Отец. Возродить братство

Глава 14

– С пути сбились, бездна побери, – лицо Злого не выражало ничего хорошего. Он расхаживал из стороны в сторону, ворчал что-то себе под нос. – На восход сильно загнули.

– Если и так, что с того? – выпалил пыхтящий Торба.

– Крюк, браток, крюк. Мы так к ночи только к дороге выйдем. А может, и дотемна не дойдем.

– Плевать. Пара часов. Хф... – тяжелый вздох сбил речь грузного ветерана, а рука инстинктивно поправила заплечный мешок. – Мы тут следы путаем или как? Левша, что молчишь?

– Думаю, если сбились, то самую малость, – ответил тот.

– Верно, браток, и то верно, – Злой, смирившись, усмехнулся и хлопнул Богдана по плечу. – А ты, Бугай, смотрю, мужик здоровый, как всегда. На то оно и кличка такая. Верно? Это мы, деды, вон, пыхтим все. Особенно этот.

Он с усмешкой уставился на Горыню.

– Поговори мне, – проворчал тот в ответ, вытирая потное, разгоряченное и красное лицо тряпицей.

Богдан лишь плечами пожал. А что он мог ответить?

– Ты нам это, расскажи, дружище, как тебя угораздило-то так влететь, по самые уши, да в дерьмо? – Злой продолжал расспрашивать, и Бугай почувствовал, что взгляды всех сейчас устремились на него.

– Ну, пока дух переводим, начну, – он постарался встать поровнее и осмотрел своих товарищей. – Даже не знаю, как сказать-то, – Богдан сделал паузу, размышляя, что стоит говорить, а что нет. – Человека я убил.

Повисла тишина, прерванная смешком Мелкого.

– Одного?

– Ну да, – Богдан понимал, что звучит это по-настоящему глупо. За время их совместных деяний, десять лет назад, людей приходилось убивать многих и часто. Да и работа стражником – это тоже кровь и смерть. А сейчас у них позади больше пяти десятков погибших по их вине людей.

– И что, убивец наш, душегуб проклятый? – ухмылялся Мелкий. – Неужто нынче за такую ерунду стражника, ветерана вначале в подвал глубокий сажают, а потом кандалы цепляют, да на каторгу везут? Э?

– Ерунду? – Богдан хотел было поспорить, но понял, что это сейчас, действительно, бессмысленно.

– Ты ж не благородную девицу кокнул, как я понимаю?

Помолчав секунду, собираясь с мыслями, Бугай ответил:

– Кмета какого-то. Но дело не только в том, что человека убил, – повисло молчание, товарищи ждали с некоторым непониманием на лицах, а говоривший не знал, как верно передать словами случившееся.

– В общем, так... Дочка моя, Росена… – повисла очередная пауза. – Ведьма она, в общем.

Лица слушателей посерьезнели. Сказанное действительно настораживало и пугало.

– Дела… – прогудел стоящий слева Торба, первым пришедший в себя от таких откровений.

– Нож мне в бок, теперь кое-что сходится, – лицо Злого скривилось, и он сплюнул.

– Да что там сходиться у тебя может? – проговорил, смотря на него, Хромой, который до этого лишь тихо слушал. И Злой промолчал в ответ, не стал устраивать перебранку, что было на него не похоже. А тот продолжил:

– Ты детей не имел, не терял. А здесь дело такое, сложное, отцовское. Давай, Богдан, по порядку. – Грустные глаза товарища смотрели на отца, потерявшего дочь, и тому показалось, что в них виднеется некое сопереживание. – Рассказывай дальше, что да как. Мы ж тут все свои. Забрали ее?

– Не знаю...

После короткой паузы он откровенно поведал все, что произошло с того самого злополучного утра, когда они с Росенией в лес отправились. Все, без утайки, от начала и до конца. И про поход, и про танец, и про убийство, и, само собой, про то, что потом было. Отправка родных, арест, застенки, пытки, поход на веслах.

Товарищи не перебивали, слушали. Мелкий тихо бранился, так, чтобы Бугай на него не отвлекался. Видимо, ситуация не располагала к тому, чтобы в обычной своей манере подшучивать над ней. Злой пару раз сплюнул и крепко выругался, когда дело до рассказа о пытках дошло. Болтун, как обычно, молчал. Хромой по-настоящему сокрушался в самые тяжелые моменты истории, качая головой. Остальные слушали с толикой понимания и негодования.

– Ладно, – промолвил Торба, когда рассказ завершился. – Тяжела история, но в дорогу пора. Пойдем пешком, хватит бегать.

Они брели через лес, вновь молча. На этот раз каждый из товарищей осмысливал и переваривал услышанное от Богдана. Что думали они, пробираясь через деревья, оставалось загадкой.

Темнело. До ночи времени было еще достаточно много, но в лесу сумерки наступали всегда быстро. До дороги они так и не дошли. Злой ворчал на Левшу, тот ругался в ответ, говоря, что раз все тут такие умные, вели бы отряд сами. Остальные смотрели по сторонам и выискивали место для ночлега.

Наконец, стали лагерем. Несколько крупных упавших сосен, ложбинка, чуть поодаль – ручеек. Они через него перешли недавно и воды набрали. Валежника много, костер замаскировать довольно просто, издали не увидишь.

– Ну, здесь и встанем, – Торба первым скинул свой рюкзак.

Лагерь разбивали быстро, уверенно, по наработанной схеме. Через считаные минуты по центру в небольшой яме, вырытой несколькими ударами лопаты, тлел костерок. Рядом разместилась тренога с костровой цепью и парой котелков – для каши и для воды. Еще через некоторое время прочие приготовления – ужин, дрова и несколько ловушек вокруг, больше сигнальных, чем опасных для незваных гостей – были закончены, и товарищи расселись у огня. Палить высокое, жаркое пламя смысла не было, вечер выдался теплый, ночь обещала быть тоже не промозглой. Еду готовили на горячих углях, а огонь мог привлечь ненужное внимание. Зверей отпугнет небольшое пламя и запах дыма. Злой, Левша и Торба наконец-то сошлись во мнении, что до дороги им осталось всего ничего, буквально три-четыре сотни шагов. И утром, после сна, они, наконец, выйдут на этот ориентир. А что дальше? Богдан пока этого не понимал.

Ему хотелось поговорить с товарищами. Свою историю он поведал, но не получил от них рассказа о том, как все они собрались, как решились на такой отважный и дерзкий поступок – его спасение. И что все они думают по поводу его беды, его дочери, а также о том, что нарушили закон не один раз и погубили больше полусотни жизней, спасая лишь одну? Какой у них план, куда идут и что собираются делать дальше? Все это волновало Богдана. И сейчас, когда переход наконец-то завершен, и они обосновались на ночной привал, он рассчитывал услышать ответы.

Торба, как было раньше у них заведено, занимался готовкой. В отличие от той стряпни, что получалась у остальных, его еда действительно удавалась вкусной

– Ну, я вам свою беду рассказал, – Богдан сел на бревно и начал разговор. – Ваша очередь. Как вы решили меня вытаскивать? И дальше-то кто что думает делать?

– Обижаешь, Бугай, прямо по сердцу режешь, – проворчал Злой. – Мы же все друг за друга горой. Спиной к спине стояли за Союз когда-то.

– Зад к заду, – хихикнул Мелкий, но, увидев недобрый взгляд говорящего, притих, а тот продолжил:

– Что раньше, что сейчас. Как иначе, браток?

Он посмотрел в глаза Богдану, и тот понял, что Злой говорит совершенно искренне и считает, что так бы поступил каждый. Это довольно больно кольнуло, поскольку сам Бугай сомневался, что вот так бросил бы семью, дочку, супругу, дом, службу и понесся, сломя голову, нарушать законы Союза, убивая десятки людей. Может, конечно, и рванул бы, но... Бездна его знает…

– Злой нас всех и собрал, – Мелкому все же не терпелось влезть в разговор. – Как ягодки, в один туесок. И сам видишь, что вышло. Неплохое такое, забористое варево. Убийственное, я бы сказал.

Вадим при этих словах лишь усмехнулся, ощерив зубы.

– А что Князь?

– О, браток, Славомир Борынич наш – молодец. Ты не смотри, что его нет с нами тут. Мысленно он здесь, – Злой с настоящим звериным оскалом хлопнул себя по груди, там, где сердце, и рассмеялся.

Торба, завершивший готовку, подключился к диалогу, осадив весельчаков:

– Как бы там ни было, а он нам помог, знатно пособил. Ты представь да подумай, Богдан, как славный наш и важный Славомир исчезнет на пару недель из родного дома. Бросит все дела? Перестанет встречаться с людьми деловыми да известными, богатыми да умными? У него же дел этих, рабочих, куча.

Он помолчал, глядя на Злого и Мелкого, те недобро ухмылялись в ответ. Потом продолжил:

– И это не шутки, други. Сразу бы вопросов было много и внимания, как к девице-красавице на выданье. Да еще сказал наш Князь, что первенец у него скоро будет. Дело важное, не до блуждания по лесам. Сам лучше меня понимаешь.

– О! – поднял брови Богдан. Новость действительно была хорошей, странно, что узнал о ней он только сейчас. Видно их братство действительно слишком редко собиралось в последнее время.

– Так вот, он сказал, что мол, готов, ежели надо, – продолжил историю Торба. – Но если пропадет надолго, только вопросы будут. Лишние разговоры, сам понимаешь. А он фигура важная. Так вот, денег выделил, кое в чем помог. А мы, стало быть, как раз к нему в домик охотничий должны к завтрашнему дню добраться. Изба совсем в глуши стоит, туда только он сам, да несколько его слуг по его указке наведываются. Князь, вроде как, на охоту отправится и нас там встретит. Ну и там порешим, что дальше-то.

– Должны-то должны, да только расплатились, видимо, – усмехнулся Злой, смотря на их проводника. – Дороги-то нет там, где должна быть, нож тебе в бочину! Видимо, построили ее только на бумаге.

Мелкий, поддакивая, хохотнул.

– Да что вы взъелись! – выпалил доселе молчавший Левша в ответ с явным раздражением. – Утром будет тракт. Все будет. Я карты знаю, но уже много лет по лесам не мотался вот так, как сейчас.

– Тихо, браток, тихо. Не кипятись. Шуткуем мы, – Злой, видимо, понял, что перегнул палку, поднял руки в примирительном жесте и пихнул второго насмешника, показывая, что тому лучше помолчать.

– Домик охотничий? – Богдан недоумевал. Затея была странной. Князь многим рисковал, пуская его на свой порог.

– Да, все так. Туда идем... – продолжил Злой, но тут его перебил Мелкий яростной тирадой:

– Домик, сарай! Будь он трижды неладен, бездна с ним. Злой! Ты про халупу какую-то, а мы же трех ушастых порешили. – Он сделал многозначительное выражение лица, проводя рукой по своему горлу. – Повторюсь для тех, кто не понял, в чем вся суть. Здесь, вот прямо тут. – Это он проговорил по буквам, для пущей значимости показывая пальцем себе под ноги. – В паре дней пути от Кракона, трех, бездна подери, ушастых! Свиными потрохами мне подавиться. Не ободранных и загнанных. Аристократ их не преследовал. Стража не гналась. Нет! Сидели в отличном снаряжении у реки как куры на насесте. За судами следили или гидру выслеживали, кто их знает. Явно гадость какую готовили. Три здоровых, бодрых и готовых ко всему ушастых! А мы их – хрясь, и того.

Повисла пауза. Мелкий буравил взглядом своих товарищей, ожидая ответа. Его эта ситуация, видимо, давно выводила из себя, и вот на привале он взорвался.

И действительно, если остроухие забрались так далеко от границы своих мрачных владений – вечных, жарких и влажных лесов, то не к добру это. Все собравшиеся здесь, так или иначе, это понимали. Но молчали, пытаясь скрыть свои страхи и неприятные мысли о грядущем. Тишина затянулась и, когда Богдан уже хотел что-то спросить, чтобы как-то разрядить напряжение, подал голос Торба:

– Мелкий верно говорит. Трое ушастых сидели на том самом месте, где мы потом их порешили и лагерь разбили. Судя по всему, высматривали что-то, следили за рекой.

– Да, я это и говорю, – поддакнул Мелкий. – Сидели там. А, значит, что?

– А что? – спросил Проныра. Возможно, он не понимал глубины проблемы. Но, скорее, хотел услышать, что по этому поводу думают другие.

– Да то, башка твоя баранья, одними деньгами забитая!..

– Тише вы, – пробасил Торба. – Спокойно.

– Раз три ушастых так близко к Кракону пробрались, значит, беды не отворотить, – покачал головой Богдан, вмешиваясь в перепалку. – Я за десять лет в страже, конечно, ловил этих ублюдков. Доводилось. Но там были, как бы так пояснить, приграничные конфликты и рейды. Либо нападения на поселения вблизи их непролазных лесов. Либо случайные банды, которые добираются сюда. Они к нам, ну, а люди, те, кто южнее живет, к ним похаживают. На границе уже давно неспокойно. Но места-то те не близко, дней пять от Краки, а то и семь, смотря как двигаться. Многого я не знаю, говорить точно не буду, сколько там и чего, но слышал от других всякое.

Все остальные товарищи слушали его, не перебивая. Его опыт и десятилетняя служба давали ощутимо лучшее понимание происходящего.

– Боюсь, война уже началась. Или вот-вот начнется. Тот шаткий мир с ушастыми, что держался десятилетия, что начался еще до нашего рождения, рушится.

Он смотрел на них, собравшихся у костра в лесу, вдали от жилищ и дорог. Все они ждали этих слов. Каждый понимал это про себя, но сказать о том, что началась большая, настоящая война, не решался. Лица товарищей посуровели, свет от пламени играл, плясал, отблескивал от стальных предметов на их одежде, отбрасывал пляшущие тени, делал черты более острыми.

«Все, как в старые добрые времена», – думал Богдан. Добрые ли? Это другой вопрос. Но тогда, во времена юности, в иной его жизни, закончившейся примерно десять лет назад, он знал, что каждому из них готов поручить свою жизнь. И как показало то, что сделали товарищи-ветераны сегодня, прошедшее десятилетие для них всех не значило почти ничего. Все они, по уговорам или собственной воле, пришли ему на помощь. Сейчас, здесь, у этого самого костра, собралось то братство, о котором они с Торбой и Злым так часто вспоминали последние годы.

– Да, скорее всего, война, – повторил он ровным голосом. – Но она еще не началась в полной мере. Или пока что до нас не добралась. Вы лучше вот что мне скажите. Как спасение мое организовали?

– Да как, Бугай... – начал Злой.

И он, с участием резкого словца Мелкого, ворчания Торбы, уточнений Левши, да со скромной помощью остальных, поведал о произошедшем. Лишь Болтун в своей манере тихо сидел в стороне, слушая и не влезая в разговор.

А история вышла примерно такая.

Узнали они о том, что Богдан в застенках, совершенно случайно. На их встречу пришел только Злой, Торба, да Князь забежал осушить бокал лучшего в том кабаке вина. Злой выпил лишнего и отправился к Бугаю высказать все, что думает. Гнева набрался, решил ругаться, на чем свет стоит, поносить товарища самыми страшными словами. Пришел к дому, а дворник и говорит, что, мол, нет его, Зоря с дочкой днем ушли с вещами, а вечером стража приходила, увела сослуживца с собой. Вроде без цепей, но потом все жилище его перерыли, вместе с яснооким, который присутствовал при аресте. После этого Злой, изрядно протрезвев и ошалев от услышанного, рассказал все Торбе. Тот отправился к Славомиру Борыничу в городское поместье поговорить. И завертелось, закрутилось как-то само.

Князь и Злой через разных людей узнали, что Богдан осужден. За что и почему, доходчиво никто не объяснял. Вроде как за душегубство и предательство законов Союза. Жена заключенного с дочкой пропали, и с того дня от них вестей никаких не было. Никто не видел их ни живыми, ни мертвыми. Попытки их найти закончились фактически ничем. Пара людей из порта говорили о том, что вроде бы садились они на корабль, но верить им особого резона не было. Слишком сильно от них разило перегаром да тухлой рыбой, и уж очень настырно просили эти господа за слова свои монетку на лечение.

И тогда они втроем – Князь, Злой и Торба – решили, что надо Богдана выручать. Как? Попробовали взятку дать, да оказалось, что не все так просто. Что люди, стоящие за арестом их товарища, очень высокопоставленные, и их связи ведут непосредственно к городскому чародею и самым известным краконским аристократам. К старым, могущественным родам, имеющим немалое влияние. Это удивляло и беспокоило еще сильнее, но ситуацию с подкупом удалось свести к простой формальности.

Обставлено дело в итоге было довольно обыденно. Вот, мол, почтенные стражники, наш знакомый, негодяй такой, в беду попал. Можно ли как-то помочь ему, искупить звонкой монетой прегрешения его перед городом? На это последовал жесткий ответ: «Нет!». И тогда созрел совершенно безумный план по спасению товарища.

Князь – известный деловой человек со связями в разных гильдиях, вдобавок к этому из молодой аристократии, которая проявила и зарекомендовала себя во время последних междоусобных войн. Конфликты эти завершились полтора десятилетия назад и повлекли за собой несколько лет хаоса. Славомир Борынич из рода всего в пару поколений, дед его выслужился и получил титул.

Чтобы не привлекать внимания, Князь отбыл из Кракона к себе в загородное поместье. Торжественно, в сопровождении личной охраны и слуг. Отправился так, чтобы только слепой мог не увидеть это. Этим он постарался максимально отвести от себя какие-то подозрения в сговоре со своими старыми сослуживцами. До отъезда, в присутствии третьих лиц, славный Славомир имел разговор с торговцем кожаными вещами Горыней, публично пригласив его в ближайшее время, по старой памяти боевой юности, к себе в поместье по случаю скорого рождения первенца. А также просил передать приглашения всем своим старым товарищам по службе.

Дальше Злой пропал для всех, пустив слухи, что его работодатель задолжал немалую сумму поставщикам кожи, что дела идут у него совсем паршиво, что вложился он в некую доходную на словах авантюру, да прогорело все. Поползли слухи, что самого Злого порешили в канаве, то ли за некие любовные хождения к замужним женщинам, то ли за долги нанимателя. Кто там разберет.

Но на самом деле Злой, под предлогом передачи приглашений на рождение первенца, отправился собирать всех. А Горыня, подключив связи и возможности, по бросовой цене распродал товар. Уходить из Кракона он планировал насовсем, ведь то, что они затевали, было отчаянным преступлением, и все имущество стоило перевести в более легкие и переносимые активы – золото и драгоценные камни. Продал столько, сколько успел за несколько дней, по себестоимости, даже дешевле, предлагая товар постоянным клиентам и конкурентам, и те соглашались. Затем ночью в лавке Горыни произошел пожар, и с тех пор в городе его больше не видели. Поговаривали, что угорел он той ночью.

Но дело обстояло совсем иначе.

Мелкого вытащить было проще некуда, он от скуки сходил с ума на мясном рынке. Семьей обзавестись не удосужился, на месте ничего не держало. Мать умерла, а о старике-отце могли позаботиться многочисленные родственники, его братья и сестры, ведь уже десять лет они отлынивали от этого, сваливая большинство обязанностей на него. Разделка мяса ему осточертела, как и пресловутая родня, и ничто, по большому счету, не держало его в Краконе. В один прекрасный день вместо него в лавку торговать мясом пришел двоюродный или троюродный брат.

Болтун также был рад пойти со Злым. Он уже совершенно отчаялся и воспринял предложение с воодушевлением. Работы последнее время было мало, как и денег. Жены у него не было, детей тоже. Не держало ничто. Да и откуда у разнорабочего взяться супруге? Ведь женщины любят достаток, а мужчина, перебивающийся мелкими непостоянными заработками и влачащий жалкое существование, с трудом оплачивая ночлежку и простецкую еду, – это далеко не лучшая партия.

Проныра, клерк при крупной ростовщической конторе, поначалу послал Злого куда подальше, назвав безумцем и обвинив в преступной затее. Он был погружен в свою работу. Но Злой напомнил ему о старых долгах, обидах, братстве и о том, что стоит подставлять плечо товарищу. А также намекнул на то, что возясь здесь с деньгами, он их только видит, но не может потратить на себя, и занимается самообманом, надеясь разбогатеть. Пристыженный, тот чертыхнулся, вспомнил бездну, богов и прочие нечестивые дела, попросил время на завершение кое-каких дел, и уже вечером присоединился к ним. Жена от него давно ушла, лет семь как, забрав ребенка, подалась куда-то на север. Обвинила его в излишней домовитости, жадности и нежелании тратить деньги на жизнь. Так что Проныре, по большому счету, оказалось нечего терять, кроме рутинной работы.

Хромой, по словам Злого, как ждал его, хотя сам это отрицал. Он слушал, не перебивал, а когда услышал все, кивнул, хлопнул Злого по плечу и лишь спросил, где и когда назначена встреча. Явился собранный, в срок, без опоздания.

И вот весь их новоявленный отряд встретился недалеко от приречного городка Истры, что восточнее Кракона. В дело вступил Левша, бывший там человеком далеко не последним. Служил в муниципалитете, занимался картами местности и слежкой за путями сообщения. Ввиду особенностей работы он имел знакомство с некими важными людьми, а также доступ к бумагам. Левша, которого Злой убедил присоединиться к отряду, разузнал о кораблях каторжан. Ему удалось, хоть и не без труда, выяснить, когда будет следующая отправка.

Товарищи прикинули шансы нападения на закрытый док. После изучения сведений им пришлось отказаться от штурма. Действовать в городе, даже ночью, значило привлечь слишком много внимания. Истра, конечно, не Кракон. Но там тоже имелись ясноокие и немалый контингент стражи. Тогда Левша, последний еще не сорвавшийся с места товарищ, наорал на начальника и обвинил того во взятках и распутстве. В муниципалитетах это достаточно известно и не поощряется. Но повышать голос и клеветать на руководство – дело последнее. После этого Левша бежал от суровой кары за ложные обвинения и исчез в неизвестном направлении. Хотя поговаривали, что он отправился по приглашению к своему товарищу, аристократу Славомиру Борыничу, и что весь конфликт с руководством произошел из-за того, что ему не дали расчет.

Ну а потом отряд нашел отличное место, где река делала резкий поворот. Судя по карте, которую прихватил Левша, лучше было не найти. Но когда они добрались до места, выяснилось, что три остроухих уже облюбовали его. Их пришлось порешить. Схватить и допросить не вышло. Был очень большой риск для самих товарищей-ветеранов. И они решили, что лучше пока вытащить Богдана, а что до остроухих, то время покажет.

– ...ну, а дальше, Бугай, ты и сам все понял, – закончил Злой.