Переход

Глава 6

У Василия Николаева был один недостаток, из-за которого его в армию не взяли: у него только один глаз видел, причем и этот глаз видел не очень хорошо. Поэтому когда ему — все силы отдающему комсомольской работе — поручили «помочь партизану в изготовлении тракторов», он решил было, что его просто отправили «на легкие работы»: восстановить трактор — это безусловно хорошо, но в двух селах местные мужики такое уже и сами проделали, и два восстановленных ими «Универсала» даже успели осенью поля вспахать под озимые. Но все же он решил неизвестному партизану помочь, приложив для этого все силы: все же в области пока только два трактора у колхозников и было, а если их будет уже три…

Но оказалось, что товарищ Пономаренко, давший ему это поручение, имел в виду именно «изготовление» трактора, и даже не одного трактора, а сразу нескольких тракторов: у парня уже был один очень странный трактор сделан, а нему сделана и хитрая машина, убирающая картошку быстрее, чем это может проделать бригада колхозников. И трактор парень изготовил с использованием мотоциклетного немецкого мотора, а разбитых мотоциклов на территории области можно было собрать немало. Может быть десяток, а может и два. И парень ведь даже сильно разбитые моторы знал, как починить!

Но для этого ему требовались станки, и станки эти были — правда лежали они на дне Двины, но с помощью саперов их оттуда подняли. Саперы, вероятно, уже не одну машины из рек поднимали, так что проделали они эту работу достаточно быстро и очень хорошо: валяющуюся на боку машину они как-то поставили на колеса — прямо на дне и поставили, а затем танком вытащили ее на берег. И оказалось, что за два года в реке машина не особо и испортилась: после того, как ей подкачали колеса, ее за пару дней трактором партизану в деревеньку и перетащили. И тогда Василий с партизаном (которого звали Алексеем) и познакомился. То есть он с ним и до этого встречался, а тут именно познакомился и увидел, как парень умеет работать.

Хотя Лехе и было всего семнадцать, станки он понимал: сразу как машина-мастерская приехала в деревню, он станки с машины снял и переставил в заранее выстроенную мастерскую. Мастерская, конечно, была… деревенская, из земли буквально выстроенная — но в ней даже свет электрический был. Пара лампочек всего, не очень и ярких — но был, и вот при этом свете Леха разобрал генератор, стоящий на прицепе, вместе с мотором разобрал. Что-то почистил, что-то поправил — и через неделю генератор заработал, давая ток уже не в двадцать семь вольт, а в триста восемьдесят, как на настоящей электростанции!

Но работал парень практически один, два других мужика, в деревне живущих, с металлом работать не умели и занимались лишь заготовкой дров и выжиганием их них угля для газогенератора. А Алексей в это время возился с какой-то железной коробкой, стоящей на колесиках, с одной большой рукояткой на передней стенке. На вопрос Василия он ответил, что это самый настоящий сварочный аппарат электрический, причем — Вася это проверил и очень удивился — «дважды трофейный»: аппарат был советский, вероятно немцами где-то затрофееный — а теперь он вернулся в качестве трофея обратно на родину. И, по словам партизана, он еще принесет много пользы родной стране.

В том, что много пользы принесет сам Алексей, Василий убедился когда тот растопил какую-то небольшую печку в железной кожухе и в ней расплавил чугун. А потом отлил из этого чугуна несколько важных деталей для моторов! Сообщив Василию при этом, что один он, конечно, много моторов наделать не сможет, но если по окрестным деревням подучится десяток-другой молодых парней на такую работу найти, то тракторов можно будет сделать довольно много…

Искать добровольцев для изготовления тракторов стал сам Вася: сообразил, что отвлекать от важной работы того, кто ее делать умеет, будет не лучшим делом. Но искать он их стал не по деревням, а в Витебске: в город потихоньку жители возвращались, но там и жить было плохо, и работы особой не было: большую часть желающих поработать пока задействовали на разборке развалин и на ремонте мало-мальски пригодного жилья. Еще на железной дороге работа появилась, но туда-то брали только людей уже опытных. Не потому что опытных излишек где-то наблюдался, а потому что к концу сорок четвертого руководство страны осознало, что в столь важном желе, как обслуживание железных дорог, неопытные рабочие навредить могут больше, чем подготовленные диверсанты. Так что молодежи свободной было уже достаточно, и Вася запрос Алексея на рабсилу удовлетворил буквально за неделю. С интересом при этом наблюдая за тем, как Леха буквально из ничего создавал новый трактор. Два новых трактора…

Алексею работа по созданию производства небольших моторов ни малейших трудностей не представляла, разве что темпы этой работы казались ему удручающими. Хорошо еще, что товарищ Пономаренко прислал ему довольно шустрого помощника, причем этот «одноглазый» был, кроме всего прочего, и силен как бык. Что сильно помогало в работе: Вася кувалдой крошил на мелкие куски чугунные части сгоревших вражеских (да и отечественных тоже) моторов, для того чтобы куски можно было в очень небольшую вагранку аккуратно положить. Но на этом его непосредственная помощь и заканчивалась, так что Алексею самому пришлось и формы для деталей мотора изготавливать, и детали эти отливать. Но после того, как от отлил заготовки для трех моторов, в Приреченской появились «комсомольцы-добровольцы» в количестве, почти полностью обеспечивающем параллельную работу на нескольких «участках».

То есть теперь формы для отливки чугунных деталей делали четыре молодых девицы, плавкой чугуна и собственно отливкой занимались два «уже опытных» парня (то есть способных чугун и расплавить, и даже иногда его по формам разлить) и четверо «подмастерьев», причем колоть чугунные части кувалдой взялась одна девушка, которая — по ее словам — «до войны на трактористку училась». А это уже о чем-то говорило: в трактористки слабых девиц не брали, для управления трактором силушка была нужна такая, что не каждая «стандартная некрасовская баба» подойдет. Конечно, разбивать у нее получалось далеко не весь доступный чугун, в основном это были отдельные цилиндры от моторов и относительно тонкие картеры, но чугуна для работы пока хватало.

Очень сильно в работе помогло то, что Вася откуда-то сманил двух совсем уже старых мужиков, которые в мирное время были сельскими кузнецами: они ковали заготовки для коленвалов. Из коленвалов же и ковали, просто из «больших» они ковали заготовки для «маленьких» — а вот на токарном станке заготовки обрабатывал уже сам Алексей. И его вполне удовлетворяло то, что вообще никто не спрашивал, где он всему этому обучился: работает парень хорошо — и хорошо, мы ему просто поможем и сами у него работать научимся. Причем в ученицы на токарей к нему тоже четыре девчонки пошли. Не потому, что парни не захотели, а потому, что у парней была своя — и гораздо более тяжелая работа.

Оставшиеся парни всю зиму таскали в деревню обгорелые обломки грузовиков, валяющихся вдоль дорог: для новых тракторов Алексей решил делать рамы не деревянные, а все же стальные. Если есть сварочный аппарат и электричество для него, то такая рама выглядит куда как лучше. Ну а то, что железяки для этих рам были довольно разными, никого особо и не волновало.

Все же Алексей в автомобильных моторах разбирался более чем неплохо, и конструкцию БМВ изрядно упростил. Правда, мотор при этом потерял процентов тридцать мощности и потяжелел на пару пудов, к тому что сборка мотора изрядно усложнилась (так как картер теперь не отливался целиком, а собирался из трех отдельных деталей, требующих еще и не самой простой обработки) — но такой мотор могли уже собирать люди с минимальной квалификацией (то есть способные болт закрутить ровно), так что «выгода была налицо» И к первому марта мастерская выкатила три вполне себе рабочих трактора, снабженных моторами собственного производства.

Ну, почти собственного: все же магнето для моторов пришлось брать с моторов вражеских самолетов и практически каждый такой агрегат еще приходилось «подгонять по месту» — но все же это были работающие трактора, причем «собственных» тракторов стало уже больше половины всего областного парка!

Василий с рапортом лично отправился в Минск и о «достижении» Пантелеймону Кондратьевичу с гордостью доложил. Но кроме гордости он продемонстрировал партийному руководителю и «небольшой список того, что нужно для прекращения мастерской в завод». Товарищ Пономаренко, взглянув на список, лишь хмыкнул:

— Ну и аппетит у тебя, Николаев! Однако трактора ты дал…

— Это не я, трактора партизан Воронов изготовил, с помощью комсомольцев, конечно.

— А комсомольцев ему на помощь кто организовал? А насчет завода… знаешь, я этот список даже читать не буду, тут часа на два внимательного чтения, а у меня времени просто нет. А вот насчет строительства в этой Приреченской давай так решим: все равно в республике три четверти жилья, считай, заново строить придется, так почему бы и не в этом поселке стройку затеять? Фонды… сам знаешь, даже фондов у нас, считай, никаких и нет, так что выделим тебе денег сколько-то, немного, но кое-что все же получишь. И… я тут с управлением по трофеям отдельно поговорю, попробуем тебе оттуда что-то дать. Вот с техникой строительной… мне вроде говорили, что вы горелые грузовики тоже научились восстанавливать?

— Не горелые, потопленные только. Этот Воронов один «Блиц» починил, мне сказали, это который он сам в бою с моста в реку сбросил как раз в Приреченской, и «Хеншель» трехосный, в котором мастерская была, тоже вроде отремонтировал… только проверить не с чем, бензина-то у нас вообще нет.

— С бензином… с бензином я, конечно, помогу. Немного, но что-то выделим. Но ты мне пообещал, что к осени начнешь по сто тракторов в месяц делать, так если обещание сдержишь…

— Почему я? Это Воронов, и не обещал, а мечтал до такого выпуска дорасти.

— Ты, потому что я тебя директором этого завода и назначаю. Твоя забота будет все построить, станками по возможности производство обеспечить. А Воронов пусть пока продолжит трактора выделывать, незачем его от нужной работы отвлекать. Ты же сказал, что он еще и других комсомольцев работе обучает? Вот пусть и дальше обучает, нам рабочие умелые очень нужны будут как победим. То есть уже скоро их много потребуется. И еще… я распоряжусь к тебе в поселок телефон провести, так что если что — сможешь мне звонить. Трактора — это дело сейчас важнейшее, нас же страну кормить нужно… вам страну кормить нужно.

Завод строить в деревне, по мнению Алексея, было затеей не самой лучшей — но трактора стране действительно были очень нужны. И причиной, почему именно здесь завод было строить не самым лучшим вариантом, он считал отсутствие энергии для такого завода. Потому что для мастерской двадцатикиловаттный генератор был неплох, а вот для даже самого маленького завода этого было недостаточно. Но и в Витебске с электричеством было откровенно паршиво, и в Орше тоже. Да вообще где угодно в СССР — так что почему бы и не в деревне стройку начать? Тем более, что комсомол в это дело вписался очень серьезно и молодежь вроде бы бралась «проблему решить». Правда решать проблему они стали очень уж затейливым образом: на перезапущенном (хотя бы частично) станкостроительном заводе имени Кирова комсомольцы собрались изготовить («из подручных материалов», что особенно повеселило Алексея) электростанцию мощностью в полмегаватта «для нового тракторного завода». Это при том, что на самом заводе пока удалось запустить привезенный их эвакуации генератор на двести с чем-то киловатт…

А когда Вася приехал в Приреченское с обширными планами на жилищное строительство, Алексею стало вообще не до смеха: планы были очень интересными, но строить-то дома было не их чего! Вася в разговоре с Алексеем выдвинул некоторые идеи по реализации своих грандиозных планов, однако путешественнику через переход они показались довольно… сомнительными:

— Ну ты сам смотри, — разглагольствовал комсомольский работник, — сейчас народ потихоньку в город и область возвращается, а занятий для них особо и нет. Мы наберем комсомольцев, пусть они глину копают и кирпичи лепят, торф добывают — и на торфе кирпичи обжигают в ямах. Это дело давно уже освоенное, так что мы хотя и не очень быстро, но кирпич на стройки получим. А цемент нам обещали подвезти, так что потихоньку и строиться начнем…

— Вась, ты мне вот на какой вопрос ответь: я даже допускаю, что сколько-то народу в область вернется — но глину копать и торф добывать они же забесплатно не станут.

— А мы комсомольские субботники организуем!

— И я даже верю, что комсомольцы будут готовы поработать бесплатно… некоторое время. Но ведь их в любом случае на работе кормить нужно будет — и чем ты их кормить собираешься?

— Ну, что-нибудь придумаем…

— Ты сначала придумай, а потом уже субботники свои устраивай. Ты сам-то откуда?

— То есть как это «откуда»?

— То и есть. Я спрашиваю: ты местный или откуда-то из России приехал?

— Витебский я… — угрюмо ответил Василий и угрюмость его была вызвана не вопросом, а тем, что он действительно не знал, чем можно кучу народу, занимающегося трудом малопроизводительным, накормить хотя бы во время работы.

— То есть народ местный знать должен.

— Ну да.

— Тогда ответь мне на такой вопрос… нет, ты себе ответь, я-то ответ уже знаю: кто будет возвращаться в область чтобы ее восстанавливать? Я имею в виду города и села отстраивать? На заводах работать, на фабриках, промышленность развивать? Они будут делом заняты, а вот остальные… ты всерьез думаешь, что их ты сможешь к нашей работе привлечь?

Вопросик был с подковыркой, даже с двумя серьезными такими подковырками. И первая заключалась в «классовом составе» довоенного населения Витебска. Очень интересном составе: на город со ста восьмьюдесятью тысячами населения до войны имелось три «высших партшколы», в которых обучалось больше двух тысяч человек, причем «всерьез обучалось», некоторые лет по семь в статусе учеников сумели просуществовать — и эти «партшколиники» с семьями уже составляли пять процентов населения города. А втрое больше народу числилось «творческой интеллигенцией». И оставшаяся в живых после войны эта «интеллигенция» возвращаться в город до того, как его заново отстроили, не спешила.

А возвращались в основном те, кто занимался восстановлением разрушенных заводов и жилья — и эти люди действительно вкалывали буквально от зари до зари, и таких привлечь к каким-то «сторонним работам» было невозможно. Но строить-то действительно требовалось очень много всего, так что вся надежда была лишь на сельскую молодежь. Но и ее требовалось как-то заинтересовать — и Алексей занялся изготовлением оборудования, способного сельский люд заинтересовать в работе очень сильно.

В начале века уже двадцать первого какой-то аргентинский (или перуанский) инженер придумал удивительно просто девайс: ручной пресс, развивающий усилие порядка двухсот пятидесяти тонн. В нужный момент развивающий, на последней стадии сжатия уложенного в специальные форма материала — и при таком сжатии обычный грунт превращался в настоящий камень. То есть камень все же искусственный, но инженер за изобретение этой довольно несложной железяки получил специальную премию от ООН: на этом прессе неграмотный крестьянин из самой захудалой развивающейся страны мог за день изготовить несколько тысяч очень прочных кирпичей. Не требующих обжига или еще какой-то дополнительной обработки, и для изготовления кирпичей не нужен был ни цемент, ни какой иное связующее. Правда, одна деталь такого пресса выдерживала до полного износа десяток, максимум два десятка тысяч «циклов», но на замену деталюшки стоимостью в пару тогдашних американских долларов уходило не более получаса.

Первая же железяка привела Васю Николаева в бурный восторг. Не сразу: он сначала пробовал полученный кирпич в воде размочить — ну не мог он поверить, что простая земля может стать водостойким камнем. Ну а когда убедился в том, что материал выходит совершенно замечательным, снова помчался в Минск к товарищу Пономаренко с докладом о новом выдающемся достижении «юного партизана». Алексею эта затея стоила поставки двух установок газосварки «вне лимитов», а еще в Приреченское трофейные команды начали стаскивать горелые немецкие танки: он довольно подробно объяснил Васе, почему лучше всего эти прессы делать из броневого листа. И танков притаскивали очень много…

А еще в Приреченское по поручению Пантелеймона Кондратьевича притащили уже настоящую электростанцию, с паровой турбиной и котлом, который теоретически мог работать на дровах и на торфяных брикетах. Не особо большую электростанцию, мощностью чуть больше мегаватта с четвертью — но теперь проблем с электричеством в поселке не стало. А еще не стало проблем с бензином для двух грузовиков: на них специально выделенные люди возили из расположенного неподалеку небольшого карьера известняк. Нужный как для изготовления цемента (не портланд, а простого «известкового», на котором в России веками дома поднимали), а еще часть гашеной извести подсыпали в земляную смесь для кирпичей: с ним кирпичи становились еще прочнее. Правда не сразу, а где-то через год они прочнее становились — зато из таких можно было уже здания строить не только двухэтажные, а и гораздо более высокие. Хоть в пять этажей дома строить было можно!

Для изготовления торфяных брикетов Алексей изготовил пресс попроще, хотя опять-таки «ручной» — но с рабсилой, обеспечивающей «энергетическую безопасность» поселка у него проблем вообще не стало: во-первых, мужикам, изъявившим желание поработать в свободное от сельского хозяйства время, в качестве оплаты просто отдавался каждый десятый изготовленный ими кирпич — а для восстановления разрушенного им кирпичей нужно было немало. Во-вторых, за определенный объем всего изготовленного не мужику лично, а уже колхозу передавался новенький трактор, а при особом усердии они могли и картофелекопалку заполучить. И вот это энтузиазм селян поднимало на недосягаемую высоту: о прошлогоднем урожае в районе уже легенды ходили, а нормы сдачи продовольствия государству иных путей к достижению личной сытости вроде и не демонстрировали.

В самом Приреченском с сельским хозяйством все стало уже совсем хорошо: когда есть трактора, то оказалось нетрудно распахать и заброшенное поле в две сотни гектаров (то самое, куда вела «дорога через мост»), распахать все огороды в самом поселке и засадить всяким еще около пятисот гектаров уже «на этой стороне». Из «всякого» в основном была та же картошка, полторы сотни гектаров засеяли овсом (семена обком выделил) и сотня гектаров — рожью.И мужики надеялись на то, что урожай все же уродится… достаточно приличный: поля-то три года простояли неиспользованными, то есть почти уже в залежь превратились…

А к осенней страде у Алексея вышло подготовиться вообще шикарно: ему в основном одинаковые танки таскали, которые в советской армии назывались Т3. Разбиты буквально в хлам (относительно целые все же утаскивали в тыл для каких-то своих нужд), но их этого хлама, снабженного в основном гусеницами, катками и прочими деталями подвески, а так же частично сохранившимися моторами удалось к августу собрать почти два десятка аппаратов, способных самостоятельно передвигаться по полям и таскать за собой уже пятилемешный плуг. Или даже два таких плуга, если поле еще не заросло подлеском…

Правда достичь выпуска трех тракторов в сутки в августе не получилось, все же этот рубеж был больше «светлой мечтой» Алексея, а не каким-то обоснованным планом — но и один трактор, ежедневно выкатывающийся из (всё ещё) мастерской внимание обкома привлек. Настолько привлек, что Пантелеймон Кондратьевич лично в поселок приехал:

— Скажи мне, партизан, только честно: а утроить производство тракторов, ну хотя бы на следующий год, возможно?

— Конечно возможно, тут возможно и в десять раз производство увеличить, и даже в сто. Но как это сделать — я не знаю. То есть знаю, но не всё.

— А что знаешь? Может, если мы тебе других специалистов найдем. Которые знают то, что ты не знаешь…

— Ну хорошо, расскажу, мне языком молоть не тяжело. Чтобы наладить производство — любое производство, не только тракторов — нужно много электричества. Которого у нас пока нет и вроде взять его неоткуда, однако если хорошо подумать…

— Судя по твоей хитрой физиономии, ты уже подумал. Рассказывай.

— Рассказываю. Здесь неподалеку, на Двине, можно — и нужно построить ГЭС. Сразу предупредить хочу: слушать нынешних проектировщиков, которые строили всякие ДнепроГЭС, Волхов и Свирь, категорически не стоит: они-то привыкли всякое грандиозное строить — а тут грандиозного ничего построить не получится. Плучится небольшая ГЭС, относительно небольшая, мегаватт так на сорок. Не потому что более мощную построить нельзя, а потому что более мощную построить нельзя…

— Партизан, а ты, часом, не выпивши?

— Нет, я просто не договорил. Более мощную построить нельзя без того, чтобы не затопить сотни квадратных километров полей и лесов. Но и сорок мегаватт — это уже прилично, к тому же ее стройка обойдется раз в несколько дешевле какой-нибудь грандиозной станции мегаватт аж на пятьдесят.

— Это у тебя сарказм такой?

— Ну да. А еще я знаю, как ГЖМ, точнее плотину ГЭС построить, потратив раз в пять меньше цемента. Если вместо цемента взять золу…

— Так известковый цемент застывать будет полгода.

— Не известковый, и золу нужно брать не простую, а ту, которая в угольных станциях в трубу вылетает и в циклонах на выходе оседает. Этой золой можно будет восемьдесят процентов цемента в бетоне заменить, а чтобы бетон все же получался прочным, его после укладки нужно будет паровым катком уплотнять. Про золу вы можете у химиков каких-нибудь уточнить, а как строить — я могу отдельно рассказать и даже показать.

— А ты откуда это знаешь?

— Читал.

— Где? Я тоже почитать про такое хочу.

— Когда партизанил, то иногда какие-то бумаги у немцев забирал, и там про такое и прочитал. Только я думал, что бумага неважная, к войне не относящаяся… знал бы — то специально сохранил бы. Хотя тоже вряд ли: с собой и без того много тяжестей таскать постоянно приходилось…

— Что-то мало верится…

— У вас в Минске хоть один паровой каток есть?

— Найдется… бензиновый сойдет?

— Вполне. Тут, Пантелеймон Кондратьевич, дело уже налажено, ребята трактора и без меня прекрасно научились. Поэтому давайте я с вами в Минск прокачусь и там какую-нибудь улицу таким бетоном и заасфальтирую. А через месяц вы сами увидите, что получилось.

— Интересное предложение.

— Или увидите, что не получилось, но если мы не попробуем, то и не узнаем, имеет ли вся эта затея хоть какой-то смысл. А попробовать, думаю, стоит: затрат-то — наскрести грузовик золы из золоотвала, смесь с песком и цементом… на грузовик золы мешков десять цемента хватит…

— А трактора, говоришь, тут и без тебя делать продолжат? Ну что же, считай, что уговорил. Когда в Минск приехать собираешься?

— Если вы меня с собой захватите, то вместе с вами и приеду. А нет — бензин у нас есть, на мотоцикле я еще раньше вас туда доеду. Вот только где мне там ночевать, опять же здесь я на своем прокорме, а там нужно будет где-то…

— Ага: тетенька, дайте попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде. Вымогатель ты, а не партизан! Пошли, в машине тебе места хватит. И жилье тебе найдем. Не хоромы, конечно — но если твоя идея сработает, то и хоромы тебя недолго ждать будут. Ну что расселся, пошли уже!