Отрезанный мир

Глава 15

Темницы в общем и целом были неприятными местами, и та, что находилась во дворце в Албамарле, не являлась исключением. Лично я никому не стал бы её рекомендовать, но, с другой стороны, люди не пребывали в темницах добровольно. Не сказать, чтобы все казематы были грязными, полными крыс и зловония дырами с антисанитарными методами удаления отходов. Темница Ланкастера, например, была образцовой — весьма чистой и ухоженной.

Однако эта была отнюдь не в таком же хорошем состоянии. Хотя Ариадна не была известна жестокостью, а её отец, Джеймс, также был милостив, предшествовавший им правитель был иного рода. Во время правления Короля Эдварда темница активно использовалась и почти не чистилась. С тех пор занимавшие после него трон монархи по большей части в тюрьме не нуждались, помимо верхнего уровня, который таки убирался и поддерживался хорошем состоянии. Нижние же этажи были закрыты и игнорировались.

Меня повели отнюдь не в камеру на верхнем уровне. Согласно Гарэсу, те благородные помещения не подходили для мага моего положения и ранга. Нет, мне следовало заселиться в комнаты, соответствующие моим способностям — в королевские покои, если уж на то пошло. Или, точнее, покои магические. Никто из ныне живущих не знал о существовании камеры, к которой он меня привёл. То был пережиток далёкого прошлого, о котором лишь Гарэс и помнил.

Лично я тихо надеялся, что Гарэс знал об этом месте лишь потому, что его самого когда-то сюда запихнули, однако он отказывался отвечать на мои вопросы на этот счёт.

Мы с Гарэсом и Коналлом стояли в конце длинного коридора на нижнем уровне, лицом к сплошной стене. Последние камеры, которые мы миновали, были в более чем пятидесяти ярдах позади, и проржавели настолько основательно, что я сомневался в их способности удерживать заключённых — как обычных, так и магов.

— Полагаю, это — последняя остановка, — сказал я с некоторым пафосом.

Гарэс с сомнением посмотрел на меня.

— Признавайся, ты же сам хотел это произнести, — лукаво сказал я.

— Вообще-то, я собирался сказать тебе не волноваться. То, что ты до сих пор видел, плохо соответствует месту, которое станет твоим новым домом, — серьёзно произнёс Гарэс.

Я медленно закрыл глаза, и так же медленно выдохнул. В Гарэсе не было ни капли веселья. «Ему нужно чувство юмора. Может, дело в том, что он очень долго пробыл драконом?». Эту мысль я быстро отбросил. Созданные мною драконы разбивали эту теорию в пух и прах. Драконица Алиссы, Сасси, развеивала мысли об отсутствии у драконов чувства юмора каждый раз, когда раскрывала рот.

Гарэс начал расслабляться — признак того, что он собирался использовать свои способности архимага, чтобы соединиться с чем-то вне себя — но затем остановился.

— Прежде чем я открою дверь, позволь мне предупредить тебя, Мордэкай. Уверен, что с того мига, как на тебе замкнулись эти кандалы, ты размышляешь о том, как от них избавиться. Не буду отрицать — для тебя или меня это весьма возможно, но никакой пользы тебе от этого не будет. Что важнее — тебе нельзя использовать твои метафизические способности против другого архимага.

— Беспокоишься о своём здоровье, Гарэс? — поддел я его.

— Да, но дело не только в этом, — откровенно ответил он. — Я слышал о твоём поединке с Тирионом, и с тех пор его тоже предостерёг. Вы оба были гораздо ближе к гибели, чем осознавали. Для одного из нас всегда опасно сражаться с другим обладателем таких способностей. Даже если мы стараемся этого не делать, в горячке боя слишком легко допустить оплошность.

Он раззадорил моё любопытство:

— И что случится?

Гарэс поднял руку, и снял своё кольцо:

— Возьмём, к примеру, это кольцо. Если один из нас сделает его частью себя, то всё будет хорошо. Никто не пострадает. Если же мы оба попытаемся сделать это одновременно, то нам обоим конец. Однако важно помнить, что это может быть что угодно — земля, воздух, или конкретный предмет. Не важно, насколько большой он или маленький — если два архимага соединяться с ним одновременно, то станут одним существом.

Его речь напомнила мне о том, что я сделал с Пенни — и, один раз, с Элэйн. После каждого раза я был не до конца уверен, была ли моя душа действительно моей, или мы, быть может, поменялись местами. Тем не менее, особых проблем в результате не было.

— Когда ты говоришь «одним существом», что именно ты имеешь ввиду? — спросил я.

— Я сам ни разу этого не видел. Насколько я знаю, архимаги всегда были настолько редки, что за всю историю это случилось дважды — но в записях говорили о страшных последствиях. Тела двух людей сливались подобно воде, создавая чудовище, обладавшее чертами обоих. Их разумы также смешивались, и результатом всегда становилось безумие, — объяснил он.

Я подтолкнул его, желая узнать больше:

— И что с ними стало? Их добили?

Рыжебородый маг покачал головой:

— В обоих случаях они сами себя уничтожили, чтобы положить конец своим мучениям.

— Благодарю за предостережение, — с искренней благодарностью отозвался я.

— Я тебя предупредил для моей же собственной безопасности, Мордэкай. Уверен, тебя будет терзать искушение сбежать, пока ты здесь. Поэтому либо я, либо Тирион будем круглосуточно стеречь твою камеру, вместе с другим магом, вроде твоего сына, или одного из крайтэков Ши'Хар. Если ты попытаешься уйти в землю или как-то ещё, мы тебя остановим, и результат будет губителен для нас обоих, — сказал Гарэс.

Я не мог не почувствовать к нему уважение — как за честность, так и за тот факт, что он по сути ставил на кон свою жизнь, чтобы держать меня в заточении.

— А тебя не волнует, что я могу попытаться что-то сделать просто из вредности? Если меня точно казнят, то терять мне почти нечего.

Гарэс отрицательно покачал головой:

— У тебя гипертрофированное чувство справедливости. Хотя ты мне не особо нравишься, мне не известно ни об одном случае, когда ты причинял бы кому-то вред по таким причинам. Большая часть твоих прошлых, впечатляюще тупых решений была принята из-за невежества, а не по злому умыслу. Поэтому я посчитал, что лучше уведомить тебя о возможных исходах.

— Однако же ты всё ещё веришь, что я убил Принца?

— Моё мнение на этот счёт значения не имеет, — сказал архимаг. — Но — да, именно поэтому я и верю. Ты неоднократно показывал, что готов действовать на основании своего понимания справедливости, и к чёрту последствия. Похоже, что этот случай — лишь очередной пример подобной глупости.

Как я мог с этим спорить? Вместо этого я лишь уставился на него.

— И ещё, — продолжил Гарэс. — Моя жена беременна. Пройдёт несколько месяцев, и я впервые стану отцом.

Это было не дружеское сообщение радостной вести. «Он намеренно даёт мне знать, что если я его угроблю, то оставлю ребёнка без отца», — подумал я. «Будто мне мало риска навредить Коналлу, если он окажется на страже».

— Поздравляю, — сказал я ему. — Приму это во внимание.

Снова расслабившись, Гарэс раскрыл свой разум, и заговорил с находившимся перед нами камнем, делая его частью своего существа. Для меня это был интересный момент, поскольку у меня никогда прежде не было хорошей возможности увидеть процесс со стороны. Выглядел он удивительно не впечатляющим. Не было никакого движения эйсара, или какого-либо иного признака того, что Гарэс что-то делал — но я ощутил перемены в находившейся перед нами стене. Я уловил лёгкие перемены в тихом голосе, и заставить себя не прислушиваться к нему было трудно — но я помнил слова Гарэса.

Для архимага слушать мир — это не просто пассивный процесс, это также означает для нас связь с этим миром. Моё любопытство могло убить нас обоих. Я приложил сознательное усилие, чтобы игнорировать действия Гарэса. «Перестраховщик», — раздражённо подумал я. Как он справедливо отметил, никакая камера не могла удержать архимага — значит, делали её для обычных волшебников. А для тех достаточно было создать лишь мощные чары, которые можно было отпирать и запирать обычной магией. При должной смекалке так можно было заточить даже бога — в прошлом я и сам такое проделывал. Учитывая редкость архимагов, не было смысла строить тюремную камеру, которую только они и могли открывать, и Гарэс наверняка знал нужное заклинание. Просто он не хотел демонстрировать его в моём присутствии, намеренно прибегнув к метамагии, наблюдать которую я не мог.

Стена начала просвечивать, и вскоре растаяла, став прозрачной как мутная вода.

— Заходи, — приказал мой тюремщик.

Я покосился на Коналла, тот состроил извиняющуюся мину. После чего я сделал, как мне велели. Оказавшись внутри, я заметил, что стены камеры были выложены серебряным металлом, и все поверхности были покрыты рунами, составлявшими сложные чары. Мой новый дом был квадратным, где-то десять на десять футов, а из мебели была лишь каменная скамья, на которой можно было сидеть или лежать. В отличие от обычных камер, никакой дыры или стока для удаления отходов не было. Вместо этого в углу стоял ночной горшок. Я мог лишь предположить, что любое отверстие считалось слишком большим риском.

— Выглядит уютно, — сказал я им, глядя назад через мутную каменную стену.

Гарэс не улыбнулся:

— Возможно, тебе будет интересно узнать, что последним обитателем этого места был Джерод Мордан — тот самый волшебник, который призвал Балинтора, и едва не уничтожил наш мир.

Это было чуть больше тысячи лет назад.

— С мебелью он тут особо не заморачивался, да? — прокомментировал я, ухмыляясь.

Если бы я надеялся вызвать смех, то был бы разочарован. Гарэс был невозмутим, как всегда. У Коналла глаза были красными, будто он в любой миг готов был расплакаться. Сын раскрыл рот, начав:

— Папа…

Тут я наконец заметил, что на нём была надета накидка, которую я ему принёс.

— Всё хорошо, сын. Ты не виноват. Накидку не снимай. Стыдиться тебе нечего. — После чего стена стала твёрдой, и отсекла меня от внешнего мира.

Шедший извне свет исчез, меня накрыла тьма, и я опустил голову. Больше некому было на меня смотреть. Для волшебников отсутствие света большой проблемой не было, и оковы не препятствовали использованию моего магического взора, хоть и несколько притупляли его — впрочем, в камере десять на десять особо разглядывать было нечего. Заложенные в стены чары не давали мне видеть то, что находилось снаружи.

Мне нужно было о многом подумать, но в тот момент у меня сердце к этому не лежало. Поэтому я опустился на каменную скамью, и вытянулся на ней. «А я-то думал, что публичная порка была самым унижающим событием в моей жизни. Она и в подмётки не годится тому факту, что меня арестовал и посадил в камеру мой собственный сын».

Закрыв невидящие во тьме глаза, я подумал о том, чтобы поспать. Мысль была довольно глупой, поскольку я и близко не был готов ко сну. Потом я подумал о еде. Её у меня не было, поэтому мысль оказалась короткой — но я порадовался тому, что мы с Роландом позавтракали перед отбытием в Албамарл. Было чертовски жаль, что последняя моя трапеза состояла из сушёной баранины и каши, но у меня было такое чувство, что в грядущие дни я буду тосковать по такой роскоши.

Воды в камере тоже не было, что казалось ужасно несправедливым. Впрочем, чем больше бы я пил, тем быстрее бы я наполнял ночной горшок, и я не хотел думать о том, что это могло случиться до того, как кто-то придёт его выносить.

Наконец я начал исследовать свои кандалы. Они были весьма похожи на те, что описала моя дочь, Мойра, хотя, очевидно, и были сделаны более качественно. Судя по всему, Гарэс был неплохим чародеем. Основной принцип был прост — оковы впитывали любой эйсар, который я пытался испускать. Если я не напрягался, то они могли собрать лишь те крохи, которые я испускал естественным образом — но каждый раз, когда я пытался сделать что-то сознательно, они быстро втягивали всю силу в себя.

В некотором смысле, они были похожи на чары, которые я некогда использовал для зарядки моих железных бомб — вот только они собирали не тепловую энергию, а сам эйсар. Однако ключевым моментом был тот факт, что у них был предел, как и у моих бомб. В конце концов они полностью заполнятся, и если хранящаяся в них сила поднимется выше этого предела, они взорвутся. Мне подумалось, что не стоит носить их, когда это произойдёт.

Учитывая мою силу, мне было вполне возможно наполнить их за пару дней, если полностью посвятить себя этому занятию, но поскольку самоубийственных порывов у меня не было, я решил пока отложить этот вариант. Избегая намеренного испускания эйсара, я мог протянуть в них неделю, или две. Трудно было сказать точнее, не проведя проверку этого материала, поскольку, в отличие от железа, его энергоёмкость была мне неизвестна.

Кандалы были высечены из какого-то кристаллического минерала. Кристаллы часто могли удерживать в себе удивительные объёмы силы — поэтому я в прошлом и использовал алмазы для создания стазисных кубиков, которых хватало для заморозки целого города. Этот материал скорее всего не имел такой же ёмкости, но и размеры у кандалов были побольше, чем у тех алмазов.

Как бы то ни было, это направление мыслей было тупиковым. Перегрузка оков наверняка меня убьёт. Лучшим — и самым простым — вариантом было использовать мои способности архимага, позволив веществу оков пройти через мои запястья. Однако, тут было две проблемы.

Во-первых, я не знал, находился ли я под наблюдением. Если так, то мои действия могли вызвать ответную реакцию, и если это приведёт к бою с Гарэсом или Тирионом… ну, об этом меня предупреждали. Второй проблемой было то, что в оковах, на внутренней стороне, могли быть невидимые для меня скрытые чары. Если бы их делал я, то добавил бы что-то, чтобы определять отсутствие запястий в кандалах. Другими словами, они могли взорваться, если бы я снял их ненадлежащим образом.

Однако единственной причиной их снимать был простой личный комфорт. Быстрый осмотр встроенных в стены чар уже показал мне, что они были примерно такими же. Помещение было похоже на Комнату Железного Сердца, которую я построил в качестве ловушки для бога. Она могла впитать любую силу, какую я мог к ней приложить, и хотя Карэнта она удержать бы не смогла, на меня её хватало с лихвой. Чтобы сбежать, мне нужно было уничтожить чары, или использовать способности архимага, чтобы пройти через стену, как мне недавно позволил войти Гарэс.

Те же две проблемы, не позволявшие мне попытаться снять оковы, стояли также остро в отношении наложенных на камеру чар.

А что насчёт телепортационного круга? Ха! Камеру делали для содержания магов, и из неё не удалось сбежать Джероду Мордану, у которого была та же врождённая способность телепортироваться, что и у Керэн. Хотя я и не потратил достаточно времени, чтобы разобраться в большей части чар, я мог заранее предположить, что такие уловки они тоже блокировали.

— Ну и попал же я в передрягу, — сказал я вслух, скорее чтобы услышать свой голос, а не по какой-либо другой причине. В комнате стояла мёртвая тишина. Тишина могла быть страшнее тьмы. Она уже начала глодать меня.

Опустив руки, я ощупал свой живот, жалея, что меня нет моих мешочков, или хотя бы просто пояса. И то и другое у меня забрали, весьма справедливо догадавшись, что в них у меня могли быть припрятаны всякие хитрости. А ещё у меня забрали сапоги и куртку. Я был одет лишь в простую рубаху и штаны.

И ноги начали мёрзнуть.

— Могли бы хоть носки оставить! — крикнул я, гадая, услышит ли меня кто-нибудь. Если и слышали, то не расщедрились на ответ. Было бы здорово услышать даже смех, или ругательства. Что угодно — лишь бы знать, что кто-то меня услышал.

«Сколько я уже тут провёл? Час, два?». Я рассмеялся. Скорее всего, не прошло ещё даже двадцати минут. Сколько осталось до суда? Если неделя, то мне нужно было ждать — я быстро прикинул в уме — ещё пятьсот четыре раза по столько же.

А если больше недели?

— Будет непросто, — сказал я себе.

Через некоторое время я погрузился в воспоминания. Одним из преимуществ идеальной памяти было то, что всегда можно вновь вернуться в прошлое. Стараясь игнорировать твёрдый камень под спиной и холод в ступнях, я вновь с головой ушёл в тёплые летние деньки. Когда я ещё был просто другом Пенни — девочки, которой, казалось, никогда не хватит глупости в меня влюбиться. Когда у Маркуса всегда был какой-то дурацкий замысел, чтобы скоротать время. Когда Дориан снова и снова тащился за нами в очередное приключение.