Отрезанный мир

Глава 30

Я с ожиданием пялился на каменную стену, дожидаясь её прихода. У меня было полно времени подумать о нашей странной вчерашней встрече. Кроме времени на раздумья у меня ничего иного и не было, по правде говоря.

Первым делом я решил, что случившееся между нами было ужасной ошибкой. Многодневное заключение в темноте запутало мне мозги и ослабило мою решимость. Я отлично знал, что считал Роуз привлекательной. А кто бы не счёл? Я также был готов признать, что дело было не только в этом. Мы не одно десятилетие дружили, и наш вчерашний миг был не первым моментом, когда я чувствовал, наверное, слишком сильное влечение к Роуз.

«А вот это — ложь», — сказал я себе. «Ты влюблён в неё».

«Заткнись», — молча обругал я себя, хотя и знал, что это была правда. То был мой самый глубокий, самый тёмный позор, уже давно — возможно, с тех самых пор, как мы познакомились.

Но у меня всегда была Пенни, и я любил её так же сильно. Слишком сильно, чтобы сотворить какую-нибудь глупость. За прошедшие годы меня искушали другие женщины, но противиться этим искушениям было довольно легко. Роуз же никогда не выказывала ни малейшего намёка на то, что может пересечь черту. За это я её уважал.

Случившееся вчера было жестом сострадания, или утешения, и я стыдился продемонстрированного мною животного влечения. Да, мы ничего не сделали, но я лапал её подобно похотливому зверю, а она была слишком сдержанной, чтобы меня застыдить.

Я сомневался, что она когда-нибудь станет уважать меня как прежде, но если я попрошу прощения, и постараюсь всё исправить, то, как я надеялся, мы сможем продолжить нашу дружбу. «По крайней мере до тех пор, пока меня не повесят».

«А когда я умру, то, может, Пенни простит меня за мимолётную слабость», — несчастно добавил я.

Я снова услышал её голос. «Я — женщина. Обними меня как женщину». Я заскрипел зубами от фрустрации, думая про себя: «Весьма уверен, что это отнюдь не значило «трахни мою ногу». Уже наверное в сотый раз моё лицо покраснело от мыслей об этом.

Когда стена растаяла, и в камеру потёк свет, я едва не вскочил на ноги, с надеждой на лице и отсутствием мыслей в голове. Я был очень разочарован, когда в камеру вошёл Гарэс Гэйлин.

Рыжебородый архимаг молчал, долго изучая меня взглядом, без всякого выражения на лице. Я непокорно пялился на него в ответ.

— Суд будет послезавтра, — наконец сказал он.

— Ты ещё не разослал приглашения? — спросил я. — Я ещё даже не закончил список гостей.

Гарэс смотрел на меня, не улыбаясь:

— Ты, возможно, думаешь, что мне тебя ни капли не жаль, но это не совсем так.

— Уверен, тебе так же больно, как и мне, Гарэс, — ответил я с очевидным сарказмом. — Надеюсь, в грядущие годы ты с теплотой будешь вспоминать время, которое мы провели вместе.

— Я пришёл дать тебе совет, — ответил он, игнорируя мой комментарий.

Это меня окоротило:

— Э?

— Не позволяй Леди Роуз защищать тебя. Когда предстанешь перед судом, сознайся, — сказал Гарэс.

— Но я невиновен, — сказал я ему. — Зачем мне намеренно совать голову в петлю?

— Ради твоей семьи, и ради неё. — Мне нечего было ответить на это, поэтому я промолчал, и несколько секунд спустя он продолжил: — Пока ты сидел взаперти, она пала как никогда низко, ища способ тебя защитить. Её репутация может теперь поспорить с твоей собственной, и хотя тебе на это, возможно, плевать, для женщины её положения это очень важно. Союзники Леди Роуз быстро исчезают, а её враги глотают слюну, чуя её кровь.

Мне не понравилось, как это прозвучало, но я не был готов сдаться перед лицом парочки слухов:

— Что ты имеешь ввиду под «пала как никогда низко»?

Гарэс отвернулся, рассеянно теребя бороду, будто не мог найти слов:

— Если бы в опасности был кто-то из твоих детей, или твоя недавно усопшая супруга — что бы ты сделал ради их защиты?

— Что угодно, — мгновенно сказал я.

— Но ты — архимаг, и мужчина, — сделал наблюдение Гарэс. — У тебя бессчётное количество вариантов. А если бы ты был высокопоставленной женщиной, у которой почти ничего нет кроме репутации, богатства и красоты? Что бы ты сделал?

— Богатство и высокое положение способны на весьма многое, — заметил я.

Мой посетитель кивнул:

— Могут, но некоторые вещи нельзя купить, а привилегии положения зависят от короны. Без этой поддержки мимолётные друзья начинают искать себе занятия получше. В такой ситуации женщина может оказаться вынуждена торговать своей репутацией… и красотой.

В моей груди что-то болезненно сжалось:

— Что ты хочешь сказать? Выкладывай.

Гарэс повернулся во мне, уперев горящий взгляд мне в глаза:

— Я всегда очень уважал Леди Хайтауэр. Всё ещё уважаю, несмотря на недавние события — но её действия унизили её в глазах дворянства. Она разгневала Королеву своими безрассудными попытками тебя освободить. Другие придворные заметили это, и начали действовать соответствующим образом. У неё больше нет друзей, на помощь которых она могла бы положиться, однако она продолжает договариваться ради тебя с любым, кто может тебе помочь.

Твоё положение загнало её в объятия твоего предка, и пусть она и считает, что её усилия могут дать плоды, я в этом сомневаюсь, поскольку он проводит большую часть свободного времени в постели Королевы, не говоря уже о том, как много он заполучит после того, как тебя уберут, — объяснил Гарэс.

— Пиздёж! — выругался я. — Нельзя верить дворцовым сплетням…

— Я и не верю, — спокойно сказал Гарэс. — Эти сведения — прямиком от моих собственных агентов. На её жизнь в последнее время покушались трижды, хотя она знает только об одной попытке.

— Покушались? — в шоке воскликнул я.

Он поднял ладонь:

— Позволь мне закончить. Один из моих людей следил за ней. Он расстроил два покушения просто объявившись поблизости в те моменты, когда казалось, что убийца готов напасть — но в третий раз он был слишком далеко, и к тому времени, как прибыл на место, мог лишь наблюдать. Леди Роуз вчера ударили ножом и избили всего лишь за несколько часов до её визита к тебе.

Я нахмурился. Ей было больно, но я не видел никаких следов крови или колотых ран.

— Спасло её появление Тириона. Он вышел из её покоев, и разобрался с нападавшим. Полагаю, он также залечил её раны. Также следует заметить, что он был в её покоев с предшествующего вечера, и что она отослала своих родных ночевать в другом месте.

Качая головой, я попытался уложить это в голове. «Она бы на это не пошла. Она слишком гордая. Она бы этого не сделала, только не ради меня». Нет, я был не настолько глуп. Они, наверное, устроили заговор с целью моего освобождения. Всё объяснялось довольно просто.

— Тирион дважды посещал её покои до этого, — безжалостно продолжил Гарэс. — И, будто этого мало, она зачастила в трущобы и дурные кварталы города. Полагаю, это было для чего-то, связанного с твоим делом, но сомневаюсь, что остальные пришли к таким же выводам.

Я возмущённо зыркнул на Гарэса:

— Я знаю Роуз почти тридцать лет. Это всё косвенно и голословно.

— Тебе не нужно убеждать меня, Мордэкай, — сказал Гарэс. Затем он широко махнул рукой вокруг: — Убеждать тебе надо их — весь остальной город, придворных и сплетников. Они уже приписали ей наихудшие преступления, какие только могут вообразить. — Его рука остановилась над моей скамьёй, где лежала маленькая, засохшая корка хлеба, оставшаяся завёрнутой в салфетку. Он поднял её, и показал мне: — Как думаешь, как она это тебе пронесла?

— А это ещё тут при чём?

— Мои агенты проверили нескольких людей, с которыми она встречалась в городе, — сказал Гарэс. — Некоторые из них были молодыми женщинами, чти мужья провели время в темнице. Судя по всему, они смогли подкупить надзирателя, и убедили его позволить им приносить возлюбленным еду и другие удобства.

Это были бедные женщины, Мордэкай, а здешний надзиратель — один из самых мерзких, сифилитичных подонков на моей памяти. Как думаешь, чем они платили ему за его помощь?

Подавленный, я сел обратно. Покушения? Тирион? Это было чересчур. Мой мозг отказывался осознавать всё это.

— Отпусти её, Мордэкай — ради неё самой. Она тебя не поблагодарит, но это будет с твоей стороны милосердно. — С тем он и ушёл.

Когда спустя час или два появилась Роуз, я не мог смотреть ей в глаза.

— Чувствуешь вину? — весело спросила она. Роуз поставила на пол перед скамьёй корзину, и разгладила одеяло, прежде чем усесться.

— Ага, — признался я. — Думаю, я совершил ошибку.

— И не одну, — озвучила она своё мнение. — Давай, съешь чего-нибудь. Твоё настроение сразу поднимется. Я и фруктов принесла. — Протянув руку вниз, она выудила из корзины яблоко, и дала мне с, как ей казалось, успокаивающей улыбкой.

— И чего тебе это стоило? — горько спросил я.

Она откусила от яблока маленький, изящный кусочек:

— Немногого. Яблоки в это время года дешёвые.

— Тебе ведь на самом деле не позволено носить мне это, верно?

Роуз встала, шагнула ко мне, и поднесла яблоко к моему рту. Она ждала, глядя на меня, пока я не открыл рот, после чего толкнула яблоко вперёд, заставляя меня откусить.

— Так-то лучше, — тихо сказала она. — Мы с надзирателем договорились, — сказала она небрежно. — С его стороны неприятностей не будет.

Я стал нехотя жевать, хотя мякоть яблока была на вкус как пепел. Попытавшись сглотнуть, я закашлялся, и от этого у меня заслезились глаза.

— Попытайся не испортить еду, Мордэкай, — предостерегла Роуз. — В суде ты нам нужен здоровым.

Взяв яблоко из ей руки, я положил его обратно в корзину, а потом попридержал Роуз перед собой, изучая её лицо. Она гордо глядела на меня в ответ, но уловил какой-то намёк в глубине её глаз. Протянув палец, я провёл им по коже у неё под глазом. На пальце остались следы пудры. Кожа под ресницами была тёмной.

«Она не спала», — осознал я.

Оттолкнув мою руку, она поводила пальцем под глазом, пытаясь размазать пудру обратно, хотя у неё и не было зеркала, чтобы проверить результат.

— Это было очень немилым с твоей стороны, Морт, — с упрёком сказала она.

— Хватит, — внезапно сказал я. — Мне не нравится, как это на тебе отражается.

— Немного поспать — и всё будет в порядке, — заверила она меня. — Тебе следует о себе позаботиться. — Сдвинувшись в сторону, она обошла меня, и подобралась сзади. Роуз запустила свои руки мне подмышки, и сцепила свои ладони спереди, слега сжимая меня.

Моя решимость начала таять. Я не хотел отталкивать её, но сжал челюсть, и крепко схватил её за руки. Разведя её ладони, я отступил прочь:

— Я лгал тебе, Роуз. Но больше я так не могу. Ты заслуживаешь лучшего.

Она осторожно посмотрела на меня, склонив голову на бок:

— Тебе можно сомневаться. Вчерашнее было внезапным, и, возможно, глупым, но я не настолько ветреная. Если кто и понимает боль от потери близкого человека, то это я. Буду ждать столько, сколько потребуется, но мнения своего не изменю.

— Да не в этом дело, — возразил я. — Или, точнее, не только в этом. Про Лиманда я солгал. Я убил его, Роуз. Когда увидел, что он сделал с той девочкой, я потерял голову. Он был без сознания, но мне было почти всё равно. Я вытащил свой кинжал, и воткнул ему в сердце. На суде я так и скажу.

Я ожидал от неё шокированного вида, или хотя бы разочарования, но она не продемонстрировала ни то, ни другое:

— Тогда, полагаю, защищать тебя в суде бессмысленно, — просто сказала она. — Ладно же. Придётся продвинуть вперёд другие мои планы.

От этого по мне пробежал холодок. Заволновавшись, я спросил:

— Другие планы?

Она кивнула:

— Для твоего освобождения, конечно же. Ты же не думал, что я сложила все яйца в одну корзину, а?

— Но я же убил его, — настаивал я.

— Конечно, дорогой, — снисходительно сказала она. — Это лишь значит, что пройти лёгким путём мне не удастся.

Я покачал головой:

— Ты не понимаешь. Я виновен. Я хочу поплатиться за моё преступление. Тебе не следует делать ради меня ничего глупого.

— Глупого? — сказала она, недоверчиво глядя на меня. — Глупого — как, например, попытаться мне солгать? Лиманд умер, но не от твоего кинжала. Воткнутый в его сердце кинжал был его собственным.

Моё лицо слегка зарумянилось. Обычно я умел лгать, но в Роуз было что-то, всегда заставлявшее меня спотыкаться:

— Да, его кинжал, — сказал я, соглашаясь с ней. — Я это и имел ввиду. Я тогда был так взвинчен, что, наверное, неправильно вспомнил.

— Люди не лгут мне, Мордэкай, по крайней мере — успешно. Они иногда могут лгать про меня, но лгать мне в лицо не получается. Так почему бы нам не перейти к сути вопроса? Ты что, пытаешься меня защитить?

— Чёрт побери, да! — заревел я. — Кому-то же надо. Я слышал про покушение на твою жизнь.

Роуз слегка расслабилась:

— Вот как. Надо было догадаться, что он тебе рассказал.

— Ещё как рассказал, чёрт тебя дери, — гневно сказал я.

— Это было неожиданностью, — призналась Роуз, — но с тех пор я приняла меры предосторожности.

«Вроде Тириона?» — жестоко подумал я, но удержал язык за зубами. Каким бы разгневанным я ни был, я не мог сделать ей больно за то, что она пыталась меня защитить. Вместо этого я подвинулся ближе, гневно глядя на неё, и заставляя отступить, пока она не уткнулась в стену. «Отчего ж ты так чертовски красива?». Я чувствовал голод, просто глядя на неё, и жаждал я отнюдь не яблок.

Казалось, что обычно неукротимая Роуз слегка увяла перед лицом моего явного гнева. Она глядела на меня снизу вверх, расширив глаза и раздувая ноздри в попытках взять дыхание под контроль, но в её лице я увидел не страх.

Из глубин моего нутра воспрянул зверь, кричавший мне взять её. Мысль о том, что мог сделать Тирион, возбудила какой-то территориальный инстинкт, которому хотелось стереть его из её памяти… сделав её моей.

Она задрала подбородок, её губы слегка разомкнулись, и она вызывающе сверлила меня взглядом.

«Чёрт тебя дери!» — молча выругался я. Оттолкнувшись от стены, я прошагал прочь, силясь взять свои мысли под контроль.

— Что бы ты ни планировала — забудь об этом, — сказал я ей. — Я не буду идти у тебя на поводу. Не позволю тебе или моей семье измазаться из-за этого в грязи.

— Тогда твоя лучшая надежда — это делать то, что я говорю, — ответила она с огнём в голосе.

— А это ещё что значит? — с подозрением спросил я, чувствуя скрытую угрозу.

— Это значит, что твоя лучшая надежда выгородить твою семью — это рассказать в суде правду, и облегчить мне работу. Если я проиграю в суде, то не могу ничего обещать относительно последствий, — с холодком произнесла она.

— Ты не можешь одержать победу в суде, — напомнил я ей.

— Могу, и одержу, — ответила она. — И если ты хочешь не вмешивать в это твоих детей, то лучше тебе делать по-моему.

— Ты не осмелишься их в это впутать, — прорычал я.

— Сядь, — отозвалась она, и сама села на скамью. — Позволь мне объяснить.

Я послушался, и она продолжила:

— Если мы проиграем в суде, то произойдёт несколько событий. Я уже устроила, чтобы детей, твоих и моих, не было поблизости — но если будешь противиться мне, то мне придётся изменить мои планы.

Гневно глядя на неё, я спросил:

— Ты что, мне угрожаешь?

— Я не угрожаю, Мордэкай, — гладко произнесла она. — Я выполняю обещания. Даже если мы проиграем в суде, я вытащу тебя отсюда — и я могу это сделать, не вовлекая твоих детей. Но если решишь отказаться сотрудничать, то всё станет гораздо труднее. Мне и так было нелегко убедить их не вмешиваться. Они до сих пор не сотворили никаких глупостей только потому, что доверяют мне. Если ты не будешь помогать, то я им об этом скажу. И тогда может случиться что угодно.

— Это — угроза, Роуз, даже если ты облекаешь её в изящную форму, — горько сказал я.

Она покачала головой:

— Нет, не угроза. Как я уже говорила, они мне доверяют. А доверяют они мне потому, что знают: я не буду им лгать. Если ты решишь, что моя помощь недостаточно хороша для тебя, то я сохраню их доверие, сказав им правду.

Дойдя до ручки, я уронил голову в ладони:

— Зачем ты так с собой поступаешь?

Она некоторое время молчала, но чуть погодя я ощутил, как она нащупала мою руку своей. Зная, что это неправильно, я взял её за руку. Она тихо спросила:

— Ты на меня злишься?

Я подумал об этом, и признался:

— Нет. Я злюсь на себя за то, что втянул тебя в это — за то, что не могу тебя защитить.

— Тогда ты в точности знаешь, что я чувствую, — сказала Роуз. — И это отнюдь не впервые. Знаешь, почему я ненавижу Сэра Игана?

Иган был тем, кто удерживал её, пока умирал Дориан, не позволяя ей броситься под массивные ворота, раздавившие её мужа в пыль. Меня там не было, но была Пенни, и она несколько раз рассказывала мне о случившемся.

— Ага, — сказал я.

Наклонившись вбок, Роуз положила голову мне на плечо:

— Нет, не знаешь. Ты, возможно, думаешь, что знаешь — но всё не так просто. Я понимаю, что он действовал, защищая меня, и я также осознаю, что я ничем не могла бы помочь. А ненавидела я его за знание, которое получила в тот день. Ощущение беспомощности. В тот день я познала всю глубину того факта, что я бессильна. Я смотрела, как он умирал — и ничего не могла сделать.

С тех пор я поклялась, что не позволю этому повториться, — сказала она сдавленным от эмоций голосом.

Обняв рукой её плечо, я кивнул:

— Я понимаю.

— Дело не только в этом, Морт. Далеко не только в этом. Нынешняя ситуация — полное повторение прошлого, и я сделаю что угодно, дабы её остановить, и никто — ни ты, ни Иган, ни даже Королева — не помешает мне тебя спасти. А если окажется, что я не могу, то я буду рядом с тобой под этим камнем.

Её убеждённость заставила меня смириться, особенно потому, что я не чувствовал, что достоин её — но я всё равно её принял. Роуз загнала меня в угол. Отказавшись принимать её решимость, я лишь сделаю ей ещё больнее.

Я снова посмотрел на неё, наблюдая за текущими по её щекам слезами. Текли они недолго, а когда остановились, она вытерла лицо, и подняла на меня взгляд покрасневших глаз поверх изнурённой улыбки. Моё сердце страдало за неё, и внутри меня зародились слова.

— Роуз, — серьёзно произнёс я. Мой рот снова раскрылся, но никаких слов не донеслось. Я не мог это сказать.

«Я люблю тебя». Почему это было так трудно? За прошедшие годы я дюжину раз говорил ей это. Небрежное утверждение, которое кто угодно мог адресовать другу или члену семьи. Но теперь оно было другим.

Она прижала палец к моим губам:

— Ещё рано. Я не первый год одна, и смирилась с этим. Твоя потеря ещё слишком свежа. Не вынуждай себя.

После этого мы не разговаривали, но когда она через некоторое время ушла, то выдала мне одно последнее послание:

— Будь готов к завтрашнему дню. Тебя ждёт ванна.

— Чего? — ляпнул я, но она ушла, не ответив, с таинственной улыбкой на губах.