Переход

Глава 23

На замечание Алексея о том, что руководителю государства не стоит ехать на фронт, Ирсен спокойно ответил:

— В этом вы правы, и я вас провожу только до моего штаба, там вас ждет еще несколько солдат, хорошо знающих русский язык. Но вы были правы вчера и в том, что времени мы терять не имеем права, поэтому я решил с вами как раз по дороге и поговорить. А врачи, которые вас поймут, уже в Сеуле. Итак, не будем терять времени: расскажите мне чуть поподробнее о привлечении сил товарища Мао…

Короткий получился разговор, а затем уже две машины с солдатами отправились в Сеул, откуда вечером Алексей выехал уже непосредственно к линии фронта. Товарищ Ким действительно хорошо умел выполнять обещание: в полевые госпиталя, следующие непосредственно за передовыми частями северокорейской армии, действительно было направлено несколько десятков хирургов обученных в Советском Союзе. Но Алексей был вынужден констатировать, что врачей обучили очень неплохо — однако особенности именно полевой хирургии они себе представляли очень неважно, и следующие две недели он, переезжая из одного госпиталя в другой, снова и снова объяснял корейским коллегам:

— Ну постарайтесь запомнить: вы не должны заниматься излечением раненых бойцов, ваша работа заключается лишь в том, чтобы не дать бойцу умереть и подготовить его к транспортировке в нормальный госпиталь в тылу, причем в таком виде, чтобы уже тыловые хирурги могли раненого спокойно и, главное, уверенно вылечить. Здесь, на передовой, у вас просто нет времени на то, чтобы делать сложные операции — так и не занимайтесь этим! Я уверен, что многие из вас в состоянии такие операции выполнить — но тогда вы просто слишком сильно устанете и когда поток раненых, например, при наступлении на сильно укрепленные вражеские позиции, резко вырастет, то вы окажетесь просто не в состоянии всем им помочь.

— То есть вы предлагаете нам не оказывать раненым необходимую помощь? — с недобрым прищуром поинтересовался один из корейских хирургов.

— Я предлагаю оказывать лишь минимально необходимую помощь. Достаточную для того, чтобы раненого можно было перевезти в нормальный тыловой госпиталь, где за ним в спокойной обстановке будут ухаживать в том числе и люди с медицинским опытом, но не имеющие возможности работать на фронте. В большом госпитале в тылу даже медиков на каждого раненого потребуется меньше, чем в поле, ведь у нас тут поток раненых прерывистый и изрядную часть времени мы простаиваем, работая с огромной перегрузкой лишь малую часть имеющегося у нас времени. А там, куда раненых привозят со всех фронтов, нагрузка на врачей и младший персонал просто более равномерная, и они там без перенапряжения смогут оказать помощь гораздо большему числу бойцов. Но в любом случае наша задача тут — обеспечить, чтобы раненые могли до тылового госпиталя добраться без фатальных последствий. И поэтому… вот, смотрите: парню пулей раздробило кость. Так вот, мы не должны эту раздробленную кость пытаться даже соединить, в тылу это сделают и без нас. Причем сделают лучше просто потому, что там обстановка спокойная. А мы… мы сейчас… вот, смотрите, мы сейчас сделаем так, чтобы он не истекал кровью и не получил вторичного заражения… а вот эту шину поставим чтобы он при транспортировке на машине по неровным дорогам болевой шок не заработал… всё. Дальше уже не наше дело, у нас в предбаннике еще куча раненых в очереди.

— Но мы могли бы…

— Да, мы могли бы потратить на него еще полчаса, но у нас нет этого получаса! Там другие раненые…

— Легкораненые…

— А вот того мы не знаем. Да, возможно у того парня просто царапина, а возможно… ну что я говорил: осколок прижат к артерии, если парня просто тряхнет посильнее в кузове машины, он умрет от кровопотери…

— Спасибо, товарищ Воронов, мы теперь поняли…

— Еще показывать нужно?

— Мы бы не отказались получить еще вашу помощь, но здесь мы и без вас уже постараемся серьезных ошибок не наделать, а у вас, как нам сказали, еще почти полтора десятка полевых госпиталей срочно нуждаются в столь полезных советах и демонстрациях…

На самом-то деле Алексей увидел, что хирурги на фронте были действительно довольно умелыми, и они, приняв предлагаемое им «разделение труда» между полевыми госпиталями и тыловыми, сами прекрасно с потоком раненых справятся. Они бы и без его «полезных советов» прекрасно бы справлялись — но у них имелись свои полевые уставы, нарушать которые было запрещено, а теперь врачи просто вписывали в эти уставы «рекомендации старшего товарища» и делали свою работу не опасаясь «оргвыводов». Ведь он товарища Ким Ирсена поступила четкое указание: 'рекомендации русского врача выполнять — а указания товарища Кима стоят выше всех уставов…

За неделю Алексей успел поработать в шестнадцати таких полевых госпиталях, и лишь в одном ему пришлось задержаться больше чем на полдня: в начале июля в бой вступила американская пехотная дивизия, вооруженная гораздо лучше, чем южнокорейцы, и при штурме Чинчхона (успешном штурме) поток раненых в госпиталь просто зашкалил. Алексей взял на себя только раненых в конечности (поскольку именно такие операции он умел делать достаточно хорошо) и простоял у стола весь день — но на этом свою работу в качестве полевого хирурга он закончил. Потому что с товарищем Ким Ирсеном он договаривался немного о другой «работе в поле», и сопровождающие его «лучшие бойцы отряда товарища Кима» терпеливо ждали, когда «русский доктор» начнет делать то, что он обещал их командиру…

Обстановка на фронтах складывалась в целом неплохо, то есть слегка «отставала» от того, что происходило в «прежней реальности» Алексея, но в чем-то она была даже более хорошей. Например, хотя американцы уже две недели старались разбомбить северокорейские города, аэродромы и железнодорожные станции, им это удавалось куда как хуже, чем «раньше»: внезапно оказалось, что у Северной Кореи самолетов гораздо больше, чем предполагали американцы и корейская авиация весьма успешно «приземляла» вражеские самолеты, так что большая часть попыток провести бомбардировки просто срывалась. Алексей еще подумал, что вероятно товарищ Сталин воспринял его доводы относительно «необходимости не терять время», а товарищ Мао к просьбам товарища Сталина относился весьма трепетно — и для янки стал очень неприятным сюрпризом тот печальный факт, что в небе нал Кореей только истребителей «Як-9» стало летать заметно больше тысячи штук.

Правда американцы уже с самого начала участия в боевых действиях стали довольно активно применять там реактивные истребители, однако в боях потери американских Ф-80 и корейских Як-9 были примерно равными. А «китайские добровольцы» тоже не остались в стороне и откуда-то добыли знаменитые (позднее знаменитые) Миг-15. Но все это творилось где-то «в небе», а вот Алексей начал «творить на земле». Творить, максимально используя свой опыт участия в боевых действиях на закате своей жизни в «другой реальности»…

Но начал он этим заниматься вовсе не потому, что решил закончить с «передачей медицинских знаний» корейским коллегам, а потому, что как раз к этому моменту товарищ Ким смог доставить из Советского Союза то, о чем просил Алексей: его снайперскую винтовку. То есть карабин с глушителем, ну и со специальными патронами. Конечно, никто в Союзе не собирался искать именно тот карабин, из которого Алексей когда-то фашистского генерала подстрелил — то тогда эффективность карабина произвела серьезное такое впечатление на руководство Осназа и такие же карабины (и соответствующие патроны) начали производить малыми сериями еще во время войны. Так что просьбу товарища Кима «поставить пару десятков бесшумных снайперских винтовок с боеприпасами» выполнить получилось без особых проблем.

И на фронте у северных корейцев появилась небольшая, но исключительно полезная «команда». Товарищ Ким Алексею «для обучения» послал своих старых соратников, партизанивших с ним еще с сорок третьего года, то есть мужиков достаточно взрослых, умелых в части именно «партизанского образа боевых действий» и достаточно спокойных. Причем спокойствие это проистекало в том числе и из-за уверенности в своих силах. Так что с ними попаданцу работать легко и комфортно И они совершенно спокойно впитывали излагаемую Алексеем «полевую народную мудрость»:

— Перед нами не стоит задача уничтожить как можно больше врагов. Наша задача — посеять среди врагов панику, пусть они в этой панике начинают стрелять из всего, что у них есть — а уже специально подготовленные товарищи внимательно посмотрят, откуда враг стреляет, и туда направит уже артиллерию. Хотя, если вдруг вы увидите действительно достойную мишень…

— А как определить, достойная мишень или нет?

— Думаю, это несложно. Заметили американского офицера — его подчиненным нужно тут же показать, что им здесь, на корейской земле, не рады. Стоит обратить внимание и на пулеметчиков… и на сами пулеметы, а уж если артиллеристов заметите, то патронов на них жалеть точно не стоит. Что же до офицеров корейских, то меньше, чем на командира роты вам отвлекаться не стоит. То есть именно убивать их специально, а вот солдат все же лучше не убивать, а только ранить.

— Но они же враги!

— Да. Но живого врага, если он в наших руках окажется, можно перевоспитать, а мертвого перевоспитать уже невозможно — и это первое. А второе — раненого врага вражеским солдатам придется куда-то утаскивать, отвлекаясь с фронта, а это поможет уже нашим солдатам в наступлении. И последнее… мы ведь не просто отряд снайперов, а отряд бесшумных снайперов-диверсантов, и устроить панику в тылу врага мы сможем довольно серьезную. Хотя бы потому, что враг — те же американцы, например — даже не подозревает о том, что можно воевать таким образом, а поэтому враг просто не готов нам противостоять. И поэтому мы его победим… ну что, вы все задачу поняли, а теперь пойдем и попробуем все, что нужно, проделать на практике…

Враг действительно был «не готов», так что первый же выход показал, что тактика использования диверсионно-разведывательных групп действительно весьма эффективна. А так как парни с собой захватили еще дюжину специально изготовленных мин вроде хорошо известных Алексею МОНок, то пошуметь они смогли в тылу врага знатно. В ближнем тылу, куда пройти вообще проблем не представляло. Так как сплошного фронта не было, а войска Ли Сын Мана с американцами и уже присоединившимися к ним англичанами в основном устраивали «опорники» вокруг населенных пунктов, причем в основном вокруг довольно больших городов, то пройти между этими опорниками можно было свободно, а затем, обосновавшись возле дороги, ведущей в такой опорник, устроить изрядную панику в тылу и осень серьезно подорвать снабжение сидящих там войск.

Руководство армии товарища Кима подход оценило, уже после третьего выхода группу Алексея поделили на три, а его самого аккуратно отозвали в Пхеньян. И там товарищ Ким ему сообщил:

— Товарищ Воронов, мы очень высоко ценим вашу помощь, и как врача, и как бойца… командира ДРГ. Очень грамотного командира, и, надеюсь, мы сможем продемонстрировать вам нашу благодарность. Но сейчас ваше руководство… товарищ Сталин попросил нас отправить вас как можно скорее обратно в Советский Союз. Он давно уже это просил, но мы просто раньше вас найти не могли… извините.

— За что извиняться-то? За то, что не смогли найти? Так это работа такая в ДРГ: делать свое дело так, чтобы никто группу обнаружить не мог.

— Извините, что прямо сейчас мы не можем вас достойно наградить… а там товарищи из советского посольства уже ждут, и самолет уже вторую неделю на аэродроме для вас подготовлен. Надеюсь, что мы с вами еще встретимся, довольно скоро встретимся. А сейчас давайте я вас провожу к советским товарищам…

Десятого августа, когда Алексей добрался до Хабаровска, в степи в семидесяти километрах от Семипалатинска было проведено испытание нового советского изделия. В Сарове его собирали буквально днем и ночью, а товарищ Курчатов в это время очень плотно общался с товарищем Берией, снова и снова повторяя одно и то же:

— Теоретически все выкладки, которые вы нам предоставили, выглядят довольно разумно, но все равно у нас нет ни малейшей гарантии того, что они верны. По нашим расчетам на изделие в одну мегатонну нужно четыре килограмма трития, а по тому, что изложено в этой записке, его можно заменить десятью килограммами дейтерида лития — но уверенности в том, что такая замена будет эффективна…

— Но у вас… у нас этого непростого лития почти что центнер, так? Положите его вдвое больше, двадцать килограммов, или даже пятьдесят. Ведь если кто-то сделал целый центнер, то кто ему помешает сделать еще один? Или даже не один, в конце концов мы в худшем случае потеряем несколько килограммов…

— Да, но если учесть, что в стране за год добывается вообще лития меньше двадцати тонн…

— Уже больше, этот… неважно. Вам предоставлен материал для проведения эксперимента, и мы… советское правительство ждет, что вы этот… эксперимент проведете максимально быстро.

— Мы и стараемся провести его как можно быстрее, тем более изготовить дейтерид — вообще не проблема. Но проводить испытания, даже не представляя порядок получаемой мощности…

— Насколько я понял ваши же слова, то получиться может от трехсот килотонн до мегатонны, чуть больше. Так что испытания будем проводить исходя из верхней границы ваших оценок, а сколько получится в результате…

— Если получится.

— Вот мы и посмотрим, в записке ересь была написана или что-то действительно важное. Когда вы будете готовы к проведению испытаний?

— Изделие уже готово, вечером отправляем его в Семипалатинск.

— Я, пожалуй, поеду с вами, погляжу, что же понаписал этот… Вы когда выезжаете?

— Поезд заказан сегодня на восемнадцать часов.

— Тогда меня не ждите, я отдельно поеду…

В кабинете Сталина Лаврентий Павлович дал волю эмоциям:

— Какого хрена вы вообще ему позволили куда-то уехать из Москвы? — кричал он на товарища Абакумова. — Тем более за границу, и тем более в Корею?

— Нам поступил запрос от товарища Кима на опытных полевых хирургов, а в Москве, в мединституте сообщили, что вероятнее всего именно в полевой хирургии Воронов имеет самый полезный опыт. Он, будучи студентом, подрабатывал в институтской клинике и несколько раз… в общем, он с удовольствием ездил с бригадами Скорой помощи на вызовы и несколько раз дейтвительно спасал пострадавших, привозя их в больницы в живом и относительно удовлетворительном состоянии. Причем врачи скорой помощи были практически единодушны в том, что если бы он следовал общим правилам для таких случаев, то живыми бы этих… жертв несчастных случаев до больницы бы не довезли. И он каждый раз ссылался на какие-то навыки, полученные, как он говорил, «в поле» — но городским врачам их перенимать было неинтересно… вот я и решил, что пусть он попробует нашим корейским друзьям помочь. Я же не знал, что он как-то участвует в работе Спецкомитета!

— И никто этого не знал, — примиряюще заметил Иосиф Виссарионович, — даже он сам не знал. Точнее, что-то он все же знал, раз заказал через фармпредприятия эту довольно дорогую очистку лития… но вы же сами, Лаврентий Павлович, мне неоднократно говорили, что он передает нашим специалистам — всем специалистам, и фармацевтам, и врачам, и… и физикам всё что он знает. И передает когда сам об этом… вспоминает.

— И он полтора года добывал шестой изотоп, не помня, зачем это вообще нужно, так?

— Вы знаете, Лаврентий Павлович, я даже не особо удивлюсь, если вы в этом окажетесь правы. Я вполне могу допустить, что он это проделывал, скажем, для создания более легких авиационных сплавов, ведь в его справочнике уже имелись данные по сплавам алюминия с литием для авиации… он же этот справочник по сплавам товарищу Семенову не просто так передал?

— Я так не думаю, — угрюмо ответил Лаврентий Павлович, но все же постарался взять себя в руки. — И когда нам удастся его в этой Корее разыскать…

— Его товарищ Ким уже отыскал, и даже уже отправил в Советский Союз. Утром… корейским утром отправил нам телеграмму… довольно интересную телеграмму. Извиняется, что сам не смог Воронова должным образом наградить и просит, чтобы мы его в том числе и от его имени наградили. И сообщает, что в составе какой-то разведывательно-диверсионной группы товарищ Воронов лично уничтожил больше сотни врагов…

— Запросите подробности… только не по телеграфу, конечно. Товарищ Ким прав, за такие подвиги наградить его необходимо, но чем именно… мы должны о его подвигах разузнать все досконально. И соответствующим образом всё это задокументировать.

Двенадцатого августа на вечеринке, устроенной шведским посольством в связи с каким-то то ли национальным праздником, то ли днем рождения какого-то важного шведа, Андрей Януарьевич Вышинский как бы ненароком подошел к американскому военному атташе:

— До меня дошли слухи о том, что президент Трумен рассматривает возможность использования атомной бомбы в Корее.

— Это всего лишь слухи, причем, скорее всего, ложные.

— А еще до меня дошли ложные слухи, что в таком случае СССР может применить новейшую бомбу по американской базе на Окинаве. А так как мне очень не хочется, чтобы наши страны начали такие бомбы ронять на головы друг другу… Кстати, наша новая бомба примерно в сто раз мощнее той, что вы сбросили на Хиросиму.

— Да что вы говорите!

— Если желаете, я могу вам устроить… экскурсию на следующее испытание: бомб таких у нас уже достаточно, а наши экспериментаторы собираются мощность ее еще раза в три увеличить. Так что если вы сможете донести мою мысль до вашего президента… по крайней мере воздержаться от необдуманных шагов до тех пор, пока вы лично в правоте моих слов не убедитесь, то это было бы крайне полезно для обеих наших стран.

— Я постараюсь… а когда вы мне можете такую экскурсию устроить?

— В сентябре. Сейчас я точную дату вам не назову, но, думаю, что уже в первой половине сентября или во второй декаде… извините, тут меня ждут господа из шведского посольства, я им кое-что пообещал…

В Корее все шло примерно так, как и в «прошлый раз»: к середине августа за Ли Сын Маном осталась крохотная территория вокруг Пусана, на которой противнику удалось собрать примерно пять южнокорейских дивизий, а так же пять уже американских, одну британскую и одну «сборную» из Австралии, Новой Зеландии и Канады. И янки, все еще делая вид, что они действуют под мандатом ООН, приготовились всеми силами перейти в наступление и разгромить «проклятых коммунистов». Но «в новой реальности» все пошло совсем не так, как ожидали американцы. За день до намеченного наступления почти полумиллионная северокорейская армия сама перешла в наступление сразу на всем фронте в сто пятьдесят километров, предварив это наступление мощнейшей артиллерийской подготовкой. Сколько у Кима было задействовано пушек, американцы даже подсчитать не смогли, но им хватило и того, что они узнали о восьми сотнях задействованных в этом мероприятии «Катюшах». Нужно американцам отдать должное: они за четыре дня смогли почти все свои войска эвакуировать морем, а вот британскую и «сборную» дивизии они с собой брать даже не собирались, и они — эти дивизии — были практически полностью уничтожены. А после взятия Пусана вместе с изрядным количеством кораблей в порту войска Северной Кореи высадили десант на Чеджу и заняли остров практически без сопротивления. Трумен по этому поводу закатил истерику командующему ВМС, но тот очень спокойно ответил:

— Мы получили информацию от нашей разведки, что русские действительно взорвали бомбу мощностью до двух миллионов тонн, а из Госдепа нам сообщили, что Сталин уже отдал приказ на уничтожение нашего флота в случае дальнейшего вмешательства… во внутренние дела Кореи. Лично я не считаю, что нашей стране ради каких-то обезьян необходимо подвергать флот столь сильному риску уничтожения, а ведь дядюшка Джо может на уничтожении нашего флота и не остановиться. А бомб таких у него наверняка много, ведь русские даже пригласили нашего военного атташе поглядеть на очередные испытания своей супербомбы…

В это же время Иосиф Виссарионович с очень усталым видом расспрашивал Алексея:

— Вы, насколько я понял, в своей записке сообщили, что по вашему чертежу можно сделать бомбу мощностью в миллион тонн…

— По эскизу…

— Это неважно. А в результате, согласно измерениям, мощность получилась более двух миллионов…

— Это плохо?

— Были жертвы, в Семипалатинске один человек погиб и несколько десятков были серьезно ранены выбитыми стеклами, вроде и в степных поселках были пострадавшие. Однако это все же терпимые жертвы, а меня интересует вопрос, в чем вы… и наши физики просчитались?

— Насколько я понял, они запихнули в бомбу, — Алексей кивнул на положенный перед ним лист бумаги, — двадцать килограммов моего металла, так?

— Так.

— Для взрыва мощностью в мегатонну теоретически нужно чуть даже меньше килограмма трития…

— А вы откуда это знаете?

— Из учебника физики, это подсчитать довольно легко. Так вот, шестого лития в этом металле было примерно шестнадцать килограммов, при взрыве инициатора из него получилось почти семь килограммов трития… теоретически должно было получиться. То есть на самом деле было в реакции использовано меньше трети материала, то есть КПД бомбы был меньше тридцати процентов. Но, хочу сказать, даже это — очень хороший результат, тем, кто сумел такую бомбу сделать, нужно сразу по несколько медалей Героев Соцтруда выдать.

— Мы товарищей, безусловно, наградим. А вот вы, товарищ Воронов, поступили безответственно, уехав, вместо того, чтобы товарищам физикам помогать, на войну. Да, по просьбе товарища Кима вам присваивается звание Героя Советского Союза… вот, держите медаль и орден. Постановление об этом награждении закрытое, как и о награждениях за новую бомбу будет… Ладно, ваше объяснение я понял, с предложением о награждениях, пожалуй, соглашусь… Все, идите. Только выезжать из страны мы вам пока запрещаем. И даже из Москвы… А когда вы нам понадобитесь снова… Самое удивительное, что хочется, чтобы вы больше уже не понадобились, но… До свидания, Алексей Павлович. До скорого свидания…