Отрезанный мир

Глава 40

Комары — верный способ испортить любой пикник. Прожив большую часть жизни в горной долине, я всегда считал их докукой, связанной с лесистой местностью, а не с пляжем, но с наступлением вечера они накинулись на нас с яростной жаждой крови, заставившей меня пересмотреть мои прежние взгляды.

В отличие от большинства причудливых животных, которых я встретил в сменившей Ланкастер местности, это были обычные насекомые — но это скорее всего потому, что комары уже достигли вершины зла. Хуже они стать просто не могли.

— А ты ничего не можешь сделать? — спросила Роуз.

Я, конечно, мог. Я мог возвести защитный барьер, который бы пропускал воздух, но не маленьких насекомых, что-то вроде мелкой сетки. Но это потребовало бы магии, а я всё ещё берёг энергию. Более простым, но бесконечно более опасным вариантом было призвать пустоту. Некогда, будучи шиггрэс, я обнаружил, что в моём присутствии умирало всё вокруг — насекомые, растения, и вообще всё, что оказывалось слишком близко. Этот вариант определённо не подходил из-за присутствия Роуз. Даже если будь я один, это на самом деле был о бы неосмотрительным вариантом, но для комаров я мог бы сделать исключение.

В конце концов мы пришли к тому, что просто завернулись в одеяло, и попытались накрыться им с головой. Это может звучать романтично, но на самом деле таковым не являлось. Из-за накрывавшей наши головы ткани я начал чувствовать, будто меня душат. Не говоря уже о том, что мои ноги торчали с другого конца. Знали об этом комары или нет, в моём воображении они ковром покрывали пальцы моих ног.

В какой-то момент наши насекомые угнетатели нашли себе другое занятие, и наш маленький мирок снова стал мирным. Звёзды ярко сияли у нас над головой, а океан наполнял воздух непрерывным шумом, успокаивавшим мои нервы. Воздух был достаточно прохладным, чтобы мы не потели. Роуз положила голову мне на плечо, и мы заснули.

Проснулись мы через сколько-то часов, до рассвета, когда я обнаружил, что за ночь мне кто-то ампутировал руку. Когда я сел, стало ясно, что моя рука никуда не делась, но полностью потеряла чувствительность. К тому же, я был покрыт следами маленьких укусов. «На пляже что, блохи живут, или комары прошмыгнули к нам под одеяло?» — задумался я.

Ожидая возвращения моей руки на боевой пост, я осознал, что мой эйсар частично восстановился. К норме он ещё не вернулся, но мне теперь уже не нужно было особо волноваться об экономии энергии. В целом, моё врождённое восстановление было быстрее, чем моя трата эйсара почти во всех ситуациях кроме самых стрессовых.

Я также был голоден.

Роуз сидела рядом, завернувшись в одеяло. Я повернулся к ней, и спросил:

— Есть хочешь?

Она кивнула:

— Если только ты не имеешь ввиду плесневелые сухари.

Оглядевшись, я решил, что проще и безопаснее скорее всего будет океан. Встав, я отцепил пояс, а потом, прежде чем снять импровизированную юбку, предостерёг Роуз:

— Ты, возможно, захочешь отвести взгляд.

Верная себе, она лишь ухмыльнулась, не отрывая взгляда от моей спины. «Женщины», — подумал я. «Если бы я так поступил, они назвали бы меня извращенцем». Но я был не против. Сбросив юбку, я потряс перед ней ягодицами, и побежал к воде.

Пловцом я был не плохим, но и не хорошим. Я быстро обнаружил, что полёт и плаванье не так уж и различались. Нырнув под волны, я создал вокруг себя щит, и, ухватившись за ближайшую морскую воду эйсаром, понёсся сквозь воду. Ощущение было чудесно освежающим. Я чувствовал себя так, будто заново родился рыбой.

Мне приходилось регулярно возвращаться на поверхность, чтобы вдохнуть, но благодаря моей скорости я мог покрывать между вдохами большое расстояние, а мой магический взор легко позволял мне заметить разнообразную живность вокруг. Не будучи прибрежным жителем, я был не уверен в съедобности большинства этой живности, поэтому решил ограничиться рыбой.

Там были маленькие акулы и большие скаты, но я мало что знал об их пригодности в пищу. Также имелось множество мелкой рыбёшки, но я не хотел тратить время на чистку более чем одной, поэтому не спешил, и наконец обнаружил большую серебристую рыбину, которая была слишком красивой, чтобы не быть съедобной.

Моя жертва была длиной более двух футов, и не выказывала никакого страха, когда я подплыл к ней. Он, наверное, удивился, когда я проткнул его точной силовой стрелой, и подтянул к себе. С рыбой в руках, я метнулся вверх, и мы вынырнули из воды. Потом я пролетел обратно к Роуз, и гордо продемонстрировал мой улов:

— Ужин подан, мадам!

Она улыбнулась, затем ухмыльнулась, а я вспомнил, что я голый. Уронив рыбу, я поспешно натянул обратно юбку. «Ха, обратно юбку», — подумал я, и задумался, а играют ли женщины вот так словами каждый раз, когда одеваются[5]. «Нет, наверное», — решил я, сделав себе мысленную заметку спросить позже у Пенни. Она ненавидела игру слов, поэтому я всегда запоминал такие вещи, чтобы её изводить.

От этой мысли пришёл очередной укол боли, но я постарался его игнорировать, и принялся чистить пойманную мной рыбу. Я быстро выяснил, что зачарованные клинки для чистки рыбы подходят просто ужасно. Они просто слишком острые. Мой нож всё время резал шкуру, а не отскабливал чешую. В конце концов я вынужден был использовать тыльную сторону ножа, что не было идеальным, но работало.

Сосредоточившись на работе, я перестал следить за тем, чем занималась Роуз. Осознав, что её нет рядом, я на миг запаниковал, прежде чем заметил её магическим взором. Она уже возвращалась, неся в руках сухие ветки.

— Не уходи далеко, — сказал я ей наверное слишком сурово.

— Я и не уходила далеко…

— Тут опасно, Роуз. Рядом могут быть самые разные хищники, — с укором сказал я ей.

Она подняла бровь:

— Ты бы заметил их своим магическим восприятием. Ветки были совсем рядом у опушки.

— Нам не нужны дрова. Мы можем готовить и без них, — настаивал я. — Некоторых местных хищников мне очень трудно заметить. Тут есть земляные пауки, выглядящие почти как камни. В прошлый раз я их пропустил, когда Пенни…

Её лицо смягчилось:

— Её рука?

— Нет, то были медведи, — наконец сказал я, но осознал, что мои страхи все смешались в кучу. Одновременно злой и сбитый с толку, я просто гневно посмотрел на Роуз.

Неукротимая Роуз Торнбер некоторое время изучала меня взглядом, затем уступила:

— В будущем буду осторожнее.

Я начал складывать ветки домиком. Несмотря на мои страхи, я вынужден был признать, что идея была хорошей. Благодаря дыму вкус рыбы будет лучше, чем если бы я просто нагрел её для приготовления.

— Прости, что сорвался, — попросил я прощения.

На её лице была странная улыбка, когда она ответила:

— Ничего. Я сделала бы то же самое, если бы ты куда-то ушёл. Я не могу ожидать от тебя больше, чем от себя самой, так что всё честно.

Воспользовавшись магией, чтобы поджечь дрова, я вскоре развёл костёр, хотя нам ещё предстояло подождать, пока он немного прогорит, прежде чем вешать над ним рыбу. Пока что я занялся тем, что заострял одну из тонких веток, делая вертел.

— Странная мы с тобой пара, — сказал я, работая.

— Люди — вообще странные существа, — сказала Роуз. — Мы не так уж отличаемся от всех остальных, — выдала она своё мнение, а потом встала, и пошла к воде. — Я вся в песке. Думаю, я немного искупаюсь, пока ты готовишь. — Затем она сняла верхнюю часть того, что прежде было платьем, и начала стягивать через голову льняную сорочку. — Можешь смотреть.

Мои щёки запылали, и я отвёл взгляд, заставив её засмеяться.

— Всё честно, — добавила Роуз, прежде чем начать медленно, томно идти к воде. Я знал это не только благодаря магическому взору, но и потому, что повернулся за ней наблюдать, как только понял, что она больше на меня не смотрит. Пусть она и разрешила, я всё равно чувствовал себя из-за этого весьма порочным, будто я был мальчишкой, пытающимся украсть пирог, а не мужиком за сорок.

Некоторые вещи никогда не меняются.

Позже, когда она высохла, и мы ели нашу рыбу, Роуз подняла тему, о которой я много думал:

— Ты не спросил меня о Тирионе, — сказала она.

Выражение моего лица не изменилось:

— Это не моё дело.

На её же лице было любопытство, будто она нашла какой-то интересный объект для изучения:

— Правда?

— Правда, — подтвердил я. — Я не в праве тебя судить, Роуз. Если уж на то пошло, мне следует тебя благодарить. Ты оставалась на моей стороне, несмотря ни на что. — В определённом смысле, мои слова были правдой, и я определённо считал, что должен ей — но в глубине души от мыслей о том, что ей приходилось делать, у меня сводило нутро.

— Какое благородное заявление, — сделала наблюдение Роуз. — Это всегда меня восхищало в тебе. Большинство мужчин узлом бы завязались от ревности.

Если честно, моё нутро уже завязалось узлом, и её слова делу не помогали:

— Давай не будем об этом, — отозвался я. — Я восхищаюсь твоим упорством. На этом и остановимся.

Она вздохнула:

— Ладно. Поговорим о другом. Легко ли тебе было оставаться благородным после того, как Дориана и Пенни освободили из плена?

Много лет назад Пенни и Дориан были в плену у шиггрэс, и те использовали их, чтобы давить на меня. Держали их какое-то время, в цепях, голыми, и наверняка им было очень холодно. Позже я сказал Пенни, что не винил её ни за что того, что могло там случиться. В конце концов, люди — это люди, и в отчаянных ситуациях всем хочется утешения, хотя в душе, тайком, меня это доставало. Роуз произнесла это всё невинным тоном, но тема была для меня больной, и она должна была знать об этом, раз подняла её сейчас.

Роуз я об этом никогда не говорил, а с Пенни мы больше этот вопрос не обсуждали, когда я всё ей заранее простил. «Дориан ей рассказал», — уверился я. «Он всегда был слишком честным, чтобы хранить тайны, даже если от их раскрытия кому-то бывало больно».

— Пенни я никогда не винил, — наконец ответил я. — Люди — слабые существа, а они были одни, и думали, что их могут в любой момент убить.

— Но тебя это всё равно доставало, верно? — осведомилась Роуз.

Я бросил на неё взгляд, потом снова посмотрел на огонь:

— Немного, но я выкинул это из головы. Им страдали гораздо больше. И после возвращения не заслуживали мелочность с моей стороны.

Роуз кивнула:

— Приятно слышать. Пенни я то же самое сказала.

Я вскинул голову:

— Что? Вы с ней об этом говорили?

— Угу, — ответила Роуз. — Спустя несколько месяцев. Дориан признался сразу же, как только мы остались одни, и весьма подробно. У него в этом отношении всегда не хватало сообразительности. Я предпочла бы, чтобы он оставил это недосказанным, как поступила Пенни. Я хотела поговорить с Пенни, дать ей время прийти в себя.

Поражённый, я уставился на неё с открытым ртом:

— Значит, ты обсуждала это с Дорианом, и с Пенни? И исключили из этого обсуждения только меня?

— Я всегда думала, что ты был из нас самым умным, по крайней мере — в этом конкретном случае. Дориана я простила, но в конце концов почувствовала необходимость внести ясность в этот вопрос между нами с Пенни, — сказала Роуз. — Думаю, она чувствовала облегчение, но несмотря на то, что я сказала ей, что всё простила, мне потребовалось время на примирение с этим.

Я засмеялся над иронией:

— Если бы только Дориан умел держать язык за зубами. Он бы избавил тебя от немалых тревог. Но всё же было не так плохо, верно?

Роуз поморщилась:

— Мой муж был до боли честным. — Затем она подняла три пальца.

До этого момента я не был уверен. Я не знал точно, случилось ли вообще что-то, и тщательно избегал спрашивать об этом. — Три раза? — выпалил я.

Она кивнула:

— Если бы она уже не была беременной, то ты в итоге мог бы вырастить сводного брата Грэма.

На миг я бал ошеломлён, но затем позволил чувствам уйти. Это ничего не меняло. Я всё ещё не винил никого из них, да и вообще, это всё было давно. Но одна из главных действующих лиц сейчас сидела прямо напротив меня.

— Почему ты говорила со всеми кроме меня?

— Это просто, Мордэкай. Подумай. Для меня поговорить об этом с Дорианом или Пенни было одним делом, но обсуждать это с тобой никогда не было вариантом.

Я нахмурился, всё ещё не понимая.

Роуз продолжила:

— Если муж и жена встречаются для разговора о том, какие проступки они друг другу приписывают, к чему это приводит?

— А-а-а, — сказал я. — Теперь я понял.

— Я была злой, но не готова была разрушить собственный брак, — сказала Роуз.

— Я почему-то всегда думал, что ты с этим справилась лучше меня, — признался я. — Ты всегда так умела держать себя в руках.

Роуз легко засмеялась:

— Это не у тебя Дориан просил прощения каждый день в течение не одной недели, и не тебе он признавался в своих деяниях тщательно, с совершенно ненужными подробностями. Чудо, что я его не убила.

Я вздрогнул:

— Ауч. Он действительно был слегка тугодумом. — Несколько минут мы молчали, наслаждаясь шелестом волн. Почему-то наша странная беседа заставила меня ощутить, будто с моих плеч свалился небольшой груз. — Но жаль, что нельзя их вернуть, — наконец сказал я.

— Мне тоже, — с тоской ответила Роуз.

— В тот день, в темнице. Ты сказала мне, что я не был готов.

Роуз кивнула.

— А как я узнаю, что готов? Сколько тебе потребовалось времени? — спросил я.

— Не знаю, — честно сказала Роуз. — Даже после стольких лет я всё ещё не уверена. Думаю, что сейчас готова, но так и не проверила это.

Сбитый с толку, я посмотрел на неё:

— Но как же…?

— Значит, тебя это всё же достаёт. В итоге ты не такой уж и благородный, а? — со злорадной улыбкой сказала она.

Я нахмурился:

— Это действительно достаёт меня немного, но как я уже говорил, не мне судить. Что бы ты ни сделала, с Тирионом, с тюремщиком, или с тем, другим мужиком… ты делала это ради меня. Если что я и чувствую, так это стыд за то, что поставил себя в такое положение. Будь я на твоём месте, я сделал бы всё, чтобы помочь тебе, или кому-то из моей семьи. Это на самом деле благородно, если ты думаешь…

Роуз подняла ладонь:

— Постой. С каким это «тем, другим мужиком»? У тебя не было возможности поговорить с Керэн.

Значит, это действительно было.

— Тот мужчина в твоей комнате, когда я пришёл поговорить. — На самом деле, если подумать, это было до моего ареста. Значит, он был у неё действительно любовником, а не вынужденной мерой…?

Роуз засмеялась, и совсем не своим обычным, подобающим леди смехом. Это был глубокий, утробный хохот, перемежавшийся странными, пронзительными носовыми звуками. Наконец она сумела выдавить:

— Ты действительно думал, что я спала с Манфрэдом? И с тюремщиком? Ты, наверное, очень низкого мнения о моём вкусе насчёт мужчин!

Сбитый с толку и выбитый из колеи, я прибег к юмору:

— Ну, ты, похоже, запала на меня, так что у тебя явно не все дома.

Этим я заработал лишь её обычный, вежливый смех, а потом она заговорила серьёзно:

— Ни с кем из них я не спала. Я сумела найти иные решения, хотя буду честной — если бы для твоего спасения это было необходимо, то я так и поступила бы.

Меня захлестнуло чувство облегчения, за которым последовала вина. Этот вопрос не должен был беспокоить меня, вне зависимости от того, что было, или чего не было. Иногда быть благородным — очень трудное дело. Однако одно сомнение продолжало меня снедать:

— Даже с Тирионом?

Роуз пылко сверкнула глазами:

— О, что касается этого мужчины, с ним я вообще не спала. Он был слишком первобытным, слишком животным, чтобы легко удовлетвориться. Всю ночь меня занимал. О нём я не жалею ни капельки. Вообще, мне даже немножко жаль, что ты его убил.

— Можно было просто сказать «да», — в гневе и ревности произнёс я. — Если он тебе так нравился, то незачем было меня спасать.

Она подошла ко мне, и похлопала по щеке, с абсолютной искренностью ответив:

— О, такой мужлан полезен для удовлетворения плотских страстей, Мордэкай, но ты — милее. — Прошло несколько секунд, прежде чем её напускные эмоции дали трещину, и она снова засмеялась.

Тут-то я и осознал, что она меня подкалывала.

— Это было жестоко, — сказал я, чувствуя себя глупо.

— А ты хотел бы знать, что произошло на самом деле? — спросила она.

Я был уже ни в чём не уверен:

— Не знаю. А следует? Прежде чем решить, подумай о Дориане.

Она улыбнулась:

— Ты определённо захочешь знать. — Затем она начала описывать всё, через что прошла за последнюю неделю, ничего не опуская.

Кое-что из этого меня злило, особенно про Тириона, но когда я узнал, как она его обманула, то не мог почувствовать одновременно радость и лёгкое сочувствие в его отношении. В конце он действительно чувствовал, что его предали. Но я всё равно бы его взорвал. В целом, я чувствовал себя ужасно из-за стресса, который она испытывала, и был поражён тем, что она вообще со всем этим справилась. Убийство Манфрэда стало шоком, и я видел, что из всего случившегося именно это больше всего её беспокоило.

К тому времени, как она закончила, ветер усилился, а небо над океаном потемнело, покрывшись грозовыми тучами. Начиналась буря. Откинувшись на локти, я посмотрел на Роуз:

— И вот, мы здесь. Преступники. Меня разыскивают за убийство, половина моих друзей хочет меня арестовать, а вторая половина стала моими сообщниками, чтобы сохранить мою свободу. Мне почти жаль, что мы не можем оставаться здесь. Этот морской берег гораздо лучше, чем реальный мир.

Роуз изучала взглядом горизонт:

— Не знаю. Думаю, мы сейчас промокнем.

— Давай-ка, я покажу тебе магию, — предложил я, и потянулся. Раскрыв разум, я потянулся внутри, расширяя своё «я», чтобы включать в него песок подо мной и вокруг меня. В отличие от обычного волшебства, это не стоило мне ни капли эйсара, а лишь толики моей человечности, которая, как я надеялся, вернётся. Песок вокруг меня закипел, и начал подниматься, карабкаясь вверх и собираясь в толстые стены, на которых покоилась тонкая крыша из сплавленной слюды. Спереди и сзади я оставил конструкцию открытой, чтобы через неё мог дуть ветер, но от дождя она должна была укрыть.

Закончив со своим проектом, я снова начал сжиматься. И когда мой разум снова стал человечнее, я подумал о Пенни. «Ей бы понравилось». Тут мир накрыла тьма.