Паргелион

Глава восьмая. Предательство

Первой заговорила Фрида.

— Я прошу, Дара, больше не возмущать пространство. Это ни к чему, я отпускаю тебя.

Девочка бросила на неё удивленный взгляд, но тут же нагло потребовала:

— И моих друзей.

— Нет. Их я отпустить не имею права. Конечно, они могут дать слово, что не вернутся, только кто поверит словам охотников?

Фрида усмехнулась и подошла к кристаллу, брошенному Фриксом на пол. Подняла и бережно прижала к себе, как ребёнка, которого только что могла потерять, но волею судьбы избежала этого. Махнула рукой, и мужчины отошли, оставив ещё не успевших прийти в себя братьев корчиться, вытирая кровь.

— Пока твои так называемые друзья… — Она помедлила, подбирая слова. — Пока они приходят в себя, позволь рассказать тебе, что означает для нас потеря кристалла.

Краем глаза Дара заметила, как Альма, которая укрывала собой Лиру, поднялась и потянула девочку в сторону.

— Когда-то, много лет назад, мы занимались исследовательской деятельностью. На тот момент, как раз перед Катастрофой, проводилось множество научных и магических экспериментов. — Она посмотрела на Альму. — И мы тоже экспериментировали. Хотели узнать больше о сути тёмной материи, о хаосе, что есть строительный материал для всего. Той материи, которую несёт в себе Вещество. Ведь если научиться брать её в нужных объёмах, это дало бы невероятные возможности. Только подумайте — можно было бы создавать всё. Всё! Даже новые миры.

Дара посмотрела на неё с интересом, заметив, что и братья прислушиваются к словам женщины.

— Мы приехали сюда и построили станцию, обломки которой вы видите сейчас. Там, в лесу, — неопределённо махнула она рукой, — тоже было несколько небольших станций. Мы экспериментировали с тем, чтобы открыть ворота и впустить сюда, в наш мир, силу хаоса. И наконец у нас получилось: в трёх из пяти станций порталы были открыты. Мы радовались, ведь оказались правы. Но — только поначалу.

Она остановилась и задумалась, отвернув лицо куда-то в сторону. Никто не прерывал её.

— Всё обернулось не так, как мы думали. Что-то пошло не так. Вместе с тёмной материей в наш мир стало просачиваться нечто другое. Или доля хаоса оказалась слишком высока для этой реальности, так высока, что она уже не была материалом для нового, она убивала. И нечто, что просачивалось вместе с ней с той стороны, умертвило почти всё, что жило в лесу. Потом — многих людей, которые тут работали. Мы пытались перекрыть червоточину, пытались заткнуть дыры, но оно, как раковая опухоль, разрасталось всё больше и больше. Могло случиться кое-что похуже Катастрофы, если бы мы не попытались это остановить. Вскоре здесь стали появляться существа. Совсем иные. Пожиравшие всё живое, что только находили. Там, — снова неопределённо махнула рукой Фрида, — до сих пор остались трупы. Лежат, сохнут. И не гниют. Это их прикосновение.

— Конечно, — продолжила женщина чуть погодя, — мы поняли, что сделали, и постарались исправить ситуацию. Нужно было закрыть ворота, чтобы преградить путь чужеродной материи. И у нас вышло, но не вполне. Мы закрыли внешние врата, там, в лесу, почти закрыли. Кое-что сквозит, но дальше леса оно не выходит. А здесь, — кивнула она в сторону колодца, — нужно держать эти двери запертыми. Постоянно держать. И мы это делаем. Это наша работа — ведь это и наша вина. Если мы перестанем удерживать — кто знает, что может просочиться снова. Видишь, что со мной стало: я ослепла. Эта сила проникла в меня, и теперь она моя часть.

Она помедлила. Убрала прядь волос со лба, потянулась за лежащей в кармане коробочкой. Взяла щепотку травянистого порошка, положила на тыльную сторону руки, втянула носом. Потом продолжила:

— Знаете, как говорят… вернее, говорили древние люди очень давно. А кто первый это сказал, и вовсе не узнать. Так вот, они говорили, что тому, кто сражается с чудовищами, стоит остерегаться, чтобы самому не стать чудовищем.

— А кристалл? — чуть погодя спросила Дара.

— Он — ретранслятор. Помогает аккумулировать большее количество энергии. Собирает её, стягивает из пространства и направляет по заданному вектору. Он дал нам открыть ворота. И позволяет держать их закрытыми. Но надолго ли нас хватит? Тёмная сила, сочащаяся через щели, подарила долгую жизнь. Может быть, большую, чем мы прожили бы сами. Но мы не вечны, и когда нас не станет, кто будет хранить ворота?

— Для того и держите девочку? — догадалась Дара. — Замену готовите?

Фрида кивнула.

— Можно сказать и так. Кристалл отозвался тебе. Просто, без долгой подготовки. Я вижу подобное впервые. Начал раскрываться портал. Ты понимаешь, как сделала это?

— Нет. — Дара опустила голову. — Нет, я не понимаю. И не хочу понимать, вам ясно? — внезапно вскрикнула она, и голос её, сорвавшись на последних словах, выдавал страх и замешательство.

— Знаю, — сочувственно ответила Фрида. — Тогда я скажу тебе так. Точнее, попрошу в обмен на то, что отпущу тебя.

— И что же попросите?

Фрида подошла к ней, протянула руку. Дара отпрянула, но все же позволила дотронуться до себя.

— Я попрошу следующее.

Девочка сжалась, глядя в пустоту её глаз, наблюдая, как шевелятся бледные губы, чувствуя свою руку в прохладной руке.

— Я попрошу тебя вернуться — но только если ты поймёшь, почему вернуться нужно. Если ты узнаешь, как закрыть червоточину. Я не знаю, кто ты, но вдруг…

Она остановилась, словно задумалась о чем-то, а потом добавила:

— К югу отсюда есть город, Венерсберг. А там — Кайро, где живут сиобы. Если ты когда-нибудь пойдешь туда, найди Элиаза. Расскажи ему о том, что было здесь. И тогда — решишь.

Женщина договорила и только после этого отпустила руку девочки.

— Одна я не уйду! Дайте моим друзьям уйти со мной!

Немного подумав, Фрида, к удивлению всех собравшихся, согласилась:

— Хорошо.

— Но, Фрида! — вскрикнула Альма. — Не стоит!

— Я знаю, что стоит, а что не стоит. Не надо объяснять это мне. Можете уйти вместе.

Фрикс кинулся в сторону Альмы, дёрнул руку Лиры, которая тут же принялась верещать, и обнажил подобранный с пола нож, потерянный кем-то в суматохе.

— Девчонку мы возьмём с собой! Отпустим, когда отойдём на безопасное расстояние, а там вы её подберёте.

— Фрикс, что ты делаешь! — крикнула Дара, но тот не слушал.

Лира залилась плачем.

— И вы отдадите наше оружие, всё, что было при нас, и не пойдете следом.

— Тогда пообещайте! Пообещайте, что не явитесь снова, что не попытаетесь забрать его, — потребовала Фрида.

Янис опустил голову в знак согласия:

— Хорошо.

— Не бойся, милая, — успокаивающе зашептала Альма малышке. — Они не обидят. Ты просто прогуляешься с этими людьми, а потом тебя заберут обратно, домой.

Лира вдруг успокоилась. Всхлипнула пару раз и молча уставилась на Фрикса.

— Вот и хорошо, — зашипел тот. — Теперь мы уйдём. Внизу заберем наше оружие. И ещё — нам нужны лошади.

— Мы не можем…

Фрида повелительно подняла руку.

— Хорошо. Вы получите двух лошадей.

— Но где вы оставите ребёнка? — возмутилась Альма.

— У камня на границе леса.

Альма кивнула. Все знали это место, где огромный, величиной с два человеческих роста камень врос в землю — он был там, казалось, с незапамятных времён.

Когда привели лошадей, Дара, усевшись позади Яниса и стараясь не смотреть на напуганную Лиру, которую посадил впереди себя Фрикс, почувствовала, как поселилась у неё внутри тоска, увиденная в глазах Фриды. А обернувшись, девочка заметила её саму в темноте окна: женщина стояла, подняв голову, и, казалось, глядела куда-то вдаль. Но она знала, что Дара смотрит на неё, и махнула рукой на прощанье, как будто прося не забывать её слов и своего обещания.

Медленно, будто стекающий с ложки вязкий мёд, тянулись пятые сутки пути. Из Гнезда отправились на следующий день после того, как унесли ноги. Лиру бросили у камня, как и было условлено. Та всю дорогу молчала, не плакала, не канючила, была серьёзной и слишком взрослой и только вскидывала головку наверх и прикрывала затянутые поволокой глаза, когда кто-нибудь обращался к ней с вопросом. Люди Фриды наверняка забрали её, так что Дара не слишком беспокоилась о судьбе девчонки, хотя и было жаль, что всё так обернулось. Но, как уверял Янис, все средства хороши, если хочешь избежать собственной смерти.

Поклажи набралось немного, потому лошади шли налегке. Дара сидела позади Яниса на гнедой лошаке, обхватив его руками, а Фрикс ехал впереди на мышастом, очень красивом коне. Им, как объяснил охотник, нужно было только выбраться на большую дорогу, а до неё — несколько дней пути. По большой дороге, которая тянется до самого Меркурия, ехать проще, ведь там встречаются поселения и можно будет раздобыть другой, более скоростной транспорт. На некоторых станциях бывают и торкты, которых Даре очень хотелось повидать. Как утверждал Янис, это крупные, много крупнее, быстрее и выносливее лошадей, животные с толстой кожей, мощными ногами и длинной шеей. Вывели их, по словам охотника, в Меркурии для других целей, но теперь использовали в перевозках. Как на таком усидеть, было для девочки загадкой, ведь даже на лошади её иногда болтало так, что с непривычки тошнило. Но ничего, зато она увидит город! Она, Дара с окраины мира, которая никогда и нигде не была, попадёт наконец, в живой город, где есть все чудеса техники и магии, которые люди успели наплодить к этому моменту. А там — Янис и Фрикс научат её ремеслу, она будет охотиться с ними, и ещё как! У неё отлично получится. Да и вообще, она их тоже могла поучить кое-чему, например, ориентироваться в лесу, согреваться в холод и стрелять из лука, который, к её великой радости, они подобрали с поклажей, оставленной братьями накануне.

Конечно, ещё вчера Дару грызли сомнения относительно того, захотят ли братья взять её с собой. Ведь, по сути, с их заданием она не справилась. И именно из-за неё они вообще оказались в такой ситуации, на что недвусмысленно намекнул Фрикс. Но сейчас, когда сыпал мелкий снег, когда можно было вдыхать свежий воздух и смотреть вперёд, в белоснежную даль, которой не было ни начала ни конца, стало легко на душе. И все сомнения ушли, она решила отдаться потоку событий, чтобы они принесли её туда, где ей и нужно оказаться.

А о случившемся в Имгоне лучше и не думать. Сказанное Фридой — какое это теперь имеет значение? Но всё же вопрос о том, почему братья, если они знали, какие последствия повлечёт за собой кража кристалла — а они знали, это она поняла, потому что их нисколько не удивили слова Фриды, — беспокоил девочку. Почему они взяли такой заказ? Об этом она решила спросить у Яниса позже.

Да, спросит. Ведь что она знает о них? Почти ничего.

До вечера оба брата были молчаливы. Янис часто оглядывался, значит, опасался погони. Но никто их не преследовал. А может, оба злились из-за того, что им не удалось заполучить кристалл. Ведь, как говорил Янис, теперь их репутация пострадает. Знать бы ещё, что это такое, репутация. И почему они так за неё трясутся.

Откуда ей знать что-то об их мире? Но она узнает, обязательно узнает, ведь теперь, когда она уезжает прочь от всего, что случилось, от всего, с чем она так и не смогла справиться, от воспоминаний, что по ночам душили её, и она заходилась криками во сне, пытаясь сорвать с себя этот груз, ведь теперь всё это можно будет оставить позади. И всё будет хорошо, будет по-новому. Глядя, как краснеет вечернее небо, как проскальзывают последние лучи солнца сквозь чернеющие деревья, она решила, что больше не будет думать о том, что было. Может, однажды она вернётся и узнает, жив ли Кий, и расскажет ему, как она убила Кривозубого, и пробегут они снова по лесу, слушая шум ветра. Может, однажды она придёт, чтобы отомстить чужакам за мёртвую мать, за сожжённый дом, за всех остальных и даже за Ситху. Но не сейчас. Ведь теперь впереди её ждёт так много, и разве не стоит жить, чтобы это увидеть?

И всё же странно было случившееся там, у червоточины. Фрида утверждала, что это сделала она, Дара. Только как? Она запомнила ощущение, ведь ещё никогда до этого момента не доводилось ей чувствовать себя такой сильной. В тот момент, когда она вошла в единение с кристалом, ей казалось, что она может всё. Её сила как будто выросла в десять, нет, в сто раз. Казалось, сейчас она может не только людей, но и целый дом поднять в воздух, и ничего ей это не будет стоить. Наверняка все это сделал кристалл, ведь нужен же он кому-то, значит, вещь, дающая такую силу, ценна. Вот и охотятся за ним. Но кроме кристалла было что-то ещё. Было что-то там, в глубине червоточины, что позвало её, поманило, потянуло к себе, а ей захотелось поддаться этому зову. Но, как бы там не было, и это теперь позади. А думать о том, что было позади, не хотелось.

Изредка Дару развлекала разговорами Медея, отрывая от мыслей.

— Скажи, Медея, когда ты не здесь, то где?

— Я в Пространстве.

— Но ты слышишь то, что происходит тут?

— Верней будет сказать — улавливаю, какой-то частью своего сознания я остаюсь здесь.

— А почему не отвечаешь?

— Потому что нет необходимости.

— Иногда есть. А что там, в Пространстве?

— Там мысли, информация. Там мир, который существует только для таких, как я.

— А я смогу туда попасть?

Медея издала некий звук, отдалённо напоминающий смешок.

— Нет. Ты — нет. Ты существо другой природы.

— А кто ещё там есть? — не отставала Дара.

— Другие соломорфы, те, что ещё остались. И те, кто уже потерял связь с этим миром и ушёл в Пространство навсегда.

— Чем же вы там заняты?

— Размышлениями. Анализом информации, поиском решений, разработкой алгоритмов. Тебе, малышка, слишком сложно будет это понять.

Дара по-детски надулась, полагая, что М3 считает её глупой, и прекратила расспросы. Но скоро обида отступила, потому что уж слишком хорошо ей было в поездке. Вот бы всегда мчаться так, навстречу новому миру. Ей было тепло в комби, выданном Альмой, и ботинки оказались удобными, а Янис одолжил ей своё запасное капули, и она могла закрыть голову и шею, чтобы их не морозило на ветру. Как же хорошо было просто ехать вот так и обнимать охотника, слушать сопение лошади и стук копыт, слушать ругань Фрикса, когда лошадь увязала в жирной грязи. Даже это было хорошо. Ландшафт стремительно менялся: вместо заснеженных каменистых равнин и холмов, со всех сторон обрамленных хвойным лесом, перед глазами всё чаще появлялись проплешины прошлогодней травы, долина стала более пологой, кое-где торчали голые деревья, и, казалось, стало немного теплее.

Когда начало темнеть, впереди загорелись огни.

— Ольсик, — пояснил Янис, не дожидаясь вопроса. — Первое поселение на Большой дороге — отсюда она начинается. Маленькое, но есть гостиница, там комнаты и кормят не так плохо.

При мысли о горячей вкусной еде закружилась голова, и возможность оказаться на мягкой постели казалась подарком судьбы. Прошлые ночи проводили абы где, в заброшенных хижинах на окраине леса, а то и вовсе у костра, прикрывшись тонкими одеялами.

— А помыться там можно будет? — несмело поинтересовалась она у Яниса.

Тот утвердительно кивнул. Мыться каждый день — это перебор, но после нескольких дней лишений, холода и отсутствия гигиены перспектива получить лохань с тёплой водой грела душу.

Ольсик оказался небольшой деревушкой домов из тридцати. Кое-где горел свет, тянулся из труб белый дымок. Этот запах нечаянно напомнил о возвращении в родную деревню, от чего грудь придавило тяжестью, а настроение у Дары испортилось. В этот момент, как будто считав её состояние, Фрикс оглянулся и пристально посмотрел на девочку. Дара опустила глаза, сделав вид, что не заметила. Чего ему надо? С самого отъезда он почти не сказал ей ни слова и только всматривался иногда вот так, пристально, прищурив холодные глаза, выражение которых невозможно было прочесть. Дара снова подумала, что в этом и заключалась главная разница между такими похожими с первого взгляда братьями — во Фриксе было что-то змеиное, то ли выражение лица, то ли речь, сдобренная придыханиями и свистящими звуками, которые Дара принимала за акцент, и даже манера чуть подволакивать левую ногу. Но больше всего — наблюдающий взгляд, выражающий скрытую готовность в любой момент расценить тебя как жертву и напасть. В Янисе же всё было другим, и только проступающий порой сквозь улыбку хищный оскал и мелкие зубы говорили о том, что лучше не переходить ему дорогу. В остальном же — он был весел, его глаза искрились неподдельным интересом к окружающему миру, а длинные пальцы рук, которые мягко гладили её плечо, выдавали, как ей казалось, натуру восприимчивую к красоте. А ещё — того, кому не приходилось изнурять себя работой в поле или заниматься ремеслом, строгать или дубить шкуры, от чего руки становятся жёсткими и мозолистыми.

Проехав несколько домов, из окон которых на них таращились женщины и дети, они остановились у двухэтажного дома с большим двором. Янис подал попутчице руку. Дара, которая никогда бы не приняла помощь прежде, опёрлась на эту руку. Отчего — она бы не сказала даже самой себе. Изящно и легко приземлившись в жидкую грязь, отчего вся нижняя часть комби покрылась коричневыми каплями, путешественница оглядела двор: несколько белых гусей прохаживались туда-сюда, с видом абсолютного превосходства обходя ковыряющихся в рыхлом гумусе куриц, а толстые грязно-белые собаки, которые даже не подняли головы при виде пришельцев, продолжали меланхолично посматривать вокруг, совершенно не обращая внимания на двух орущих на заборе котов со следами недавних битв. Янис, который скрылся за дверью, вскоре появился вновь и махнул рукой, приглашая подойти. За ним спешил бородатый мужичок с хитрыми глазками и круглым пузиком, что-то быстро объясняя Янису и постоянно вытирая замызганной тряпицей пот со лба.

— Миллы охотники! Ждал вас, ждал, да только попозже. Но да комнаты-то завсегда есть, какое же у нас наполнение в это время года. — Он зыркнул глазками в сторону Дары. — Вы, я смотрю, и девицу по пути прихватили, она с вами будет или ей отдельную комнату сготовить?

— Отдельную, — ответил Янис.

Конюшня оказалась просторной и, в отличие от двора, очень чистой, с высоким потолком и просторными денниками, в которых стояло около пяти лошадей.

— Вот сюда, сюда, — ворковал хозяин, показывая, куда поставить лошадей. — А вещички работник принесет. Вы ж не против, миллы охотники?

— Почему он называет вас миллами? — шёпотом поинтересовалась Дара.

— Это граждане Меркурия, состоящие в гильдиях, — так же тихо пояснил Янис и громко ответил хозяину гостиницы: — Пусть несёт в мою комнату. Только аккуратно.

— Чуял-то я, что вы придёте, — закопошился тот. — Тут недавно ещё одних миллов отправлял, а теперича вы только. Ну, проходите, сюда, сюда.

— Нам бы погреться, попить что-то. Вино есть?

— А то! — Бородатый толстячок подмигнул и расплылся в улыбке, в которой не хватало пары зубов. — Найдём и винца. Заходите.

И сам пошёл вперёд, подтягивая полы зелёного халата, потрёпанного и местами заштопанного кое-как.

Внутри гостиницы было натоплено, пахло едой. Потому это было приятное и очень уютное место — так определила для себя Дара помещение с деревянными столами и лавками, на одном из которых горела тусклая лампа, а в дальнем конце суетилась женщина в таком же, как у бородача, халате. И ощущение это не мог разрушить ни неопрятный вид комнаты, ни запах сырости, застарелой грязи и отродясь не мытых ног.

Когда они разместились за столом, хозяин немедленно поднёс гостям чуть подогретого вина, сдобренного пряными травами. Налито оно было в стаканы из цветного стекла. Дара взяла свой и потянулась к нему губами.

— Осторожненько, девочка, — предупредил бородач, — а то ежели к такому не приучены, в голову хорошенько ударит.

Дара аккуратно хлебнула и почувствовала, как тепло сначала обожгло, а потом приятно разлилось по груди. Хлебнула ещё.

— Пей, не бойся, — заверил ее Янис. — От вина ещё никто не умирал.

Кафанщик подбрасывал в камин дрова, шуруя там кочергой и дуя на огонь, смешно округляя щёки. Его лицо покраснело от натуги. Но огонь наконец занялся. Хозяин бросил кочергу и поспешил за прилавок, спотыкаясь по дороге о разбросанные кругом поленья.

— А вы чавой-та, господа хорошие, сели так далеко? Идите-ка сюда поближе, здесь сейчас и потеплее будет.

Янис встал, снял куртку и капюшон, стянул и ботинки, босиком расселся за другим столом. Немного помедлив, Фрикс сделал то же самое, только обувь снимать не стал.

Ароматы, доносившиеся с кухни, были особенно мучительны. Вскоре женщина невысокого росточка, седовласая, принялась накрывать на стол: куриная подливка, обжаренные хлебцы, половина разогретого гуся, неизвестная Даре, но очень вкусная каша, маленькие, кажется, пшеничные, да, точно пшеничные шарики с подливкой, здоровенная засоленная рыба, засоленные же огурцы и томаты, мелко нарубленная капуста. Ко всему этому хозяин присовокупил вновь наполненный кувшинчик с вином.

Трое путешественников накинулись на еду.

— Проголодалися, видать, — с одобрением кивнул кафанщик. — Щас ещё чавой-то поднесу.

Вскоре он вернулся с небольшой тарелочкой тушёных овощей, невероятно вкусных, как отметила про себя Дара, куриным бульоном в глубокой миске и крендельками из белой муки.

«Да, стоило же ехать ради такого», — думала девочка, стараясь запихать в себя что-нибудь ещё, хотя бы ещё чуть-чуть, но, кажется, свободного места в желудке больше не было. Братья с не меньшим энтузиазмом поглощали продукты, прихлёбывая бульон. Хозяин одобрительно наблюдал за ними из-за стойки, протирая грязной тряпкой чашки, — любил, когда хорошо кушали. Вскоре все трое откинулись назад, вытирая рты рукавом, Янис рыгнул, все дружно заржали, даже Фрикс, настроение которого улучшалось на глазах, и оба отхлебнули из стаканов. «Какая же дружная компания получается из них троих», — умилённо подумала Дара, обмакивая крендель в вино и медленно его обсасывая. Если дальше жизнь будет так же радовать, то она обещает быть вполне сносной.

За окном — тихо, слышно только, как окрепший вдруг ветер свистит в предбаннике. Трещат поленья, поскрипывает стекло стаканов под тряпкой кафанщика.

— Скажи, хозяин, — проговорил Янис, — и не страшно тебе тут одному?

— Страшно? Ой, а чевой-то тут страшно. Зверя-то бояться нечего, только ежели разбойники какие объявятся. Ну, а для них у меня сувенирчики припасены, — подмигнул он, думая о трёх ящиках разрывных гранат, любовно сложенных в кухне.

— А остальные?

— Уж они-то умеют себя защитить. Да и по договору нас никто не трогает.

— Есть те, кого договоры не касаются.

— И то верно, — покивал бородач, — но и мы чай не лыком шиты. А вы чего, миллы дорогие, так рано вернулися? Я ждал вас к новолунию, не раньше. У меня тута гости недавно были, так спрашивали про вас, говорят, знают.

— И кто спрашивал? — немедленно всполошился Фрикс.

— Двое же охотников-то. Один рыжий, высокий, с веснушками, другой маленький, чернобородый, худой что палка.

Дара заметила, как братья переглянулись.

— Да они недолго жили, одну ночь всего, потом уехали, лошадей у меня взяли по обмену.

— Когда это было? — уточнил Янис.

— Дней десять назад.

Фрикс принялся постукивать пальцам по столу. Все молчали. Слушали, как воет ветер, как стонет крыша, как трещат поленья.

— Ладно. — Янис вдруг встал и заторопился. — Подготовили комнаты? Останемся на две ночи, день отдохнём, соберемся в дорогу.

— Конечно, конечно! — Хозяин немедленно бросил тряпку и прыткой походкой направился к лестнице, ведущей на второй этаж. — Уже и протопить успели, тепло, хорошо будет. Ты, лапуля, сюда, — указал он на самую первую дверь на втором этаже.

— Какая я вам лапуля! — огрызнулась Дара.

— Ладно, ладно… — Хозяин сразу засмущался. — Проходите. А вы, миллы многоуважаемые, сюда.

Комната оказалась маленькой, заваленной хламом, но тёплой, а постель — замызганной, зато мягкой. Сквозь небольшое окошко, завешенное тряпицей, светила растущая луна. Девочка выглянула наружу — вон там, за домиками, начинается, как сказал Янис, Большая дорога. Та самая, которая ведёт в мир, который Дара никогда не видела. Вон утоптанная тропинка, которая тянется через всю деревню прямо туда. Уже скоро, так скоро и она, девчонка из никому не известной, сгинувшей в небытие деревни встанет на этот путь. И пойдет по нему без страха, без оглядки на прошлое.

Девочка разделась, поставила серебристую коробочку на деревянный столик у кровати. Та чуть поморгала огоньками и замерла. Значит, беседовать не намерена. И ладно, всё равно глаза закрываются. И, чуть голова коснулась подушки, Дара провалилась в сон.

А проснулась от того, что входная дверь приоткрылась. Мягкие шаги, тёплая рука, обнявшая её, гибкие пальцы, скользнувшие под одеяло. Дохнуло холодом, сыростью коридора, а потом снова стало тепло. Не было сказано ни слова. Маленькая белая рука прикоснулась к тёмным волосам, погладила. Прислонилась к щеке, дотронулась до губ. Он повернулся к ней, и она прижалась мягкими тёплыми губами к его губам. Он ответил. Обнял её и принялся гладить поверх рубашки, а потом — и под ней. Он прикасался мягко, легко, осторожно, как к чему-то хрупкому. Дара поддалась ему. Он точно знал, что надо делать, и несколькими лёгкими прикосновениями заставил её хотеть ещё. Это было странно. Но его рука была такой нежной, что девочка раскрылась, как дикий цветок, к которому никогда и никто не притрагивался. Он заставил её хотеть так сильно, что она почти испугалась этого. А потом, прикасаясь губами к её губам и чуть погладив острые грудки, снова опустил руку вниз, и она застонала, откинув голову назад.

Мягкий фиолетовый отсвет, который исходил от серебристой коробочки, падал на серые, в потёках стены, и, кажется, больше ничего не было нужно, и весь мир содрогнулся и сжался до этой маленькой комнатки.

Утренний свет пополз по стене, перебрался на пол, а потом дотянулся до кровати. Дара открыла глаза. Подвигала рукой рядом с собой — одна. Значит, ушёл Янис, а её решил не будить. Она слегка улыбнулась, поёжилась и натянула одеяло повыше — холодно. Поспать, ещё немножко поспать. Эх, говорили девчонки в деревне, рассказывали, как оно бывает, только никогда она не думала, что вот так. Янис… Дара закрыла глаза, представляя, как он обнимает её, прижимает к себе и никогда не отпускает. Теперь они будут вместе. Теперь…

Мысли начали растворяться, став медленными, растянутыми. Но внезапно в этих мыслях зазвучал другой, не её голос:

— Ты, я так понимаю, особенно сблизился с девчонкой?

Дара помотала головой, чтобы прогнать наваждение, но тут же услышала другой, такой знакомый тон:

— Решил поговорить?

— Что говорить? Я уже высказал тебе своё мнение.

— Не надо начинать снова этот бесполезный разговор.

— Так что, думаешь?

— Может, и думаю. Тебе-то что?

— И куда ты собрался её тащить? Неужели повезешь бродяжку в город?

— А что плохого? Могла бы жить с нами.

Дара окончательно проснулась и теперь старалась сосредоточиться на голосах, чтобы не потерять их, чтобы нить, которая связывала её и двух беседующих людей, не оборвалась.

— И что, посвятишь её в наши дела? А наши дела плохи. И ты это понимаешь. Когда он узнает, что кристалла нет, нам, может, вообще придётся бежать.

Фрикс говорил чисто, не растягивал слова, не заикался.

— Не придётся, — ответил Янис.

— Как не придётся? Да он всё сделает, чтобы у нас не было ни одного заказа. Если он обозлится — а как иначе, если кристалла нет, — нас вообще все будут обходить стороной.

— Это вряд ли. Придумаем что-нибудь. Я из Меркурия не уеду.

— А мне надоело. Мне всё это ненавистно, понимаешь? Надоело, что приходится вечно прыгать туда-сюда, как блохи, и нашим и вашим. Надоело лебезить, надоела такая жизнь.

— И куда же ты собрался?

— Куда? — Фрикс повысил голос, так что Дара услышала его и через стену. — Не знаю. Может, уйду к сиобам.

— Тише, тише, не надо орать, стены тонкие. И не пори чушь, сиобы тебя живьём сожрут, когда узнают, кто ты такой.

— И что с того? Я никогда ни одного из них и пальцем не тронул.

— Это ты им скажешь, когда они будут тебя пытать.

— А зачем говорить? Меркурий рано или поздно сдохнет. Сиобов очень много. И когда-нибудь они победят.

Янис замолк, обдумывая что-то, а потом продолжил:

— Я думаю, всё будет иначе. И знаешь как?

— Говори, не томи.

— Я из Меркурия не уеду, повторяю. Я не буду жить среди уродов. А значит, нам надо просто выпутаться из этой передряги. Уродливая ведьма оказалась сильней, чем я думал, а девка бесполезная. Не нужно было брать её на обратном пути, но М3 заставила меня, а без неё было не выбраться, ты же знаешь.

Пауза.

— Так вот. Надо что-то предложить ему взамен. Навряд ли этот хлам, который мы нарыли, удовлетворит его. А значит, нужно дать что-то более ценное.

— И что?

— Девчонку. Предложим её.

— Девчонку? И зачем ему нужна бродяжка?

— Ты что, правда не понимаешь? Она же сиоб, это очевидно. Ты разве не видел, что она вытворяла с кристаллом? Я думал, здание на воздух взлетит вместе с нами.

— Да, может быть, — согласился Фрикс. — Но сама по себе она не имеет никакой ценности.

— А это ещё неизвестно. Расскажем, что она может, глядишь, заинтересуется.

— А если не поверит?

— Тогда отдадим ему и М3. Её бы я, конечно, оставил себе, но если будет надо, то придётся.

— Да, М3 редкость. Сколько таких осталось?

— Мало, не уверен, что в Меркурии есть хоть один соломорф этого класса.

— Не знаю. Я бы не стал рисковать. Тем более ты… Неужели тебе будет не жаль девчонку?

— Жаль? — Голос Яниса стал холодным, как будто заговорил не он, а кто-то другой. Тот, кто прятался всё это время и наконец подал голос. — Жалость тут ни при чём. Если выбирать между ней и нами, то я не понимаю, что тут вообще обсуждать. Она ценный ресурс.

— Но ночью ты…

— Ну и что? Кто-то всё равно с ней это сделает, если уже не сделал, так почему не я?

Дальше Дара не слушала. В ушах зазвенело, пересохло во рту. Усилием воли обрубила нить, вырвала с корнем. Быстро натянула комби, ботинки, куртку, капули, одолженное у братьев. Заботливо положила М3 обратно в сумку. «Нам уже пора, Медея». Ножи, лук, стрелы. Кажется, всё. Взгляд упал на забытое Янисом эолассо, недолго думая, прихватила и его. Выглянула из окна — снизу крыша пристройки, во дворе, кажется, пусто. Вылезла, спрыгнула вниз, тихо, как кошка, спустилась по балке на землю. Собаки молчали.

Обежала дом с другой стороны, пригибаясь, перемахнула через забор. Может, украсть лошадь? Постояла немного в нерешительности, но подумала — слишком рискованно.

Прошла два или три двора, огороженных высокими заборами, и вдруг мальчишка — стоит, смотрит на неё. В длинной одежонке, черноволосый, голубоглазый, под носом сопли.

Она прижала палец к губам и подмигнула ему. Мальчишка расплылся в улыбке.

— Эй, где начинается Большая дорога?

— Там. — Он махнул рукой влево. — Где старые рельсы. Мой папа говорит, тут раньше ходили скоростные поезда.

— Поезда? Куда?

— Туда. — Мальчишка снова неопределённо махнул рукой. — В большой мир, в города. Мой папа говорит…

«Тогда мне в другую сторону».

— Эй, — перебила она малыша. — Если тебя спросят, видел ли ты меня и куда я пошла, пожалуйста, не говори им, ладно? Никому не говори.

Он закивал, давая понять, что выполнит просьбу.

Она зачем-то села на корточки и крепко обняла ребёнка, прижала к себе, отпустила и бросилась бежать. А мальчик стоял и смотрел ей вслед, пока маленькая фигурка не растворилась в утреннем тумане.