Патриот. Смута. Том 7

Глава 13

Вечерело. В лагере чувствовалась некоторая нервозность. Ушедшие с совета сотники донесли до рядовых бойцов важные новости о том, что скоро нас ждет крупное сражение. Ну и пошло-поехало: пересуды, разговоры. Обсудить людям было что.

Но в штабе было все спокойно и достаточно по-рабочему.

Почти сразу после троих моих воевод — полковников привели гонца.

Выглядел парень ощутимо лучше. Ему дали поесть, напоили горячим отваром, дали подремать где-то с час, пока мы здесь обсуждали, что со всей этой принесенной им информацией делать. У каждого же свои задачи — разведка работает над тем, чтобы данные поступали, а штаб — чтобы с ними что-то происходило уже внутри.

Вида вестовой был достаточно помятого, взъерошенный, растрепанный и с осоловелым взглядом. Еще бы, не спал ночь, а здесь подняли после краткого отдыха. В себя еще не пришел, но держался хорошо.

— Ну, рассказывай, мил человек, что да как? — Уставился на него. — Сколько сил, как идут… — Сделал паузу краткую, пока гонец с мыслями собирался, добавил. — Почему только с входом армии ты к нам, а не раньше?

— Так это… — Он шапку стащил. Глаза его более серьезными стали. — А Васька, Федор, Святослав они что же?

Я смотрел на него пристально, потом на Ляпунова взгляд перевел, после чего вновь уставился на нашего гостя.

— А это кто такие?

Он размашисто перекрестился.

— Господь милостивый.

Я начинал понимать. Видимо, те, кто выдвигался к нам раньше, когда воинство то только-только собиралось, пропали без вести. А точнее — погибли где-то. Скорее всего, по пути людьми Шуйского, а может быть разбойничками, татарами, ляхами, шведами или еще кем-то схвачены и казнены. Мало ли окрест Москвы банд сейчас. Это мы идем более или менее спокойно. Много нас. Да и Поле с юга, это несколько иной колорит.

А гонцу — нелегко.

Но, ставил я из всех озвученных, все же на контрразведку Шуйских.

— Посыльных иных не было. — Проговорил я. — Прими соболезнования, человек служилый, думаю, товарищи твои мертвы.

— Господь всемогущий. — Он вновь перекрестился, продолжил. — Спасибо, г… господарь.

Посмотрел на Ляпунова, тот почти незаметно кивнул.

— Время такое, Смута. — Проговорил я холодно. — Утрате твоей я сопереживаю, гонец. Но, давай по делу. Докладывай.

— Стало быть, господарь. — Он постарался встать поровнее, прямее как-то. Грудь колесом выкатил. — Войско дней, как десять собиралось. Гонцы же с юга…

— Давай вначале по порядку. Сколько?

— Так это. Делагарди с немцами своими, шведами, пять тысяч. — Он воздуха побольше набрал. — И наших людей служилых вдвое больше. И посошная рать еще. Примерно столько же.

— Сколько? — Я был удивлен таким объемам именно вспомогательных войск.

Десять тысяч вчерашних крестьян, а зачем? В казаков их перевести, но… Кажется, это не очень хорошая идея. Шло бы войско к Смоленску, я бы понял. Хотя… Если бы город уже сдался врагу — там да. Копать во время осад много нужно. А то мы? Два дня назад Шуйский не знал, что мы взяли Тулу. Не верил молодому воеводе, сомневался в нем? Неужто предвидел?

Посошная рать, по сути, войска инженерного плана. В бою толку от них мало, а вот всяческие валы, контрвалы, а также устройство дорог — на их плечах. Или просто для количества? Глупо как-то.

— Господарь, примерно так. — Вывел меня из раздумий гонец — Тысяч семь поместной конницы, Тысяча стрельцов московских, две пехоты. Еще десять где-то посошной рати с подводами и пушками.

Это казалось мне странным, но в целом так даже лучше. Посошная рать марша держать точно не будет. А если у них там артиллерия, то ползти они могут действительно долго, очень долго. Отлично.

— Пушек из приказа много?

— Прилично. Точно не считал. — Он задумался.

— Проломные пищали есть? Тяжелые? — Это самое важное. Самое!

— Вроде бы четыре. Видел.

Четыре! Да это ты разошелся, Шуйский. Четыре! А для чего? Точно Тулу брать. Уверен, ты, что я в ней засяду? Не веришь в воеводу своего. Интересно, почему? Если войско готовилось бы к полевому сражению, зачем было тащить по-настоящему ценные, можно сказать, золотые тяжелые орудия?

Хитрость, глупость или попытка предвидеть ситуацию?

— Главный кто? — Продолжил я расспросы.

— Брат царя, Дмитрий Шуйский. И этот, швед, Яков, Панутус… — Жестоко было исковеркано имя лидера наемников — Делгагаврик.

Поморщился даже. Чудно, вроде бы известное имя наемника, а гонец его выговаривает как-то на свой манер.

— Итого двадцать пять тысяч идет к Туле. — Подытожил я. — Со вторым человеком после самого царя московского и опытным шведом, так?

— Да, господарь.

— И как настроение в столице, что скажешь?

Он уставился на Ляпунова, тот вновь почти незаметно ему кивнул.

— Вы там что, сотоварищи, в гляделки-то играете. — Решил я пресечь эти сомнительные действия за столом. — У нас здесь военный совет и доклад мне, а не Прокопию Петровичу. Докладывай четко, ясно, по существу. А то осерчаю…

— Не вели казнить, господарь. — Отчеканил гонец. — Вновь по стойке смирно замер.

А Ляпунов, при моих словах аж дернулся. Не думал, видимо, что вижу я, как переглядывается со своим человеком.

Вестовой тем временем продолжал:

— Настроение… Да Смута же, непонятно. Говорят многое, но дела-то делаются. Войско, стало быть, вначале то, как Скопин умер, хотели все на Царика вести. Добить его, стало быть, в Калуге. Дума судила, рядила, думала. Царь тоже не торопился особо. Решал. Мыслей было много. Но, я-то человек маленький. В палаты-то не вхож. Это люди говаривали всякие, что там, при дворе бывали. Наших рязанцев там же много, господарь. Вот и сказывали. Преимущественно две мысли были. Царика бить или ляхов. Смоленск от Жигмонт осаждает.

Перевел дух, продолжил говорить.

— А тут гонец один, второй, третий. И слухи по златоглавой пошли, что… — Он икнул, вновь на Ляпунова уставился.

Но тот сидел с каменным лицом, смотрел на Трубецкого. А князь, в свою очередь, внимательно слушал. Все же гонец важные вещи говорил и про его судьбу.

— Ты говори как есть. Я на правду не обижаюсь. — Уставился на него пристально. Отслеживал говорит ли по делу, правдиво или приукрашивает.

Начал он рассказывать, уже окончательно осмелев и перестав поглядывать на Прокопия Петровича.

Выходило из слов, что в Москве уже где-то с месяц неспокойно.

И с каждым днем все чуднее и чуднее.

По весне страхи, что Димитрий в город войдет и мечу, и огню всех предаст улеглись. Как Скопин в Москву вошел — восприняли это словно явление самого Христа народу, не меньше. Народный герой, удалец, молодец, богатырь. Но… недолго чуду было длиться. Отошел в мир иной. Поначалу говорили, что Скопин не своей смертью умер. И это было только начало. Как только весть облетела столицу люди черные — холопы, государевы крестьяне и прочий, как выразился гонец, сброд — начали творить бесчинства. Дом Дмитрия Ивановича Шуйского подвергла толпа нападению. Насилу, не без помощи войск, стоящих в городе, отбились и присмирили народ.

А дальше с юга стали приходить вести.

Вначале говорили о татарах, люди шептались по углам, на улицах и в кабаках, коих в столице было немало о том, что дескать Смута пробудила племя татарское ото сна. Скоро придут они и пожрут всех. Поправили сами над собой, показали, что умения особо-то не имеем в этом, пора и честь знать. Не смогли, не удержали, прервалась династия, стало быть, вновь татарам нами править. Чингизида на трон, объединить Крым и Москву. Девку какую-то за него знатную выдать и будет счастье.

При упоминании девушки и свадьбы, я как-то сразу в голове сложил два плюс два. Татары ведомые вроде бы Шуйским, но связанные с Мстиславским. И Феодосия, ее карта, отлично ложилась на поле дипломатической борьбы.

Гонец считал, что такие слухи, конечно, кто-то раздувал. Даже про письма сказал, что приходили они.

Я же убеждался, что Мстиславский все отлично продумал, только… Я ему все карты спутал. Да и в реальной жизни вышло-то тоже плохо. Татары уже не так сильны были, как лет пятьдесят назад. Звезда их закатилась. Молодецкая битва показала, что все. Сил дойти до столицы у них нет. И все эти тумены — лишь воспоминания о былой славе.

Не на тех поставил Мстиславсий и здесь Шуйский его обошел.

Все же татары имели шанс покончить с Лжедмитрием, если бы не Клушино.

Тем временем гонец рассказывал дальше. По его словам, выходило, когда май уже за середину перевалил, началось иное. Точный день сложно установить. Но слух пошел, что татарам конец настал.

Как такое могло случиться?

Вроде шли, как тьма с юга, как море навалиться должны были, и ужас подступал ко всем. А здесь раз… И все. Чудо — говорят, нет больше татар.

Какими силами? Ведь войско-то в Москве, людей служилых на границе мало, откуда там силам таким, которые самому степному царю, хану противостоять могут? Говорили всего неделю назад же, что великой ордой он идет. Едет не жечь, а власть свою на троне закрепить, а дураков да рохлей, размазней да глупцов, лжецов да клятвопреступников убрать.

Слушал я и все удивительнее становилось.

Вот что значит — разогнать одну историю, а потом столкнуть с контрпропагандой. Когда очень сильный татарский образ вмиг рухнул.

А тем временем вещал гонец дальше, распалившись и войдя во вкус.

Говорил про то, что в столице поначалу как-то и не поверили. Была версия, о которой судачили на улицах, что это, мол, татары какого-то мужика русского взяли и его ведут ради смеха на трон сажать. Чтобы показать всем дуракам, что и такой русским царством править сможет, если за ним тумены татарские стоят.

Но быстро, буквально дня за три, версия изменилась и стала наращивать обороты.

С каждым днем массы все отчетливее и ярче говорили, что татар разбили. Что истинный Царь объявился на юге…

В этот момент мне захотелось хлопнуть себя по лбу и сказать: «Никогда вот такого не было и вот опять». Но сдержался.

Так вот — слухи росли о появившемся на юге Царе. Сплетничали, что идет в Москву, будет собирать Земский Собор и решать. Что? В рай всем людям православным идти, в чистилище, или в ад сразу. Ибо очень он, Царь то есть, а выходит я — христолюбив и сами ангелы крылья за спиной его, то есть моей несут.

И, что самое важное, подчеркнул гонец, все это не с низов начиналось, а из думы боярской. Заседали они там каждый день. Судили, рядили. Царь у них все расспрашивал, мнения хотел узнать. Сведения собирались, обсуждались, докладывались.

Из самих царских палат люди вышедшие судачили об этом южном Царе, что татар бил и в Москву идет, держа в руке одной саблю, а в иной крест господень. И все Поле собрал он и уже вот-вот явится.

Хмыкнул я невесело.

— Ну что, гонец. — Улыбнулся по-волчьи. — Вот я перед тобой. Крылья только надеть забыл и ангелов позвать.

Тот дернулся, перекрестился.

На лицах своих сотоварищей полковников я увидел удивление таким моим словам. Не ждали они иронии. А чего здесь сказать можно? Когда люди вот в такое верят. С одной стороны, мне-то лучше, у страха глаза велики. А с иной, слишком уж темный народ. Ангелы, дьявол. Все же проще — люди за власть сражаются, кто победу одержит, тот и историю писать будет.

— Дальше давай, служилый человек. — Проговорил холодно.

— Так, господарь, дальше то, что. — Он шмыгнул носом. — Дальше войско собираться стало. Пошли пересуды всякие и разговоры, что уже у Тулы войска стоят. Воевода там… Здешний, получается, писал, отвечал, что нет войск никаких. Спокойно все. Но гонцы носились туда, сюда, а люди все больше рассказывали, выдумывали, как мыслю. И что Белгород, и Курск, и Северщина вся, и даже сам Нижний Новгород уже за него. За Царя небесного, выходит. — Он сглотнул.

— Небесного?

— Ну, коли татарскую армию, что сам царь земной вел побил, то кто же он, как не небесный государь? А… Э… господарь?

Человек, говоривший, видимо, не очень понимал, что докладывает именно тому, о ком все эти слухи ходят. Понизил тон, заговорил как-то так шепотом.

— А недавно, ну, может, дней десять или неделя. Еще слух пошел. Что к Шуйскому привели человека одного. Говорят, Мстиславский привел. Сам князь, боярин, Иван Федорович. С юга из городка Елец, что на дороге стоит примчался этот гонец. И рассказал он… — Замолчал, собрался, добавил. — Говорят, рассказал он, что вовсе не ангел… Нет…

— Кто? — Усмехнулся я.

Лицо Тренко выражало некое довольство. Он-то уже не первый раз видел мои фокусы и кое-что понимал. Трубецкой, который тоже наблюдал, что я сотворил вокруг его воинства и как похитил Лжедмитрия тоже немного начал понимать суть дела. А вот Ляпунов смотрел пока, не имея представления. С моей псевдомистикой еще не сталкивался. Хотя — опытом моим я ему жизнь спас, людей послав вовремя.

— Сам… Сам… — Неуверенно заговорил после паузы докладчик. — Сатана, господарь.

Я рассмеялся чисто и непринужденно. Все же Шалымов добрался и сделал свое дело. Ох и червяк, а живучий. Столько народу на пути от Воронежа до Москвы гибло, и разбойники там были, да и просто звери дикие. Сколько всяких ужасов и историй с плохим концом. А этот на тебе — выжил.

— И что? Шуйский решил с адом воевать? — Весело проговорил я.

— Стало быть, господарь. — Он дернулся, продолжил. — После этого слуха-то как раз и начались спешные сборы. Последней каплей это стало. А в Москве люди уже говорят, что это сам Иван Великий из покойников восстал и идет порядок наводить. А с ним воинство черное. Все те, кто в опричнине служили, они же ему обет давали. И силой своей. — Гонец перекрестился. — И силой своей поднял он упырей и умрунов и все они идут… Ночью и днем. И кладбища поднимаются раз за разом, и что как к Москве подойдет, рухнут стены, и мертвые воскреснут и страшный суд будет.

Повисла тишина.

— Гонец, подойди. — Проговорил я холодно.

Распаленный человек, на ватных ногах двинулся ко мне.

— Скажи, смотря глаза в глаза. А с этим упырем бояре-то поговорить хотят? Что знаешь?

— Так… — Он сглотнул. Замер рядом, навис надо мной, голову склонив и в плечи втянув. Как-то неказисто замер. — Так, договориться-то, бояре Шуйскому предлагали. Так говорят. Покаяться ему советовали. В Монастырь постричься, уйти, смириться. И тогда…

— Тогда?

— Отступит тогда ужас весь этот и Собором Земским царя выбрать иного надобно.

О, проснулись, очнулись. Только вот поздно. Моими же словами меня обыграть хотят, не выйдет.

— А Шуйский, значит, войско собрал и на юг отправил, так?

— Да, господарь. Еще казнил нескольких. Ну, не самых видных, стало быть. А тех, кто письма передавал. Это уже вот-вот было, когда войско уже двинуться должно было.

Я поднял руку, показал ему печатку.

— Что видишь? Служилый человек. — Лицо расплылось в злой улыбке.

Глаза полезли на лоб, отступил гонец, затрясся.

— Сколько упырей среди нас насчитал? Не мертвечиной ли кормили тебя, гонец?

Он креститься начал.

Я наблюдал, мне была интересна реакция. Те эмоции, которые испытывает этот человек. Ужас в его глазах стоял. Он действительно верил, что с юга идет какое-то мистическое воинство. И многие в столице прилично так уверовали в близость страшного суда. Раз сам Царь Иван из могилы встал, то… И другим можно за ним в строй вставать. Мстить убийцам и предателям.

— Не пугай человека, господарь, еще сердце не выдержит. — С улыбкой произнес Тренко.

— Гонец, войско, это мы. Сплетни, это все. Живые мы, из плоти и крови. А то, что Земский Собор собирать идем — это правда. Свободен.

Он на качающихся ногах двинулся к выходу со двора.

— Собратья, что скажете?

Уставился я на собравшихся.

— Испугал ты бойца, господарь. — Ляпунов погладил бороду. — Но, думаю, все эти россказни в Москве, не просто так.

— Уверен, бояре к этому руку приложили. — Произнес, посмотрел на Трубецкого. — Ты что князь скажешь.

— Я про другое мыслю, господарь. Четыре проломные пищали, это сила. — Он покачал головой. На мистику ему было плевать. Видимо, наслушался такого непотребства уже за время службы Лжедмитрию. — Без них в Туле мы бы посидели. А вот против них ответить-то нам нечем. Тяжело будет. Надо думать, как вылазки сделать, чтобы уничтожить их.

Уничтожить? Да они денег стоят столько, что приличный замок купить можно во владения. Э нет.

— Собратья. Мы не останемся в Туле. — Проговорил я спокойно.

Глаза их полезли на лоб. Такого они точно не ожидали

От автора

✅ Вышел второй том Куратора

Попаданец в современность. Полковник ФСБ после смерти попал в тело студента и мстит предателям, торгующим государственными тайнами

✅ Большая скидка на первый том https://author.today/work/504558