Домой я вернулся один. Айрин всё ещё была в столице, хотя я предположил, что через некоторое время она вернётся, если только не решит провести какое-то время с Кариссой Торнбер.
Дом пустовал. Полностью. Алисса ещё не вернулась, Мэттью и Керэн отсутствовали. Если она куда-то взяла его с собой, то они могли быть буквально в любой точке мира.
Наверное, со дня смерти Пенни я впервые был дома совершенно один. Я думал, что уже привык к преобладавшему там пустому чувству, но теперь оно стало настолько острым, что мне захотелось сбежать, вырваться оттуда.
«Это никуда не годится», — подумал я. Мне надо было чем-то себя занять.
Работы было полно. У меня был недавно созданный замок, над которым следовало поработать. Он всё ещё был слишком горячим, чтобы кто-то мог войти туда без защиты, но я мог попытаться ускорить процесс охлаждения. Иначе на рассеивание запасённого в камне тепла мог уйти год. К сожалению, перемещение такого количества воды вновь потребовало бы от меня использования способностей архимага, и я не осмеливался делать это без Айрин.
У меня всё ещё были незаконченные проекты по зачарованию в мастерской, поэтому я решил посмотреть, не смогу ли я найти там что-то, чтобы отвлечься. Я направился туда, но по пути миновал общую комнату. Там, на столе, была большая бутылка янтарной жидкости — подарок от Чада Грэйсона.
Я почувствовал искушение сесть и хлопнуть стопку… или десять. В последнюю неделю я много пил, в основном в «Грязной Свинье», с Сайханом и Чадом. Мне никогда особо не нравилось пить одному.
До этого момента.
Долгий миг я стоял неподвижно, пялясь на бутылку, прежде чем пойти дальше. Сейчас было не время напиваться. Пройдя через кухню, я вышел через задний вход, и пошёл по саду. Даже чёртовы овощи заставляли меня думать о ней.
Наконец я добрался до своей мастерской, до моего тихого убежища. Я уже не одну неделю там не появлялся, но нисколько не волновался по этому поводу. Это было единственным местом, которое было полностью моим, только моим. Там я занимался личными проектами. Пенни почти не бывала внутри, и определённо не занималась декорированием этого помещения. Если и было какое-то место, где было меньше всего напоминаний о моей потере, так это там.
Встроенные в потолок зачарованные шары зажглись, когда я вошёл, заливая комнату радостным, тёплым светом. Одна из стен была заставлена книгами, в основном моими записями, набросками и личными журналами. Я держал их не для себя, а для своих потомков. Моя память была такой, что я никогда не испытывал нужды с ними сверяться.
У другой стены был длинный стол, заваленный различными старыми проектами и особыми инструментами, а также сырым материалом. Это было что-то типа склада, случайной кучи вещей, которые я отложил, чтобы не захламлять своё основное рабочее место — главный стол в центре комнаты.
На этом столе лежал почти готовый комплект латной брони. Рядом с бронёй лежал почти завершённый протез руки. И то и другое предназначалось для Пенни.
«Чёрт побери!»
Мои эмоции поднялись, и ударили по мне подобно гигантской волне, уничтожив моё внутреннее равновесие. Не думая, я покинул мастерскую, быстро закрыв за собой дверь. Пытаясь не вспоминать то, что только что увидел, я пошёл обратно в дом, зашёл в общую комнату, и схватил бутылку. Затем я уселся, и начал пить.
Всё это время я старательно пытался держать голову свободной от мыслей… совершенно безуспешно пытался. Используя свою легендарную способность сосредотачиваться, я пытался сфокусировать внимание лишь на одной мысли. «Налить, выпить, проглотить…».
Когда жжение после каждой рюмки утихало, я наливал ещё одну, игнорируя попытки бунта со стороны моих многострадальных внутренностей. «Пенни бы это не одобрила», — праздно подумал я.
В ответ на эту мысль во мне вскипел гнев, и пустая рюмка у меня в руке начала вибрировать. Я метнул её через всю комнату, и она разбилась о каменную облицовку камина.
— Это была самозащита, — грубо пробормотал я. — Если бы я её не бросил, она бы раскололась у меня в руках.
«Да и вообще, не нужна мне рюмка», — осознал я. Подняв бутылку одной рукой, я печально хохотнул:
— У меня же есть бутылка. — Та была наполовину полной, поэтому я поднёс её к губам, надеясь исправить эту проблему. И подавился.
«Хорошо, что Чад этого не увидел», — подумал я, снова поставив бутылку, пока сам пытался совладать со своим бунтующим желудком. Единственным преимуществом жжения и тошноты было то, что благодаря им было легче не думать о моих внутренних страданиях. Алкоголь начал всё больше проявлять себя, и мир вокруг меня слился в приятное пятно.
«Пятнадцать минут — и я уже пьян. Когда мне в голову ударит остальное, я буду в хлам». На миг я заволновался. Я так не набирался уже… ну, очень давно. Вероятно, последний раз был до того, как я обнаружил в себе способности архимага.
— По крайней мере, дома никого нет — на случай, если я начну плавить всё вокруг, — нечётко промямлил я. Мой взгляд упал на разбитую рюмку, и мне пришло в голову, что кто-то мог наступить на неё, и порезаться. Потянувшись своей силой, я попытался собрать осколки, но сумел лишь ещё больше их разбросать. «Блядь».
Низкий стол в центре комнаты начал будто бы качаться на ставших гибкими ножках. Я попытался встать, и быстро бросил эту затею, поскольку ощущение было таким, будто дом закачался на штормовых волнах. Всё моталось туда-сюда.
Однако рюмка продолжала меня беспокоить. Мне нужно было что-то с ней сделать. Поскольку мой контроль приказал долго жить, было разумнее сделать кое-что попроще. Раскрыв свой разум, я попытался соскользнуть в разум камня. Это должно было прояснить мой разум.
Это я так думал.
Какой-то эффект от этого был. Однако я больше не был уверен, было это моим намерением или нет. Куски расколотого стекла утонули в полу — это хорошо, однако всё остальное также начало плавиться. Стены дома провисли, и мебель вокруг меня начала сползать. Подняв руку, я стал смотреть, как мои пальцы стали капать на пол, и засмеялся. Видел ли кто-нибудь когда-нибудь что-то настолько смешное? Я в этом сомневался.
За этим последовал неопределённый период безумия, в течение которого комната кружилась и менялась. Тени воспрянули к жизни, и Дориан с Маркусом появились, танцуя по комнате медленный вальс. Стол, который должен был стоять у них на пути, к тому моменту уже давно исчез.
В какой-то момент Айрин объявилась с озабоченным видом, глядя на меня.
— Папа! Что ты делаешь?
Я попытался ответить, но выкатившийся у меня изо рта язык каким-то образом оказался достаточно длинным, чтобы дотянуться мне до пояса. Не нужно и говорить, что это делало вменяемую речь невозможной.
Айрин встревоженно огляделась, несомненно удивлённая видом дерущихся друг с другом в углу стульев. Я хотел сказать ей не волноваться, поскольку это была дружеская потасовка между членами семьи нашей мебели, но слова снова меня подвели. Я уставился на неё слезящимися глазами, надеясь, что она расслабится.
И тут её лицо начало сползать вниз с одной стороны, будто её кости превращались в студень. Её рот раскрылся, и мои уши наполнились её вызванным ужасом воплем.
«О, нет! Что же я наделал?». Не в силах контролировать себя, я слишком поздно осознал, что моя дочь пала жертвой моих безрассудных капризов. Заточённый в собственном теле, я смог лишь молча возопить: «Пенни!».
После чего мир растаял.
Я очнулся некоторое время спустя. Я был в кровати, и несмотря на моё недавнее злоупотребление, ни малейшего признака головной боли не было. Я осторожно поднял голову, и подвигал ей из стороны в сторону, просто чтобы убедиться, что похмелье не ждало в засаде. Ничего.
Ни боли, ни тошноты, и мир оставался уютно устойчивым — ни малейшего следа покачивания или кружения. «Что случилось?»
И тут я вспомнил. Вскочив с кровати, я распахнул дверь спальни, и пробежал по коридору к комнате Айрин. Я нашёл её внутри — она спала, имея во сне тихий, ангельский вид. Не было никаких следов ужасного оплывания, которое я видел в ней прежде.
«Мне что почудилось?». Это показалось мне маловероятным. Алкоголь никогда не вызывал у меня галлюцинации, хотя, конечно, так сильно я напился впервые. Тихо закрыв дверь, я пошёл в общую комнату, гадая, что там найду.
Всё выглядело нормально, хоть и подозрительно чисто. Стол вернулся на своё место, а стулья не были переплетены друг с другом. Ничего не изменилось, за исключением того факта, что в комнате кто-то тщательно убрался. Вся пыль исчезла, пол был подметён, или возможно даже вымыт. Алисса что, вернулась пораньше?
Мой магический взор не нашёл никаких следов присутствия в доме ещё кого-то. Озадаченный, я поднял руку, и потёр свою бороду — лишь чтобы обнаружить, что она исчезла. «Чё?»
Вернувшись в спальню, я посмотрел в зеркало над туалетным столиком Пенни. Как мои рука и магический взор уже подтвердили, я был чисто побрит. В целом я предпочитал держать на подбородке хорошо ухоженную бородку, а также усы — но сейчас они исчезли. В течение последних нескольких недель я за собой не следил, в результате чего мои щёки покрывала густая, колкая щетина — но теперь её не стало. Даже волосы у меня были аккуратно подстрижены.
— Это действительно странно, — сказал я себе. — Как можно нажраться, а потом убраться в доме и побриться? — Вообще говоря, я ещё и помытым был. Мой нос улавливал лёгкие нотки масел с запахом роз, которые Пенни держала в нашей ванной. Мысль о том, что кто-то брил, раздевал и купал меня, пока я был без сознания… ну, это было мягко говоря тревожно. Единственным человеком, способным по моему мнению на такое, была Алисса, а её поблизости не было. И моя дочь наверняка не могла всё это сделать, прежде чем пойти спать. А если бы смогла, то это смутило бы меня ещё больше.
На туалетном столике стояла пустая бутылка лучшей выпивки МакДэниела, и под ней я увидел лист бумаги. Отодвинув бутылку, я поднял лист, и осмотрел его. На нём была короткая строка, состоявшая из слов столь коряво написанных, что они были почти нечитаемы. Я мгновенно узнал почерк, ибо лишь один известный мне человек писал настолько ужасно. Пенни.
Ты идиот. Ещё раз подвергнешь наших детей опасности, и я позабочусь, чтобы в следующий раз ты не проснулся.
Мои глаза затуманились. «Прости меня, Пенни». Встав, я расправил плечи, и пошёл искать свою одежду. Естественно, я нашёл её аккуратно разложенной для меня, и выглядящей подозрительно гладкой, будто её погладили.
Пытаясь не думать о том, что всё это значило, я пошёл на кухню. Утро уже подходило к концу, и Айрин наверняка должна была проснуться голодной. Работать было почти не с чем, но во дворе были свежие яйца, а в кладовой ещё оставался хлеб, так что я старался как мог. Яичница и бутерброд с маслом — это всегда хорошо.
Почуяв запах плодов моего труда, в кухню забрела Айрин:
— Папа?
Я одарил её смелой улыбкой:
— Доброе утро.
На её лице было странное выражение.
— Как я очутилась в кровати? — спросила она минуту спустя.
Я пожал плечами:
— Я вчера несколько перебрал, поэтому помню плохо. Возможно, я тебя уложил.
— Общая комната, — пробормотала она. — Я думала, ты потерял контроль. — В её голове мелькнуло неприятное воспоминание, и она содрогнулась. — Не знаю, что было потом.
Посмотрев ей прямо в лицо, я попросил прощения:
— Прости за вчерашнее. Мне ни за что не следовало позволять себе так много пить. И я определённо не хотел, чтобы ты видела меня в таком состоянии. Больше этого не повторится.
Айрин выглядела неуверенно, но затем заметила мой гладкий подбородок:
— Ты сегодня кажешься лучше, но я не привыкла видеть тебя без бороды. Смешно выглядишь.
«Это кто-то так пошутил», — уныло подумал я.
— У меня случилась неприятность с бритвой, и я решил начать заново. Дай мне недельку, и мой вид станет лучше.
После этого мы молча поели, занятые своими мыслями. Я всё ещё не мог поверить найденной мною записке, или другим увиденным мною доказательствам, но почему-то это шокировало меня меньше, чем я ожидал. Я уже больше двух недель как расклеился, и это последнее откровение не укрепило мою вину, а каким-то образом даровало мне чувство покоя.
Подняв взгляд, я обнаружил, что смотрю в голубые глаза Айрин. Она с тихой пристальностью изучала меня.
— Что? — спросил я.
— Чем ты сегодня собираешься заняться? — спросила она.
Первым моим порывом было сказать ей, что я — в одиночку — закончу один из своих проектов, но я себя остановил. Так не пойдёт. Мне нужно было изменить свою жизнь к лучшему. Моя дочь всё ещё не овладела своими силами, и ей многому следовало научиться. Сейчас было не то время, когда я мог замыкаться в своём личном мирке.
— Мы, — сказал я с особым ударением, — сегодня будем заниматься чародейством.
— Я про чародейство почти ничего не знаю, — честно сказала Айрин. — Мне надо переодеться? — Как обычно, она была в платье, которое было скорее модным, чем практичным.
— Вероятно, — ответил я, кивнув.
Пятнадцать минут спустя она встретила меня в моей мастерской, одетая в пару льняных штанов и старую рубашку.
— Где ты это взяла? — спросил я, указывая на её одежду.
— У Коналла, — невозмутимо ответила она, будто заимствование одежды у брата было для неё обычным делом.
Я пожал плечами, и принялся за дело, передав ей тонкий металлический стержень:
— Вот, над чем ты будешь работать, — сказал я ей.
— Здорово. Это для чего?
— Ты будешь делать рунный канал, один из самых универсальных инструментов в руках волшебника, — объяснил я. — С его помощью можно направлять силу с повышенной интенсивностью, и преодолевать защиту, которую не взять обычной магией, например — защиту из чар или щиты из заклинательных плетений. Это также увеличит дальность действия твоей магии.
— Ты сказал, что он универсальный, — пожаловалась Айрин. — А из твоих объяснений получается, что универсальный он только в качестве оружия.
— Ну, да, но ещё он незаменим для создания других чар.
— Это как?
— Сунув руку в карман, я вытащил тонкий серебряный стило:
— Это — рунный канал, — сказал я ей. — Если приглядишься, то сможешь увидеть выгравированные вдоль него руны.
У Айрин отвисла челюсть:
— Они такие маленькие! Как ты сделал их такими тонкими?
Я улыбнулся:
— С помощью рунного канала.
— Не думаю, что можно сделать что-то настолько мелкое с помощью инструмента такого размера, — сказала она, махнув металлическим стержнем, который я ей дал.
— Ты права, — признал я. — Чтобы добраться до чего-то настолько тонкого, нужно сделать ряд рунных каналов всё меньшего размера, но для большинства целей этот жезл подойдёт идеально. Ты же видела два жезла, которые носит с собой Элэйн.
— А ты почему никогда не пользуешься жезлом? — спросила Айрин. — Я тебя всегда видела только с посохом.
— Посох подходит мне почти всегда, — объяснил я. — Когда мне нужно выполнить мелкую работу, я использую стило. Мне редко требуется что-то промежуточного размера.
Дочь приняла задумчивый вид:
— Звучит разумно. Думаю, я тоже предпочла бы иметь стило, и посох.
— Посох — штука довольно громоздкая, носить неудобно, — объявил я. — Это — одна из причин, почему Элэйн предпочитает жезлы.
— Удобно — если использовать магический мешок, как у тебя, — парировала Айрин.
— А у тебя он есть? — спросил я, озорно сверкнув взглядом.
Она уставилась на мой пояс, на котором висело несколько таких мешочков, затем начала что-то говорить, но остановилась. Через некоторое время она ответила:
— Полагаю, ты не собираешься просто дать мне один из них.
Я улыбнулся.
Следующие несколько часов мы провели, работая над её жезлом. Хотелось бы мне сказать, что это было волшебным временем, укрепившим узы между отцом и дочерью, но на самом деле это было гораздо скучнее. Этот тип зачарования был самым простым, и я выбрал его потому, что на нём было легче учиться основам. За годы до этого я весьма неуспешно попытался учить Мойру, сперва попробовав преподать ей теорию, а уже потом практику. Результат вылился в острое чувство скуки с её стороны и, соответственно, отсутствие интереса.
На этот раз я твёрдо вознамерился учить на практике, объясняя её проколы, когда она спрашивала, и давая полезные советы, когда требовалось. Для Айрин это было гораздо интереснее, но для меня это значило гораздо больше времени, в течение которого я наблюдал, и жалел, что не могу ускорить процесс.
По ходу одного из более длительных периодов пустого ожидания я поработал над бронёй для Алиссы. Броня Пенни была почти готова, но поскольку чары на неё ещё не были наложены, я всё ещё мог переделать металл, придав некоторым частям форму, подходящую к фигуре более молодой женщины.
Я подумал было начать полностью с нуля, а не использовать броню, которую делал для жены, но когда я всерьёз задумался об этом, идея показалась мне глупой. Что ещё я мог сделать с бронёй Пенни? Она никогда её не носила. Мне что, сделать из неё памятник, превратить её в какой-то алтарь? Мне и так хватало напоминаний. Каждый квадратный дюйм нашего дома напоминал мне о ней, будучи набитым добром, которое мы вместе накопили за прошедшие годы. Даже царапины и вмятины на мебели напоминали мне о ней.
— Пап?
Подняв взгляд, я увидел, что у Айрин на лице был написан вопрос.
— Угум?
— А почему я не могу просто поменять его размер? — спросила она.
— Что ты имеешь ввиду?
— Чары один и те же, как на посохе, так и на маленьком стило. Почему я не могу просто поменять его размер? — спросила она, перефразировав свой вопрос.
Мысль интересная, но ответ был прост:
— Потому что субстрату тоже нужно будет сменить размер, — ответил я. — Субстрат поддерживает руны и предоставляет им надлежащую форму. Ты могла бы изменить размер самих рун, но они высечены в твёрдом материале.
— А если избавиться от твёрдой части, от металла? — предложила она.
Я некоторое время озадаченно пялился на неё. «Это не сработает», — мгновенно подумал я, но затем почувствовал, как меня обуяли сомнения. «А если сработает?»
— Ты сказал, что чародейство работает так же, как заклинательные плетения Ши'Хар, верно? — сказала Айрин. — Они не используют предметы для своих заклинательных плетений.
Заклинательное плетение использовало другие символы и формы, но по сути не отличалось.
— Но они нужны нам, чтобы поддерживать руны, пока всё не окажется на месте, — автоматически сказал я, — поскольку наши разумы не способны поддерживать одновременно такое большое количество отдельных элементов.
Айрин подняла свой почти завершённый жезл:
— Металл нужен, чтобы создать чары, но что если его потом расплавить, позволив металлу стечь прочь, оставив только руны?
Заинтригованный, я серьёзно обдумал эту идею. В конце концов я ответил:
— Руны не осязаемы. Ты не сможешь держать его в руке.
Айрин выглядела разочарованной:
— О.
— Но, — продолжил я, — если ты создашь вторые чары, повторяющие форму металла, что-то осязаемое, вроде чар щита, то они смогут поддерживать рунный канал, и позволят тебе держать его в руке. Тебе понадобится сделать и то и другое до того, как ты уберёшь металл.
— Значит, это возможно, — довольно сказала Айрин.
— Нам понадобится добавить элементы для управления размером, позволяя ему сжиматься и расширяться по необходимости, — сказал я, всерьёз заинтересовавшись этой проблемой. Убрав со своего рабочего стола броню, я махнул Айрин рукой, чтобы она принесла мне жезл. — Давай-ка кое-что попробуем…
Остаток дня незаметно прошёл в работе. Мы забыли про обед, и наши желудки наконец сумели остановить нас только после наступления темноты.