Паргелион

Глава первая. Мёртвый город

Ночь отступала, и небо прорезала тонкая полоска рассвета. Розоватые блики легли на острые вершины гор, которые обозначились яснее. Потом блики переползли на заснеженную долину, пробираясь всё дальше и дальше, и остановились прямо у чернеющего леса.

На белом снегу темнела одинокая фигурка, такая маленькая посреди заснеженной пустоши. Она двигалась быстро, не обращая внимания на встречный холодный ветер, но вскоре остановилась у огромного чернеющего валуна. На нём был начерчен красный крест — дальше идти запрещено. Девочка облокотилась на камень и посмотрела вперёд. На ней была маска — белая, совиная, покрытая инеем. Из под маски шёл пар. Инеем были покрыты и кончики выскользнувших из-под капюшона волос. Девочка была одета в меховой жилет, пояс с висящим на нём ножом, толстые штаны из оленьей кожи, грубые сапоги. Через плечо её был перекинут деревянный лук.

Впереди разгоралось солнце. Восходило над мёртвым городом, окрашивая силуэты в ярко-оранжевый цвет. Несколько минут Дара внимательно разглядывала пейзаж, как будто хотела точнее запомнить расположение каждого здания, затянула потуже ослабший ремень и бросилась вниз с холма.

Город был слишком большим для того, чтобы она могла держать в голове всю его карту. К тому же исследовать его основательно, от начала до конца, было невозможно — ходить сюда запрещалось. Однажды её уже наказали за это, хотя наказание было мягким. Мать упросила старейшину Ситху не сажать Дару в яму, и только благодаря этому нарушительнице удалось избежать позора. Но в следующий раз, если её поймают, пиши пропало — Ситху этого точно не спустит. Старейшина её не любил — это она помнила с самого раннего детства. Он всегда смотрел на неё зло и подозрительно и, кажется, выносил её присутствие в общине только из-за матери и брата. Против них-то он ничего не имел. Так что Дара прекрасно понимала, что если попадётся снова, то точно придётся сидеть в яме, и мать тут не поможет. Старейшина точил на неё зуб, а он был зол, хитёр и мстителен. Пусть другие говорят, как добр Ситху, она-то не испытывала иллюзий на его счёт. Мерзкая тварь, которая затаилась в кустах и ждёт, когда представится случай сожрать тебя, — вот он кто.

Но он не узнает. Никто не узнает, потому что она научилась хорошо заметать следы, а ещё — очень быстро бегать. Эта прекрасная, по её мнению, способность не раз помогала ей выпутываться из самых неприятных ситуаций. Поэтому она не видела препятствий, чтобы посещать мёртвый город время от времени. И сейчас, глядя, как солнце восходит прямо над ним, она вдруг осознала, почему ей так этого хотелось. С одной стороны — запретный плод сладок. Подчиняться было не в её правилах. И — приятно было таким образом дать старейшинам пинок под зад, пусть они и не узнают. А вторая причина, и всё-таки главная, — так она чувствовала себя живой.

Город притягивал её, грезился во снах. Она пыталась представить, каким он был до того, как природа принялась пожирать его, кусок за куском забирая себе. До того, как его сковало льдом, засыпало снегом, как деревья, пробивая себе дорогу сквозь камень и бетон, оплели корнями фундаменты зданий, до того, как ветер, тот, который, бывает, поднимается здесь осенью и зимой, вырвал из плоти домов куски стен и крыши. Город давал ей понять, как она ограничена, как мал её мир, как беден. Ведь она, да и многие другие жители их деревни, никогда не покидала этого места. Старейшины хранили их под пологом, так любил говорить Ситху. Они уверяли, что там, за пределами допустимой территории, бродят монстры, которые могут сожрать живьём, отрезать голову и высосать мозг. Да-да, страшные истории об этих чудищах она слышала с младенчества, только вот что — здесь, в мёртвом городе, она не видела никаких чудовищ. Вообще никого, ни единой души, если не считать мертвецов, на которых иногда приходилось натыкаться. Но они мирно лежали, никого не трогая, а она отлично знала, что мёртвых бояться уже не нужно, — живые куда опаснее.

А ведь где-то там, в большом мире, есть и другие города. Точно есть, не могут не быть. Конечно, старейшины уверяли, что всё вне их деревни давно разрушено, что чудовища успели пожрать цивилизованный мир. Но Дара думала, что не могло быть так, чтобы весь мир пропал. Просто не могло. Наверняка где-то есть и другие — хотя бы такие же деревни, как и их. А вот Кий, её старший брат, считал, что очень даже могло, о чем они часами спорили перед сном, пока мать не говорила им заткнуться. А потом добавляла, что если где-то и есть люди, то им лучше держаться от них подальше. На этой ноте Дара закрывала глаза и ощущала переполнявшее её жгучее желание узнать, есть всё-таки или нет.

Девочка повернула налево и двинулась к видневшемуся неподалёку редколесью. Её следы темнели на свежем снегу, как на ладони. Вдруг кто решит проследить за ней? Она постоянно оборачивалась, проверяя, нет ли слежки, но не замечала никого, кроме птиц, которые увлечённо ловили прячущихся в пожухшей траве грызунов.

Ей нравился момент вхождения в город. Если пойти по одной из второстепенных улиц, то можно было наблюдать, как застройка становится всё более плотной, а дома — выше и массивней. Жилые здания легко узнавались, хотя она и никогда не видела таких раньше, а вот о назначении многих других построек приходилось только гадать. Так же, как и о вещах поменьше, которые встречались ей на улицах. Что это за продолговатые вытянутые короба? Припорошенные снегом, они, как безмолвные наблюдатели, присматривали за чужачкой. Окна зданий глядели на неё спокойно и безразлично. Улица, по которой шла девочка, была засыпана камнями и мусором, но не настолько, чтобы блокировать движение. Конечно, когда снег завалит тут все вплоть до второго этажа, о вылазках придётся забыть до весны. Но пока Дара с лёгкостью перепрыгивала с камня на камень и огибала препятствия.

Постепенно улица расширялась, пока не заканчивалась на большом перекрёстке. Именно здесь располагался сегодняшний предмет интереса — светлое здание, по форме напоминающее половину разрезанного пирога. Пирог был громадным, и она могла только гадать, сколько людей он вмещал в себя. Солнце поднялось уже высоко, и задерживаться не стоило. Наскоро зажевав несколько кусков вяленой оленины, извлечённых из висящей через плечо кожаной сумки, Дара бодро приступила к достижению своей цели — проникновению в здание. Ведь уйти на зимовку, так и не узнав, что внутри большого пирога, она просто не могла. Кто знает, когда получится вернуться в следующий раз?

Вход в здание был завален мусором и большими серыми блоками, и, даже взобравшись на самый верх этой кучи, открыть двери было совершенно невозможно, что она успела установить опытным путём в прошлый раз. Потому Дара решила, что удобнее всего будет проникнуть в здание со второго этажа, где в стене зияла здоровенная пробоина. Как она там появилась, не представлялось возможности узнать, но выглядело, будто что-то размером примерно с телегу врезалось в стену на всей скорости. Кто знает, может, так все и было.

Чтобы добраться до второго этажа, она подготовила верёвку и деревянный крюк, который надёжно привязала к одному из концов верёвки. Проверенное, кстати, средство, ведь деревня была окружена целой цепью гор, а такое приспособление было просто незаменимо, если ты решил безрассудно рисковать сломать себе шею, карабкаясь на отвесную скалу.

Раскрутив гарпун, девочка ловко направила его туда, где, по её мнению, он должен был закрепиться, а именно в скопление строительной арматуры, торчащей у нижней части дыры. Но, подёргав верёвку, она увидела, как наконечник полетел вниз. Спустя несколько неудачных попыток ей все же удалось закрепить гарпун. Дара потянула его и повисла для верности. Вдруг замерла, прислушиваясь. То ли ропот, то ли вой послышался, как показалось, из глубины здания. Негромкий, протяжный, будто застонал где-то там, в глубине, затаившийся зверь. Дара вздрогнула, но потом одёрнула себя — просто ветер. Он поднялся внезапно и бродил теперь по промёрзшим, побитым, искорёженным крышам.

Подёргав верёвку ещё раз, девочка принялась карабкаться по стене, стараясь опираться на кое-где выступавшие части облицовки. Светлые блоки из полупрозрачного материала, которые чуть поблескивали, если на них падали лучи солнца, казались ей ледяными. Гарпун держал хорошо, и только раз верёвка дёрнулась. Девочка остановилась, опёрлась ногами о выступ и снова проверила крепление. Она сделала несколько последних движений руками и, подтянувшись, оказалась на самом краю зияющей дыры.

Огромное помещение, которое она обозревала, было освещено проходящим сквозь прозрачную крышу светом. Часть перекрытий обвалилась, и мелкие снежинки сыпались сверху, гонимые ветром. Все пространство, насколько хватало взгляда, было завалено частями крыши и стен, хламом и мусором, кое-где проросли деревья. Дара осторожно двинулась вперёд, стараясь не наступать на опасные участки. Вот, кажется, полусгнившие стулья, а это похоже на столы, хотя, может, и нет. В стенах попадались ниши, которые могли бы быть отдельными комнатами. Несмотря на холод, запах из смеси сырости, гнили и плесени бил в нос. Но это было естественно, ведь заброшенный дом в деревне, дом старого Даго, где он самоубился, стоял пустым всего-то зим пять, не больше, а там уже всё начало гнить.

Обойдя как минимум четверть всего пространства и периодически сгорая от желания подобрать какую-нибудь мелочь непонятного назначения, девочка всё же сдерживала себя, понимая, что вряд ли стоит собирать то, чем она никогда не сможет воспользоваться. А дальше всё произошло стремительно. Дара неловко развернулась, нагнувшись, зацепилась ногой обо что-то плоское и, пролетев, кажется, метра два, приземлилась на пол задом. Но на этом её движение не прекратилось — пол под ней внезапно просел, и она ощутила, как проваливается вниз. Пролетев шагов тридцать, не меньше, приземлилась на кучу чего-то достаточно мягкого, чтобы не раздробить себе хребет. Но и на этом движение не остановилось, и, провалившись сквозь кучу и продвинувшись ещё ниже, она шлёпнулась на бок, выставив руки вперёд и подогнув ноги. Руки загудели болью, юная сталкерша ударилась коленом, что-то достаточно твёрдое врезалось прямо под ребро, так, что она заорала от боли. Когда первый шок прошёл, стало понятно, что остальные части тела пострадали не сильно. Пальцы рук были исцарапаны, когда она пыталась хвататься за всё, что попадалось. Но на этом увечья заканчивались. Наскоро вытерев кровь куском ткани из кармана и подивившись чудом уцелевшему после такого полёта луку, она бережно погладила его кровоточащими пальцами и только после этого решила наконец осмотреться вокруг.

Было тихо. Похоже, она на самом нижнем этаже «пирога» — окна, продолговатые, частично засыпанные снегом, находились чуть ли не под потолком. Только сейчас Дара запоздало сообразила, что сломай она ногу или другую не менее полезную часть тела, например, шею, и её уже никогда бы не нашли. Досадно было бы умереть посреди кучи хлама в заброшенном городе, не дожив до пятнадцати зим.

Дара осторожно встала и сделала несколько несмелых шагов. Длинное помещение, границы которого расплывались во мраке, было заставлено продолговатыми коробами. Дара медленно пошла по одному из рядов, достав нож — так, на всякий случай, — и внимательно осматривая предметы, настолько большие, что в них запросто могло поместиться несколько человек. А при желании — и десять запихнётся. Иногда сложно было рассмотреть их из-за мусора и обломков, но какие-то из них, хоть и сильно запылившиеся, кажется, сохранили свой первоначальный вид. Некоторые из предметов имели округлую форму, некоторые овальную, некоторые — более угловатую, и все они были разного цвета — зелёного, красного, синего, иногда с узорами, которые угадывались в полутьме. Другие — тёмные, серые, испорченные временем. Дара осторожно прикасалась к каждому из них, стараясь понять, открываются ли предметы и можно ли посмотреть, что прячется внутри. Уже совершенно забыв о своём недавнем падении, боли в ногах и разодранных пальцах, она двигалась от ряда к ряду, постукивая по корпусам. Вскоре она заметила, что некоторые из коробов имеют прозрачные стенки, и с жадностью припала к одному из них, надеясь рассмотреть внутренности. Света отчаянно не хватало, а свечей она не догадалась захватить. Удалось разглядеть несколько мягких на вид сидений, остальное было скрыто в тени. Переходя от одного короба к другому, девочка принялась давить на стенки, ведь должны же они как-то открываться. Наконец, подойдя к самому большому коробу сложной шестигранной формы, она начала постукивать по нему и делать невразумительные жесты, совершенно не отдавая себе отчёт зачем. И только она, засмеявшись, решила, что нет, не открыть, эти странные действия всё-таки принесли результат, потому что одна из стен короба вдруг отошла в сторону с тихим скрипом. Восторгаясь собственной находчивостью и всем произошедшим, Дара осторожно подняла ногу и наступила внутрь короба. Было бы, конечно, хуже некуда, если бы стенка снова закрылась, заперев её внутри, потому она решила проложить между собой и выходом наружу кстати валяющуюся неподалёку ветхую доску.

По всему периметру короба были расположены сиденья, обтянутые гладким материалом, который, казалось, совершенно не пострадал. Дара прикоснулась к нему — холодный, морозный, но всё-таки очень приятный, чуть отливающий серебром. Пространство в центре короба было свободно, а впереди — устроено несколько ниш, усеянных рычажками и выпуклостями. Сгорая от любопытства и забыв об осторожности, Дара принялась исследовать панель. Оказалось, что рычажки поворачиваются по своей оси или движутся вверх-вниз, а выпуклые кружки как будто чуть проседают внутрь панели, когда она проводит над ними рукой. Но при этом ничего не происходило, и девочка, наигравшись с рычажками, от которых пришла в полный восторг, навалявшись на сиденьях, решила, что на сегодня план по исследованиям выполнен и пора бы возвращаться в деревню, пока не начало темнеть. Напоследок провела рукой над тремя кружками прямо у входа в короб — просто в шутку, представляя, как этот чудесный корабль отправляется в плаванье, а она, Дара, командует им. А потом корабль поднимается в небо, прямо как сказках, которые ей рассказывала мать. То, что произошло дальше, абсолютно выходило за рамки её представлений о реальности. Свет заструился сначала из круглых выпуклостей около входа, затем перелетел на внутренние части короба, а потом и вся передняя ниша с рычажками и кружками завибрировала, запульсировала световыми переливами. Дара сначала наблюдала, замерев на месте, с одной стороны испугавшись, а с другой — опасаясь двинуться, чтобы не исчезло сияние, чтобы не прекратилось. А через пару минут решилась-таки переместиться вглубь кабины, осознав своё полное бессилие перед происходящим. Внезапно раздались невнятные звуки, в самом центре возникли светящиеся фигуры, переливаясь и снова затухая. Дара отскочила и вжалась в сиденье, ужасаясь и восторгаясь, вглядываясь расширенными глазами в неизвестные символы. Палочки и кружочки, какие-то значки… А! Вот и буквы, их она знала, мать обучила её ещё в детстве. Буквы мерцали, светились, что же это… «Куда вы желаете…?» Дальше она не смогла разобрать. Вдруг появились изображения людей, и Дара вскрикнула, отшатнулась, но поняла, что это тоже всего лишь иллюзия, которую короб или то, что жило внутри него, решило навести на неё. Люди были веселы и довольны, двое, мужчина и женщина, шли по зелёной траве, обнявшись. Потом картинки исчезли, и Дара вскрикнула от неожиданности, когда мимо промчался неизвестный бегун. Снова символы, снова слова… И тут все погасло. Ожившее нечто опять умерло. И как ни старалась Дара оживить его, ничего не происходило. Отгоняя отрезвляющий холод, она решила, что пора выбираться.

Выход на поверхность девочка нашла быстро — чуть дальше, прямо под потолком, обнаружился небольшой лаз наружу, и оставалось только взобраться наверх и разгрести нападавший снег.

По дороге домой девочке показалось, что за ней наблюдают: тень промелькнула меж деревьев и скрылась. Стараясь двигаться как можно тише, Дара прислушалась. Но услышала только своё дыхание и завывания поднявшегося ветра, который нёс с собой холода зимы да шелест обледеневших веток. Наверняка показалось.

Но ощущение вернулось, и теперь она была уверена — кто-то следовал за ней по пятам. Пару раз она отчётливо разглядела фигуру человека, который старался спрятаться, когда она оглядывалась. Но вскоре он исчез.

Что за нежданный наблюдатель? Если это был кто-то из деревни, то кто? И, если так, он наверняка доложит Ситху, что видел её в роще. Может, он вообще следил за ней от самого города, и тогда ей точно сидеть в яме без еды и воды, умирая от холода. Только кто из деревни сюда пойдёт? Может, это…

Нет, вряд ли это мог быть пришлый. Никто не появлялся много лет — так говорили, и этого уж точно не случалось при её короткой жизни. Значит, наказание неизбежно. «А, плевать, ведь оно того стоило», — подумала она, вспоминая об увиденном. Это самая чудесная, прекрасная вещь, которую она встречала. И если за это ей придётся пострадать, значит, так тому и быть.

Деревня была окружена лесом с одной стороны и озером с другой. Путь в мёртвый город вёл через лес, и если пересечь его в нужном направлении, то тропки выводили к пустоши, по которой Дара и спешила домой. Решительно выбросив из головы все неприятные мысли, она мчалась по заснеженному полю к чернеющим на фоне синего неба деревьям. Горы, которые, кажется, были видны на горизонте абсолютно с любой точки в пространстве, сверкали в лучах внезапно появившегося низкого солнца. Но больше всего в этом пейзаже выделялась внушительная гора, которая была выше всех остальных. Эйо. И сейчас над Эйо клубился чёрный дым.

Так гора проявляет свой гнев, уверяли старейшины. Ещё в детстве Дара осмелилась спросить одного из них, что такое есть Эйо? Кто живёт внутри горы, кто гневается на них или милостиво посылает им хорошую погоду? Старейшина только хмыкнул и посмотрел на неё с таким осуждением, что Даре захотелось провалиться сквозь землю и благополучно там остаться. Мать говорила, что внутри горы живёт дух, он зол и жесток, потому его надо задабривать дарами и жертвами, что и делалось на регулярной основе.

В деревне говорили: если Эйо начал дымиться, быть беде. Такое уже случалось — однажды наступил неурожай и голод, когда перемерла половина жителей. Это произошло ещё до её рождения. А когда она была маленькой, после того, как гора стала выражать своё неудовольствие, в деревне началась эпидемия редкой хвори, от которой поумирали чуть ли не все дети и старики. И вот теперь, пожалуйста. Значит, скоро будут приноситься новые жертвы. Каждый год Эйо требовал всё больше и больше.

В лесу было на удивление тихо. Она бежала по знакомой тропинке, уже не стремясь спрятать своих следов. Ветер стих, и мелкий снег засыпал всё ещё обнажённые участки травы, облеплял ветки деревьев. Порой вскрикивала птица, и был слышен шум её крыльев.

Вдруг среди ветвей что-то промелькнуло. Она остановилась и тут же спряталась между двумя широкими стволами. Может быть, даже слишком быстро — так сказал бы Кий, её брат. Он всегда удивлялся способности сестры так быстро двигаться и немного завидовал ей.

Светло-голубой глаз девочки, обрамленный белесыми ресницами, блеснул в небольшом просвете между стволами. Было далеко, слишком далеко. Но не для неё. Дара видела прекрасно: вдалеке прогуливался олень и доедал оставшуюся траву, шумно выдыхая пар. Он прислушался и обернулся в её сторону. Девочка быстрым и ловким движением достала лук, вытянула стрелу и, прицелившись, заранее очерчивая в голове траекторию полёта стрелы, выпустила её, стараясь не думать слишком долго. Уже через секунду стрела вошла в тело оленя, и он побежал, издав хриплый крик. Но шаг его становился всё более неровным. Она побежала за ним, наблюдая, как исходящее от оленя сияние слабеет. Жизнь угасала. Длинные ноги подкосились, и животное тяжело упало на бок посреди большой заснеженной поляны. Охотница подбежала к своей добыче. Ещё жив. Она достала длинный узкий нож с деревянной рукоятью и всадила его прямо в сердце животного. Глаза оленя сразу же остекленели. Теперь мёртв.

— Спасибо тебе, лес, что даёшь мне одного своего ребёнка для того, чтобы я могла есть, — произнесла она заученные слова.

Дара хотела отдать кровь оленя лесу, в уплату за смерть. Резким движением вытащив стрелу, она освободила его кровь, и та потекла густой алой струёй на белый снег.

Стоило освежевать добычу прямо здесь, выпотрошить, а уже потом тащить в деревню. Девочка не сомневалась, что сможет сделать это сама. А ещё — стоило вырезать язык, пока он ещё не окоченел, как раз будет что отнести в подарок Старейшине. Ведь язык оленя считался одним из самых вкусных блюд. Наверное, мать потушит его с травами. Дара принялась резать шкуру животного от груди и вниз. Сначала нужно было сделать разрез, а потом тянуть, потихоньку отделяя шкуру от мяса, чтобы не повредить. «Можно сразу и выпотрошить», — решила она и, только начав выпускать наружу кишечник, подскочила, услышав сзади резкий окрик:

— Всё, ты мертва! Я тебя убил.

Дара обернулась, сделала ловкий переворот и швырнула в говорящего куском оленьих потрохов. А потом с криком кинулась на брата. Удар, ещё удар, и она бросила противника на землю. Тот сразу же вскочил, попытавшись сбить сестру с ног подсечкой, но та отпрыгнула и ударила парня с другой стороны. А потом позволила Кию бросить себя на землю и прижать лицом к холодному снегу. Не хотелось, чтобы брат был в плохом настроении, а оно всегда с ним случалось, когда он проигрывал.

Он встал и легко поднял её с земли.

— Олень, значит? Это очень хорошо.

— Да, хорошо. Мать будет рада, сегодня досыта поедим. Поможешь разделать его?

— Конечно, — коротко ответил брат и принялся умело отделять копыта животного. Потом он отрезал голову и извлёк оттуда язык, аккуратно завернул его в тряпицу.

— Где ты была целый день? — вдруг прямо спросил Кий.

— Ходила смотреть на Эйо, — нагло соврала Дара, глядя собеседнику прямо в глаза. Хотя отчасти, если так посмотреть, это вовсе не было ложью.

— Да? — спросил тот с противной интонацией, которая появлялась, когда Кий не слишком верил её россказням. Ею брат, вероятно, хотел выразить свой сарказм. — И что ты там видела?

— Дым. Я видела дым.

Лицо брата посерьезнело.

— Проверь-ка желудок, — сказал он, когда Дара выпустила содержимое оленьего брюха наружу.

Дара послушно извлекла из желудка комки полупереваренного мха и скорчила рожу. Кий бережно собрал содержимое.

— Как только можно есть эту гадость?

Брат только усмехнулся.

— Мерзость, — снова покривилась Дара, отчасти надеясь, что брат переключится и перестанет спрашивать о сегодняшнем дне. На какой-то момент она задумалась, не сказать ли о наблюдателе. Но для этого бы пришлось признаться, что она была на мёртвой пустоши, даже если не говорить всей правды. Так что лучше просто промолчать, будет меньше проблем, как уже было установлено многократно. Увлечённый работой, брат, кажется, забыл о своих подозрениях, и, закончив с основной разделкой, они поволокли оленя домой.

К вечеру стало ещё холоднее, тонкий снег заскрипел под ногами. Волосы Кия чуть покрылись инеем. Светлые, но не такие, как у неё. Вообще-то он не был её кровным братом — мать усыновила их обоих. Потому они были не слишком похожи — как лицом, так и характером. Но девочка прекрасно знала Кия и видела по его сосредоточенному виду и нахмуренным бровям, что он готовится произнести одну из своих поучительных речей, которые навевали на неё смертную скуку. Кий любил действовать по правилам и свято верил, что его братский долг — это поучать свою младшую бестолковую сестру. Однако всё недовольство ограничилось бурчанием под нос, что обычно дико бесило Дару, но сейчас она тоже предпочла отмолчаться.

— Где ты так разодрала пальцы? — вдруг спросил Кий, когда девочка перехватывала верёвку.

— Упала с дерева. Полезла наверх, думала, смогу набрать яиц из гнезда, но не удержалась. — Дара смотрела перед собой, но постаралась ответить как можно быстрее.

— Понятно. Это поэтому ты хромаешь?

Заметил.

— Да. Ударилась коленом.

Кий, кажется, на этом успокоился.

«Эх, знал бы ты, что я сегодня видела», — подумала девочка. Жаль, что нельзя никому рассказать. Хотя — он бы все равно не поверил, пока сам не увидел бы. Да что там, она бы тоже не поверила.

Хотя кое-что в доказательство чудес мёртвого города она приносила. Например, металлического жука, который ползал и летам сам, стоило только нажать ему на брюшко. Его она нашла в одном из домов, куда лазила во время самого первого своего похода. Маленькие огоньки, которые горели разными цветами без всякого поджига, стоит только притронуться к ним. Крошечная кукла, правда, сломанная, но очень красивая. Эти и другие свои сокровища она надёжно прятала в тайнике под полом в лесной заброшенной хижине. Они и сейчас там. Но Кий, хоть поначалу и удивлялся её находкам, как-то сообщил ей, что все эти вещи никак не помогут им в жизни. Разве что огоньки пригодились бы, но на этом — всё. Так что лучше их никому не показывать и новых не приносить.

Его позиция была ясна, потому оставалось только проигрывать снова и снова в голове то, что случилось сегодня, стараясь не думать о наблюдателе и возможном наказании.

Деревня горела вечерними огнями. Приятное зрелище, особенно когда целый день был на морозе и почти ничего не ел. Мать наверняка приготовила похлёбку и мясо. Девочка ускорила шаг, поскальзываясь на снегу. Пахло дымом, талым снегом, дровами, пахло лошадью, кажется, только что здесь проехавшей, пахло как всегда в зимнее время. Даре нравилась эта смесь запахов. Деревня располагалась у подножия невысокой горы, и небольшие бревенчатые домики были надстроены один над другим прямо на крутом склоне. Эта гора неплохо защищала их от ветра. Другая часть домов разместилась на пространстве от подножия горы до самого леса с одной стороны и до озера — с другой. Вся деревня была окружена деревянным частоколом — от диких зверей. Ворота тоже были с двух сторон: одни со стороны леса, другие — со стороны озера. По дороге брату и сестре встретилось несколько запоздавших, спешащих домой жителей, таких же, как они. Но в основном все уже сидели по домам и ужинали рыбной похлёбкой, или оленьим супом, или чем-то ещё, потому что между домов стоял стойкий запах еды, от которого больно свело желудок.

Их дом был таким же, как и у всех в деревне. Соседи помогали его строить, но многое они сделали сами. Деревянный, он немного уходил под землю, а остроугольная крыша была заложена мхом и ветками — для тепла. Ступеньки вели вниз, где и находилась дверь в избушку. Бывало, что дверь сильно заметало снегом, потому на крыше был запасной выход. Из окон, прикрытых простыми деревянными ставнями, сочился приглушённый свет.

— Эй, мама! Мы вернулись!

Мать засуетилась и побежала открывать, по пути опрокинув что-то железное. Дверь распахнулась.

— Оба?

— Да, мы были в лесу, мама. Смотри, что мы принесли!

— Олень! Это ж сколько всего сделать можно: похлёбку, и засолить, потушить … — Женщина принялась перечислять всё, что она планировала приготовить. На её лице широком простоватом лице расплылась мечтательная улыбка, а само оно озарилось светом вдохновения. Может, она не блистала умом, как думали некоторые в деревне, зато готовить умела отлично. А тушу убитого животного разделает так, что любой охотник изойдёт завистью.

— Проверить бы, как вы всё сделали. Что-то да напутали, не иначе. Вы уже вырезали язык? — Она побежала в дом, чтобы накинуть меховую куртку и взять разделочный нож.

Когда все наконец зашли в дом, было видно, что мать очень довольна и что у неё хорошее настроение. Она обтёрла руки о грязноватый фартук и достала глиняные тарелки, есть из которых разрешалось только по особым случаям. На каждый день у них была деревянная утварь.

— Давайте ужинать. Это тебе, давай-ка, держи. А это тебе. Как там в лесу-то было, холодно? Видно ж по вам, как замёрзли.

— Да, холодно было, но не очень, — ответил Кий с набитым ртом.

— Я подстрелила оленя с двухсот шагов, мама.

— С двухсот? Да не может быть.

— Ну ладно, может, со ста, — добавила девочка, стараясь запихнуть в себя как можно больше кусков мяса одновременно.

— И что, он умер сразу?

— Нет.

— Я же учила тебя, что нужно убивать сразу. Иначе духи леса разгневаются на нас. Ты же знаешь, что они могут сделать.

— Я знаю, мама. — Дара исподлобья глянула на мать. — Но я убила его вторым ударом. Прямо в сердце.

Мать хранила грозное молчание. Когда она сердилась, то была похожа на мешок с сеном — вся собиралась в кучу и становилась очень круглой.

— А кровь я отдала лесу, как ты меня учила.

Женщина неопределённо хмыкнула.

— Может, всё обойдётся на этот раз. Но не стоит забывать, что случилось с Атсулой.

— Он был плохим человеком, мама, — добавил Кий. — Ты же знаешь, что он делал с животными там, в лесу. А если бы ему дали волю, то делал бы и с людьми. Он заслужил это.

— Знаю. Но нужно быть осторожней.

Дара продолжила интенсивно жевать, запивая бульоном, от которого исходил приятный пряный аромат. Разговор продолжать не было смысла. Атсулу нашли пару месяцев назад в лесу, и говорят, что его тело провисело на дереве, подвязанное за ноги, с неделю. Духи, ну да, конечно. Все прекрасно знают, что он не поделил с Ситху.

Доев и собрав все последние крошки, Дара отошла в уголок и принялась чистить нож. Она знала, как важно содержать его в чистоте, тем более что это был её любимый нож, подарок от брата. Он заказал его у кузнеца Ияну, а рукоятку вырезал сам, и у него вышло очень хорошо. На конце рукояти красовалась голова невиданной птицы. У него вообще отлично получалось резать по дереву, он ловко вырезал посуду, сам мастерил санки, сплетая их прочным прутом. А мать всё подговаривала его делать вещи и обменивать на всякую утварь у других.

Хотя непонятно было, куда им столько утвари. Дом и так был завален всяким хламом. Мать умела плести из прутьев корзины, потому один из углов бережно хранил результаты её труда. Неподалёку от очага растянулась на дощатом полу прекрасная волчья шкура. В отдельном месте были собраны скребки для выделки, которые мать очень ценила. Все — с каменными наконечниками. Иногда простыми, из слоистого камня — серого, коричневого, голубоватого. Но были и из редких камней, которые ей удалось найти в долине. Например, вот этот, ярко-зелёный, с жёлтыми и чёрными прожилками. Или вот этот, чёрный, блестящий, с оранжевыми вкраплениями.

Дара решила, что одежду она вычистит завтра. Повалившись на постель, девочка тут же перестала слышать возню и перешёптывания матери и брата. Перестала слышать, как Кий стучит чем-то на том конце избы. Засыпая, она снова подумала, что завтра её наверняка настигнет расплата, когда тот, кто её видел, доложит об этом. Ну и что, стоило того. Пусть даже придётся сидеть в яме месяц.