Переход

Глава 13

Когда Алексей усаживался в поезд, направляющийся в Москву, в Москве как раз шло совещание в Кремле. И обсуждались на нем вопросы, касающиеся проблем с продовольствием в стране, а проще говоря, люди обсуждали, как же все же пройти голодный период с минимальными потерями. Совещание было исключительно партийным, на нем собрались секретари обкомов и первые секретари ЦК республик, правда, далеко не все секретари: в некоторых областях и республиках дела шли настолько паршиво, что тамошние секретари должны были в ближайшее время собраться совсем в другом месте.

Впрочем, паршиво дела шли практически везде, так что Сталин даже не стал выслушивать все отчеты собравшихся товарищей, и после доклада секретаря Владимирского обкома задал внешне вопрос риторический, но на самом деле ответ на него был нужен всем. И ответил товарищ Попов, только не московский Георгий Михайлович, а смоленский Дмитрий Михайлович, который московскому даже дальним родственником не приходился (хотя многие и думали иначе):

— Ответом, мне кажется, может очень хорошо послужить наша Смоленская область. Отдельно хочу отметить, что область от фашистской оккупации пострадала исключительно сильно, да и население, особенно мужское, упало катастрофически…

— Товарищ Попов, про трудности вы можете нам не рассказывать, — прервал его Сталин, — у нас в стране все области пострадали.

— Я это как пример дал, и пример в чем-то положительный. Не в страданиях дело, а в том, что в западных районах области колхозники, воодушевленные примером соседних областей Белоруссии — ну и при значительной помощи со стороны Витебского обкома — провели довольно серьезную работу по восстановлению разрушенных деревень. И, хотя во многих деревнях мужчин после войны вообще почти не осталось, в прилично обустроенные деревни все же приехало довольно много демобилизовавшихся солдат, а так же там осело немало возвращающихся из фашистского плена советских граждан. Скорее всего, временно осело — но весной сорок шестого, и опять-таки с помощью колхозников Витебской области, отправивших на наши поля трактора после завершения полевых работ у себя, в шести… в семи западных районах области, включая Смоленский, были засеяны и засажены поля в количестве, заметно превышающие плановые задания. Да и при уборке урожая белорусы оказали большую помощь, особенно поставками картофелеуборочных машин.

— Это имеет какое-то отношение к обсуждаемому вопросу?

— Прямое. Так вот эти семь районов дали больше половины урожая области, так что мы и себя смогли обеспечить продуктами, и заметно перевыполнить планы по сдаче продовольствия государству. То есть две тысячи тракторов, которые мы получили даже не в лучшее для полевых работ время, позволили области справиться с плановыми заданиями и дать весомую прибавку в продовольственные запасы страны. Я на этом примере хочу показать, что максимально быстрая механизация сел нечерноземной полосы дает гораздо больший эффект, чем первоочередное обеспечение техникой Черноземья.

— Может, вы еще скажете, что урожаи собрали выше, чем на Кубани? — с изрядным сарказмом спросил Попова товарищ Каганович.

— Если считать исключительно по питательности выращиваемых продуктов, то именно так и выходит. Простой пример: в прошлом году максимальный урожай зерновых на Кубани составил около двадцати двух центнеров с гектара, за что председатель колхоза получил Трудовое Знамя. А средний урожай по всей Кубани оказался меньше семнадцати центнеров…

— Но у вас в области…

— В районах, которые я упомянул, средний, я подчеркиваю — средний урожай картофеля составил чуть больше двухсот центнеров с гектара. Если считать, что питательная ценность картошки впятеро ниже, чем у пшеницы, то оказывается, что в пересчете на питательные вещества Смоленщина более чем в два с половиной раза продуктивнее Кубани. И я даже не говорю, что по витаминам картошка в два, а по некоторым и в три раза превосходит пшеницу.

— Но мы же не можем из картошки печь хлеб… — уже менее уверенно прокомментировал слова Дмитрия Михайловича Лазарь Моисеевич.

— Не можем, но можем печь ржаной хлеб, и можем печь хлеб с добавлением картофельной муки. Или можно печь овсяные печенья: выглядит, конечно, баловством, но врачи утверждают, что у такого печенья мало что питательность выше, чем у белого хлеба, так еще и множество незаменимых витаминов… А урожаи овса в области, точнее, в рассматриваемых районах, в среднем превысили двадцать центнеров.

— Вот интересно, — задумчиво и ни к кому лично не обращаясь, высказался Иосиф Виссарионович, — почему тогда все страны стараются больше пшеницу выращивать, а не картофель с овсом?

Но Попов его вопрос услышал и принял его на свой счет:

— Потому что урожаи в Нечерноземье — это результат упорного и тяжелого труда, а в Черноземье — дар природы, вдобавок очень сильно от погоды зависящий. И эти результаты мы сейчас и наблюдаем: русский мужик в Нечерноземье знает, что нужно много и тяжко работать — и он тут работал. А на юге мужик зерно в поле бросил — и расселся на завалинке, не желая больше пальцем о палец ударить. Лично я считаю, что нынешний голод — это на девяносто процентов результат полного провала партийной работы на Украине и в Молдавии.

Сталин на товарища Попова посмотрел после этих слов с явным неодобрением, однако смолянина неожиданно поддержал Андрей Александрович Жданов:

— А ведь Дмитрий Михайлович прав. В Ленинградской, Псковской и Новгородской областях колхозники тоже полностью выполнили планы по сельскому хозяйству, и главным образом за счет того, что партийное руководство обратило особое внимание именно на восстановление сельского хозяйства путем его всемерной механизации. В Пскове на базе трофейного станочного парка, оставшегося от фашистских механизированных соединений, то есть фактически путем объединения ряда восстанавливаемых МТС, был организован ремонт тракторного и автомобильного парка… это только называется ремонт, а на самом деле там буквально из металлолома что-то работающее собирали… так вот, несмотря на разруху и существенную убыль сельского населения в Псковской области и урожай собрали приличный, и вывезли его практически без потерь. На Новогородчине тоже очень серьезно отнеслись к восстановлению парка сельхозмашин, и особо отмечу то, что большая часть работ по восстановлению и созданию ремонтных мощностей проводилась на субботниках. Тот же Кировский завод именно на субботниках дал МТС Ленинградской и смежных областей более двухсот необходимых станков.

— Но ведь станкам нужно электричество, откуда…

— Здесь считаю необходимым особо отметить работу Оршанского завода, который в большом количестве делал электростанции на основе собственных моторов, переделанных для работы от газогенераторов. Да, слабенькие электростанции, всего по тридцать киловатт — но каждая обеспечивала работу минимум трех станков. Более семидесяти МТС только в этих трех областях были обеспечены электричеством этими генераторами!

— Я вижу, что разговор плавно переходит в обсуждение вопроса о том, каким орденом мы должны наградить товарища Пономаренко, — хмыкнул Сталин. — Но этот вопрос мы решим позже, а сейчас предлагаю вернуться к решению вопросов об обеспечении населения пострадавших областей продовольствием.

— А что обсуждать-то? — бурно вступил в дискуссию Пантелеймон Кондратьевич. — Мы там у себя подсчитали, и с уверенностью можем сказать, что почти миллион тонн картошки Белоруссия может отправить в Поволжье и на Урал.

— А голодает Украина и Молдавия… — не удержался Каганович.

— Пусть их товарищ Хрущев кормит, — едва удержался от того, чтобы не сплюнуть, Пономаренко. — Развел у себя националистов, пусть о них и заботится лично! Эти недобитки нацистские в войну столько людей в Белоруссии уничтожили, а вы предлагаете теперь нам их кормить⁈

— То есть, по вашему, пусть простые люди с голоду помирают? — очень недобро отреагировал на эту реплику Иосиф Виссарионович. — Там же далеко не все люди… недобитки, или вы решили всех украинцев под одну гребенку…

Пантелеймон Кондратьевич на несколько секунд задумался, а затем выдал странную идею, очень странную для советского руководителя:

— А вы поручите нам самим разобраться, кто там недобиток, а кто простой человек. У наших партизан глаз наметанный, быстро разберемся. Давайте передадим Волынскую и Ровенскую области в Белоруссию, мы и народ тамошний прокормим, и прихвостней фашистских окончательно вычистим. А то у них там теперь гнездо, нужно бы его разорить, пока птенцы нацистские оттуда разлетаться по стране не начали…

На состоявшемся на следующий день расширенном совещании ЦК идею Пономаренко неожиданно поддержали Лаврентий Павлович и Виктор Семенович, причем Абакумов выдвинул дополнительные — и довольно веские — аргументы:

— В этих областях, еще и во Львовской, до сих пор по лесам бродят нацистские банды, а у Пантелеймона Кондратьевича и милиция на высоте, и опыт партизанской в борьбе с полицаями и прочими фашистскими прихвостнями огромный. У себя в Западной Белоруссии он порядок быстро навел — и тут наведет, а ГБ сможет серьезнее сосредоточиться на Львовщине. Мы, конечно, товарищу Пономаренко поможем…

— А товарищ Пономаренко поможет вам.

— И всей стране. Он уже стране более чем изрядно помог, в том числе и с продовольствием.

— Это — другой вопрос.

— Не совсем, ведь в Белоруссии высокие урожаи собрали и в западных областях, то есть у Пономаренко порядок наведен во всей республике. Конечно, местами у него имеют место вылазки литовских бандитов, но с ними товарищ Пономаренко как правило справляется своими силами.

— Я, пожалуй, полностью поддержу тезисы товарища Абакумова, — высказал свое мнение Лаврентий Павлович. — Я тут посмотрел кое-какую статистику, и получается, кроме всего прочего, что на границе Украины с Белоруссией у нас вообще климат меняется: в Белоруссии урожай на полях один, а парой километров к югу — уже вдвое меньший. Надо бы климат там поправить…

— Кто-то еще считает, что предложение товарища Пономаренко следует принять? Так, понятно… поставим вопрос на ближайшей сессии Верховного Совета. Когда она по графику?

— Я думаю, что надо ее пораньше созвать, — с места подал предложение Николай Михайлович Шверник. — Я сегодня же соберу Президиум, примем решение — и сессию проведем до начала посевных работ.

— Первого апреля сессию начнете? — усмехнулся Лазарь Моисеевич.

— Если объявим о созыве сегодня — а мы объявим — то сессию проведем тридцать первого марта. Закон нарушать не будем…

— Но и тянуть резину тоже, — резюмировал Иосиф Виссарионович. — Переходим к следующему вопросу… а вы, Николай Михайлович, собирайте Президиум, время действительно не терпит…

Алексей не знал, почему Пономаренко не велел своим специалистам расспрашивать его об «источниках информации», просто принял это, как какую-то хитрую игру партийного руководителя — а причина была совсем иная. Когда Пантелеймон Кондратьевич «добывал» ему орден, он в Москве практически случайно пересекся с Лаврентием Павловичем и поинтересовался, зачем так срочно тот разыскивал какого-то вчерашнего школьника. А Лаврентий Павлович ему и рассказал:

— Он не совсем простой школьник, у него память странная.

— Это верно, но если два года просидеть в лесу, причем точно знаю, что толпы врагов просто мечтают тебя найти и уничтожить наиболее зверским способом, то станешь странным…

— А я про другое сказать хочу. Этот парень очень много полезного запоминает…

— Ну да, и потом запомненное делает. Трактора у нас сделал, потом с кислородом всякого навнедрял.

— Вот именно. Но память у него… Александр Лурия, который наблюдает этого циркача Шершевского, говорит, что такие люди — они вроде эйдемиками называются, и непонятно, это болезнь или дар божий — запоминают не больше, чем другие люди, просто они запоминают не то и не так. Тот же Шершевский, например, даже лица людей запомнить не может, а профессора от прочих отличает исключительно по халату. Так я вам вот что сказать хочу: эти эйдемики как правило не помнят, откуда у них та или иная информация, и главное — они не помнят о том, что именно они не помнят. А если их об этом начинать расспрашивать… Профессор Лурия сказал, что они станут пытаться это вспомнить, и настолько сильно на этом сосредоточатся… Короче, если у этого вашего странного молодого человека спрашивать, откуда он то или иное знает, то он скорее всего через несколько дней просто спятит. Окончательно и бесповоротно.

— Спасибо, что предупредили, а то я хотел у него кое-что уточнить…

— ПО фактам его можете расспрашивать сколько угодно, и он все, что знает, вам расскажет. Причем, что особенно интересно, расскажет именно то, что знает, эти эйдемики не умеют что-то выдумывать или врать. Так что их и проверять особо не нужно — но вот спрашивать откуда он что-то знает, я бы не рекомендовал.

— Спасибо, вы меня успокоили. Мне-то вообще неважно, откуда человек что-то знает… но да, другим я тоже об этом расспрашивать его запрещу. А вы тогда за ним здесь, в Москве проследите, он сейчас сюда учиться приехал.

— Да, об этом мне известно. И мы за ним проследим… ненавязчиво.

В начале марта заработала Витебская ГЭС. Точнее, на ней заработал один генератор «для внутренних нужд станции» на тысячу двести киловатт мощности и первый гомельский агрегат мощностью уже в семь с четвертью мегаватт. Вроде и немного, но город теперь засиял электрическими огнями. То есть он и раньше потихоньку сиял, так как в дома электричество подавалось от заводской электростанции — но теперь электричество в розетке было по двадцать четыре часа в сутки и даже улицы ночами освещались лампочками, висящими на столбах. Довольно редкими лампочками, но теперь по большинству улиц можно было и в темноте пройти без риска переломать ноги. До конца года на станции предполагалось поставить еще пять «больших» агрегатов — но республике все равно мегаваттов сильно не хватало, и Пантелеймон Кондратьевич сильно напряг своих энергетиков на предмет получения дополнительной «бесплатной» энергии. Неплохо так напряг, эти энергетики наметили постройку еще трех станций только на Двине, а одну (и опять «межколхозную») возле Полоцка уже и строить начали.

Благо, на такие стройки цемента в республике уже хватало. Оршанский известковый завод уже запустил четвертую цементную печь, а еще две практически достроили в Смоленской области, и товарищ Дедов, эту стройку у «соседей» инициировавший, заранее договорился, что пять лет четверть продукции нового цементного завода пойдет в Белоруссию. Вроде как в качестве оплаты «за топливо»: рядом со Смоленской областью у села Великий Мох уже достраивался новый газовый завод, работающий на местном торфе, откуда уже был проложен газопровод к Кричеву, а теперь срочно тянулась и двадцатикилометровая труба к смоленскому ПГТ Шумячи. С трубами было в стране все же напряженно, но Пантелеймон Кондратьевич как-то договорился о поставке полусотни километров труб из Германии…

И весна в плане восстановления народного хозяйства выдалась бурной — однако бурность эту было даже невозможно сравнить с разгоревшимися на сессии Верховного совета страстями. То есть заранее было понятно, что украинские товарищи будут категорически против передачи двух областей в соседнюю республику — но они, отправляясь в Москву, и представить не могли что эта передача будет самой меньшей из их проблем. После того, как товарищ Шверник поставил вопрос на голосование, кроме украинских делегатов «против» проголосовало человек десять (потому что большинству депутатов «из республик» вообще было на это плевать) — а вот как раз из украинских больше двух десятков проголосовали «за». Но когда это голосование закончилось, выступил делегат из Сталино и предложил, раз уж такое дело, проголосовать за передачу в РСФСР областей, ранее бывших частью донецко-криворожской республики. Николай Михайлович вопрос с огромным трудом «замял», однако Верховный Совет большинством голосов принял решение рассмотреть этот вопрос на следующей сессии…

Алексей за сессией следил буквально вполглаза, да и то лишь потому, что преподаватели «научного коммунизма» требовали газеты читать и «политику партии одобрять». Но результат ему понравился, и он подумал что все же он успел хоть что-то сделать правильно, разумно сопоставив решение сессии с «повышенным урожаем» в Белоруссии. Который в немалой степени был обусловлен инициируемым им «белорусским тракторостроением». Правда, само это тракторостроение прилично уже изменилось: все же мотор на базе бензинового для тракторов был явно не лучшим, и завод поменял их на оригинальную разработку отечественных конструкторов. «Новый» мотор был, правда, почти на центнер тяжелее «старого», но он прекрасно работал и на отвратительного качества солярке, и даже мог работать вообще на флотском мазуте (правда, перед этим его нужно было все же завести именно на солярке, а на мазут переключать когда мотор как следует прогреется).

Однако осознание совершения «доброго дела» грело душу, но ни в малейшей степени не помогало в работе. А работа у парня началась и вовсе интересная: на втором семестре Алексей записался в студенческий «химический кружок», причем не на своем педиатрическом факультете, а к фармацевтам. Студенты в кружке занимались работой совершенно практической, придумывая (или, чаще, отрабатывая предложенные преподавателями) более совершенные способы приготовления лекарственных препаратов. Вот только окончившему два фармацевтических института парню было не очень интересно «дорабатывать» способы развешивания порошков в аптеках (а больше половины лекарств именно в самих аптеках и готовились), поэтому еще в апреле товарищ Лихачёв снова посетил товарища Попова — и институту «прирезали» еще три гектара «под застройку». А по просьбе Алексея, переданного через представительство Белоруссии в Москве, Пантелеймон Кондратьевич прислал к нему знакомого Алексею архитектора.

Вообще-то в представительстве к Алексею относились своеобразно. Понятно, что герой войны, и ему покровительствует сам Пантелеймон Кондратьевич, подкармливает парня. И вообще он на врача учится, то есть знает, чем заниматься будет на благо народа — но вот то, что ведет себя парень несколько… развязно, избытка симпатий ему не добавляло. Однако товарища Воронова в представительстве все же уважали: судя по тому, что все его просьбы (все же довольно нечастые) руководство партии исполняло очень быстро, парень явно запрашивал что-то весьма важное. Так что когда он зашел и попросил отправить телеграмму со словами «срочно пришлите мне архитектора Липницкого», секретарь представительства лишь спросила:

— Этому товарищу Липницкому мы должны будем жилье предоставить или он по партийной линии пойдет?

— А вот этого я не знаю… давайте вы на всякий случай ему где-нибудь номер в гостинице забронируйте на неделю, а потом я вопрос сам решу. Только было бы неплохо гостиницу подыскать поближе к Киевскому вокзалу.

В Москву Станислав Викентьевич Липницкий приехал уже не впервые, он еще прошлой осенью занимался привязкой своего проекта общежития к местности на площадке первого мединститута. И тогда же он познакомился с молодым парнем, который — по словам директора института — его и порекомендовал. А теперь его в столице именно этот парень и встретил, за затем, привезя на ту же площадку, где четыре корпуса общежития были уже почти достроены, обрисовал новую задачу:

— Станислав Викентьевич, это будет опять местом вашей трудовой славы. Вон там вам нужно будет вытроить еще три или четыре жилых здания, внешне в таком же стиле, только уже не общежития, а многоквартирные дома. А за ними… то есть на краю участка, нужно будет выстроить здание фармацевтической фабрики и рядом с ним что-то вроде небольшого заводика. Именно небольшого, там будут изготавливаться приборы и машины, необходимые для производства лекарств.

— Какие машины?

— В основном небольшие, очень небольшие. Лично мне, например, надоело то, что больше половины лекарственных препаратов у нас производятся в виде порошков, которые в аптеках развешивают на порции и в бумажки заворачивают. Это, во-первых, не очень точно получается, а во-вторых, просто долго. Вот представьте, что у вас понос случился, приходите вы в аптеку за лекарством — а вам говорят «зайдите через три часа». И не потому говорят, что аптекарям очень интересно поглядеть как вы обосретесь, а потому что они быстрее отвесить нужные дозы лекарств физически не успеют! А вот если эти порошки еще на фабрике с помощью маленьких прессов превратят в таблетки, то вы в аптеку зайдете, заплатите в кассе пять копеек, таблеточку готовую тут же проглотите — и дойдете до дому так штаны и не запачкав. Или получите тот же порошок — но уже на фабрике в пакетик отвешенный, по коробкам разложенный — но вот машины, которые таблетированием, развешиванием и упаковкой будут заниматься, нужно будет придумать и сделать. В институте кому машины придумать есть, но некоторых — то есть инженеров-станочников — придется со стороны нанимать, вот им жилье-то поблизости от работы и пригодится. И рабочим, которые машинки эти здесь же сделают, тоже жилье нужно, хотя и попроще… Посмотрели поле боя? Идемте, я вам теперь расскажу какие квартиры в домах желательно иметь и что, собственно, для фармацевтической фабрики нужно…

— Я понял, а платить…

— Вы же руководитель Витебского архитектурного бюро, и вашу зарплату никто не отнимет. Премию за срочное выполнение проекта я в бюро ваше перечислю…

— Спасибо, но я не об этом. Но вы предлагаете начинать строительство еще до того, как будут подробные сметы составлены, так? А хватит ли в бюджете проекта денег? А то, я гляжу, общежития-то снаружи еще не отделаны, и вообще к отделке даже не приступали. Нехватка средств или…

— Щелковский карьер зимой не работал. То есть там доломит только для металлургов добывали, взрывные работы не прекращались, а вот с пилкой отделочного камня… Но там обещали еще до лета отставание по поставкам наверстать. Собственно поэтому я и прошу вас так ударно потрудиться, чтобы к октябрю здесь стройку закончить.

— Вы с ума сошли? До октября всего пять месяцев…

— В Петербурге до революции за три месяца дворцы пятиэтажные выстроить успевали. А советские строители, я думаю, гораздо лучше дореволюционных рукожопов. То есть тогда народ тоже все же работал великолепно, но их еще хозяева пинали крепко за срывы планов. А здесь и сейчас… поверьте, я их пинать смогу куда как качественнее, чем проклятые буржуи: я же тоже советский человек и пинать их буду используя лучшие достижения советской науки.

Станислав Викентьевич рассмеялся:

— Ну, если вы лично этим займетесь… хотя да, я помню, как вы в Орше народ на стройках работать хорошо заставляли. Договорились, а что мне сейчас еще предстоит сделать?

— Сегодня отдыхайте, а завтра сюда придут студенты-геодезисты, вы их уж сами попинайте, чтобы они вам всю площадку промерили. А как с этим закончите, отправляйтесь домой и приступайте к проектированию.

— Я думаю, что жилые дома можно уже закладывать, нам же только внутреннюю планировку поменять нужно будет, а фундаменты точно такие же будут. Кто у вас строительством занимается? Вы меня к ним не проводите?

На заседании комиссии по Сталинским премиям Иосиф Виссарионович, еще раз прочитав очередное представление, недовольно заметил:

— Товарищ Пономаренко считает, что такое открытие заслуживает премии первой степени…

— А что, вы думаете, что не заслуживает? — слегка удивленно спросил Иван Александрович Бенедиктов, бывший министром сельского хозяйства СССР. — Даже первая очередь завода уже дает столько ценнейшего удобрения…

— Вот именно! Мы думаем, что за такое открытие следует человека наградить не менее чем орденом Ленина.

— Одно другому не мешает, — тут же сообщил входящий в состав комиссии товарищ Струмилин. — Орден — награда от всей страны, премия — знак уважения заслуг лично товарищем Сталиным.

— Я против, — высказал свое мнение Лев Захарович, — у него и без премии денег куры не клюют.

— Нет у него денег, Лев Захарович, — тут же встрял Лаврентий Павлович, — он все свои премии до копейки уже потратил.

— На что же? — поинтересовался Иосиф Виссарионович.

— Он на все свои премии выстроил общежития для мединститута. А на ежемесячные премии за газогенераторы он теперь мебель для этих общежитий в двух артелях заказал. Очень дорогую мебель, но великолепную, теперь студенты-медики будут вообще как в раю жить.

— Интересно… тогда я, пожалуй, приму во внимание предложение Станислава Густавовича. А вы мне потом скажите, успеет ли он премию потратить до… до конца года.

— Этот — успеет, — хмыкнул Струмилин. — Он вроде теперь при институте и фабрику фармацевтическую строить начал. И ведь выстроит!

— Да уж, обделить такого товарища премией… нашего, советского товарища… Хорошо, Лаврентий Павлович, а теперь давайте ваш список будущих лауреатов…