Отец. Возродить братство

Глава 24

Несколько мгновений никто из собравшихся у костра не отвечал.

– Добрые времена, Торба, – процедил Мелкий с кривой улыбкой. – Такие добрые, как портовая шлюха, готовая обобрать тебя, как только ты уснешь, а взамен наградить немалым букетом прелестных хворей. И я полагаю, у нас есть всего несколько светлых деньков, пока эти болячки покажут себя во всей красе. Думаю, вы все понимаете, что я имею в виду. Это не только стража да ясноокие, что уже узнали о содеянном на реке, но и ушастые, бездна их забери всех с их сраными лесами. Остроухие в броне и с луками. Много, много этих ушастых ублюдков. Дальше, – он сделал паузу, – все дороги станут полны беженцев, ушастых, наших отрядов, и начнется настоящий праздник жизни и смерти.

– Ты во многом прав, Мелкий, – покачал головой Торба. – Во многом, кроме главного. Союз не успеет так быстро собрать знамена. Даже если аристократия уже поняла, что происходит, и получила сведения с границы, то поднять людей с земли – дело не одного дня. Беженцев тоже будет мало. По крайней мере, здесь, на левом берегу Краки.

Он помолчал немного, пожевал губами, продолжил своим гудящим голосом:

– Славомир Борынич слыхом об ушастых не слыхивал до нашего появления. А уж местный люд, селяне, хуторяне, лесорубы и прочие – и подавно. Если остроухие в реку упрутся, за ней будет все то, о чем ты говоришь. А если нет...

– Дерьмовые дела, братки, – Злой перебил, состроив отвратную гримасу, отхлебнул из бутылки, передал по кругу. – Совершенно дерьмовые.

– Если о знаменах да аристократах, то я мыслю так. Мы размякли, разжирели, привыкли к хорошей жизни, – заговорил Богдан. – И «мы» – это я обо всем Союзе. Поначалу, пока деревни не начнут гореть по всему югу, армии наши не соберутся в единый кулак. Я в этом уверен. Удар будет сильным, судя по тому, как подготовлены и настроены встреченные нами остроухие. Они не в игрушки поиграть пришли, а убивать все и вся.

Бугай сделал многозначительную паузу, всматриваясь в лица товарищей, заговорил вновь:

– Вся надежда на речной рубеж. Кракон, Истра, Керта – все на этом берегу Краки. Река полноводная, ее сложно преодолеть армейским обозом. Если города падут быстро, особенно Кракон с его отличным мостом, то война захлестнет половину Союза раньше, чем аристократия опомниться успеет.

– Давайте взглянем с другой стороны. Так сказать, зайдем с иного прохода. А нам что за дело до этого? – проговорил Мелкий, прищурившись. После его слов повисла тишина, нарушаемая лишь похрапыванием лошадей да треском поленьев в кострище. – После наших последних свершений мы – люди вольные. Или как?

– Месть, честь, долг, – голос Князя свидетельствовал о сильном алкогольном опьянении и заплетался, но взгляд полнился злобой.

Никто не засмеялся в ответ, хотя все понимали, что после того, как они напали на корабль Союза, который вез Богдана, говорить о долге и чести – достаточно странно. Скорее всего, о них, кроме Бугая, стража понятия не имеет, но тот самый налет послужил неким выбором. И теперь все они стояли от правящих Союзом сил особняком. Вне закона.

Возвышенные слова о Родине, любви к ней и необходимости защищать ее в трудный час хороши для юнцов и людей, которые под Родиной понимают что-то свое, ценное, то, ради чего действительно стоит жертвовать жизнью и здоровьем. Но товарищи-ветераны почти не имели подобного за плечами. В их руках оставалась ответственность лишь за свои собственные жизни. Пожалуй, здесь выделялся Богдан, жаждущий спасти дочь, а также Князь – с одной стороны, аристократ, имеющий некие обязательства перед Союзом как землевладелец, а с другой – потерявший по вине остроухих жену и нерожденное дитя.

Но у остальных на этот счет в голове тоже имелись некие мысли.

– Когда мы планировали спасение нашего товарища, – Торба вновь нарушил повисшую тишину, кивая в сторону Богдана, – мы рассчитывали уходить на восток, через горы, в земли, некогда бывшие Империей. Теперь там разрозненные княжества, королевства и графства. Славомир Борынич предлагал в знак старой дружбы выделить нам некие средства. И каждый из нас взял с собой все золото, что мог. Так?

Князь злобно буравил его взглядом, покачивая в руках бутылку вина.

– Вторым вариантом было отправить туда Богдана одного, – хмыкнул Проныра. – А самим стать наемниками у нашего почтенного Славомира.

– Это план для дураков, – Мелкий уставился на него. – Ты что, думаешь, у стражи не будет вопросов к нам при встрече, а? Корабль сгорел, команда погибла, а мы все внезапно оказались у Славомира Борынича под крылышком, в одном месте, в одно время.

– Бездна их знает, – оскалился в ответ Проныра. – Кто будет копать, когда ушастые стоят у стен? К тому же стрелы – белооперенные...

– Будут копать, могилку для каждого. На хрена нам это надо? – Мелкий не унимался, видимо, после освобождения Богдана и тех десятков убийств сама идея попадаться на глаза служителям закона и порядка у него отсутствовала. – Все по законам военного времени. Либо в первые ряды пошлют, добровольно-принудительно. Охота тебе с ушастыми на улицах Кракона рубиться?

– У тебя, Мелкий, родни вроде как целая армия? – произнес Торба.

– И что? Я же младший. Эти дармоеды вечно все на меня свалить готовы. Матушка умерла, три года как. А только к ней из всей этой своры торгашей у меня были теплые чувства. Они ж меня в детстве в ополчение сбагрили! Отец – старик, а остальные – тля, паразиты, – обычно беззаботный и веселый, Мелкий разошелся не на шутку. Он со злобой ударил кулаком по ладони и замолчал.

– Парни, – в разговор вмешался Левша, – мы когда-то были солдатами. Да, ради нашего товарища мы поступились законом, убили... – он сплел руки перед собой в замок, покачал головой, сокрушаясь, продолжил:

– Бездна, мы порешили кучу ни в чем не повинных людей, отчего мне до сих пор мерзко. Но была цель, хорошая цель – спасти товарища. А сейчас ушастые будут убивать и жечь, не оставят ничего за собой, а мы? Мы просто уберемся отсюда?

– А ты что, в герои записаться хочешь, а, браток? – Злой цыкнул зубом и уставился на него, продолжая вращать пальцами нож.

– В чем-то он прав, мы были солдатами, – Богдан проговорил это спокойным голосом.

Вновь стало тихо, лишь огонь пожирал очередное подкинутое кем-то полено.

– Бросим все, в бездну, туда дорога. Золото, какое-никакое, есть. Рванем за горы, на восток, в осколки старой Империи, – не выдержал Проныра, соглашаясь со словами Мелкого. – Мы – бойцы крепкие, там наймемся к какому-нибудь барону, графу. Заживем!

– Родину бросишь, – Князь, доселе лишь раз сказавший свое слово, злобно уставился на него. – И меня?!

– Да погоди, ваше благородие, шуметь, погоди, – Мелкий положил руку тому на плечо.

– Сука! – Славомир скинул ее резким движением и вскочил. Покачнулся, но на ногах устоял. Он был уже изрядно пьян. Бутылка, ходившая по кругу, оставалась у него все чаще. Остальные ветераны понимали, что пить в такой ситуации – дело опасное. Рядом могли оказаться приспешники ведьмы, мало ли, вдруг не всех они порешили там, у избушки. Также в окрестностях могли появиться и отряды остроухих. Но Князю перечить никто не решился. Горе-то великое.

– Сядь, Славомир Борынич, – Богдан тоже встал и уставился на благородного товарища своим тяжелым взглядом.

Неспешно поднялся Торба, затем Злой, их примеру последовали остальные.

– Мой долг – защищать Союз, – твердо, насколько мог в таком состоянии, проговорил Князь. – Мой удел – месть. Они убили ее, отняли у меня ту жизнь, что зрела в ней. Сына моего! Я буду сражаться. А вы! Вы– моя дружина! – он говорил яростно, злобно, с выражением, изливая в слова все, что накопилось за этот слишком долгий и непростой день, переводил взгляд с одного ветерана на другого. Сбился, продолжил уже не так четко, алкоголь давал о себе знать все сильнее. – Я... Я вас, молиби... мобизу... Нанимаю! Призываю! Вы – мое копье!

– Славомир Борынич, солнце ты наше, – Торба был учтив и говорил как можно более спокойно. – Нас же в первом попавшемся городе повесить могут. И тебя, подчеркну, тоже.

– Я аристократ! Я веду свой отряд на защиту Союза. Вы мои люди. Пальцем никто не тронет! Не посмеют! – С этими словами Князь ударил себя кулаком в грудь и вновь покачнулся.

Они смотрели друг на друга, поднявшиеся над костром мужчины, боевые товарищи, которых связывало многое. Кровь, боль, смерти. Теперь же – еще и общее преступление перед Союзом, нападение на корабль с заключенными, убийства. Несколько десятков трупов неповинных ни в чем людей. По закону все они – душегубы или пособники оных. Знает ли кто-то еще о том, что ими совершено? Это сложный вопрос. Но лица их довольно известны. Особенно фигура самого Богдана. В Краконе уж точно.

Бугай в этот момент выяснения отношений между ветеранами думал о том, что идти на восток ему совершенно незачем. Единственное, что он хотел и на что рассчитывал, это вернуться в тот самый злополучный Кракон и выяснить, где его дочь.

Где Росенка и что с ней? Если удастся узнать об этом, не возвращаясь, – отлично, но как это сделать, он пока что не понимал. Стоило ли верить тому, что вымолвила отсеченная голова ведьмы? Может, это ловушка? Но других вариантов, где искать, он не имел. А значит, в данной ситуации стоило поддержать изрядно подпившего, убитого горем и переполненного жаждой мести товарища.

– Други... – начал он, – вы меня из беды спасли.

Все молчали, переведя взгляды с покачивающегося Князя на него.

– Спасли, рискуя всем, – продолжил Богдан. – Так почему же, когда Славомир Борынич просит нас о помощи, мы отказываем ему?

Злой тихо, но очень витиевато выругался и сплюнул сквозь зубы. Торба вздохнул, покачал головой. Проныра хохотнул. Левша кивнул в ответ. Мелкий схватился за голову. А Хромой, пока не вмешивающийся в спор, а лишь растирающий больное колено, так и продолжал молчать. Казалось, ему все равно. Болтун занимался лошадьми. Они отчетливо понимали, что он пойдет туда, куда и все. Он редко сам принимал какие-то решения.

– Безумен, чуть больше, чем полностью, – подытожил Мелкий, усмехаясь и садясь обратно. Обстановка разрядилась.

Князь протянул Богдану руку, а после крепкого рукопожатия проговорил, что скоро вернется и отправился до ближайших кустов. Товарищи расселись и вновь стали созерцать танцующее в костре пламя.

– Это дурость, братки, сучья дурость, – Злой качал головой, продолжая сокрушаться.

– Богдан прав, – высказался Торба. – Спасать его тоже было дуростью, но мы сделали это. Князь – наш товарищ. Один из нас.

– Парни, это же наша земля? – проговорил Левша, пристально смотря на Злого. – Нам представился шанс остаться здесь?

– Это шанс быстрее повиснуть в петле и получить пару саженей посмертного участка земли, – Мелкому также не нравилась эта идея. – Да и воевать, это тебе не баб чужих лапать, тут помереть шансов больше.

– Ты о бабах-то того, помолчал бы, – Левша оскалился. Видимо, слухи, что в Истру его из Кракона отправили из-за некоторых похождений на любовном фронте, не были безосновательными.

– Други, – Богдан поднял руку и почувствовал, что все смотрят на него, затихают, успокаиваются, – давайте по существу. Кто знает о том, что вы сделали?

– Бездна его знает, браток, – Злой смотрел в огонь.

– Бездна его знает, – повторил он, чуть помолчав, а потом добавил:

– Но твою рожу-то много кто приметит, здоровяк.

– Если на то пошло, то вне закона только вот этот здоровяк и есть, – Мелкий хохотнул, указал пальцем в сторону Бугая. – Как он умудрился спастись, никто не ведает. А мы – граждане законопослушные.

– Нас рекрутировал аристократ, Славомир Борынич, наш старый боевой товарищ, – проворчал Торба. – Мы приехали к нему на рождение первенца. Легенда, конечно, так себе. Думаю, все здесь это понимают.

– Какая есть, – Левша, изначально считавший по неясным пока сотоварищам причинам, что им стоит сражаться в этой войне, а не бежать через горы на восток, начал напирать. – А кто спрашивать-то будет? Остроухие с одной стороны, люди с другой. Каждый боец на счету.

– Ты предлагаешь нам опять делать то, что мы хорошо умели и от чего отказались десять лет назад? – хмыкнул Мелкий, помолчал и тихо добавил:

– Воевать – не дрова рубить. Про баб я в этот раз промолчу, раз ты попросил.

Они вновь стали буравить друг друга злыми взглядами.

– Я предлагаю, – Торба говорил медленно, – не впадать в панику, это раз. Перестать спорить и ругаться, это два. Также я предлагаю добраться до ближайшего крупного поселения, это три. Керта, если память не изменяет, – городок, что выше по течению Краки от Истры. Верно, Левша?

Тот утвердительно покачал головой.

– Так вот. Городок небольшой, яснооких там мало, если вообще есть. А в окрестностях-то точно никаких колдунов нет. Пошлем одного или двух в город. Так мы поймем, что на самом деле творится на юге. Слухи, они, порой, быстрее, чем гонцы. Гонцов убивают, а слухи – удел беженцев, контрабандистов и прочего мутного люда. Если... – он осмотрел их всех. – Если наш Князь не одумается и решит повоевать, можем двинуть под его рукой на север, чтобы примкнуть к армии Союза.

Торба вглядывался в лица своих товарищей, пристально ища одобрения и понимания.

– Я не очень-то рад тому, как все сложилось в моей жизни и как складывается сейчас. Думаю, вы тоже. Но то, что сотворят здесь ушастые… – он покачал головой. – Я тоже не могу просто взять и убраться отсюда. Это все же моя Родина. И да, мы вытащили из дерьма Богдана, теперь другой наш товарищ, Славомир, просит нас помочь.

Потрескивало пламя костра, а за их спинами в озере плескалась рыба. Окружавший их ночной лес, зловещий и нелюдимый, был по-своему прекрасен.

– Парни, – Богдан нарушил тишину, – вы вытащили меня, верно, я вам за это благодарен. И Князю в том числе. Думаю, я не могу отказать ему в требовании встать под его начало. Но есть еще кое-что.

– Говори, не тяни, браток, – буркнул Злой, смотря на него исподлобья. – Сегодня многое выплеснулось наружу, давай, подлей еще маслица в огонь. Лей, не жалей. Хуже-то не будет – и так вот посюда уже.

С этими словами он постучал себе по подбородку рукой, символически показывая уровень нечистот, в которых оказался, затем оскалил зубы в улыбке.

– Мыслю, – продолжил Бугай, – что Торба прав. К реке идти надо, это точно. Мы – солдаты, Князь – наш товарищ. Негоже нам бросать его и через горы драпать. – он помолчал, но никто не собирался говорить следующим. Тогда Богдан решил сказать им о своих мыслях насчет дочери:

– И еще – я хочу вернуться в Кракон...

Эта фраза вызвала удивленное ворчание почти всех его товарищей. Пожалуй, только Хромой улыбнулся, да Князь, минутой ранее вернувшийся с новой открытой бутылкой, почти никак не отреагировал, пытаясь занять место на бревне. Он уже изрядно набрался и собирался усугубить состояние еще сильнее.

– Да, други, вернуться. Я хочу найти свою дочь. Понять, что с ней. Это, так мыслю, я смогу сделать только там, – Богдан потер ладони и продолжил:

– Ушастые, вся эта суета, подготовка к осаде, а я уверен, Кракон осадят в ближайшее время, помогут мне туда пробраться.

– Нам, – проговорил Хромой.

Богдан уставился на него. Товарищ, не встревавший в спор об их дальнейшей судьбе, вдруг занял удивившую его позицию.

– Не думал же ты, что я, помогая вытаскивать тебя из беды, оставлю все на половине пути? Мы убили полсотни людей на том корабле. Спаситель с ними, их жизни на моих руках, которые и без того по плечи в крови. Я полагаю, все мы тут знаем, что нам придется идти до конца. По крайней мере, говорю сейчас за себя. Я с тобой, до конца. Мне терять нечего. Моя жена и сын мертвы, а твоя дочь… Надеюсь, с ней все хорошо. Я помогу тебе ее спасти. Это нужно сделать.

– Я никого из вас не смею просить, – покачал головой Бугай, слегка опешив от заявления одного из своих товарищей. – Но и отказать никому не могу.

– Мы идем к реке, – подытожил Торба. – Дальше, когда переправимся, будет видно, что да как. Там решим. Может, Кракон падет, и лучше будет искать беженцев, а не лезть прямо в осиное гнездо.

Все закивали в знак понимания, некая предварительная договоренность сплотила отряд. Единой, общей цели у них не возникло, но появилась отсрочка в ее появлении. Каждый получил время обдумать, чего он хочет дальше, что для него важнее и куда он направится потом. С кем будет? Сейчас им нужно было добраться до людного городка, разузнать свежие новости и переправиться на правый берег Краки. Что дальше? Время покажет.

– Князь, наше сиятельное благородие, – Мелкий обратился к товарищу, который продолжал напиваться. – Хочу я кое-что для себя, глупого, уяснить. Раз ты нас всех в ополчение свое записал.

Славомир Борынич не отвечал, баюкая в руках бутыль. Он и не думал ее никому передавать, как они делали до этого, и как раньше было заведено пить по кругу.

– Ты там как, жив еще, свет очей наших? Глаза до краев не залил? – продолжал Мелкий.

Тот дернулся, словно его разбудили. Поднял безжизненный, ничего не выражающий взгляд, запрокинул голову, влил в рот еще пару глотков вина и проговорил заплетающимся от выпитого голосом.

– Что?

– Думаю, все мы хотим знать, так сказать, для общего дела, что за отношения у тебя были с этой, гм... знахаркой?

– Дела, – усмехнулся Князь. – Были, да сплыли. Пригрел тварь под боком.

Он вновь приложился к бутылке, сделал глоток, икнул.

– Ты поясни нам, дуракам, получше. Мы люди простые, не очень-то понятливые до таких высоких дел и материй, – в беседу в присущей ему манере вступил Торба. – Как аристократ связался с, хм, наделенной даром творить чудеса персоной?

– Вышло так. Интерес у нас возник с этой, – Князь запнулся, еще раз икнул, потом продолжил, с трудом подбирая слова, – этой гнидой. Общий интерес. Она, стало быть, тут болотце мое возлюбила всем сердцем. Болотце-то мне ни к чему – гадкое, бесполезное, комары да лягушки, охоты никакой. Хотя земля-то вся окрест моя, а ей, твари подколодной, вроде как, к месту было. Там всякие грибы да травы растут для колдовства пригодные... – он замолчал, потом дернулся, покачнулся, потер руками лицо и продолжил:

– О чем я... А... Значится, я ей – место под ее житье-бытье, она мне – помощь всякую. Признаться, я ее не боялся, чувствовал силу свою, знал, что в момент любой могу сдать ее – письмо написать, что, мол, близ поместья место темное, люди ходить бояться, скот пропадает, болеет земля. Добавить, так сказать, красного словца, – он икнул и уставился на Богдана. – Как там тебе, Бугай, жалобы на дела такие приходят?

Тот пропустил укол мимо ушей. Чего с пьяного взять.

– Ведьма, видимо, понимала выгоду свою и силу мою, помогала в делах. Гадала мне, говорила, во что деньги вложить, с кем дело иметь, с кем нет. Зелья там всякие варила...

– Какие зелья-то, браток? – Злой буравил его взглядом, продолжая поигрывать ножом.

– Да какие, браток? – икнул в ответ Князь. – Всякие. Чтобы люди сговорчивее были. Яды, – он смачно рыгнул, совершенно не по-благородному, а вполне в духе забулдыги из третьесортного трактира. – Каюсь, просил один раз, други мои. Сварила. Но я того, в ход так и не пустил, побоялся. Решил, прознают – и конец тогда всему. И мне, в первую очередь, конец, а потом уже ей. Яд чародейский использовать будет кто? Я. Значит, вопрос первый, коли разоблачится все, к кому?

– И дальше что? С ведьмой-то? – Торба вернул уходящего в сторону от темы товарища в нужное русло дискуссии.

– А что? Сами же все видели. Сучья тварь.

– То-то и оно, Славомир Борынич, что встретила она тебя не как гостя любезного, а как врага своего лютого, – ответил ему Торба.

– Ты давай разъясняй все как есть, скотина ты пьяная, – поддакнул Мелкий.

– Я – не ско... – Князь вновь икнул. – Скотина, пес!

С этими словами он потянулся к поясу, где висел у него кинжал, выронив из рук бутылку. Та упала неудачно, и из нее потекло вино. Ладони князя прижались к лицу, он зарыдал, его скрючило, и в стенаниях аристократ завалился набок, благо, что не в костер. От этой участи его спасли сидящие рядом товарищи.

– Горе у меня, други, горе! – донеслось из-за бревна, на котором он только что сидел, вперемежку со всхлипываниями и бранью. – Горе, а вы, свиньи... не позволю!

– Соболезнуем мы тебе. Но от разговора ты не уходи. – Мелкий встал, подошел к нему, навис, покачал головой, сокрушаясь. Поднял, посмотрел в глаза, слегка встряхнул, усадил обратно на бревно. Сел рядом, приобнял, вложив уроненную бутылку Князю в руку. В ней еще что-то плескалось, – Ты, это, прости нас, глупых, с языка срывается всякое от увиденного днем. Не гневись. Рассказывай, нам же интересно.

– Я, алиста.., бездна! Аристократ я, а вы – скоты! Псы! Не потерплю! – Князь опять потянулся за кинжалом к поясу.

– Ну, раз ты нажрался, как скотина, то что же о тебе говорить-то друзьям сердечным? – Злой, подоспевший на помощь Мелкому, помог разоружить начавшего буянить Славомира. Отобрали они его пояс с кинжалом и сумкой, усадили.

– Ты рассказывай, друг сердечный, – проговорил примостившийся с другой стороны от Князя Злой. – Рассказывай, браток, как дело было?

И вновь протянул ему бутылку, выпавшую из рук при попытках достать оружие.

– Ну, а что, пришел я, значит, к ней с Властой… – назвав имя почившей супруги, Князь всхлипнул, но Злой уверенной рукой встряхнул его. – Пришел, значит, и говорю: «Давай, ведьма, лечи! Я за ценой не постою. Принес вот тебе».

– А что же ты ей принес такое-эдакое, а, браток? С чего решил, что и мертвого она живым сделает? – елейным голосом проговорил Злой.

– Дар принес, флаконы те.

– А что в них? – Торба продолжил расспросы.

– Власта говорила, что зелья эти цены великой. Она ими это, занималась. Я в дела ее не лез. Нет. У меня свои дела, у нее – свои. Я больше деньги делать умею, а она, как это, быть в обществе, в общем.

Ветераны переглянулись. То, что говорил сейчас Князь, значило, что его жена и, скорее всего, он сам, знали о существовании этих флаконов, и что в карете сундучок, полный магической мерзости, оказался неслучайно. Видимо, она, возможно, под покровительством супруга, хотя он сейчас все отрицает, занималась их продажей. Тогда знать должен Славомир Борынич, что это за штука, откуда, кто ее делает и кто покупает.

– А ты что, браток? – продолжил расспрашивать Злой.

– А что я?

– Ты-то сам знаешь, что это за зелья? – наседал Торба. – Откуда берутся, куда деваются? Кому нужны, зачем?

– Да, я-то, это… – Князь глазами захлопал, алкоголь уже совсем сильно ударил ему по мозгам. Если бы он так не напился, разговор пошел бы по-иному, но вино, как известно, развязывает языки, и то, что у трезвого на уме, у пьяного всегда наружу вылезет в разговоре. – Я-то – без понятия.

– Прямо «без», а, браток?

– Ну...

– Гну! – гаркнул на него Злой. – Говори, давай, что ты тут ломаешься как девка-недотрога!

– Пробовал пару раз, штука знатная, – отчеканил Князь, вытаращив глаза и вытянувшись по струнке.

– Нож мне в почку, чтоб я сдох!

– О! – Бугай хлопнул себя по лбу ладонью.

– Ну, а что? – Князь посмотрел на них. – Вы, это, не осуждайте. Власта их привозила, увозила, может, у себя в покоях хранила. В покоях. Мы в вино, на бутылку, – он потряс почти пустым сосудом в руках, – каплю добавляли. Ух, какой эффект! Ух! Вы поймите, други. Я-то больше в делах, а она – в обществе. Вечера, балы, жизнь аристократки требует. С теми поговорить, к этим подойти, комплимент сделать, нашептать чего, услышать, подслушать, передать. А я любил... – он вновь всхлипнул.

– И где она брала эти зелья? – продолжал Торба расспросы.

– Почем я знаю. Вроде как в Краконе, но у кого конкретно – дело не мое, я в ее дела не лез. Развлекалась она, как хотела. Любил я ее, любил, понимаете! Всем сердцем и душой. Любил! – на его глазах вновь появились слезы.

– Понимаем, дорогой наш товарищ, все понимаем, – Мелкий обнял его, похлопал по спине.

– Скажи нам вот что еще, а ведьма-то, что? Почему отказала тебе в этот раз? – Торба не унимался, и это было правильно, стоило узнать все сейчас, чтобы понимать, чего ждать от товарища и в какие темные дела он влез, имея деньги и аристократические связи.

– Ведьма? – Князь воззрился на Торбу совершенно дурными глазами. Икнул. Казалось, он вот-вот отрубится, но все же сейчас ему удалось продолжить говорить. – Тварь высмеяла меня, увидев Власту. Сказала, что мертвое живым сделать только безумный пожелает. Возврат с той стороны – вещь сложная, такому как я, не понять. А потом, когда я сундучок открыл, она вообще будто обезумела. Глаза – во! – он приложил плохо сложенные кольцами пальцы к лицу. – Стоит, смотрит на меня, ладонями потирает, облизываться начала, словно еду увидела, как это, деликатес.

– А дальше что?

– Дальше я сказал: «Воскрешай, значит, жену! Сына воскрешай!» Угрожать начал. А она рукой махнула, слово какое-то молвила. Я сам не свой стал, ящик ей отдал, поклонился в пол. Отошел. Стою, смотрю. Она там, у стола, бегала, изучала, что-то переливала в своих колбах и чашках, мычала, бормотала, – он вновь икнул, язык его уже совершенно заплетался.

– А дальше?

– Дальше? – Князь непонимающе уставился в носки сапог. – Дальше все.

С этими словами он начал валиться носом в костер. Злой с трудом умудрился его придержать. Вместе с Мелким они оттащили напившегося Славомира в охотничий домик. Благо заранее там подготовили места для ночлега.

– Пусть спит, братки, – покачал головой вернувшийся Злой. – Набрался он знатно.

– Вроде деньги человек делать умеет, не то, что мы, а мозгов нет, – Торба в ответ сокрушенно покачал головой.

– Тяжко ему, – буркнул Проныра.

– Сегодняшнее – это цветочки. Завтра ягодки увидим, еще хуже будет, – добавил Мелкий.

– Вино – плохой помощник, – подал голос неразговорчивый сегодня Хромой. – Я знаю. Молитва Спасителю лучше.

Все замолчали, над костром повисло напряжение. Каждый из них терял кого-то, в бою или в мирной жизни. Может, не все – родных и близких, но тогда, десятилетие назад, многие товарищи полегли, некоторых они даже не могли похоронить по-людски. От кого-то не осталось ничего, лишь разорванные останки тел. Кого-то пришлось бросить, поскольку забота о раненных важнее ухода за мертвыми. Тяжело было тогда, будет ли так же и сейчас? С остроухими, если судить по старым легендам, предкам было еще тяжелее. В сказках ушастые являлись лишь острием копья. Их армии включали в себя не только человекоподобных существ, но и всяческих ужасных монстров, чудовищ. Лишь колдуны магией своей и мужеством тогда, давным-давно, остановили эту напасть. Смогут ли они повторить это сейчас?

– Братки, я не знаю, что там это за дерьмо магическое, – проворчал Злой. – Но на вкус это кровь. Что ни на есть. Признаюсь, я как попробовал, совсем дурным стал.

– Мы помним, – хмыкнул Бугай. – За нож хвататься начал.

– Я такого никогда не ощущал, – укол был пропущен мимо ушей. – Поначалу как боевой задор, только в разы сильнее. Кажется, будто можешь все – горы свернуть, моря осушить, а потом – дуреешь. Ярость, злоба, гнев в душе – все просыпается, хочется рвать все живое вокруг. И это, до бабьего полу тяга ужасная приходит. Я бы даже не глянул, что девка та с длинными ушами была, все равно было, – он хихикнул. – Не знаю, как эту дрянь пил Князь и сколько аристократов у нас в Краконе такое употребляет, но, братки, – он цыкнул зубом и сплюнул, – это то еще дерьмо, нож мне в бочину. Прямо дерьмище.

– Ладно, поняли вроде, что ничего не ясно. Завтра-то что? – проворчал Левша с другой стороны костра.

Все замолчали, бросая взгляды на пылающий огонь.

– Идем к Керте, – Торба сцепил ладони перед собой.

– А поместье Князя как?

– Предупредить бы надо, – проговорил Богдан. – Пускай помаленьку собираются да в Истру идут, она хоть ближе, но побольше будет. Нам туда соваться похуже будет.

– Утром пошлем кого-нибудь. Или сам Славомир Борынич пускай едет, а мы тут его дожидаться будем.

В ответ последовали слова одобрения и кивки.

– Ну что, парни, споем?

– Остроухие могут рядом быть, так что так, тихо, одну нашу, шепотом.

– Давай, ночь долгая, посидим еще да спать.

– Караул оставим, а то Болтун там один с лошадьми возится, сменить его надо бы.

– Ну что?

– Давай нашу...

У костра раздалась тихая, нестройная, протяжная песня, которую тянули мужские голоса. Даже Болтун, подошедший к костру, пытался вторить, хотя с трудом попадал в ритм. И лишь деревья, да лесные звери слышали в ночи их голоса, полные боли и печали...

«Утром рано уходили мы в лес...» – неслось вместе с потоками теплого воздуха ввысь к звездам.Второй том и продолжение истории здесь - https://author.today/work/454257