Пауки в банке

Глава 5

Боль отслаивается от тела, повисает в воздухе грязно‑красными лоскутами. Сама Грейн парит над телом, при этом слыша и чувствуя всё. Укол — и поток огня растекается по венам, забирая её с собой…

Аппаратура пищит, нестабильный пульс отображается на экране резкими скачками. Мерил достал из кармана упаковку никотиновой жвачки и бросил в рот две пластинки. В голове прояснилось почти сразу. Девушка на койке обклеена датчиками, голова выбрита налысо и к черепу приклеены электроды, передающие активность мозга на десяток мониторов. Оба уха прижаты громоздкими наушниками. Под носом лежит пахучая пластинка. Двое врачей следят за всеми показателями, то и дело сверяясь с записями.

Рядом с койкой сидит мужчина и методично зачитывает заранее подготовленный текст в микрофон.

Препараты делают человека внушаемым, хорошо поставленная речь закладывает базу воспоминаний. Запах же закрепляет их, служит спусковым крючком или предохранителем. Мерил наблюдает за действием, чувствуя себя слегка странно. Есть во всей операции нечто сюрреалистичное. На самом деле человеческая память и сознание — забавные штуки. Простым повторением кого угодно можно убедить в чём угодно. Даже без препаратов, просто давлением мнения и авторитета. Человек будет свято уверен, что чёрная пирамида — это белый круг.

Сейчас горянку уверяют, что она двойной агент. Что ей за помощь обещан доступ ко всем архивам, что родное государство предало её и пыталось убить. Последнее правда, но правда лишь укрепляющая ложь.

Диктор через равные промежутки чеканит цифры, логические маркеры, что сказанные вскользь оживят воспоминания, наполнят их правдоподобностью. Как случайно брошенное слово или жест пробуждают в нас воспоминания из детства. Самое поразительное, что даже особо стараться не надо: наметай скелет воспоминания и мозг сам нарастит мясо деталей, которое будет корректировать время от времени.

Закончив наблюдение, Мерил вышел из палаты, прошёл мимо караула военной полиции. Коридор пуст — всех больных перевели на этаж ниже или в другие поликлиники. У лифта тоже стоит охрана, как и на первом этаже. На крыше соседнего здания снайперы, и два десятка агентов разбросаны по улице и соседним кварталам.

Президента охраняют хуже!

Что и логично. Сейчас эта девушка важнее, ведь она обладает информацией, возможно, самой важной в истории.

Город затягивает пёстрый сумрак, раскрашенный рекламными экранами, огнями фар и светофорами. Перебежав дорогу по пешеходному переходу, Мерил очутился в кафе среднего пошиба, полном народа. Играет музыка, голоса похожи на шелест морского прибоя. Сводный столик у панорамного окна — не самое лучшее место. Мерил предпочёл бы в углу, подальше от любых окон. Он слишком хорошо знает, как уязвим человек у окна для снайперов и простых стрелков: достаточно крошечной щели между штор — и твои мозги украсят соседнюю стену.

Впрочем, лучше смотреть на город, чем на бетонную стену или затылок соседа. В жизни Мерила были годы, когда при взгляде на затылок рука сама тянулась к пистолету. Так что смотреть на них совсем не хочется.

Он заказал кофе и кусок пиццы, просто чтобы забить чувство голода и тревогу.

Над улицей величаво двигается ретрансляционный дирижабль, огромный пузырь, обвешенный аппаратурой. В сумерках мерцают бортовые огни. Сама конструкция выглядит как обрюзгший двойник военной версии — рыхлая и уязвимая. Перед ней мелькает хищная тень, кружит, оглядывая крыши домов. Ручной сокол, отпугивающий от аппаратуры городских птиц. Как оказалось, голуби для городской сети опаснее любых врагов.

Миловидная официантка с пирсингом в переносице поставила перед Мерилом бумажный стакан с кофе и тарелку с куском пиццы. Агент кивнул и с противоречивыми чувствами посмотрел на бледный, словно высушенный, кусок помидора на рыхлом треугольнике запечённого теста. Выглядело так, будто её уже пытались есть…

Кофе на вкус — как цементная пыль с гудроном. Хотя бы кофеин есть. Мерил откинулся на диванчике, потягивая горячий напиток и раздумывая, стоит ли рисковать здоровьем и попробовать пиццу? Голод она утолит, но сколько времени он потеряет в туалете?.. Впрочем, он и без того почти живёт в больнице…

Музыка заглохла, а улицу осветило красным светом от множества рекламных экранов вдоль дороги. Мерил поперхнулся. Тягучий, механически дрожащий голос загремел отовсюду. Он едва разобрал слова, искажённые помехами: предупреждение об опасности и просьба найти укрытие. Агент постучал кулаком по груди, отпил кофе.

Ну, если по городу нанесут удар, это будет печально. Умереть в дешёвом кафе с привкусом дрянного кофе на языке — такое разве что врагу пожелаешь. С другой стороны, он уже ничего не изменит, а значит, и беспокоиться не стоит. Ракету или авиацию врага могут и перехватить.

Этого мнения придерживается только Мерил. Остальные посетители с воплями выбегают на улицу. В дверях случился затор, и створка с хрустом откинулась, повисла на нижней петле, кренясь. На улице разгорается не паника, но тревожная растерянность, непонимание, куда бежать и что делать. На перекрёстке столкнулись две машины, а в них врезались ещё пять. Последним, как вишенка на десерте, влетел грузовик.

Мерил, оставшись один, решил попробовать пиццу.

Нирел поднял истребитель в воздух с тем же восторгом, что и в первый раз. В шлемофон гудит голос диспетчера. Воздушную границу пересекли самолёты неопознанного противника. Визуального контакта нет. Ретрансляционные станции и пункты наблюдения в том направлении молчат.

Звено направилось к цели, по очереди сбрасывая одноразовые дроны‑ретрансляторы, выстраивая локальную сеть со штабом и получая корректировки. Впереди над подёрнутым облаками лесом двигаются тяжёлые бомбардировщики. Пять единиц. Огромные, как танкеры с крыльями.

— Штаб, это Сирин‑Пять, вижу цель. Пять бомбардировщиков горян, сопровождения не наблюдаю.

— Вас понял, Сирин‑Пять, — отчеканил диспетчер, замолк, выслушивая инструкции. — По возможности принудить к приземлению, в случае отказа — сбить.

— Принято.

Ожидаемо. Звено распалось, сближаясь с бомбардировщиками и сообщая им приказ следовать на ближайший аэропорт через УМРД* (устройство малого радиуса действия). Конечно же, они не подчинятся, только если не залетели случайно. Вот только пять бомбардировщиков границы случайно не пересекают. Эти самолёты просто так даже ангар не покидают — прячутся в норах из бетона и стали, ожидая войны.

Нирел почти не удивился, когда из облаков под ними вырвались истребители голубой расцветки. Понеслись наперехват с пугающе близкой дистанции, не оставляя времени на манёвр. Нирел заломил штурвал и вдавил педаль сброса высоты. Истребитель рухнул навстречу врагу, только набирая скорость. Если не можешь разорвать дистанцию, лучше ввести врага в заблуждение.

Шлемофон разрывается от голосов во временной сети. Через шум пробивается размеренный голос диспетчера. Истребитель пронёсся мимо горянина, почти срезав крылом фонарь, и пробил облака. Нирел сразу задрал штурвал и до отказа дёрнул рукоять управления двигателем. Старая машина явственно застонала, взревели турбины, и падение замедлилось. Перегрузка вдавила пилота в кресло до крови на губах, до чёрных пятен в глазах. Всего на миг истребитель замер в равновесии гравитации и ускорения, а затем рванул вверх, всё ускоряясь. Вновь пробив облака, Нирел увидел суматошный бой, двигающиеся над ним бомбардировщики и немыслимо яркое солнце, похожее на монетку сквозь визор шлемофона.

Резкий сигнал захвата цели вывел из ступора. Нирел вдавил кнопку, и ракета сорвалась из‑под крыла, понеслась к цели, оставляя стремительно истаивающий туманный след. Горянин вильнул в сторону, сбрасывая шлейф сияющих тепловых ловушек, словно безумец, разбрасывающий тлеющие угли. Палец вдавил другую кнопку, и пушка под носом истребителя ожила.

«БРРРРРРР»

Полоса почти светящихся пуль перечеркнула фонарь и фюзеляж истребителя. Тот качнулся, будто стараясь набрать высоту, и исчез в огненной вспышке.

Кто‑то по каналу эскадрильи умоляет снять врага с хвоста. На экране мелькают сигналы товарищей. Нирел огляделся, нашёл удирающего сослуживца совсем рядом. У того на хвосте горянин, подбирается ближе, пуская короткие очереди из пушки.

Первый позыв — помочь товарищу. Плевать на земные разногласия, в воздухе они другие люди. Но Нирел посмотрел на бомбардировщики, успевшие пролететь над схваткой, как белые лебеди над дерущимися воронами. Нет. Он не будет помогать — задание сбить бомбардировщики, конвой врага это просто помеха.

Сирин‑Пять устремился в погоню, набирая высоту. Над крыльями появились туманные змейки — предвестники сверхзвукового ускорения. В визоре шлемофона все три цели пометились красными треугольниками. Синими… Зелёными!

Первая ракета вырвалась из‑под крыла и устремилась к цели, но была «сбита» залпом ловушек и безвредно ушла в сторону, влекомая ложными огнями.

Вторая ракета ударила над турбиной, расцвела рубиновым цветком из огня и обломков. Бомбардировщик вильнул, корпус надломился и треснул. Почти бесшумно обломки, окутанные чёрным дымом, рухнули в белоснежные облака и исчезли в их глубине, словно и не существовали вовсе.

Наконец, Нирела заметили. Горянин, до этого гонявший его сослуживца, метнулся вдогонку. Но слишком поздно — второй бомбардировщик лишился крыла и, закружив, нырнул в облака. Заверещала система тревоги о приближающейся ракете. Нирел сцепил зубы и отправил истребитель в крутой финт, почти мгновенно развернувшись носом к атаке. Ракета пролетела мимо, исчезла в бесконечной синеве неба. А по корпусу, высекая искры, прошлась очередь из пушки. Срикошетившая пуля ударилась в фонарь и отлетела, оставив глубокую царапину.

Нирел закружил, стараясь сбить нового врага и вернуться к последней цели. Горянин же вцепился в него, как хорёк: всё время рядом, всё время в напряжении. Оба истребителя «сцепились», как псы, стараясь вскрыть друг другу глотки. Нирел перестал слышать товарищей — только стук сердца и рёв реактивного двигателя. Весь мир сузился до стремительной точки за пределами фонаря, то и дело оказывающейся позади и норовящей подбить ракетой или очередью из пушки.

Они кружат, сближаясь настолько, что могут заглянуть друг другу в глаза. Нирел выдохнул, в очередной раз заходя врагу в хвост и уже понимая, что ракета не достигнет цели.

— Все цели сбиты, — по общей связи пронёсся сиплый голос. — Повторяю, Сирин‑Один Штабу: все цели сбиты.

Горянин вильнул крыльями, будто прощаясь, и скрылся за облаками вместе с остатками своего звена. Оставив Нирела со странным чувством потери — так, наверное, чувствует себя щенок на прогулке, когда его друга забирают домой. Странно это всё…

Последний бомбардировщик падает, объятый дымом. Облака успели разойтись, и видно, как он разбивается о скалистое предгорье. Огня почти нет, только смоляно‑чёрный дым — очень много дыма. Нирел вздохнул, облизнул губы и вышел на связь:

— Говорит Сирин‑Пять, получил повреждения средней тяжести. Подготовьте ремонтников.

— Вас понял, Сирин‑Пять, возвращайтесь…

Голос диспетчера искажают помехи, то и дело скрывая речь за шелестом белого шума. Нирел вернул истребитель в построение и краем сознания отметил, что звено лишилось двоих.

Горный аэродром, скрытый от чужих глаз скалами и самой погодой, принял три голубых истребителя. Потрёпанные машины опустились на бетонную полосу с визгом шин, замедлились и почти у самых ангаров остановились. На полосу, как муравьи, высыпали ремонтные бригады с тягачами и инструментами для срочного ремонта. Одному истребителю повредило топливный бак.

Ко всем троим подставили лестницы. Фонарь приземлившегося первым съехал в сторону, и под лучи холодного солнца выбрался пилот. Почти выпал из кабины, не заметив лестницы, с раздражением сорвал шлемофон и бросил в кресло. Свет рассыпался искрами по иссиня‑чёрным волосам, гораздо длиннее положенного уставом. Пилот откинула их за спину и выбралась из кабины на негнущихся ногах. Съехала по лестнице, не касаясь ступеней, и, ударившись подошвами о бетон, села прямо на полосу. Обхватила голову руками, закричала, вскидывая блестящее от слёз лицо к голубому небу.

Кто‑то помог ей встать, отвёл в сторону и передал подоспевшим товарищам — пилотам, что остались без вылета или уже вернулись с другого. Она пошла с ними, продолжая утирать слёзы рукавом, пока уголки глаз не покраснели. В руки сунули стальную фляжку, и девушка, не раздумывая, хлебнула из неё. Рот и глотку ошпарило смесью медицинского спирта, воды и томатного сока. Она согнулась пополам, зашлась хриплым кашлем. Фляжку вырвали из рук и захлопали по спине.

Девушка прохрипела нечто, отмахнулась — и всё прекратилось. Выпрямившись, она обнаружила себя в казарме, наедине с рослым мужчиной в форме пилота без нашивок о звании и группе крови. Короткие седые волосы, недельная щетина, больше похожая на серебряные иглы, и твёрдое как камень лицо, украшенное орлиным носом. Он молча закрутил крышку фляжки и смотрел на девушку.

— Граок… — выдохнула она, всхлипнула и бросилась к нему, зарылась лицом в широкую грудь. — Граок! Я потеряла их! Потеряла!

Широкая ладонь пригладила волосы — странно, но от этого стало немного спокойнее.

— Брен… — прошептал старик неожиданно мягко, продолжая гладить по голове. — Такое случается. В этом нет твоей вины.

— Я увлеклась битвой… я забыла про сопровождение! Это всё моя вина!

— Нет. Это вина тех, кто направил нас в бой. Мы солдаты, Брен, у нас нет ответственности за победы и поражения.

— Но…

— Отдыхай, это просто мелкая неудача, — твёрдо сказал Граок. — Скоро будут ещё вылеты. Мы пробились на семи участках из двенадцати. На четырёх высадили десант и уже расчищаем пространство. Так что считай, вы смогли отвлечь врага и принести нам победу.

Бренен опустилась на койку, не разуваясь. Свернулась калачиком и обхватила колени. Да, старый инструктор прав, но всё равно — она потеряла людей. Друзей и знакомых, с которыми вместе ела и смеялась над шутками, с кем каждое утро бегала по горным тропам и горланила строевые песни.

Плевать на исход боя, она в любом случае проиграла.