Тропинка, что стелилась под ногами, выглядела достаточно протоптанной. Ходили здесь часто, валежник на глаза практически не попадался – его-то как раз собирать не возбранялось. На покупку дров, а тем более угля, далеко не у всех денег хватало, поэтому и собирали. Кто-то для себя, а некоторые даже промышляли добычей и доставкой хвороста в город. Подлесок оказался достаточно редким, и тропка, петляя мимо зарослей орешника, бересклета и рябины, повела их все дальше в чащу.
Шли тихо, даже разговорчивая девочка переключила все свое внимание на окружающую красоту. Молчала и с интересом вертела головой во все стороны. В лес они выбирались не впервые, но каждый раз это для нее являлось, по сути, целым приключением. Трель соловья, стук дятла, карканье ворона, поскрипывания качающихся от ветра стволов и ветвей – все в новинку. В городе такого не увидишь и не услышишь. Все это завораживало, увлекало.
Лес манил и, казалось, таил в себе невероятные тайны. Слева раскинулась небольшая полянка, покрытая красивыми голубыми цветами, разросшимися подобно ковру, но отец повел ее дальше за собой, мол, нечего останавливаться, если будет время на обратном пути – нарвешь и сплетешь венок для матушки. Дочка надула щеки, но ничего не сказала в ответ.
Спустя какое-то время тропинка стала еле заметной. Людей сюда заходило ощутимо меньше, а впереди, справа, послышалось журчание ручья. Богдан улыбнулся, понимая, что они вот-вот доберутся до выбранного им места. Вот та самая приметная сосна, что наклонялась над тропой, а вот и крупный, поросший мхом камень, торчит из земли до уровня груди зрелого мужчины. Справа – в узкий водяной поток упирается полянка ежевики.
Еще немного, и они доберутся до лесного озера, где на берегу можно остановиться, перекусить, развести костер. Место красивое, сказочное. Вода чистая, прозрачная и холодная, ключевая. Озеро питалось несколькими родниками и практически не прогревалось солнцем. Кроны деревьев закрывали большую часть водной глади. Именно сюда он обещал привести дочку. И пришли они сюда кружным путем, чтобы выйти к самому красивому, на его взгляд, месту.
Отчего люди не ходили сюда? Во-первых, далеко – проще останавливаться близ опушки. Благо места там много, есть, где расположиться. Во-вторых, несмотря на красоту, купаться в озере было действительно холодно и неприятно. Проще сходить на реку, гладь которой делит Кракон надвое. И теплее, и ближе для городских. Ну, а в-третьих, ходили об этом озерке всякие слухи. Что, дескать, место это колдовское, волшебное, дикое. Ушастых тут, вроде, видели. Феи да гномы водятся, да свет по ночам, и все в таком роде. Но Богдан точно знал – сказки все это. С настоящими колдунами, с тварями разными, да, порой, с самими ушастыми ему за свою службу повидаться пришлось прилично. Может, когда-то на заре становления Кракона и было что, но за прошедшие годы перевелось, а молва людская только росла да множилась, ведь место выглядело по-настоящему чарующим.
– Как красиво, – донесся из-за спины голос Росены, выводя Богдана из задумчивости. – Папа, как красиво, спасибо тебе. Спасибо!
Дочка прижалась к его руке, уткнулась лицом в бок. Отстранилась, чтобы лучше разглядеть берег озерца, покрытый цветами. Богдан про себя отметил, что не зря потащил сюда ребенка. Все же его грубый мужской глаз вполне мог оценить красоту окружающего мира.
– Так, Росенка, вон у того камня встанем лагерем, – он погладил ее по голове, весьма довольный тем, какое впечатление произвело на нее увиденное, указал на место предполагаемой стоянки вблизи воды. – Нужно собрать хвороста. Твоя задача – развести костер. Красоту я тебе обещал, но еще говорил о закреплении наших уроков. Умения и навыки оттачивать нужно. Что за приключения без костерка и походного обеда?
– Хорошо, – она улыбнулась и уже готова была убежать в чащу.
– Стоять! – он успел поймать ее за руку. – Ты же помнишь уговор. Далеко не отходи. Вон там видишь сосну покосившуюся, которую подпирает другая, сломанная? Не дальше. Если что-то услышишь, заметишь, почувствуешь, сразу сюда, и зови меня. Лес – это не шутки, он красив, но опасен. Смертельно опасен, не забывай.
– Хорошо, папочка, – девочка на мгновение вновь прижалась к нему, а затем ринулась собирать хворост.
– Резвая ты у меня растешь, – улыбнулся ей вслед Богдан.
Под стоянку ветеран выбрал место у возвышающегося над озером камня, поросшего мхом. Он скинул рюкзак на землю, осмотрелся. Тишина, слышно только, как дочка тащит ветки для будущего костра. Прислушался, показывая знаком вернувшейся с охапкой хвороста Росенке, чтобы вела себя потише. Пели птицы, слышались обычные звуки леса. Богдан любил все это. Утомление от городской суеты давило, и иногда так хотелось убраться в глушь. А порой, в самые сложные моменты, он мечтал о том, чтобы все бросить, всей семьей переехать на какой-то дальний хутор. Почему мечтал, но не действовал? Много причин, все не перечислишь. Основная, пожалуй, – любовь супруги к городу. А еще – мысль о том, что в страже без него не справятся.
Мягкая, зеленая трава подходила почти впритык к воде. Живой ковер и темно-синяя гладь лишь на шаг разделялись красно-желтой глиной. Отсюда все озеро было видно как на ладони. Словно блюдце, окруженное высокими деревьями. Пара крупных стволов валялась рядом со стоянкой. Заход был отличный, плавный, вода прозрачная – рыбу видно, но ключевая – холодная даже в летний зной. Правда, на дне – глина, а не песок, как у Краки. Но купаться-то они и не собирались.
Росена старалась что есть сил, притаскивала ветки и вприпрыжку уносилась прочь за новой порцией. Богдан решил, что нужно поручить дочке натаскать столько, чтобы хватило на готовку и на ночной запас. Сам принес несколько крупных бревен, чтобы положить в костер для жара. Топора он так и не расчехлил, обошелся тем, что нашел и сломал. Не хотелось тревожить стуком лес.
Конечно, ни о какой ночевке разговора не шло, но представление о количестве, необходимом для нормальной стоянки, у дочки должно сложиться. Богдан все эти выходы в лес делал не столько для развлечения, сколько со стойкой уверенностью, что дочка запомнит и поймет, как выживать в полевых условиях, вне города. Как приготовить поесть, что собрать, как лагерь обустроить. Навыки полезные, но в обычной жизни девушки могут никогда не пригодиться. Хотя кто знает, что подкинет судьба? Лучше быть готовым ко всему.
Сам он, пока дочка таскала валежник, разложил припасы. Подумав пару мгновений, все же зарядил арбалет. Мало ли что, все-таки далеко они забрались от города. Положил его под рукой, собрал в кучу немного лапника, устроив неплохую подстилку для них двоих, расстелил на ней взятое из дома толстое шерстяное полотно, сверху кинул одеяло.
– Папа, так хорошо. Это чудесное место. Красота, – Росена стояла, разведя руки в стороны, улыбалась. Она выглядела безмерно счастливой в этот миг. – Почему мы раньше сюда не ходили?
– Не знаю, любимая, почему. – Богдан смотрел на нее и все шире улыбался. Сегодня он попытался расслабиться, отстраниться от мыслей, копошащихся в голове, и полностью отдаться отличному, по-настоящему замечательному моменту. Не так часто он выбирался с дочкой куда-то и, стоило признать, редко видел ее столь радостной и довольной. – Далеко все же от дома. Наверное, ждал я, когда ты подрастешь, красавица моя. Вот и пришло время. Думаю, не последний раз выбрались.
– Спасибо тебе! Я тебя люблю, папа!
– И я тебя, Росенка!
На душе у Богдана стало тепло. Давно он не испытывал такого умиротворения и внутреннего покоя.
Дочка уперла руки в бока, критически оценила количество принесенного валежника, посмотрела на отца. Тот кивнул в ответ, давая понять, что хватит. Тогда она уселась и стала очищать от листвы и подлеска место для костра.
– Молодец, все верно делаешь, но возьми лучше нож. Можно и руками, но долго возиться будешь. – Богдан указал на клинок, висевший на ее пояске. – Им сподручнее рубить корешки травы. Топором это делать не стоит – затупишь попусту, а лопата не всегда под рукой будет. Нож для такого дела сгодится, потом почистишь, протрешь и поточишь.
Когда с кострищем было покончено, Росения начала складывать палочки для растопки. Высечь искру не получалось довольно долго, но она, закусив губу, продолжала и, наконец, из горки веток, сложенной правильно «домиком», по всем законам, потянулся дымок, затем показалось пламя. Глаза девочки блестели от счастья, всеобъемлющего и незамутненного.
Костер разгорелся быстро. Еще бы, если сложить по уму, да раздувать.
– Давай-ка, радость моя, теперь приготовь нам обед!
– А я справлюсь? – засомневалась Росенка.
– В этом я абсолютно уверен! – Отец с удовольствием наблюдал за успехами дочери. Ему хотелось передать ей как можно больше навыков, научить всему, что знал сам. Он не мог понять, почему для него это было важно. Шел по наитию – мало ли что в жизни пригодится.
Еда была простой:гречневая каша на воде с кусками солонины. Дома она бы вряд ли стала такое есть, но тут сделанное своими руками простое и бесхитростное варево должно быть съедено с удовольствием.
– Так, на порцию крупы сколько воды?
– Две.
– Верно, лей... – Богдан следил, с готовностью подсказать и поддержать, но Росенка справлялась отлично сама.
– Теперь ставим куда? Верно, с краю. Цепи нет, поэтому дужку котелка как крепить, чтобы не грелась? Верно. Веточкой можно. Ждем, как закипит, добавляем сало и еще ждем.
По-хорошему стоило сделать поджарку, но отец решил, что для девочки это пока слишком сложно.
Нужно было немного подождать, и он решил рассказать историю, чтобы скоротать время.
– Росенка, пока ждем, историю расскажу.
– Папа, только давай не про мужика.
– Того, который помер?
– Да, эту я знаю. Жил мужик, жил-жил, пока не помер.
Богдан улыбнулся. Когда маленькая Росенка просила еще и еще историй, он говорил ей, что вот есть одна отличная, и рассказывал самую короткую, пожалуй, что только можно придумать. Порой к незатейливому «жил мужик, жил-жил, пока не помер», добавлялись еще некоторые аспекты жизни типа «ходил он в лес на охоту», «рыбу ловил».
– Давай расскажи что-нибудь! – вырвал его из раздумий девичий требовательный голос.
– Ох, что рассказать-то?
– Про яснооких расскажи, про магию их.
Лицо мужины посуровело.
– Ох, доченька. Это очень страшная, опасная, неведомая сила. Не знаю, что и сказать тебе.
Росенка смотрела на него выжидающе, казалось, хотела что-то сказать, но не решалась.
– Давай про то, как убежище в лесу построить, – предложил отец.
– Да, давай!
– Вот смотри, все от деревьев зависит, от того, что растет и из чего строить. Материал-то всегда под рукой. В лесу его – только руку протяни, но в каждом месте лучше искать то, из чего строить проще. Если сосновый, то все проще...
За этим рассказом еда их пропарилась, можно было есть. Хлеб, овощи, четыре яйца стали отличным добавлением к главному блюду. Богдан с удовольствием наблюдал, как дочь уплетала с аппетитом и ничего не оставила от своей порции.
– Так, домой собираться еще рано, – проговорил Богдан, когда с едой было покончено. Он помнил, что его ждут товарищи, но, бездна побери, здесь ему сейчас было так хорошо, так спокойно и радостно, что завершать прогулку с дочкой никак не хотелось. – Давай-ка упражняться в стрельбе. Лук-то твой не зря же брали.
– Давай, давай папа! – Росене явно хотелось продолжить веселье и подольше здесь побыть. Приключение ее воодушевило, а стрельба из лука, пускай и по мишени, – считай, охота.
– Вон видишь большой такой пень, коряжистый? – спросил Богдан.
– Конечно.
– Давай, становись, как я учил, и, одну за другой, все стрелы – туда. Задача – попасть как можно ближе к срезу пня, – он хлопнул ее по плечу. – Если хотя бы одна стрела ляжет в пальце от верха, с меня – пряник из булочной, как вернемся. Любой, какой выберешь.
– Далеко, – протянула она озабоченно. Угощение ей хотелось получить, но испытание, по ее прикидкам, казалось слишком сложным.
– Есть пряники за просто так, это каждый может. Заработать – дело иное. Постарайся! – Богдан встал рядом с дочкой и погладил ее по голове. – Как я тебя учил. Ноги на ширину плеч, носок вперед. Целься, вдохни и отпускай тетиву.
Стрела пролетела чуть выше пня и исчезла в кустах. Росена яростно цыкнула.
– Давай, давай, не злись. У тебя целый колчан, не жалей.
– Собирать потом, – грустно проворчала она, доставая новую стрелу.
– Если хотя бы половина попадет в пень – сам схожу. Договорились? – улыбнулся отец. – Но пряник – как был договор.
Росена кивнула, повела плечами и стала пускать стрелу за стрелой. Богдан следил за тем, как она это делает. Надо признать, получалось у нее хорошо. Некоторые из стражников-новобранцев не обладали такими навыками, а ведь они гораздо старше. Это, несомненно, радовало отца, но все же он озвучил дочке свои желания и рассчитывал, что та сможет выполнить такую задачу.
Сам ветеран в былые годы из арбалета точно бы попал раза с третьего. Сейчас – сложно сказать, с какого. В стрельбе Богдан практиковался редко, предпочитая тяжелый полуторный меч, который в его лапищах выглядел как обычный одноручный, пехотный. Это оружие всегда нравилось ему больше. Как-то увереннее чувствовал он себя, держа за рукоять длинный меч. Тренировался и с огромным двуручным, но без щита в их деле легко получить шальной болт. А здесь уже чистое везение, спасет ли броня или нет.
Седьмая стрела воткнулась близко к вершине пня. Отсюда не разобрать, насколько близко, но по предварительным прикидкам, пряник сегодня все же придется покупать. Девятая скользнула по самому верху и ушла в кусты. Десятая? А она вонзилась еще выше седьмой.
– Попала! Попала! – засмеялась Росена.
– Да ты умница моя. Пойду посмотрю и, как обещал, раз только четыре стрелы мимо ушли, соберу. А ты сиди здесь, – Богдан поцеловал ее в макушку, прижав к груди.
Рука Богдана сама собой схватила арбалет, и он двинулся к импровизированной мишени. Стрела действительно торчала в самом верху пня. Еще одна оказалась совсем немногим ниже. Четыре воткнулись в дерево, а в кустах и на земле оставалось найти еще столько же. Одна попалась на глаза сразу же, вторая...
– Папа, папочка, смотри, какая красота. Смотри, как я могу, – донесся сзади смеющийся голос дочки, когда Богдан нагнулся за последней стрелой, которую до этого долго не мог увидеть. Он с улыбкой разогнулся, обернулся…
Сердце Богдана остановилось. Его охватил ужас, невероятный, давящий, не дающий сказать слово, вдохнуть. Столь непривычная, лишающая сил растерянность от осознания того, что он видел перед собой, ворвалась в разум, пульсируя в висках. Рука судорожно сжала ложе арбалета, собранные стрелы посыпались в траву.
Капли воды, свет солнца, отражающийся в них, огоньки, хлопья тумана, переливы блеска, искр, радуги. Цветы, травинки, вспышки света. Все это вращалось вокруг Росены, а она была частью, центром этого хоровода. В своем васильковом платье, подпоясанном алой плетеной лентой, девочка крутилась, танцуя по воздуху в полушаге от земли. Она смеялась, вращаясь и извиваясь, порхала над поляной, а вокруг творилось настоящее колдовство. Прекрасное, манящее, зачаровывающее, но... столь пугающее. Цветы взлетали к ней, роса каплями переливалась и блестела, образуя радужные полосы от падающего с неба солнечного света.
Росения танцевала, двигалась медленно, изгибалась всем телом, то взметаясь вверх, то опадая. Или? Он видел это словно во сне, будто сквозь пелену безумного кошмара, а на самом деле все происходящее – лишь морок? Наваждение? Что здесь происходит, что с его дочерью? Если это не родная кровинушка перед ним, то кто, и где же ребенок?!
Зрелище по-настоящему зачаровывало своей красотой. Никогда ранее он не видел ничего подобного: его дочь – в центре мириад частиц, разноцветных, сверкающих, сплетающихся в единую переливающуюся сферу из цветов, капель росы, листвы. Его разум не желал принимать осознания творящегося перед ним. Но сейчас глаза его видели, а уши слышали то, что стало фактом. Реальностью, суровой и ужасающей. Росена, его дочка, любимая кровинушка, она – чародей, ведьма, колдунья. Она сейчас танцует, творя волшебство, и сама природа отвечает на ее зов, подчиняется ей.
Дочка радовалась и смеялась, а ужасу отца не было предела.
Богдан начал осознавать, что вот оно – воздаяние, о котором говорила та ведьма. Первая убитая, чью кровь он пролил и жизнь отнял. Сразил каким-то немыслимом чудом. Ее хриплые, непонятные слова. Старое проклятие юности настигло его, пришло взять сполна должок. В ноздри ударил столь привычный и ненавистный запах – кровь, мускус, аромат полевых трав. В этот момент он осознал, уверовал всей душой – все, происходящее сейчас, – это расплата. Казалось, ветеран почувствовал сейчас за своими плечами предсмертное дыхание ведьмы. Ее шепот, смех, все тот же приходящий во снах хриплый предсмертный речитатив. Что тогда говорила она? Смеялась, выхаркивая на него свою кровь, умирая на его руках. Она проклинала его. Вот что все это значило!
Нет! Невозможно. Ярость накатывала на Богдана. Безумная, бессмысленная, всепоглощающая ярость, в которой он, казалось, начал тонуть, теряя рассудок. Такая дань слишком высока, непомерна, ужасна. Платить должен он, а не его родные! Это невероятно, немыслимо. Он отказывался верить. Руки его затряслись, зубы скрипели, гортань пыталась выдавить из глотки какие-то слова. Злость, ненависть, гнев, ответные проклятия. Казалось, колени вот-вот подогнутся, и он рухнет, возведя руки к небесам в бессмысленной мольбе.
Старое проклятие дало о себе знать.
Богдан дернулся, выходя из ступора, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Слух и ощущение опасности не подвели его даже в такой момент. Он услышал хруст. На поляне рядом с озером был кто-то еще. Ветеран молниеносно сориентировался, отреагировал, увидев пришельца. Руки вскинули арбалет. Тетива тренькнула, и через мгновение болт вонзился в глазницу смотревшего на них человека.