Переход

Глава 26

Запуск программы массового жилищного строительства в СССР на пару лет раньше того, чем это случилось в «прежней реальности», стал — по мнению Алексея — следствием главным образом победы армии товарища Кима в Корее. Быстрой и относительно бескровной: хотя в той войне погибло больше пятидесяти тысяч корейцев, это было несравнимо меньше, чем миллион с лишний «раньше». А вот разрушений в Корее было, скорее всего, сильно больше, поскольку теперь в войне уж точно снарядов не жалели — и товарищу Киму требовалось максимально быстро хотя бы жилье для нескольких миллионов человек восстановить. Причем и люди у него для этого были — но вот заводов по производству стройматериалов уже не было совсем, и он — пока с помощью советских специалистов строились эти самые заводы — предложил товарищу Сталину отправить некоторое количество «потенциальных строителей социализма» для «повышения квалификации» на стройки Советского Союза. А в СССР много чего надо было строить, поэтому уже к началу весны пятьдесят первого здесь работало более полумиллиона корейцев.

Конечно, в основном корейцы трудились на стройках Дальнего Востока и Сибири, в европейскую часть страны они почти и не попадали — но это дало возможность часть своих людских ресурсов перенаправить сюда, а еще сам факт наличия бесплатной рабочей силы заметно стимулировал «изобретательскую мысль» на предмет наиболее эффективного использования этой самой «силы». Советскому Союзу это было выгодно: корейские рабочие трудились буквально «за еду», вся их зарплата шла в погашение предоставленных Корее кредитов, Корее это тоже было выгодно, так как у них довольно быстро поднимались новые заводы, которые заранее обеспечивались специалистами, обучающимися в СССР. И в обеих странах таким образом «росло благосостояние трудящихся», причем даже не столько из-за появления большого количества хорошего жилья, а потому что в этом новом жилье селились очень заинтересованные в качественной работе специалисты, шло освоение новых земель и новых сырьевых производств.

И новых технологий: советские строители «вспомнили», а корейские — быстро осваивали технологии строительства зданий и сооружений в суровую зимнюю пору. Хотя Алексей, например, не очень понимал, как вообще возможно строить дома и даже фундаменты домов закладывать в тридцатиградусные морозы. Но ему это и понимать было не нужно — а вот смотреть, как на окраинах Москвы той же довольно быстро поднимались новые кварталы, ему было приятно.

И особенно ему это было приятно потому, что он лично (хотя и очень «косвенно») смог поспособствовать приличному удешевлению такого строительства: вымогнув у химиков запуск производства трубок из силиконовой резины для нужд фармацевтических производств, он «нечаянно» в запросе «поставил лишний нолик» в графе «ожидаемые потребности» — а теперь в новых домах внутриквартирную разводку воды к кранам и унитазам делали как раз из таких труб. Что экономило стране многие тонны дефицитной и дорогой латуни, да и трудозатраты на такую работу сильно сократились. Однако он и не догадывался пока, что это и ему принесет существенные «личные блага».

Однако вся радость по поводу явного улучшения уровня жизни (хотя пока что очень малой части) трудящихся для Алексея была скорее всего «фоновой», просто добавляя немного новых красок в палитру новой жизни. Совсем новой: парень окончательно осознал, что он больше не Алексей Павлович — брюзгливый старик из двадцать первого века, а молодой Лёха из середины века двадцатого, полный сил и, что было особенно приятно, знаний, причем тех, которых больше ни у кого пока нет. А если этими знаниями правильно поделиться с правильными людьми, то можно будет уже такого понатворить!

А еще он очень хорошо понимал, что кипящая внутри него «энергия созидания» и вскипела оттого, что он встретил эту славную девчонку. И он почти каждый вечер после занятий мчался к ней навстречу, чтобы хотя бы проводить ее от работы до дома. Мчался, не обращая внимание на некоторые странности в окружающем мире, а воспринимая их как «дополнительную награду» которую ему давала новая жизнь. Например, когда таксист, которого он поймал возле Киевского вокзала, внимательно на него посмотрел и поинтересовался:

— Молодой человек, я вас уже третий раз по этому маршруту везу. Вы что, каждый день так на такси кататься собираетесь?

— А вам-то какое до этого дело?

— Да больно маршрут у вас для нас выгодный… а вы к вокзалу явно откуда-то бегом прибегаете. Если скажете откуда, то я — или сменщик мой — будем вам машину прямо к вашему подъезду подавать, по расписанию. И вам хорошо, и нам план проще выполнить будет. А то у вокзала нам, таксистам, иной раз по часу в очереди стоять приходится — а волка ноги кормят. Да и на Таганке пассажиров ждать обычно не приходится…

И Алексею даже в голову не пришло, что этот парень под пиджаком, а его сменщик (точнее сменщица — суровая тетка под сорок) под жакетом носят не самые простые погоны. Он об этом вообще не думал, не думал даже после того, как женщина вроде мимоходом поинтересовалась:

— Это я не вас позавчера с девушкой на Таганке заметила? Просто если вас… если по дороге сюда небольшой крюк дать, то там на рынке в павильоне неплохие цветы продают.

— Какие зимой цветы? В горшках разве что. Или к восьмому марта уже мимозы завозят?

— Там в павильоне цветы продают, которые в совхозе «Белая дача» в теплице выращивают. Хризантемы. Не сильно дешевые… но вам же на такси каждый день ездить денег хватает? А цветы вряд ли раскупили совхозные и привезли их, чтобы узнать, будет ли тут хоть кто-то по такой цене цветы брать. А откуда знаю-то: в совхозе у нас в парке машину для перевозки цветов заказали, я их и отвозила утром.

Идея Алексею понравилась, а вот Сона… её букет тоже в восторг привел, но почти тут же девушка его отругала:

— Мне очень понравилось, но если ты будешь все деньги на букеты тратить… Я тебе, конечно, с голоду умереть не дам, но тогда ведь получится что это я сама себе цветы покупаю, а это неправильно. Так что лучше… знаешь что, ты мне можешь цветы на какие-нибудь праздники дарить, но только на праздники… на большие праздники! — добавила она, глядя на хитрую мордочку воздыхателя, — не на день работников сельских библиотек заполярья. А этот букет будем считать подарком на восьмое марта. Ты же сказал, что они недели две в вазе стоять могут?

Алексей согласился, но восьмого марта встретив Сону у дверей ветлаборатории, вручил ей букет роз. Голубых роз: парень знал, что это всего лишь «подделка», уникальный цвет лепестков получен путем шприцевания бутонов какой-то краской — но других найти не получилось, а эти он добыл у знакомого парня, работающего в Главном Ботаническом саду и увлекающегося подобными экспериментами. Но эти розы хотя бы пахли натурально…

Однако каждый день ему с девушкой встречаться не получалось, других занятий было довольно много, и очень не все они были связаны с медициной. Два аспиранта товарища Несмеянова-младшего в феврале еще получили на установке, изготовленной за счет выделенных Алексеем из премии средств, чистый и вроде бы монокристаллический кремний и даже успели его в атомном котле насытит фосфором до нужных пропорций. Сам Алексей правда думал, что выделенных им денег хватило разве что на разработку проекта этой установки, но он сильно недооценивал мощь советской науки: этих денег едва хватило на оплату чертежникам работы по подготовке чистовых чертежей установки. Но установка была изготовлена и работала, а теперь ему приходилось по возможности подробно рассказывать университетским ученым, как вообще из этого кремния можно сделать работающие, причем в промышленности работающие, а не в лаборатории, полупроводниковые приборы. Хорошо еще, что аспиранты попались не только грамотные, но и очень проблематикой заинтересовавшиеся — так что работа продвигалась достаточно быстро. Но и работать приходилось очень много, и снова пришлось вспомнить навыки «волчьего сна» — а так же и парней этому обучить. Но даже это было лишь малой частью дел, которые занимали Алексея…

В середине апреля на очередной встрече с Лаврентием Павловичем Иосиф Виссарионович поинтересовался:

— Ну и как, какая-то польза от тех средств, что мы в МГУ потратили на эти камни, проглядывается?

— Не проглядывается, а уже получается. Да так, что затраты эти уже окупились: на тех кристаллах, которые выращиваются в экспериментальной установке, на МЭЛЗе наладили выпуск полупроводниковых выпрямительных диодов для радиотехники. Получается пока немного, ведь и производство тоже экспериментальное, но радиоинженеры говорят, что с таким диодом любой радиоприемник в стране станет рубля на два-три дешевле. И это только приемников касается, а Исаак Семенович Брук, когда о новых приборах узнал, вообще к товарищу Абакумову прибежал с просьбой им для изготовления их вычислительной машины этих приборов несколько тысяч предоставить.

— Почему к Абакумову?

— Вероятно подумал, что это очень секретные приборы, — усмехнулся Лаврентий Павлович. — Но приборы сами по себе совершенно несекретные, мы их академику Бруку дадим, конечно. А от технология их производства… я думаю, если хоть кто-то узнает, что мы кристаллы эти еще и в атомном котле обрабатываем… но я все же понять не могу: откуда Воронов знает о том, как себя в котле разные вещества поведут? Но это и неважно, главное, что результат есть.

— Думаешь, опять его нужно награждать?

— Нут, не думаю. Мы ему на свадьбу просто ценный подарок подарим. Я подарю, Виктор Семенович, ну и вы конечно.

— То есть он со свадьбой уже решил?

— По нашим данным, в день восемнадцатилетия невесты собирается в брак вступить. Вот только нам придется в этом наивному чукотскому юноше помочь.

— Какому юноше? — с видимым на лице недоумением переспросил Сталин.

— Тьфу ты, пристало. Воронов так обзывал товарищей, которые не понимали очевидных для него вещей, например по технике безопасности, и теперь его в первом ММИ, в общежитии, именно так и называют часто. Но он действительно в чем-то наивен: инструкцию сорок четвертого года не прочитал, думает, что и сейчас модно просто в отделение ЗАГС зайти и брак зарегистрировать. То есть технически и такое возможно по закону, но нам придется эту возможность конкретно ему сильно упростить.

— Понятно, а какие подарки? Что, например, я дарить буду?

— Виктор Семенович ему «Победу» подарит, я, скорее всего, ЗиМ, а вы ему квартиру подарите.

— Он же уже три раза отказывался от предлагаемых квартир. Или четыре?

— От подарка товарища Сталина не отказываются, а он нормальное жилье давно уже заслужил. Да и семейному человеку в общежитии жить не так удобно, а к вам еще товарищи Пономаренко и Гусаров примажутся: они ему хотят мебель подарить, которую на мебельной фабрике в Витебске делают, потому что эту фабрику, оказывается, Воронов Пантелеймона Кондратьевича выстроить надоумил. Николай Иванович сказал, что дуб они выловили в Двине когда еще водохранилище для местных ГЭС расчищали, сейчас его уже в работу пустили…

— Ну раз мебель… нужно же ее будет куда-то ставить. А зачем ему два автомобиля?

— А вдруг один сломается? Ну не пешком же ему ходить, — рассмеялся Берия.

— А почему сразу ЗиМ?

— Потому что он уже приценялся. Говорил, чтоему-то и «Победы» хватит, но жена у него маленькая, а ЗиМом управлять легче, да и в аварии в большой машине больше шансов все же уцелеть.

— Ну и подарили бы один ЗиМ, а то, если у человека две машины, это странно выглядит. Могут заинтересоваться, за что это ему такая роскошь.

— Он целый гараж уже заслужил, сейчас в МОНИКИ экспериментируют с предоставленным Вороновым радиопрепаратом на основе фосфора, говорят, что перспективы борьбы с опухолями выглядят впечатляюще. Пока, конечно, на животных эксперименты ведут… а еще сейчас на опытном заводе первого ММИ собирают вообще какой-то ужасный прибор, который с кобальтом радиоактивным позволит опухоли мозга без операций излечивать…

— И ты ему за это захочешь вообще самолет подарить.

— Насчет самолета не уверен, автомобиль-то он водит неплохо, проверили, а вот в воздухе, думаю, ему делать вообще нечего. Да и на даче, которую он сейчас старается купить, аэродрома точно нет…

Начиная где-то с мая Алексей начал все больше уделять времени обустройству «семейного гнездышка». Ему удалось купить дом в деревне Вешки: близко от Москвы, участок приусадебный в четверть гектара. И соседи «проверенные», и дорога к деревне отличная: рядом были дачи товарища Ворошилова и некоторых других членов правительства. Правда очень старый, но из категории «жить можно». Однако отсутствие городских удобств его сильно не порадовало (и он опасался, что Соне это тоже очень не понравится), так что по разным предприятиям он разбросал сразу несколько «важных заказов». На автоматический отопительный котел, работающий на пеллетах, на автономный электрогенератор, работающий и на бензине, и на газу, водяной насос для поднятия воды из колодца или скважины и даже не автономную канализационную систему. Пока на большее у него денег не осталось, но он надеялся, что летом денег станет достаточно и для того, чтобы весь дом перестроить, точнее снести старый деревянный и выстроить кирпичный. И проект дома он не только заказал у самого Мельникова, но уже и получил его, причем с «привязкой к местности». И Константин Степанович даже пообещал во время строительства провести «авторский надзор».

Алексей, конечно, даже не догадывался, что дом ему именно «разрешили» там купить: лично товарищ Сталин заметил, что «иметь рядом врача, который за неделю может от любой болезни лекарство придумать и человек вылечить», там будет весьма полезно. Да и товарищ Мельников за проект взялся после определенной рекомендации…

Но даже несмотря на «рекомендации», очень многое приходилось делать самому, а вот времени на все катастрофически не хватало — и, несмотря на все старания, Алексею ближе к концу мая стало абсолютно ясно, что превратить старую избу во что-то приличное он до свадьбы никак не успеет.

Осознание этого факта начало его печалить так сильно, что его впадание в депрессию не укрылось от взгляда «специально обученных товарищей», так что перед началом очередной зачетной сессии к нему в комнату в общежитие вломилась лейтенант Ковалева (официально «вернувшаяся из академического отпуска по рождению ребенка») и прямо в лоб спросила:

— Лёш, тут ходят непроверенные слухи, что ты в связи с окончанием обучения жениться собираешься. Это дело, конечно, не мое, но во-первых, студсовет интересуется, чего тебе на свадьбу подарить, а во-вторых, мне уже интересно, с чего это ты с каждым днем все мрачнее становишься. Учти, ты нам всем столько уже помог, что мы до гробовой доски с тобой не расплатимся, а вот помочь чем можем…

— Вот именно, чем можете. А в том, что мне надо, не сможете: я хотел дом как-то обустроить, чтобы в него жену не стыдно было привести… ты это, никому все же про свадьбу не рассказывай.

— Не расскажу, все и так уже знают кому интересно. Потому что всем нашим одиноким мамашкам это интересно до жути — но ничего, утрутся. А в чем с домом-то загвоздка? Может субботник комсомольский устроим или, лучше, молодоматеринский…

— Я просто боюсь, что жизнь в деревенской избе…

— Тьфу ты, я думала у тебя что-то серьезное. Успокойся, ходят другие непроверенные слухи о том, что за все, что ты натворить успел, кое-кто тебе в Москве жилье нормальное предоставит, причем уже в день свадьбы. Но ты тоже об этом никому, а то мне выговор будет гарантирован…

— Даже так? А кто тебя наказывать будет, Виктор Семенович?

— Нет… слушай, давай это оставим между нами. Я все же не должна была, а ты тут такой грустный ходишь… непорядок. Ты же на самом деле стольким нашим помог! Да и как врач… даже я очень многого из того, что ты делал, не знала.

— То есть ты в институте просто дурочку валяла? А на самом деле ты уже…

— Делать — так по большому, падать — так с грохотом: я военврач второго ранга, но дурочку не валяла, на фронте я всего лишь хирургией занималась после четвертого курса, так что здесь всерьез учиться все равно пришлось. Ладно, я уже на пару статей наговорила, пойду сдаваться: может, хоть дочку пожалеют.

— Не надо никому сдаваться, я и так был уверен, что меня пасут. Просто на других думал… а ты вообще молодец, лучше всех маскировалась. А за то, что ты меня по жилью будущему успокоила, спасибо отдельное. И не беспокойся, о сегодняшнем разговоре никто вообще не узнает. Причем вообще никогда.

— Буду надеяться, но на твоем месте я бы не зарекалась: если кто-то тебя захочет очень серьезно расспросить…

— Без вариантов. Во-первых, от препарата искренности я просто сдохну: это не форма речи, я же его сам и разработал, и меры предосторожности принял. А во-вторых… тебе же еще в интернатуре придется… я тебя отдельно научу — а ты уже своих научишь — технике полного и бесповоротного забывания некоторых вещей. Бывает очень полезно иногда что-то напрочь забыть.

— Серьезно? И ты знаешь как это делать?

— Знаю, но учить тебя буду только осенью. Просто сейчас мне некогда, и вовсе не из-за свадьбы. В августе свяжемся, ты тогда поймешь почему…

Большое жилищное строительство весной развернулось во многих районах Москвы, а для Алексея руководство наметило выделить квартиру в новом квартале, поднимающемся возле остановки Петровско-Разумовская Октябрьской железной дороги. В новых домах собирались поселить большей частью работников Тимирязевской академии, причем любых работников — поэтому квартиры в возводящихся домах были самыми разными. Но один из домов, внешне вроде никак не отличающийся от прочих, сильно от соседей отличался внутри: на лестничных площадках было не по четыре двери, а всего по две. Да и за этими дверями квартиры тоже скрывались разные…

Тринадцатого июня в отделение ЗАГС Сокольнического района заехал «на секундочку» товарищ Круглов и сообщил заведующей этого заведения следующее:

— По нашим сведениям завтра с утра к вам зайдет товарищ Воронов Алексей Павлович с девушкой, с которой он захочет вступить в брак. Завтра же вступить.

— Но ведь заявление…

— Заявление они составят тут же на бланке, вот, возьмите несколько готовых. Мне, надеюсь, не надо напоминать, что вы вправе сократить срок ожидания — вот вы его и сократите, на время, которое им потребуется для заполнения бланка заявления. О причинах этого их расспрашивать не надо.

— Хорошо, сделаем, — у заведующей хватило ума у министра внутренних дел не интересоваться причинами такого решения. Начальству виднее, а если этот товарищ Воронов в состоянии для такого самого министра в рядовой ЗАГС отправить, то расспрашивать его о каких-то там причинах просто глупо…

Поэтому четырнадцатого ровно в восемь сразу после открытия отделения, она попросила в бланк заявления вписать имена и фамилии, а затем, лично оформив соответствующую запись в книге регистраций, объявила посетителей мужем и женой. И — уже по собственной инициативе — уточнив у девушки, какую она выбирает фамилию, выписала ей новый паспорт. Предупредив, что по поводу прописки ей сначала нужно будет обратиться в паспортный стол «по месту жительства».

В ЗАГС Алексей и Сона приехали на трамвае, а когда они — уже в новом статусе — вышли оттуда, у дверей их ждало такси: он заранее договорился об этом со знакомыми таксистами. Вот только машина оказалась не «Победой», а бежевым с вишневыми крыльями «ЗиМом», а широко улыбающаяся женщина на немой вопрос Алексея ответила:

— У вас же свадьба, вы же не просто так покататься решили. Так что садитесь — и машина будет к вашим услугам на весь сегодняшний день.

Из ЗАГСа они поехали к Соне домой, там мероприятие отметили, вместе с соседями конечно. А когда уже ближе к вечеру Сонина мать начала суетливо прикидывать, куда бы молодых разместить, Алексей с улыбкой сказал, что раз у него отдельная комната в общежитии, то и беспокоиться не стоит. Но когда он с молодой женой вышел ко все еще ожидающей их машине, водительница отозвала Алексея на минутку в сторону:

— Мне поручено вам передать вот это, — она протянула парню толстый конверт, — здесь ордер на квартиру. Ее уже даже обставили немного, вам на первое время хватит, просили передать, что обстановка — это вам подарок от Пантелеймона Кондратьевича и Николая Ивановича. Еще тут ваше водительское удостоверение, а авто — там должно быть написано от кого — в гаражах рядом с домом. Я вам сразу по новому адресу и отвезу…

Когда молодожены вошли в квартиру, Сона, как-то тяжело вздохнув, заметила:

— Ты просто замечательно придумал нам сегодня такую квартиру найти. Но теперь я буду думать, что хорошо бы и нам в такой жить… ладно, это потом, а сегодня здесь все только для нас!

— И сегодня, а завтра…

— Ты на несколько дней договорился?

— Я договорился навсегда.

— Ух ты! А кто тут соседи, ты не знаешь? — она показала на неоткрытые еще двери в довольно длинном коридоре. — А то попадутся, как у наших соседей снизу…

— Не переживай, не попадутся.

— А откуда ты знаешь?

— Оттуда. Эта квартира теперь наша, целиком наша. И всё в ней наше, только давай завтра уже посмотрим что нам тут надарили?

Так как Алексей смог настоять на том, чтобы Сона с работы уволилась, остаток недели они провели наедине друг с другом. А восемнадцатого Алексей отправился в свой институт и подал заявление об отчислении. Выслушал много разных слов, в том числе и о том, что «долг советского человека, окончившего институт…», вспылил — но не выразил свое состояние словами в адрес сотрудников ректората, а спокойно позвонил по известному ему телефону и через полчаса, со всеми документами в кармане, отправился (на своей машине, на бежевой «Победе») по указанному ему адресу.

Лаврентий Павлович долго молча разглядывал Алексея, парень тоже молчал. Первым не выдержал Берия:

— Что случилось? Почему вы решили бросить институт буквально за неделю до окончания?

— Я просто ошибся, и поступил не в тот ММИ, в который требовалось. И теперь решил, что стране не нужен паршивый педиатр. А вот хороший инженер-математик нужен исключительно сильно. Так что сегодня я из ММИ ушел, а завтра я поеду в ММИ подавать документы. И через каких-нибудь пять лет страна получит нужного ей специалиста.

— Что-то не совсем понятное вы сейчас сказали, — Лаврентий Павлович даже растерялся.

— Я буду поступать в Московский Механический институт. Надеюсь, вступительные экзамены у меня сдать еще получится.

— Не получится, — Лаврентий Павлович с недовольным лицом покрутил шеей. — Никак не получится, человек с золотой медалью зачисляется без экзаменов. Но вы уверены, что вам нужно менять специальность?

— Абсолютно.

— Тогда и говорить не о чем… хотя… Ваш допуск в лабораторию экспериментального фармзавода и на опытный завод медоборудования останется у вас пожизненно, со всеми прежними правами и допусками. А если вам еще что-то вдруг потребуется, звоните, постараемся обеспечить. И да, всех вам благ и счастье я семье! Всего хорошего… и надеюсь, мы с вами скоро снова по какому-то поводу увидимся. По очень важному для всей страны поводу.

— Это по какому?

— Вы, почему-то мне кажется, это сами и придумаете…