал, но что-то сказать у него не получалось. — Ведь выбор ресторана и блюд был полностью на нашем знакомом, Григорий Владимирович. Нужно быть полным идиотом, чтобы пойти на такое. А господин Пинзер достиг своего положения не просто так. А вот тем, кому плевать на его репутацию…

— Разрешите мне поставить собственного человека для пробы блюд, ваша светлость, — умоляюще глядя на меня, просипел Пинзер. — Этим может заняться мой племянник. У него удивительное чутьё на любую отраву. Магическую и обычную.

— Не волнуйтесь так, Вениамин Исаакович, — успокаивающе ответил я. — Меня вообще крайне сложно отравить. Присаживайтесь лучше за стол.

Ресторатор послушно закивал, как китайский болванчик и сел напротив меня. Я с удовольствием попробовал несколько блюд, наблюдая за Пинзером. Тот постоянно напрягался из-за каждой ложки, но старательно улыбался и заглядывал мне в глаза. Слева от меня сидел граф Распутин, а чуть дальше безразлично расковыривала в своей тарелке цветастую рыбину его дочь.

— Да вы кушайте, Вениамин Исаакович, кушайте! Ваши повара действительно отлично готовят, — приветливо улыбнулся я ресторатору. Тот, не глядя, положил на тарелку что-то с ближайшего блюда и, не глядя, начал есть. А я при этом продолжил. — Расскажите нам, уважаемый, почему отказали своим добрым друзьям и не стали принимать участие в мятеже?

На последней моей фразе Пинзер подавился и чуть не задохнулся. Мы с Распутиным терпеливо ждали, пока хозяин ресторана придёт в себя, но тот всё никак не мог унять кашель. Потом Дарина не выдержала и выпустила в мужчину слабый поток энергии смерти.

— Я… никогда и ни за что… против Императора нашего батюшки… — выдохнул Пинзер. — А все глупцы, что злое умыслили…

— Кто именно? — прямо спросил я.

— Так… — начал было Вениамин Исаакович и испуганно стрельнул глазами на дочь графа. Дарина пугала жителя Владивостока гораздо сильнее, чем её отец. — Так ведь всех извели под корень, Ярослав Константинович… И поделом им!

— Так уж и всех? — накладывая себе в тарелку удивительно нежный салат, который буквально таял во рту, поинтересовался я. — Неужели каждый, о ком вы были в курсе, кто взял в руки оружие и выступил против законной власти Российской Империи?

— Все, о ком знал! Или хоть что-то слышал! Клянусь! — совершенно искренне ответил Вениамин Исаакович. — Даже пробовал отговорить этих безумцев, но где там⁈ Разве станет кто-то слушать безродного бизнесмена, когда речь идёт о дворянской чести⁈

— Верю вам, господин Пинзер, — тяжело вздохнул я. — Иногда даже самые опытные и умные аристократы поддаются подобным порывам. И я рад, что вы сумели сохранить трезвый рассудок в это неспокойное время. Наверное, именно поэтому сами пришли к Григорию Владимировичу, как только он появился во Владивостоке? Чтобы рассказать о всех известных вам заговорщиках и бунтовщиках?

— Истинно так, ваша светлость, — отчаянно закивал ресторатор. — Как только у графа Распутина минутка свободная выдалась, так и пришёл.

— Вениамин Исаакович ещё пока мы в полях были пытался со мной встретиться, — от себя добавил Григорий Владимирович. — Несколько малых родов мы только благодаря его помощи сумели вовремя выявить. А так бы ещё один удар в спину получили…

— Понятно… — задумчиво глядя на Пинзера, произнёс я. Под моим взглядом мужчина чувствовал себя неуютно и постоянно ёрзал, будто не мог найти себе места. Я вернулся к еде и наконец поставил перед собой очень красивое блюдо с эффектно вывернутой печёной рыбиной. — Скажите, Вениамин Исаакович, а почему же вы тогда не пришли к прошлому губернатору? Ведь можно было избежать очень большой крови всего одним разговором.

— Я маленький человек, ваша светлость, — наконец сумев взять себя в руки, почти спокойно ответил ресторатор. — Одно дело — какие-то мелкие услуги и одолжения в мирное время. Тогда к Пинзеру потоком люди идут. Кому приватный салон для беседы, кому выездное мероприятие, чтобы гостей удивить… И совсем другое, когда князь с бароном о судьбе аристократии беседуют. Тут безродным, вроде меня, вообще рот открывать не стоит. Я и на встречах-то этих не был ни разу. Гостей проводил, чтобы лишних глаз не было, и к себе в кабинет.

— Тогда откуда список имён и вся остальная информация? — прямо спросил я.

— Так не только дворяне ко мне ходят, — пожал плечами ресторатор. — И главы дружин и обычные дружинники захаживают. И маги… Слухами земля полнится. А когда тебе каждый второй говорит, что его господин оружием закупается в Поднебесной и инструкторов берёт, то тут и слепому всё видно будет. Как перед бунтом я встречу князю Белову хозяином чайного магазина устроил, так поехал сразу к себе в особняк. Думал, пару дней и одумаются, но всё вон как повернулось.

— А кто этот хозяин чайного магазина? — повернулся я к Распутину.

— Местный представитель Поднебесной, — задумчиво ответил граф. — Вроде тайного посла, о котором все местные знают.

— Перекусили уже, Григорий Владимирович? — поинтересовался я у временного губернатора и тот кивнул, убирая в сторону почти пустую тарелку. — Тогда прокатимся? Вениамин Исаакович, а не покажете ли вы нам, где в вашем городе находится лавка с товарами из Поднебесной?


Москва

Кремль


Вечер был удивительно теплым. Сумерки ложились на красный кирпич стен Кремля, а в большой комнате с белыми стенами, скрытой за массивными дверями, горел только мягкий свет нескольких магических ламп. Император Алексей Александрович сидел в кресле, но в этот раз не за рабочим столом. Его взгляд был устремлён на кровать, стоявшую у окна. На кровати лежал его сын — наследник престола, Дмитрий Алексеевич. Бледный, с закрытыми глазами, но уже без прежней мертвенной хрупкости, он дышал ровно, а его Источник медленно приходил в себя.

Император провёл ладонью по лицу. За последние дни он не спал толком ни минуты. Суета, доклады, планы, постоянные совещания… И всё время — этот тяжёлый груз, как будто мир сам решил обрушиться на его плечи. Он привык к тяжести власти, но сейчас в нём появилось нечто личное, очень болезненное. Сын. Его сын.

Он наклонился, положил руку на край одеяла, словно желая убедиться, что Дмитрий действительно рядом, он все еще жив и он всё ещё с ним. Пальцы Императора едва заметно засветились. Дар Жизни мягко ощупал ауру юноши, проверяя её прочность. Да, Разумовский сказал, что восстановление цесаревича должно происходить подальше от Кремля с его повышенным магическим фоном. В местах, очень бедных энергией Жизни. Организм наследника сам будет стремиться к восстановлению. Но, в текущей ситуации это было невозможно.

— Держись, мальчик мой, — тихо произнёс он. — Ты сильный. Ты справишься.

Ему вспомнились последние события — не как строки докладов, а как картины. Князь Разумовский, Ярослав Константинович, тот самый человек, который сумел сделать невозможное. Решительный рейд в сердце Австрийской империи, проведённый, когда дипломатия зашла в тупик. Неожиданно быстрый и жестокий удар, который обезглавил государство, планирующее полноценное вторжение на западных границах. Разумовский действовал как всегда, неожиданно и… невероятно, и фактически завершил войну, не дав ей перерасти в полномасштабную кампанию. Алексей Александрович знал: этот удар спас тысячи сотни жизней и несколько множество территорий от катастрофы.

Он покосился на сына. Дмитрий ничего этого не видел. Он находился без сознания.Но он выздоравливал. Чего не могли сделать лучшие лекари Империи, и он сам — величайший маг аспекта Жизни в государстве, провернул молодой князь. Совершив буквально чудо. Сейчас Алексей Александрович не сомневался: когда сын окрепнет, он поймёт, что мир, в который он возвращается, изменился. И изменился необратимо.

Император тяжело выдохнул. После Австрийской империи внимание Разумовского переключилось на Африку. Там, где появилась очередная проблема, после дерзкого рейда австрийцев в самое сердце территории Бриссу. Там, где казалось дожен начаться новый мировой конфликт. Алексей Александрович вспомнил свой недавний приказ: усилить миссии Разумовского, дать ему полномочия действовать без оглядки на протоколы. И вновь тот справился. Африка затихла. Бриссу успокоились, аномальный континент уже не взорвется, дипломатические связи — восстановлены.

— Ты даже не представляешь, Дима, сколько долгов у меня теперь перед этим человеком, — с усталой усмешкой сказал Император, обращаясь к безмолвному сыну. — И сколько врагов он себе нажил за нас.

Он откинулся в кресле, прикрыв глаза. Перед внутренним взором вспыхивали картины. Колонны войск на границах. Переговоры с Американской Конфедерацией, президент которой теперь общался не с ним, а с Разумовским. Сотни отчётов о заговорщиках, которых Жандармерия выдёргивала буквально из-под Кремля. И, конечно — новый порядок. Новый мир, который рождался на глазах.

Император не боялся перемен. Он сам их начинал. Но теперь, когда подросшее поколение магов и офицеров требовало новых правил, когда рода переставали быть просто семьями, а превращались в государственные институты, всё менялось. Он видел в этом шанс — и угрозу.

— Отец считал, что я слишком мягкий, — пробормотал он, словно сын мог слышать его. — А я просто верю, что порядок — это не страх. Это ответственность. И если мы не построим новый порядок, то его построят другие. На крови, на хаосе, на рабстве.

Дмитрий едва заметно пошевелил пальцами, и Император тут же открыл глаза. Но юноша оставался без сознания. Лишь тонкая нить жизни медленно тянула его обратно. Алексей Александрович снова провёл ладонью над его грудью, проверяя ритм ауры.

Ему вспомнилось, как он впервые увидел Ярослава Разумовского. Мельком, на одном из императорских балов, рядом со своим отцом. Тогда Ярославу было сколько? Семь лет, кажется… А теперь этот человек теперь стал ключом к выживанию всей Империи. И всего мира…

— Тебе нужно многое сделать, — сказал Император, глядя на сына. — Я хочу, чтобы ты видел этот новый мир. Чтобы ты понял, что важнее всего. Не трон. Не границы. Люди.

Он замолчал, слушая тишину медицинского кабинета. Вечерние колокола где-то далеко гулко били в воздухе. Алексей Александрович чувствовал, как мир вокруг становится другим. Он держал сына за руку — впервые за многие месяцы — и понимал, что его собственная жизнь теперь делится на «до» и «после».

— Ты выздоровеешь и вернёшься, — повторил он уже почти шёпотом. — А я сделаю всё, чтобы к тому моменту Империя была готова к передаче власти. Я прожил хорошую жизнь…

Он громко закашлялся, в глазах потемнело, но он поднялся, прошёл к окну, глядя на ночную Москву. Вспомнил старый порядок. Вспомнил, как меняется мир. Вспомнил, что новое время требует не только силы, но и мудрости.

Император вернулся к креслу, сел, положил ладонь на плечо сына и закрыл глаза. Теперь он думал не о бумагах, не о заговорщиках и не о войнах. Он думал о будущем. О новом мире, который придёт. О том, чтобы сын в нём жил. Вот только сейчас был такой момент, когда все будущее человечество зависело всего от одного человека, как бы странно это не звучала. От молодого князя, Ярослава Разумовского. Пусть же удача сопутствует ему, иначе у человечества не будет никакого будущего…

Загрузка...