Патриот. Смута. Том 7

Глава 10

Представители городских гильдий и важные люди города, заволновались.

Снаружи происходило что-то необычное, странное. Шум-гам, обычно не к добру. Но здесь речь о каком-то чуде. И меня… Хотя нет, все же Царя, которого здесь нет, требуют.

— Что там⁈ — Выкрикнул я, обращаясь к дозорному.

Стоящий у двери охранник юркнул наружу, пара секунд, вернулся несколько ошалелый. Давненько я своих бойцов такими не видел. Значит, что-то по-настоящему из ряда вон.

— Господарь, там человек, он… — Говорил неровным голосом, явно испытывая приличное нервное возбуждение. — Там они…

— Так что? — Холодно и спокойно произнес вопрос.

— Чудо там. — Ответил боец чуть ли не шепотом.

Так, к добру или к худу? Чудеса, колдовство, что-то всего этого, чем ближе к Москве, тем больше становится. Под Воронежем я пытался создать иллюзию того, что я сам колдун, запугать разбойников. Вроде бы немного получилось. Потом от этой идеи отказался, не нужно было.

Но вся эта мистика вокруг продолжала твориться.

Повернем, конечно же, насколько возможно, в свою пользу такое дело. Но поглядим, что там.

— Впустить.

— Всех или одного? Господарь. — Слишком растерян был боец.

— А всех, это сколько?

— Так… Толпа там. Свидетели чуда. Все, кто было ушел, они же… Вернулись. — Он говорил не собранно. — Собратья говорят, это еще пустили не всех. А только… Только.

Да что же там произошло, а?

— Одного. Свидетели пускай у ворот постоят. Надо, выйду.

Он опять исчез.

Еще пара мгновений и в приемном покое появился казак. Вида он был совершенно дикого, безумного, расхристанный и невероятно ошарашенный. Прилично измазанный в грязи, как одеждой, так и руками и лицом. Чумазый какой-то.

На пол капала с подола кафтана вода.

Что за явление народу? Мать честная и в таком виде в приемную… Юродивый, что ли, какой?

Лицо, глаза. Пожалуй, его состояние я мог сравнить с тем, в котором говорил со Лжедмитрием. Человек на грани безумия и фанатичного какого-то исступления. Кафтан распахнут, перевязи нет, скинул где-то или потерял. Шапка набекрень. Волосы торчат.

А в руках…

Батюшка из монастыря Иоанна Предтечи поднялся первым, перекрестился. Видно было, что удивление и некое понимание происходящего начало у него формироваться.

— Господь милосердный, что… Где ты это взял?

— Господарь! Чудо! Он, он говорил со мной! — Моргнул, дернулся, продолжил. — Он! Он сам!

Вроде запаха алкоголя, перегара нет.

Я смотрел на икону, зажатую в его руках. Она выполнена на дереве, довольно грубо нарисована красками. Как в такой грязи не исчезла, не стерлась? Где он действительно ее нашел-то? Изображен там был человек средних лет, держащий книгу в левой руке, а правой складывал пальцы в крестное знамение.

Так, уже вторая икона. Та, чудесным образом у того деда появившаяся, которой он молился. Нерукотворная. Эта, появившаяся, чудом найденная. Все чуднее и чуднее.

И если так всмотреться, то…

В лице, изображенном, можно найти некое сходство с моим лицом. Отдаленное. Также он мог быть похож еще на сотни иных людей. Но… Уверен, для туляков такого сходства было предостаточно. Ведь, даже я человек мирской и относящийся по менталитету к веку двадцатому узрел его, что же говорить о людях времени Смуты.

— Где? — Повторил вопрос батюшка. — Где ты это нашел. И грязь, грязь, ирод, что же ты…

Но взглянув в глаза казака, остановился, замолчал. Перекрестился.

Остальные вскакивали, крестились.

— Нашел. — Проговорил с надрывом пришедший. — Сотни человек свидетели. Я… Я… К Царю! Сюда шел, чтобы с ним. — Он пал на колени. — Чтобы с ним на Москву идти. Ну и… В ров, так вышло, толкнули и упал. Кричал. Перевязь там осталась вот… Вытаскивать начали, а там… Там… Я рукой и…

Я видел слезы, текущие из его глаз.

Задумался.

Понятно, что икона там, во рву, могла оказаться сотней и одним способом. Опять же свалиться он туда мог относительно специально, зная, что она там припрятана. Но, зачем? В чем смысл такого действа? Ведь сделал он это все при огромном количестве свидетелей. Может не вся Тула, но приличная ее часть видели падение и чудесное обретение священного предмета.

Хм…

Ее могли спрятать от каких-то захватчиков, утаить от татар, что в какие-то прошлые годы штурмом город брали. Да мало ли как еще?

Но. Черт возьми, такие совпадения уже невероятны. Сыграть такое удивление очень сложно. Непохож этот служилый человек на отличного актера. Хотя проверить, конечно, стоит. Но зачем… Зачем ему прятать икону, ночью, чтобы никто не видел сам факт. А потом находить?

Сейчас, когда я в город вошел? Дела.

А в приемном покое начало твориться нечто странное. Хотя в ситуации произошедшего чуда вполне ожидаемое. Люди, стоящие и смотрящие на коленопреклоненного казака поворачивались ко мне.

— Господарь. — Авдей первым понял, куда дует ветер, пал на колени и креститься начал. — Государь! Царь, батюшка! Как же мы, как могли-то!

А как еще, если треть населения города видела это чудо. Обретение иконы каким-то казаком. Да не просто изображение, а весьма похожее на мою персону, то что? Точно уж Царь, как иначе-то? А то, что говорит, что не государь он так это от скромности. Ведь не признан пока что, не помазан. Но дело-то за малым. Персона есть, и для людей тульских это становилось фактом.

Вслед за Авдеем и казаком остальные собравшиеся становились на колени, крестились, молились. Гудели.

— Царь, государь, прости. Не признали.

Монах подошел на трясущихся ногах к казаку. Сел подле него, губами коснулся изображения.

Отстранился, уставился на меня.

— Господь Бог. Чудо! Чудо!!! Царь, прости нас! — Он в пол согнулся, распластался. Крест широкий на грудь положил. Вновь поклонился. Повторил. Продолжил. — Прости, государь, что не поверили словам твоим. Истинную святость человек имеет, который сам себя Царем не видит и не называет. Истинную! Реку я! Тот, кто от трона отказывается, не считая себя достойным, хоть самый достойный он из всех! Воистину, Царь! Государь нас всех. Самим богом! Слышите, господом! Выбранный! Прости нас грешных, что не поверили словам твоим. Усомнились в силе твоей и благости. Господи! Свершилось! Вижу. — Он руки к потолку воздал. — Вижу. Смуте конец настает. Свершилось. Как… Как молился я в том. Все мы. Всем миром…

Я видел, что он в исступлении своем, плачет.

За спиной моей Богдан и Абдулла ошалело смотрели на происходящее. Пантелей, что дремал до этого, отдыхая, поднялся, тоже смотрел на меня, на этих всех собравшиеся. На то, что твориться в приемном покое.

Из коридора охрана тоже пялилась. В глазах их было что-то из разряда безумной, совершенно истовой веры. Еще бы, все они сейчас видели очередное чудо. И да, мои бойцы сталкивались с этим не раз. Слышали или видели всяческие моменты, которые на протяжении пути из Воронежа к Туле происходили с воинством.

Но здесь очередное чудо и очередное невероятное удивление.

И, конечно, каждый воин в войске моем христолюбивом все отчетливее не просто верил, а знал, что стоит он за дело правое. И как бы тяжело не было им всем. И не будет впредь — сражаться они будут самоотверженно. Ведь дело их — правое. А значит, враг наш будет разбит.

Но, надо было работать, а не вот все это.

— Так! Туляки. — Я сам размашисто перекрестился. — Вижу, что чудо вас на путь истинный наставило.

— Воистину, государь! Воистину.

Все они молились, крестились, кланялись.

— Встаньте. Как и сказал я, не любо мне, когда Царем зовут. Царя Земля Русская должна выбрать. Пока она меня не выбрала, слово свое всем миром не сказала, хоть и все эти чудеса вокруг творятся, боярин я, воевода. Тот, кто ведет людей Земский Собор созвать.

— Благодать-то какая.

Они продолжали свое все это богобоязненное действо.

— Встаньте!

Они наконец-то начали подниматься, хотя в глазах я видел и страх, и раболепие, и восхищение. А казак продолжал стоять на коленях, плакать. Подле него замер, тоже поднявшийся батюшка из монастыря.

— Как звать тебя, человек служилый?

— Е… Е… Ермолай, сын Ивана, я. — Государь. — Он поклонился в пол, но икону не выпускал из рук. — Дозволь! Дозволь господарь верой и правдой служить тебе, живота не щадя.

Посмотрел я на него, на своих троих телохранителей. Нужен ли мне еще один, четвертый, человек приближенный? Да пока как-то нет. Поглядеть нужно, что да как. Проверить. Да, он здесь чудо явил, но…

Вот и вскроется в процессе службы, может это какой-то хитрый, непонятно для чего, сделанный человеком ход. Причем сам он может и не понимает, что да к чему. Может, его втемную кто-то ведет. Хотя… ну уж слишком сложная многоходовка.

Проговорил, смотря на него пристально.

— Ермолай. С Серафимом тебя познакомлю. Полутысяцкий мой. Человек божий. У него послужишь делу моему, а если отличишься, то к себе в телохранители переведу. В самый ближний круг.

Смотрел, изучал, реакцию высматривал. Но кроме все тех же эмоций казак не проявлял ничего. Уверен, он свято верит в чудо, в то, что произошло, и я для него — что-то невероятное, как ангел, светоч, или богом избранный Царь.

— Господарь, да я… Я землю есть буду, врагов твоих грызть. Оружия нет, так руками голыми, зубами. За тебя. Спасибо, государь! Спасибо!

Говорил он совершенно откровенно, без тени какого-то бахвальства и хвастовства. Не скрывал ничего. Что на уме было, то на язык шло.

— Пойдем.

Я поднялся, вышел из-за стола.

Все тут же подскочили, склонились в поклоне раболепном. М-да, что чудо-то делает. То смотрели предвзято, недоверчиво, вспоминают негативный опыт Болотникова. А здесь уже кланяются в пол.

Признали.

Улыбнулся криво, по-волчьи. Людские души, вроде бы и потемки, но так просты.

— Встань. — Подошел, навис над казаком.

Он поднялся на трясущихся ногах.

— Идем. В люди идем, казак Ермолай. Покажем икону. Пускай видят.

Казак кивнул. Батюшка, как бы невзначай также пристроился рядом. Естественно, без святого отца никакое священное действо обойтись-то не может. Раз икона, раз чудо — то ему нужно подле быть.

Хорошо, пусть так.

Мы прошли через коридор, вышли. Замер я на самом верху ступеней терема.

Здесь слышался шум толпы, который у входа в поместье скопился. Какого черта их всех в кремль пустили? Или это только часть? То, что же там тогда за воротами творится? Продолжается все это гуляние? Или чудо это наложилось на разум моих бойцов. И они пустили всех, кого ни попадя?

Черт, тут же стратегически важные объекты. Запасы, арсеналы!

Зубы мои скрипнули. Так и лишиться всего этого можно. Под шумок поджечь могут. Разобраться надо. Срочно!

Постовая служба чудесам не подвержена. Придется видимо рассудить по закону и выпороть, не лично конечно, а приказать, причастных к проникновению народа внутрь особо охраняемого объекта.

Замер у двери, задумался.

— Пантелей, Богдан, Абдулла! Со мной!

Чудо чудом, а то, что в городе могут быть те, кто смерти моей желает, забывать не следует. Раз людей сюда пустили, то и среди них может оказаться какой-то негодяй. Поджог, это раз, а пальнут из пистолета в меня — ой не хочется. В Воронеже уже пытались. Там на опережение действовал, а здесь — ситуация не проработанная.

Время, черт, его все больше не хватает.

Лучше бы быть прикрытым своими собратьями. Для верности.

Трое собратьев были тут как тут. Готовые ко всему, как всегда. Проследовали мы к воротам, поднялись на площадку. Народу тут, справедливости ради, было немного. Шумные только они оказались, крайне. Пустили мои бойцы, как я и приказывал, только тех, кто мог иметь хоть какую-то ценность. Просить, говорить, предлагать — мастеровые, служители церкви, торговцы важные. И люди служилые, конечно же.

Но, гудели они все. Ведь и они видели чудо, что с казаком случилось.

— Туляки! — Выкрикнул я громко, смотря на всех этих собравшихся. — Чудо было явлено! Казак Ермолай сын Ивана принес мне доказательство этого чуда. Как Смуту завершим, велю храм построить в честь события этого великого, в честь обретенной святыни.

— Царь! — Заорала толпа, не сразу поняв, что я говорю с ними.

— Расходитесь! Волю мою вам передадут.

— Царь! — народ рукоплескал.

И на удивление не видел я среди них никого, кто бы думал о том, чтобы выхватить пистолет и пальнут в меня. Да, всех взглядом не окинешь, но все же. Уверен, случись такое, его тут же разорвали бы остальные.

В глазах Туляков я действительно теперь был настоящим государем.

А, возможно, даже чем-то большим. Спасителем, посланным самим господом.

— Расходитесь! Чудо явлено! С Вами я! И бог с нами! Смуте конец грядет. — Проговорил.

Спустился вместе со всеми сопровождающими.

— Господарь. — Меня тут же встретил Серафим. Перекрестился, поклонился. — Чудо очередное явилось.

На него с неким негодованием смотрел настоятель монастыря Иоанна Предтечи. Конкурент как-никак. Мой человек, хотя и в церковной иерархии.

Все было понятно, так-то воронежский священник для церкви, как я понимал, сошка маленькая. А для меня — человек ближнего круга. А значит, что? Как в Москву войдем, будут некоторые, возможно, перемены. И местный представитель церкви глубоко сейчас задумался, а как вести себя с воронежцем.

Но, мне до этого пока дела не было. Иных. Более важных задач много.

— Ты чего здесь? — улыбнулся я Серафиму. — Хотя вовремя, тут не могу отрицать.

— Так, сдалась старая крепость. — Он поклонился.

— Бой был?

— Нет. Миром решили. К нам на службу все до последнего переходят.

— Вот как. — Я был приятно удивлен. Продолжил. — Вот тебе еще один боец. Казак Ермолай, что нам сегодня чудо явил. Прими к себе в сотни твои.

— Сделаем.

Батюшка мой смотрел на меня тоже с каким-то подобострастием. Как будто на живого пророка, пожалуй. Он же в кремле ночь провел и занимался делами служилыми, налаживал здесь постовую службу и решил проблему с крепостью.

Он перекрестился, поклонился мне. Взглянул на другого батюшку, тоже несколько холодно. Икону поцеловал, промолвил смешавшись.

— Знал я, догадывался и с каждым днем… — Слеза скатилась, скупая из его глаз. — Господарь. Я голос господа в молитве же слышал. И я подле тебя по его поручению. — Поклонился опять. — И с каждым днем. С каждым знаком вера моя знанием становится. Крепка она.

Я смотрел на него, вздохнул.

Серафим продолжал свою речь, не стесняясь и не скрываясь от окружения. Служилые люди, казак, настоятель, все слушали и внимали его словам.

— Знаю, что достойнейший ты из достойных. Говоришь… — Он собрался, эти слова для него были тяжелы. — Говоришь, что достойного и сильного Царя выбрать нужно. Но, сам посуди, Игорь Васильевич Данилов. — Серафим уже в третий раз поклонился. — А кто достойнее тебя будет? Я понимаю, отрицаешь ты это, как по-настоящему святой, благолепный человек. Не признаешь ты того, что право имеешь нами всеми править. Землей всей Русской. Но сам господь… Сам, понимаешь! — Он глаза на небо поднял, перекрестился. — Он говорит нам всем, что не должны мы сомневаться. Воинство все христолюбивое, все люди юга, а за ними и востока и севера за тебя будут. Всем миром тебя, государь! Тебя, Игорь Васильевич, на Царство выберем. И богу угодно это уже сейчас.

— Серафим. — Я вздохнул. — Я думал об этом. Я понимаю, что многие так думают. Но, я людям клялся, и они мне. Мы идем Собор Земский собирать. Всей землей выбирать достойного и сильного. А как там будет? — Сделал паузу, подобрал слова. Понимал, что дозорные все это слышат, мои телохранители тоже. Но, я считал это верным и правильным. — Господу известно одному. Если мне Земля поручит, выберет, прикажет служить ей. То… Против воли ее и народа всего не пойду, Серафим. Надо, значит, сделаю. Ты меня давно знаешь. А пока. Пока я, боярин, воевода, господарь, получается, Игорь Васильевич Данилов.

Батюшка перекрестился.

— Дозволь обнять тебя, господарь. Пока могу, пока право такое имею. Ведь как изберут… Уже и не посмею, не смогу.

Я хмыкнул, улыбнулся криво. Сам сократил дистанцию, сжал его, сдавил. Хлопнул по спине. Он ответил тем же.

— Я рад что ты со мной, Серафим.

— Господарь, то, что ты появился в жизни моей, это божественное проявление. И каждый раз я в этом убеждаюсь все больше и больше.

Поручил ему проверить все посты. А самого меня ждало дальнейшее налаживание городских дел, а потом… Армейские дела

Майор ОБХСС погиб при исполнении и попал наше время. Очнулся в теле мэра-взяточника. Всю жизнь майор боролся с коррупцией, а теперь сам в шкуре коррупционера. Враги хотели избавиться от молодого мэра, но им не повезло: теперь по их следу идет майор, посвятивший всю жизнь борьбе с ворьем и взяточниками.

https://author.today/reader/511140