Переход

Глава 8

Когда Алексей учился в МАДИ (точнее, когда он занимался разными работами в студенческом КБ), руководитель «группы моторов» не уставал повторять:

— Вы можете изобрести лучший в мире мотор, но он никому не будет нужен если его наша промышленность не сможет изготовить.

И основываясь на этом тезисе, он требовал от «конструкторов» дорабатывать существующие моторы таким образом, чтобы эти доработки не вгоняли в шок и трепет заводских технологов. И после перехода Алексей в своих «изобретениях» продолжал придерживаться того же принципа. Правда, «тогда» из КБ руководитель часто выгонял студентов, которые этому тезису следовали «буквально» (и сам Алексей дважды вылетал из группы), подробно при этом объясняя, за какую «непроходимую тупость» студент покидает КБ. Переход помогал парню в группе все же остаться, подробно описанную «глупость» немедленно исправляя — и в новой реальности он уже подобного старался не допустить. Не допустить подгонки конструкции под стремительно устаревающие технологии, занимаясь подгонкой технологии под требуемую конструкцию. А это было сделать не особенно и сложно — если заранее точно знаешь, что необходимо получить в результате.

«Доводить» оршанский минитрактор до уровня «могло быть и хуже, так что пока сойдет» в Орше инженеры и рабочие смогли очень быстро, поменяв рулевое управление на аналог такового от «Универсала». Получилось и в изготовлении заметно проще, и в ремонте удобнее. Но вот мотор был для трактора не самым подходящим: слишком уж он был высокооборотным и в результате в конструкции использовались колесные редукторы. Но главным недостатком мотора было то, что он, разработанный для быстро едущего мотоцикла, в поле быстро перегревался и чтобы этого избежать, пришлось к двигателю приделать два вентилятора (по одному на каждый цилиндр). Поэтому Алексей решил, что мотор нужно заменить, причем лучше всего на дизель (заводы солярки производили больше, чем бензина). Рассмотрев различные варианты, он решил пойти по пути разработчиков танкового В-2, то есть переделать в дизель какой-нибудь массово изготавливаемый мотор бензиновый — а за основу взял укороченный до четырех цилиндров вариант мотора ГАЗ-11. А чтобы переделка мотора бензинового в дизельный имела хоть какой-то практический смысл, он вместе с инженерами и рабочими Витебского завода имени Кирова изготовил полуавтоматический станок, на котором даже малоквалифицированный рабочий мог делать плунжерные пары для топливных форсунок.

То есть делать их мог и не особо опытный рабочий, просто настраивать станок перед работой должен был все же человек исключительно опытный — но на «Красном борце» один-единственный автомат позволял в сутки делать по паре сотен мотор-форсунок, а все остальное…

Со «всем остальным» — благодаря тому, что большая часть деталей была взята от горьковского мотора — стало очень просто: из Горького поступали готовые поршни, поршневые кольца, вкладыши подшипников, клапанов (и сами клапана), а так же заготовки для коленвалов. И уже в декабре товарищ Пономаренко доложил на заседании в ЦК о том, что «выпуск новых дизельных тракторов в Орше достиг уровня в двадцать пять машин ежесуточно». Но при этом он не забыл пожаловаться на то, что заводу (и всем его смежникам в Витебской области) остро не хватает электричества. Ну и, понятное дело, предложил варианты решения этого вопроса…

По окончании совещания товарищ Сталин подошел к товарищу Пономаренко:

— Вот как у вас получилось так быстро производство наладить, причем трактор у вас получился, как мне сообщили, лучше того же «Универсала» и при этом даже дешевле?

— Дешевле он пока получается, то есть пока мы металлолом используем, который на полях у себя собираем. А что лучше… есть у нас там самородок один, партизан Херов…

— Партизан? А за что вы его так…

— Это не я его так, фамилия у него такая была. Правда, с ударением на «о», но не может русский человек ее верно произнести, да и теперь он вообще Воронов. Но — талантище, с ним инженеры которые работают, говорят, что он по многим вопросам лучше них разбирается.

— Инженеров талантливых в стране хватает.

— Ну да. Только этому партизану едва семнадцать стукнуло, а трактора он начал в своей деревне делать еще год назад. И Витебский район в этом году план по продовольствию перевыполнил потому что там во всех колхозах его трактора в полях работали. И картошку собирали, его же комбайн картофелеуборочный используя…

— А к награде его представить?

— У него уже два ордена есть, боевых. Я же говорю: партизан!

— Его надо наверх продвигать…

— Пробовал, не получается. Он же два года вообще в одиночку партизанил… то есть совсем один два года в лесах жил. Он с людьми… общается с трудом. И сам это понимает, что хорошо, но от любой руководящей работы наотрез. Опять же, мальчишка еще, ему учиться надо, он ведь даже школу не окончил. Вот выучится, мы его снова попробуем с пользой повысить…

— Хм… школу не окончил, а трактор сконструировал…

Про первый его трактор инженеры говорили, что его любой некриворукий мастеровой придумать смог бы.

— Но придумал именно он?

— А я не об этом. У него мысль шустрая, а вот знаний все же немного, хотя он вроде и старается их приумножить, читает всякое. И очень много читает немецкой технической литературы: навезли ее изрядно, а у наших специалистов с языком… не могут они ее понять. А парень по-немецки свободно, нахватался языка пока фашистов допрашивал… в лесу у себя. Ну и поэтому и инженеров наших кое-чему научить может.

— По-немецки свободно… А он не шпион часом?

— Шпионы фашистских генералов не стреляют. Это тот самый парень, который за километр фашиста приласкал из карабина.

— Понятно, и орден ему, как я понимаю, и за это дали?

— Второй — да, за генерала, но он много в тылу врага натворить успел. И в нашем тылу тоже, у него не одни трактора в заслугах. Кстати, про ГЭС эту — тоже его идея была. И он же придумал, как ее выстроить, в бюджет особо не залезая. Но вот оборудовать ее…

— Мы, скорее всего, согласимся с вашим предложением насчет нового завода в Гомеле. Я думаю, вам стоит отдельно с товарищем Кржижановским это обсудить… только на меня ссылаться в разговоре не стоит. А по поводу увеличения численности пленных на строительство жилья ничего обещать не стану, точнее, обещаю, что их число в республике даже сократить придется. Разруха-то не только у вас…

Школьные экзамены Алексею удалось сдать на отлично, даже несмотря на то, что о некоторых «обязательных предметах» он раньше и не подозревал. Точнее, не подозревал о том, что нынешняя школа заставляет детей «знать наизусть» — и особенно его в этом плане напрягла литература. Но благодаря тренированной памяти «рассказать стишок» (а экзамен по литературе ему поставили последним, так что «быстро запомнить и быстро забыть» именно в этом предмете было несложно) он смог успешно. Хотя, откровенно говоря, ему это очень не понравилось и он на экзамене все же не удержался. Не счел необходимым сдерживаться: аттестат «с отличием» выдавался даже если в нем было две отметки «хорошо», а учительница литературы, сказав, что «уж на твердую четверку вы ответили, а чтобы я поставила пятерку, задам парочку дополнительных вопросов». Не то, чтобы она хотела «завалить» Алексея, просто делала то, что считала правильным — но ей действительно хотелось, чтобы аттестат с одними пятерками был полностью заслуженным.

Поэтому выслушав этот «дополнительный вопрос», Алексей в свою очередь уточнил:

— Вам рассказывать как школьники читают или как Горький ее написал?

— А в чем разница?

— Ну, школьники читают с завываниями и закатыванием глаз, а Алексей Максимович был все же человеком веселым, пошутить любил.

— С завываниями не нужно, но что вы тут нашли веселого… начинайте, мы слушаем!

И Алексей «стишок рассказал». Рассказал «Песнь о буревестнике», рассказал по мере возможности стараясь копировать исполнение Андрея Урганта — и дажежест его повторил на словах «скоро грянет буря»…

Когда он закончил, учительница, вытирая слезы, сообщила, что больше она «дополнительных вопросов задавать не будет потому что иначе она не сможет детей на уроках без смеха выслушивать». А представительница РОНО — суровая тетка лет под пятьдесят, с тремя медалями на жакете — отсмеявшись, заметила:

— Ну что, в первый раз я не пожалела о потерянном на этих экзаменах времени. Спасибо тебе, Воронов, медаль ты точно заслужил. Аттестат получишь — зайти в РОНО, медаль тебе там выдадим. Кстати, гордись: у тебя будет первая медаль в области… кстати, а почему ты медаль «За победу» не носишь?

Алексей уже обратил внимание на то, что боевые награды тут народ носил практически постоянно и ими искренне гордился, так что и сам он старался «соответствовать» и два ордена на любое важное мероприятие надевать не забывал.

— А мне медаль никто не давал, так что и носить я ее не могу. Да и права не имею.

— Право ты имеешь, я уже прочитала твою автобиографию. А вот что тебя ей не наградили — это безобразие, я этим вопросом займусь. Сегодня же займусь… адрес свой скажи, думаю, военкомат тебя сегодня же и вызовет для вручения награды.

— А я не в Витебске живу. Или в деревне Приреченской, или — чаще — в Орше, в общежитии «Красного борца» ночую.

— Тогда не уходи, сейчас в военкомат вместе пойдем. Безобразия нужно пресекать сразу! А ты… не хочешь в театр пойти работать, народ веселить? Сейчас там в труппе, насколько я знаю, есть вакансии, а с тобой и народ в театр потянется… по крайней мере смогут артисты себя хотя бы зарплатой самостоятельно обеспечить.

— Было бы неплохо, но я пока занят выпуском тракторов. Да и учиться собираюсь по другой специальности.

— Это ты правильно придумал. Ну что, пошли в военкомат?

— Зачем плохо идти если можно хорошо ехать? У меня тут мотоцикл…

— Колхозный?

— Нет, мой личный.

— Богатый ты орденоносец однако. Трофей?

— И это тоже. Но скорее наградной…

Получив первую «заветную корочку» Алексей задумался о дальнейшем своем существовании. То есть на «далекое будущее» план был уже совершенно ясен, а вот чем заниматься еще полгода — в этом у него понимания не было. Правда был один очень позитивный момент: с подачи Пантелеймона Кондратьевича ему дали определенный карт-бланш на любые исследовательские работы и определенный приоритет в получении разного рода сырья. В ограниченных количествах, конечно, но все же. И ему удалось разжиться примерно полутонной нержавейки, причем в виде листа толщиной в миллиметр.

Еще по его просьбе ему привезли откуда-то чертежи придуманного товарищем Капицей турбодетандера, и парня удивило лишь то, что это выдающееся изобретение не отнесли к числу важных государственных секретов. Но раз не отнесли, то тем лучше — и, слегка конструкцию доработав (то есть сделав из нержавейки ректификационную колонну небольшую) он стал потихоньку делать разные относительно чистые газы. Например, кислород — и на «Красном борце» уже в марте начали изготавливать стальные литые поршни для моторов. Просто потому, что если в вагранку подавать не воздух, а сильно нагретый кислород, то в ней, оказывается, и сталь плавить можно.

Такая «мелкая доработка» привела к очень интересному результату: так как в дизеле нагрузка на поршневую группу заметно выше, чем на моторе бензиновом (да еще с низкой компрессией), то в дизеле пришлось заметно снизить обороты и мощность уже «тракторного мотора» была в районе сорока лошадиных сил. А заменив алюминиевые поршни на стальные удалось за счет увеличения оборотов мощность мотора поднять в полтора раза (хотя при этом пришлось заменить и маслосъемные кольца — но Алексей знал, на какие конкретно).

К тому же резко сократилось количество необходимого заводу (и остродефицитного) алюминия — но все, в том числе и сам Алексей — считали это всего лишь «побочным эффектом» внедрения новой технологии, а основным «эффектом» все сочли использование в работе кислородного резака по металлу и плавку любой стали в простой вагранке. То есть не любой, легированные стали такой переплавке не подлежали (поскольку превращались в самые плохонькие) — но стального металлолома было много. Очень много — и его переработка помогла в решении в том числе и «жилищной проблемы».

Несколько странно помогла. Когда Пантелеймон Кондратьевич мобилизовал архитекторов на разработку проектов типовых жилых зданий, эти архитекторы сделали кучу очень неплохих проектов — но вот перекрытия в домах они закладывали деревянные. А Алексей считал, что деревянные перекрытия — это очень плохо (в том числе и потому, что в домах уже трехэтажных возникали серьезные проблемы с установкой отопительных печей), но, хотя цемент с Оршанского известкового завода и считался «локальным ресурсом», сам по себе он делать бетонные перекрытия не позволял. Однако когда в простой печке стало возможно переплавлять и стальной металлолом, картина сильно изменилась. Да, сталь получалась не самая лучшая, но на изготовленном тут же, на «Красном борце» примитивная прокатная машина позволяла их этой стали катать арматурную проволоку — а вот с ней бетонные перекрытия из несбыточной мечты превратились в явь. Тем более превратились, что на заводе уже вторая цементная печь заработала — и тут кислород тоже существенно помог. Просто если в газогенератор, где торф превращался в горючий газ, подавать не воздух, а разогретую смесь кислорода и водяного пара, то «качество» получаемого газа существенно улучшается и в печь уже цементную его можно подавать гораздо меньше. Не вдвое меньше, конечно, но это если в цементную печь газ вместе с воздухом подавать. А вот если и туда вместо воздуха кислорода качнуть…

Правда, в цементную печь качать чистый кислород не стали: все же люди на заводе сидели грамотные, сообразили, что в таком режиме просто печь расплавится, но все же кислородику в воздух изрядно добавили, и теперь одного газогенератора хватало на обе цементных печи.

Оценить достижение в Оршу приехал сам товарищ Пономаренко. Оценил, долго и внимательно поговорил с инженерами с известкового завода. На минуточку зашел к Алексею в цех, где он налаживал второй станок-автомат по выпуску плунжерных пар:

— Привет, партизан. У меня к тебе два вопроса, точнее три. Первый простой: как быстро ты сможешь у себя в деревне наладить массовый выпуск этих кислородных машин и что тебе для этого нужно?

— Это вопрос вообще не ко мне. Где-то, точно не помню, но это у инженеров с завода Кирова спросить можно, сидит такой ученый по фамилии Капица — это он турбодетандер изобрел и знает, как их быстро недорого изготавливать. А в деревне у меня такой агрегат можно по штуке в месяц делать, да и то, если ни есть, ни спать, да и сортир бегать через раз…

— Понятно… но хоть какое оборудование для такого завода понадобится, сказать можешь?

— Сказать — могу.

— Но не говори, а напиши. И напиши, сколько людей на такой завод нужно, а я в деревню твою батальон… роту пленных отправлю, они ее превратят в настоящий промышленный город.

— Не надо деревню в город превращать, там земля хорошая, урожаи высокие, мужики… бабы в основном — справные. Пусть дальше хлеб растят. Но дома им выстроить достойные было бы неплохо.

— Это везде было бы неплохо… но твои — точно заслужили, летом им всем постараемся с жильем помочь. Тогда второй вопрос: ты тут с кислородом три технологии уже внедрил, а еще на что-то он годен? Про врачей я знаю…

— Да дофига для чего он годен. Если в воздух, который в домну идет, добавить сорок процентов кислорода, то ход домны вдвое ускорится и кокса на четверть меньше потребуется. А еще с кислородом очень просто получать удобрения азотные… я могу целый день перечислять.

— День — это хорошо. Значит так, партизан… Воронов. Бросай свою работенку, поедешь со мной в Минск. Да, знаю, ты уже говорил — но я тебя все это делать и проcить не стану. А ты все будешь целый день перечислять другим людям, которые тобой перечисленное попробуют уже сделать. Начальству я скажу, что тебя забрал… ненадолго, послезавтра вернешься. И не спорь!

— Да я и не собирался. Только мне забежать в общагу нужно, хоть переоденусь.

— Пошли уже, по дороге заедем. А еще у меня третий вопрос: откуда ты все это знаешь? Но на этот вопрос можешь не отвечать…

В Минске Алексей застрял на трое суток, и ему даже выспаться там толком не удалось: Пантелеймон Кондратьевич просто «на конвейере» присылал к нему различных специалистов (в основном инженеров и — по отдельной просьбе Алексея — химиков из университета). И ничего нового парень им рассказать не смог, все, что он рассказывал, было в принципе специалистам известно — но раньше они это «просто знали», а теперь могли тому же товарищу Пономаренко довольно толково донести, какая может выйти польза от применения этих знаний и что для такого применения им потребуется. Опять же, не потому что они этого раньше не знали, а потому что их никто раньше и не спрашивал — а с инициативами народ к начальству лезть опасался. Но если начальство само дает поручение «придумать и воплотить», гарантируя при этом обеспечение нужными ресурсами, то отказываться точно глупо.

Тем более глупо, что народ уже заметил: у товарища Пономаренко и за наградами дело не встает, причем награды он не столько почетные, сколько материальные дает. То есть орденами тоже не обделяет, однако сейчас выделенная квартира куда как важнее для человека, чем даже самый высокий орден.

Только вот Алексей Павлович про такую «привычку» «главного белоруса» был не в курсе, он просто делал то, что считал нужным… в том числе и не стеснялся раздавать заслуженные люли: когда он вернулся в Оршу, то узнал, что станок после его внезапного отъезда никто даже не попытался доналадить. Зато Вася Николаев с очень довольной физиономией ему сообщил:

— Леха, тут мы вчера как раз новый дом сдали, и решением парткома и профкома в нем тебе квартиру выделили. А по решению горкома тебе в квартиру уже и телефон поставили. Пошли, я тебе покажу… не сейчас, после смены пойдем. А ты пока подумай, какую тебе мебель нужно будет заказать.

— Это где ты мебель собрался заказывать? — с подозрением в голосе поинтересовался Алексей, который твердо знал, что мебель почти никакая в республике не производится.

— Где-где, в деревяшечном цеху у нас, там мастера ее много делают для рабочих. Ну, табуретки там, столы кухонные, даже кровати. Причем кровати неплохие…

— Знаешь что, Вась… не нужна мне квартира. Я через пару месяцев все равно отсюда уеду, причем надолго. В Минск уеду, в институт поступать. Так что о квартире можно будет лет через пять поговорить, не раньше.

— А если вдруг не поступишь? То есть я-то не сомневаюсь, что поступишь, но в жизни всякие приключения случаются.

— Этот вариант и рассматривать смысла нет: у меня за школу золотая медаль.

— Ну это… а ты и не говорил. Однако поздравляю! А с квартирой… ты хоть пару месяцев поживи как человек, а потом просто квартиру обратно заводу сдашь. А мебель тогда я просто в деревяшке закажу, чтобы к завтрему сделали. Договорились? Соглашайся, там прямо в квартире и гараж для твоего мотоцикла есть. То есть не в квартире, а в доме, но из квартиры в нее отдельный вход…

После тесной работы с Васей, которого товарищ Пономаренко сначала назначил директором «Приреченского тракторного», а после перевода производства в Оршу автоматически назначенного директором уже Оршанского тракторного, Алексей стал лучше понимать, почему Советский Союз все же победил намного превосходящего в техническом обеспечении врага. Побеждала не техника, а люди. Тот же Вася: ну, назначили его директором (причем никто не снял с работы прежнего директора «Красного борца», и формально на одной территории существовали два завода) — но он так и остался «настоящим комсомольцем». СО старым директором он обязанности разделил: тот занимался производством, а Вася — «соцкульбытом», то есть отвечал за строительство жилья для рабочих, за детские сады, за обеспечение продуктами и прочими нудными товарами — но при этом жил в общежитии, и единственную привилегию он себе позволил только женившись, да и то это даже «привилегией» было нельзя назвать: молодоженам была в общежитии отдельная комната предоставлена, но так же старались обеспечить любую молодую семью на заводе. А выстроив очередной уже многоквартирный дом, он и не подумал себе там квартиру урвать, искренне считая, что есть люди куда как более достойные.

Однако и Алексей считал, что есть люди именно достойные, например тот же Вася. А так как ему квартиру Василий дал трехкомнатную, он настоял, чтобы и Вася с денной в нее же переехали. А потом, причем в тайне от соседа и его жены, прописал обоих в этой квартире. Но пока он даже и не собирался им об этом говорить, решил, что пусть это станет для них приятной неожиданностью. Тем более приятной, что пара явно ждала ребенка…

В конце апреля Пантелеймон Кондратьевич срочно умчался в Москву и доложил товарищу Сталину об очень интересном открытии:

— Товарищ Сталин, я думаю, что вы должны немедленно узнать об очень важном открытии. Тут наш юный пионер настоял на том, чтобы мы в республике провели разведочное бурение…

— Нефть нашли?

— Лучше! То есть я даже не знаю, лучше или нет, но нашли большое месторождение калийных солей. Сейчас наши геологи спорят о том, больше оно Соликамского или нет, но, похоже, оно действительно огромное. И если снова поверить нашему юному пионеру…

— Какому это пионеру? И что значит «снова поверить»?

— Да партизану нашему… Воронову. Он сказал, что в этом месте — у Старобина — на глубине в четыреста метров как раз калийная соль и находится. Геологи проверили, скважину пробурили, соль нашли. Много соли нашли. Сейчас в республике мы уже трест создали по строительству там шахты и завода перерабатывающего, который эту соль очищать будет и в удобрение ее превращать…

— И когда только успели? Уже и трест создали… Большой хоть?

— Вчера создали, пока там три человека назначено, они теперь должны и проектировщиков найти, и строителей. Просто я думаю, что если республика своими силами все это обустраивать будет, то быстро не получится…

— Документы об открытии с вами?

— Да. Сейчас еще идет доразведка, окончательно масштабы месторождения будут ясны ближе к середине лета…

— Ясно. Завтра после обеда рассмотрим вопрос на заседании промкомиссии, и, надеюсь, помощь республике окажем, все же с продуктами у нас дела обстоят… в любом случае лишними удобрение не окажется. А насчет этого юного пионера — я думаю, что за такое открытие его точно наградить нужно. Бумаги на награждение когда подготовите?

— А вот летом, когда доразведку закончим. Когда будет понятны масштабы открытия: парень-то говорил, что месторождение второе по масштабу в Европе, а теперь я что-то думаю, что ему верить можно…

— Судя по всему, даже нужно. Он еще чего-то интересного не напророчил?

— Вроде нет. По кислороду я уже докладную в Москву прислал, в еще нового… нет пока.

— А что там по кислороду? Мне никто об этом не говорил.

— Тогда займу у вас еще пять минут, так как если это и менее значимо, чем удобрение, то очень ненамного. То есть машину кислородную не партизан придумал, но вот как он ее использовал… Во первых, можно очень легко увеличить выпуск черных металлов в полтора раза без особых затрат, во вторых…