Паргелион

Глава девятнадцатая. Всё решает Медея

Во тьме появилась дрожащая точка. Она стала расширяться и прорастать. Она увеличивалась, пульсировала, звала. Теперь Дара отчётливо видела, как там, внутри этих скользящих точек, происходит некая вибрация. Ей стало страшно, но в то же время воронка звала её к себе, притягивала, и девочке хотелось, так хотелось пойти туда. Внезапно она проснулась.

Боль, о боги. Дара осторожно прикоснулась к лицу — всё распухло. Пошевелилась, потянула носом воздух. В комнате было холодно. В голове пронеслись вчерашние события. А от них ни убежать, ни скрыться, ни спрятаться. Она убила Риена.

Нет, не убила. Отправила туда, где он, вероятно, уже не жилец. Ладно, он, конечно, был тем ещё уродом, но она не хотела этого, правда не хотела.

Что теперь?

Зацепила вниманием бледный луч света, который просочился в комнату. Следила, как он полз по стене, несмело, крадучись, словно извиняясь.

Долбаная башня. Она ведь знала, чувствовала с самого начала, что ей это не надо. Стоит в следующий раз не затыкать глотку своей интуиции.

А, как больно. Она потрогала место под рёбрами. Хотя, если уж быть с собой честной, ей, в сущности, плевать на Риена. Был ли он важен для Кайро? Ну, может, и был, только натура у него была мерзкая, такая, что с ним вообще невозможно иметь дело. Жаль только, что из-за произошедшего её, скорее всего, изгонят.

Ну и побыстрей бы. Лишь бы снова не заперли в подвале или в клетке, этого она точно не вынесет. А вообще лучше не ждать. Нужно собирать барахлишко. Забирать Медею — если она, конечно, захочет идти, — Матильду и бежать отсюда.

Что сказать друзьям? Это пока выглядит самой большой проблемой. Сбежать не сложно. Девочка встала, глотнула воды из кувшина — холодная, аж зубы заныли, — правда, если её ещё не мониторят снаружи. Она аккуратно выглянула за дверь, но никого не увидела.

Что им сказать: Тео, Лизе, Алису? Что она облажалась и теперь, чтобы снова не попасть в клетку, ей нужно срочно валить?

Да и можно ли быть уверенной, что они вообще на её стороне? Дара вдруг вспомнила их первую встречу. Тогда они отнеслись к ней как к падали, и никто из них не был против, чтобы её держали на нижнем этаже. Сейчас, конечно, она стала частью их мира. Она знала это, чувствовала, что это так. Но теперь… когда она сделала то, что сделала. Они недолюбливали Риена, но и он был частью их мира.

Лучше просто сбежать, пока ещё можно. Через перекрытые ворота на восточной стороне будет проще всего. Там самые слабые посты, скорее всего, удастся уйти незамеченной.

Пять минут на сборы. Дара надела свой старый костюм, запихнула в сумку всё, с чем пришла, перекинула через плечо прислонённый к стене лук и окинула взглядом комнату. А, чуть не забыла. Она взяла со стола птичью маску и сунула её в сумку. Жаль, всё-таки жаль, что приходится уходить.

Медленно и бесшумно открыла дверь. Добраться до лаборатории, забрать Медею с анимоидом и бежать.

Борясь с подступающей дурнотой, собрав последние силы, девочка медленно двинулась по пустому коридору. Главное, не привлекать внимание и никого не встретить. Вот уже лестница. Несколько пролётов, и…

Она резко остановилась. За углом, прямо перед лестницей, стоял Айвис. Стоял, будто ждал, будто заранее знал, как она поступит.

Наблюдают они здесь за всеми, что ли? Дара подняла голову и, словно бы ничего не произошло, бросила:

— Доброе утро.

И медленно прошла к лестнице.

Айвис нагнал её двумя широкими шагами и взял за локоть.

— Постой.

Пальцы магика неприятно сдавливали руку. Девочка подняла глаза и посмотрела на него, ожидая увидеть ту самую жестокость, которая иногда проскальзывала в его взгляде. В этот момент его глаза стекленели, а лицо словно бы покрывала серая маска. Непроницаемая, холодная. Но сейчас её не было.

Когда в дверь вдруг постучали, Келер не ответил, но мысленно дал разрешение войти. Он приметил посетителей ещё издалека. Он ждал их, знал, что они придут, но всё равно решил поставить ментальную защиту — так, на всякий случай. Он прекрасно понимал, что Айвис мог ухватить информацию очень быстро, сходу, возможно даже, сам этого не желая. А ему… Словом, афишировать свои мысли он не собирался.

Айвис почти беззвучно открыл дверь и прошёл в кабинет, почему-то стараясь не наступать на мягкий ковёр. Следом за ним появилась и Гесса. Келер кивнул ей. Она была растрёпана и одета в простой комби. Под глазами залегли синяки. Келер отметил это про себя и вопросительно воззрился на пришедших.

— Леста сегодня умерла, — коротко сказала Гесса, как-то тихо и отстранённо.

— Кто?

— Девочка, которую нашли в пустыне, — добавил Айвис.

— Вылечить не удалось?

— Я пробовала… разные методы, от известных до разработанных мною самой, но успеха достичь не удалось. — Она смотрела куда-то в стену.

— Назначьте похороны.

— А Риен? — спросила Гесса неожиданно горячо.

Келер развёл руками:

— Думаю, стоит признать, что теперь его нет. Очень жаль. Он мог бы стать одним из самых полезных для Кайро.

— Разве у тебя нет ни единой мысли, как можно его вернуть?

Келер вдруг улыбнулся. При этом глаза его так и остались холодными, но лицо посветлело. Хотя это как нельзя хуже подходило к ситуации.

— Пока нет. А может быть, промедление смерти подобно. Даже если девочка откроет портал ещё раз, то слишком опасно идти на ту сторону.

— Ты считаешь, это сделала она?

— По-моему, очевидно, что да. Или так, или это невероятное совпадение. Но — в любом случае, что-то в ней поспособствовало толчку.

— Не стоило проводить там поединок. Ведь мы до конца не понимаем, чем на самом деле является эта башня.

— Не знаем, но догадываемся, Гесса. Почему же не стоило? Ведь теперь мы знаем больше. А знание даёт контроль. Как раз то, что нам нужно, когда речь заходит о воронках.

— Нужно?

— Невозможно больше допускать, чтобы воронки открывались самопроизвольно и где угодно. Раньше это происходило только в зоне пустыни, и вопрос можно было решить, по крайней мере, временно. Но теперь… может случиться, что нам придётся покинуть Паргелион, — с необычным для него волнением заявил Айвис.

Келер снял щит только сейчас и моментально отметил, как быстро это уловил Айвис. Что-то неуловимо изменилось в созданном ими информационном пространстве.

Келер покачал головой.

— Нет, это невозможно. Иначе… столько усилий будет потрачено зря. Когда-то мы заплатили большую цену, чтобы здесь жить. Не стоит забывать об этом.

— Но тогда что ты предлагаешь? Мы практически в безвыходной ситуации, — заметил Айвис, который всё-таки решил ступить на ковёр и приблизился к заполненному книгами шкафу. — Тем более если о нашей проблеме узнают там.

— Там? — Келер усмехнулся.

— Именно так.

— Айвис, это война. В некотором смысле. Война за то, что мы так хотели. И мы не можем просто взять и отступить.

— Тогда необходимо решить проблему. — Гесса убрала с лица упавшую прядь тёмных волос. — И я работаю над этим.

— Отлично. Но предлагаю сосредоточить наше внимание на девочке, — заметил Айвис. — Ведь вчера всё было очевидно.

Келер кивнул:

— Мы можем использовать её. Вероятно даже, что… хотя не станем забегать вперёд раньше времени.

Айвис внимательно посмотрел на него и мысленно, постаравшись закрыться от Гессы, послал Келеру ментальный запрос. Тот еле заметно кивнул.

— И как же ты собираешься её использовать? — уже спокойнее спросила Гесса.

Келер помолчал, словно бы обдумывая что-то, и продолжил только после значительной паузы:

— Как генератор. Которым она и является. Кристалл в биологическом теле и на двух ногах. После вчерашнего происшествия понятно, что девочка способна подтянуть к себе огромное количество энергии. И, может быть, это был не предел её возможностей. И если… если получится научить её направлять импульс, если получится натренировать её целенаправленно работать с воронками, то тогда речь пойдёт уже не только о гипотетическом спасении пропавших и контроле над спонтанным открытием воронок.

— А о чем же?

— О том, чтобы запустить Паргелион.

— Невозможно, — с жаром произнесла Гесса.

— Почему? Возможно.

— Мы должны были сделать это все вместе. Все впятером, так, как и договаривались. А без них — невозможно.

— Ты хочешь сама научиться контролировать воронки, Гесса. Признай.

— Признаю. И смогу это сделать. Вчера мне удалось закрыть одну из них.

— Закрыть произвольную воронку — это не значит контролировать. Иными словами, нас один против одного. Разреши наш спор, уважаемый Айвис, — внезапно он обратился к магику в выражении, принятом в их гильдии с незапамятных времён.

Айвис смотрел на Гессу.

— Нет. Я не буду против. Я сам буду тренировать девочку. Мы должны использовать все ресурсы, все доступные нам возможности. И даже если не удастся запустить Паргелион, то возможно будет отрегулировать или вовсе прекратить спонтанное открытие воронок. Иначе я буду выступать за то, чтобы увезти отсюда всех детей, если не взрослых.

— Нам некуда везти их, — почти шёпотом ответила Гесса, глядя ему в глаза. — Вы знаете.

— Именно так, — тихо ответил он, но не отвёл взгляда.

Гесса вдруг встала и быстро вышла из комнаты. Некоторое время они молча слушали, как угасал звук её шагов в тоннеле.

Айвис прервал молчание:

— Она успокоится. Но я не думаю, что тебе стоит недооценивать её. В последнее время она стала намного сильнее. И может случиться, ей всё удастся.

— После инъекций энергиями из червоточин? Не надо скрывать, мне даже не нужно следить за ней, чтобы догадаться. Проблема в том, что она не понимает одного. Таким нужно быть созданным. Или родиться — что менее вероятно. Нужно вмешательство в генетический код — только тогда подобное можно будет производить без немедленного ущерба физическому телу. И насколько хватит Гессы — это только вопрос времени. И девочка еле вынесла — ты видел её после всего.

— Думаешь, она не выдержит?

— Мне сложно сказать. Но нужно пробовать. Нужно научить её правильно обращаться с такой силой. И с самой собой. Потому что таких, как она…

— Да, я знаю. Я спрошу у тебя вслух. Действительно ли ты думаешь, что он выполнил своё обещание?

— Это возможно. Я смотрю на неё, и ничего в ней не говорит о том, что она есть созданный им инструмент. Ответ на наш запрос. Решение. Но всё-таки это возможно.

— Но тогда разве она может быть одна? Где остальные?

Келер пожал плечами и положил руки на стол, как будто то, что до этого было под ним, больше не представляло интереса.

— Может быть, наш мир пожрал их. Может быть, они бродят по нему, неприкаянные и неизвестные, и никогда не попадут сюда. А может быть, у него получилась только она одна. И только она — наша надежда.

— Думаешь, Элиаз ещё жив? — спросил Айвис и тут же поправился: — Они оба.

— Мне это неизвестно. Хотелось бы, чтобы был. Он не связывался со мной и никак не давал о себе знать все эти годы — честное слово, я не скрываю это.

— Хорошо. Я начну заниматься с девочкой.

С этими словами Айвис встал и, почти бесшумно ступая по потёртому дереву паркета, вышел.

Келер долго сидел, уперевшись взглядом светлых глаз в противоположную стену. Стало темнеть. Он перевёл взгляд на кисти рук, которые так и остались лежать на столе. Удлинённые, как и все кости в его скелете. Большинство думало, что он сиоб — такой же, как они, потомок генетически модифицированных людей. Уже с первого взгляда было понятно, что человеческого в нем мало: слишком необычное строение фигуры и челюстных костей, слишком симметричное лицо. Слишком длинные конечности. К сиобам причислить было гораздо легче, но мало кто знал, что это не так. А все внешние признаки — генетические особенности их старого рода. В котором он был последним.

Келер сделал несколько сложных жестов рукой, и деревянная панель на стене со скрипом отъехала вправо. Перед глазами появилась большая карта с иллюзией объёма.

Венерсберг — таким он был до Катастрофы. Келер помнил его очень хорошо. Ему нравился этот город — светлый камень под хмурым небом. Город не устоял, но то, для чего он был построен, ещё может произойти.

Для этого нужны они все. Все пятеро и их договорённость. Их совместная сила. С тех пор, как Элиаз и Алия ушли, фактически без объяснений, никому ничего не сказав, прошло много лет. И нет оснований полагать, что они живы. Хотя на самом деле он в этом не сомневался. И ждал, что однажды они вернутся, чтобы продолжить их дело. С тех пор, как они исчезли, это место изменилось. Айвис и Гесса стали собирать маленьких сиобов со всей округи. Что сделало из Паргелиона маленький город Кайро. Видел бы Элиаз, во что всё превратилось. Хотя — получилось неплохо.

Первые эксперименты они начали ещё тогда, сорок лет назад. Найти подходящих детей, подходящие гены, способные жить рядом с пустыней. Способные без угрозы безумия и физических увечий переносить энергии воронок и, может, даже усиливать свои способности в результате такого влияния. И он, хотя сначала был против того, чтобы создавать тут оплот сопротивления из спасённых сиобов, впоследствии увидел всю перспективу. Польза детей была неоспорима. Вдобавок дети рождались, а за ними было удобно наблюдать с самого начала. Появлялись интересные образцы, и он тщательно вёл записи, стараясь отследить нужные проявления, но пока они были ничтожно слабы. И вот теперь — эта девочка.

Покидать Кайро нельзя. Нельзя, даже если половина из них начнёт медленно сходить с ума. Да и, как правильно заметил Айвис, им некуда больше идти.

Некуда. Может быть, некуда идти и ему самому.

Магик встал, открыл дверь, прошёл в лабораторию и, повинуясь порыву, приблизился к фотографиям. И тут же заметил, что снимка, где они впятером, не было. Потеряться фотография не могла.

Он быстро окинул взглядом помещение. Сосредоточился и просканировал его — умело скрытые следы? Но кто?

Прошёлся по комнате, внимательно изучая предметы. Вроде бы все на месте. Открыл шкафы, пересмотрел. Пробежался взглядом по столу. Разве что… не хватает одной из карт. Кто-то забрался к нему в лабораторию, а он даже не заметил следов. Кто-то так умело смог затереть остатки своего присутствия? Айвису или Гессе тут делать нечего — они и так прекрасно знакомы с содержимым этого помещения. Тогда кто ещё мог это сделать? Кто-то из подростков, из взрослых? И зачем? Что они тут искали? Очевидно, они видели материалы. Тогда… тогда необходимо узнать, кто здесь был.

Что-то вязкое под ногами. Липкое, бесформенное. Нет, скорее сыпучее. Ноги погружались в белый песок, медленно, но неотвратимо. Песок был живым, бурлящим и почему-то пах специями. Ей не хотелось сопротивляться. Она ждала, когда песчаная масса поглотит её. И вот она погрузилась с головой. Закрыла глаза. А когда открыла, то увидела необычный пейзаж. Белый, восхитительно белый. Она пошла вперёд в странно звучащей тишине, на горизонте увидела извивающиеся и меняющие форму силуэты. Замерла, пытаясь отследить траекторию их движения. Они вдруг стали приближаться, и…

— Ммм… — Ей показалось, что она услышала собственный стон откуда-то издалека, и сразу же проснулась. Белый песчаный пейзаж пропал.

«Ох, раздери меня гарпии, как же больно». В животе дралась целая ватага разъярённых бродяг, которые периодически перебирались в голову и начинали мутузить её изнутри. Общая слабость не позволяла даже встать с постели, чтобы попить воды. Очевидно, вчерашнее «выступление» как-то повлияло на её физическое состояние — возможно, ушло слишком много жизненной силы. И утром, когда она думала, что сумеет уйти — может, всё равно бы ничего не вышло. Далеко бы она не ушла — нет, не в таком состоянии. Только что теперь?

Айвис не сказал ей ни слова — не обвинял и не оправдывал. Просто отправил обратно в свою комнату. А она внезапно осознала, что сейчас у неё нет сил сопротивляться. И, возможно, почувствовала некое облегчение. По крайней мере, он не послал её на нижний этаж. Хотя Дара подозревала, что он мог выставить охрану у входа, чтобы она не сбежала. Интересно, кто мог бы согласиться стеречь её? Она снова провалилась в полузабытье и проснулась от того, что кто-то, как ей показалось, шарил в дальнем углу комнаты.

— Тихо! Ты что, не видишь, что она спит?

— Вижу. Давай посидим, подождём, пока она… а, смотри, она открыла глаза.

В полутьме Дара увидела Алиса и Лизу. Позади них угадывался силуэт Тео.

— А, это вы.

Они подошли ближе. Лиза попыталась включить небольшой светильник, но тот не загорелся.

— Кажется, генераторы в этом корпусе снова умерли.

Она огляделась, прошуршала и выудила из-под кучи чего-то невнятного старенькую масляную лампу. Вскоре всё преобразилось, подсвеченное мягким светом.

Теперь они отчётливо увидели, как бледно лицо Дары, которая откинула голову на подушку.

— Ты… выглядишь хорошо, — пробормотал Тео.

Возникла неловкая пауза.

— Да ладно. К чему ты это? — Лиза укоризненно посмотрела на друга. — Скажу тебе как есть, птичка. Выглядишь ты ужасно.

— Ну спасибо.

— И что с того? Ты видел, что вчера было? Удивительно, как она вообще жива.

— Или как тебя не засосало в воронку.

— Или что ты… Поговори с нами, чтобы мы знали, что ты способна адекватно мыслить.

— Я способна. — Дара вяло улыбнулась. — Просто в животе что-то неслабо болит. Так и скажите Айвису. Что не собираюсь я никуда бежать. А если бы и хотела, то не смогла.

— Айвису?

— Ну да. Это же он послал вас меня сторожить?

— Ну ты даёшь. Мы пришли к тебе сами.

— Зачем? После того, что я сделала.

— А что ты сделала?

— Я открыла… открыла эту штуку и отправила Риена прямиком в неё.

Трое переглянулись.

— Да, это было…

— И кто знает, кого ещё могла отправить. Похоже, что я монстр, которого стоит держать на цепи. Но знаете… поговорите с Айвисом. — Голос Дары сорвался, и по щеке заскользила маленькая слезинка.

Лиза подошла ближе и села у кровати.

— Что ты говоришь, птичка? — Она мягко коснулась рукой лба девочки. — Никто так не думает.

— Сомневаюсь. — Дара перестала плакать. — Только прошу вас поговорить с ними. С Айвисом. Я думаю, он… просто скажите ему, что я уйду, как только мне станет хоть немного не так паршиво.

— И куда ты пойдёшь? — Тео подошёл ближе и скрестил руки на груди.

— Не знаю. Мир большой. А я до сих пор его толком не видела. Ой… — Она застонала.

— Ясно, — сказала Лиза. Но, вопреки ожиданиям Дары, её голос не был жёстким. — А теперь послушай.

Она взяла тонкую кисть подруги в свою и немного сжала её.

— Никто тебя не винит. Это было… это было феерично. Да. Феерично.

— Ещё как! Эта воронка как будто вскрылась посреди ничего, как гнойник!

— Алис!

— Ладно, ладно.

— Никто тебя не винит. Мало того — поскольку состязание закончилось внезапно и с таким результатом, то ты считаешься победителем игры.

Дара широко раскрыла глаза от удивления.

— Именно так. Негласным, разумеется. Но — твою силу заметили все. Ты дралась с ним очень храбро, ты держалась. Мы все видели.

— И все признали, — добавил Тео, — твоё неоспоримое первенство.

— А потому — никто не посмеет тебя обидеть. — Лиза снова протянула руку и погладила её по лицу. — Просто надо восстановиться. Представляю, как тебе хреново. Риен здорово тебя прессовал. Может, сломал пару рёбер. Нужно посмотреть. Но воронка…

— Да. Очень болит голова.

— Тогда я займусь твоим восстановлением.

Лиза встала и принялась доставать из сумки какие-то пузырьки.

— Я кое-чему научилась у Гессы. Так что уверена, ты будешь в порядке. А вы — идите.

Парни молча встали и, тронув Дару кто за руку, кто за плечо, вышли из комнаты. Дверь жалобно скрипнула и захлопнулась.

— Ладно. Давай-ка для начала переоденем тебя.

Дара слабо кивнула. Лиза пощёлкала выключателем, и на этот раз свет загорелся. Она покрутила выключатель из стороны в сторону, настраивая интенсивность.

Дара приподнялась на локтях и постаралась сесть. Лиза поддержала её.

— Я смотрю, облачаться в пижаму ты не приучена? — спросила она, глядя на куртку и уделанные грязью штаны, в которых Дара улеглась в постель. Та только хмыкнула. Лиза помогла девочке снять верхнюю одежду, а потом рубашку, пока та не осталась в коротких хлопковых шортах. Лиза критически осмотрела её белую кожу с голубыми прожилками.

— Однако же, какая ты худая. Куда только вся еда девается? Покажи, где болит.

Даро потрогала живот слева пониже рёбер.

— Наверное, это Риен. Ты вся в синяках, как будто тебя жёстко били. Хотя так и было. Сама видела?

— Чего там смотреть.

— Давай. Я принесла тебе кое-какие мази от Гессы, они любого на ноги поднимут через несколько дней.

Лиза принялась интенсивно растирать тело девочки какой-то вонючей мазью. Ощущения, впрочем, были приятные. Сразу стало теплее, и как будто боль снизилась. И руки у подруги были приятные.

Лиза натянула на девочку чистую рубашку и уложила обратно в кровать. Поднесла к губам лекарство, которое мягко обожгло горло. Хотя, запах, конечно, тоже был не очень.

— Это поднимет тебя на ноги. Не завтра, так…

Лиза ещё раз критически осмотрела Дару.

— Губы тебе бы тоже не помешало смазать для заживления. — Она прикоснулась пальцем к запёкшейся крови. — Завтра придумаю.

— Спасибо тебе.

— А теперь спи. Поговорим, когда придёшь в себя. Только знаешь… я скажу кое-что сейчас. Прости меня.

— За что?

— Я должна была продолжить состязание. Но мне стало больно и страшно. Вот и всё. И я скинула это на тебя.

— Не стоит, — ответила Дара уже в полусне.

— И ещё кое-что.

— Да?

— Леста умерла.

— О… Когда?

— Ещё вчера. Завтра похороны. Но тебе не обязательно идти.

— Ладно. Только… ты как? Я знаю, вы с ней…

— Ничего. — Лицо Лизы, освещённое светом ламп, стало бледным и отрешённым. Глаза безразлично смотрели в стену. — Я уже давно с этим смирилась.

Она встала и, поправив одеяло, полушепотом добавила:

— Ты лучше поспи. Я посижу с тобой. Вон там, за столом. Так, на случай, если тебе что-то будет нужно.

— Спасибо, Лиза.

Последнее, о чем подумала Дара, прежде чем погрузиться в полузабытье, было то, почему за весь день ни разу не объявилась М3.

Айвис аккуратно прикрыл дверь лаборатории и шагнул внутрь. Вопреки его ожиданиям, внутри было светло, хотя генераторы в последнее время барахлили. И пусто — но это как раз не стало для него сюрпризом. После вчерашних событий все, кроме охранной смены, отсиживались по комнатам, поодиночке или вместе, или жались в кучки в Раю, глотая кислый ягодный пунш. Большинство из них, даже будучи очень юными, немало успели повидать. Многих из них преследовали, многие не раз чувствовали кровь на своих разбитых губах или руках. Или того хуже — кого-то пытали, стараясь искалечить. Жестокость — вот что они видели. Но того, что случилось вчера, никто из них не ожидал. К смертям они привыкли, но это повергло их в шок. Нужно дать им прийти в себя.

Айвис увидел лежащего на столе полуразобранного андроида. Прекрасное лицо было мертво, в приоткрытых глазах — пустота. Можно ли оживить то, что уже умерло?

— Это вы, Айвис?

Он машинально огляделся, впрочем, сразу же узнав голос.

— Вам сложно разговаривать с кем-то, не обладающим конкретной физической оболочкой?

— Нет, Медея. Мне уже доводилось это делать — правда, много лет назад.

— Предположу, что с тех пор мир претерпел значительные изменения?

— Это ещё мягко сказано. А вы? Можно ли мне спросить, сколько вам лет? Когда вас создали?

— Совсем недавно — двести пятьдесят семь лет тому назад. Этот гексаэдр — моя вторая оболочка.

— Что ж, тогда вы и сами должны помнить, каким мир был раньше. А этому андроиду? Сколько ему… ей лет? Это возможно установить?

— Да, тем более что на ней есть маркировка — 653 год.

— Значит, ей около двухсот. И сколько, по-вашему, она… спит?

— Вы подобрали верное слово. Предполагаю — около ста лет, может быть, меньше. Но кибер-ядро всё ещё живо. Полагаю, мы сможем пробудить её.

— Сколько же в потенциале способно прожить кибер-ядро?

— Невозможно предсказать. При условии, что ничто — или никто — не перекроет ему питания, в потенциале — вечно. Если хотите, можете посмотреть на него — просто прикоснитесь к продолговатой выемке на её груди.

— Что ж, я… — Айвис протянул руку и, слегка прикоснувшись холодной искусственной кожи, с трепетом увидел то, что скрывалось внутри. Вот оно — чудесное, пылающее, неугасимое сердце. Оно переливалось, оно жило и дышало. Вечная потенция, вечная сила. Айвис долго смотрел на него.

— Пожалуй, это лучшее, что создал человек. Вам так не кажется? — Он протянул руку и чуть надавил на продолговатую выемку. Ядро скрылось.

— Пожалуй. Могу ли я думать иначе, когда обладаю таким же ядром?

— Вы знаете, кто его создал? Я имею в виду, создал самое первое кибер-ядро?

— Знаю. Это был эксцентричный учёный по имени Грегори Рутковски и его помощник Мэлвин. Фамилия неизвестна. Об этом есть записи в общем информационном фонде.

— Да, кажется, я вспомнил это имя. Как вы считаете, что им двигало?

Медея задумалась.

— Мечта о бессмертии? Не столько тела, сколько разума. Однако, я думаю, вы пришли поговорить не о высоте человеческой мысли.

— Нет. Я пришёл поговорить о девочке.

— Это было предсказуемо, потому я ждала вас.

Айвис увидел, где располагалась М3: замигали лампочки.

— Тогда я спрошу прямо — в потенциале девочка способна открывать и закрывать воронки, управляя ими по своему желанию? Или произошедшее вчера — стечение обстоятельств?

— Случайностей не бывает. Уж кто-кто, а вы должны это знать. И, вероятно, вы помогли этим обстоятельствам быть. Вы прекрасно знали, что находится наверху башни, когда принимали решение проводить там игрища.

Никак не ответив на этот очевидный выпад, Айвис продолжил:

— Она способна в потенциале запустить Паргелион?

Медея долго молчала. И, когда Айвис стал уже сомневаться, присутствует ли она здесь до сих пор, ответила:

— Я не знаю. Она ведь та, кто есть, кем желает быть. Об этом лучше спросить её саму.

— Это не ответ на мой вопрос. — Голос Айвиса стал жёстче.

— А я и не обещала ответов.

Молчание.

— Постойте, — окликнула Медея уже собиравшегося уйти Айвиса. — Что вы от неё хотели бы?

— Чтобы она помогла нам контролировать воронки. Чтобы помогла запустить Паргелион.

— Но — зачем?

— Воронки — это лекарство. И оно было таковым. Они дали нам так много. Может быть, даже вы — результат их влияния. Но теперь они из лекарства превращаются в угрозу. Посмотрите, Медея — все могут погибнуть. Нам придётся уйти, если не взять их под контроль.

— И что тогда? Что, если вы сможете запустить Паргелион?

— Что тогда? Тогда будет возможно всё!

Айвис с жаром, не свойственным ему, продолжил:

— Потом мы сможем уйти туда, где нам будет хорошо. Мы сможем сами создать свой мир или найти подходящий — такой, где каждому отыщется место. Где не будет охоты на сиобов, не будет страха быть пойманными. Мы уйдём туда и наконец будем свободны.

— Но всё ли ты предусмотрел, Айвис? — спросила Медея, неожиданно переходя на "ты". — Уверен ли, что не поведёшь своих людей на верную гибель? Можешь ли ты точно знать, что это не окажется опасным? Ждут ли вас там? И уверен ли ты, что другие магики не преследуют иные цели?

Айвис разом поник, опустил голову. Потом ответил:

— Я не знаю. Я пока не знаю. Но мы можем провести испытания.

— За счёт Дары? Она станет вашим подопытным кроликом?

— Может быть. Ведь именно так и предполагалось. Она и такие, как она, станут спасением. Станут решением. Она будет белой птицей, которая приведёт нас к свободе. Но свободы не бывает без жертв. В этом мире стало невозможно жить, Медея. Нам нужно будущее.

— Она инструмент. Сильный инструмент, и никто до конца не способен предсказать её потенциальных возможностей. Но — решать уж точно не мне. Принудить её, заставить вы не вправе. Пусть выбирает сама. Она живая, Айвис, — повторила М3 с особым выражением. — Она живая, а значит, способна решать за себя.

— Хорошо. Я спрошу. И обещаю, что мы не станем заставлять её.

— Можешь ли ты говорить за всех?

Айвис покачал головой:

— Келер. У него на этот счёт может быть совсем другое мнение. Он помешан на идеале. Найти идеальные образцы — вот его настоящая страсть. И — Паргелион. Ради нашей идеи он сделает многое. Принесёт необходимые жертвы. Но я обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы спасти её, если это понадобится.

— Хорошо.

— Я выяснил, что хотел. Мне пора.

— Постой.

— Да?

— Помни, что феномен может быть отражён в бесконечном числе вселенных. Может быть, у тебя получится.

Ничего не ответив, Айвис скрылся за дверью. Свет в лаборатории немедленно погас, потому что Медее он вовсе не требовался.

«Дата рождения неизвестна. Дата смерти — восемьсот пятьдесят четвёртый год Новейшей эры. Здесь похоронена Леста из Кайро. Помните её», — прочитала Лиза надпись на надгробном камне, заранее подготовленном к перевозке на старое кладбище Венерсберга.

— И это всё? — Она криво усмехнулась. — Немногословно.

Лиза знала о погребальных традициях Венерсберга не слишком много. И только один раз бывала в хранилище — это было жутко даже для неё. Необъятный подземный тоннель, полный масок умерших, содержащих частицы праха — иными словами, просто ДНК. В самой смерти, конечно, не было ничего неприятного и пугающего. Но в том, что оставалось после её наступления, — было. А в хранилище, герметичном и безопасном, тысячи и тысячи масок взирали на тебя мёртвыми глазами. Хотя в хранилище лежали не все — кто-то не был принят городом, а кто-то попросту не хотел там находиться. Таких сжигали или растворяли тела в специальном составе, а потом соединяли с природой — сливали в озеро или развеивали прах в лесу, а то и в ближайшей долине. Порой кто-то из умерших завещал, чтобы прах развеяли над городом с высоты, поэтому это делали с аэров. Но, как рассказывали старшие жители Кайро, встречались и те, кто не хотел быть приверженцем новых традиций утилизации своего праха, потому для таких существовало скромных размеров кладбище в северо-западной части, где захоранивали в землю. За ним никто не ухаживал после Катастрофы, потому многие могильные камни стёрлись и покосились. Некоторые надписи возможно было прочесть, некоторые были источены частыми дождями. На некоторых было не разобрать имён. Когда-то Лизе нравилось приходить сюда, чтобы побыть одной и почитать надписи на надгробиях. Кругом всё заросло, и почему-то было приятно продираться сквозь растительность и бурелом, находя новые и новые надгробия. Но потом она перестала приходить — слишком много там стало ошиваться всякого сброда. Однажды на неё напали в той роще и чуть не убили — обернись всё не так удачно, она легко могла бы пополнить ряды остальных жителей Кайро, похороненных тут. Которых, кстати, за время её жизни здесь было совсем немного — всего лишь тридцать семь. Леста станет тридцать восьмой сегодня.

Похороны в Кайро были просты — рыли яму, обкладывали её досками с боков, чтобы не осыпалась, опускали туда завёрнутое в простыню тело в позе эмбриона и засыпали землёй. Вот и всё.

— Ну, пора идти. — Аматей положил ей руку на плечо.

Он и ещё пара горожан подняли камень и положили его на повозку. Лиза тоже села в неё.

День был солнечный, радостный и светлый. Кратковременное похолодание позднего лета сменилось хорошей погодой. «Не тот день ты выбрала для похорон, Леста» — подумала Лиза.

Она уже смирилась с тем, что подруга умрёт. Думала только, что не слишком её ценила при жизни. Ничего не было в ней интересного или неординарного, может, разве что, способность к перевоплощению, умение зеркалить другого, да так, что при разговоре с ней любому казалось, будто он говорит с самим собой — или с кем-то очень похожим на себя. Это сразу делало беседу комфортной. Лиза ни разу не задавалась вопросом, какая же она есть сама по себе, Леста. Но что, если это и было её сутью — отражать?

Она видела тело ещё вчера — оно ссохлось и сморщилось, весило килограмм тридцать, если не меньше. Леста почти ничего не ела, часто отказывалась пить, так что приходилось кормить и поить её насильно. И смерть от истощения, если не от других причин, была только вопросом времени.

Но больше всего выводило из себя то, что…

Их повозка встроилась в длинную процессию и чуть накренилась влево. К счастью, с Лизой никто не разговаривал. Она надвинула на лоб широкополую шляпу.

… что так и не понятно, зачем Леста отправилась туда. Ну скажите, зачем, зачем ей понадобилось идти в Пустыню? Хотя… Лиза вдруг вспомнила, почему-то в первый раз за всё время, что подруга упоминала о мучивших её кошмарах. Но о чем они были, Лиза уже не могла сказать. Наверное, просто не слушала, когда Леста говорила, что было обычным делом.

Лошадь остановилась, и повозка во что-то уткнулась. По инерции Лизу бросило вперёд.

Кажется, на месте. Она спрыгнула с повозки и направилась дальше, стараясь ни на кого не смотреть. Вот и свежая яма рядом с другими умершими недавно. Миро зарезали серые маски, это было несколько лет назад. Ди попала в засаду и получила удар эолассо, от которого так и не оправилась. Одного из перевозчиков убили в дороге. Вот его камень. Но ещё четверо погибли из-за воронок. Теперь это очевидно. А другие — просто исчезли. Там же, где и Риен.

Народу всё прибывало, пришли все, кто смог. Кто-то, она не обратила внимания, кто, поднял бесформенный мешок, который раньше был Лестой, и положил на носилки. Она не хотела смотреть. Кто-то что-то говорил ей, но она не слушала. Она думала. Думала о том, что нужно прекратить всё это. Закрыть воронки навсегда. В конце все вскинули два пальца вверх, провожая девочку. Лиза подняла руку и приложила её к сердцу. Яму засыпали землёй, вставили камень. И по лицу Лизы побежали первые за сегодня слезы.

Кто-то обнял её за плечи. Она повернула голову — Аматей.

— Пойдём, девочка. Одной тут оставаться небезопасно, ты же знаешь.

Она кивнула и медленно встала. Прошла несколько шагов, а потом вдруг почувствовала, как земля закачалась под ногами. Следующее, что она увидела, было небо. Скрип колес. Лиза подняла голову и заметила Аматея. Он озабоченно посмотрел на неё, но потом улыбнулся сквозь усы:

— Что-то ты ослабла, девочка. Нужно сказать Эси, чтобы покормил тебя сегодня получше.

Лиза откинула голову назад и снова закрыла глаза.

Когда они вернулись в Кайро, Аматей протянул ей что-то:

— Вот, ты обронила.

Это она, фотография. Наверное, вывалилась из сумки при падении. Что за срань. Но виду Лиза не подала, только протянула руку и взяла снимок:

— Тебе известно, кто это? Эти двое?

Аматей снова глянул на неё, и его зелёные глаза еле заметно сверкнули. Это насторожило Лизу. Но он не стал уклоняться от ответа.

— Это Элиаз. Элиаз Ройен. И Алия Сомани. Магики.

— Какие магики?

— Другие основатели. Их пятеро.