Отец. Возродить братство

Глава 23

– Знаешь, я изучу тебя, как подопытную крысу. Я вспорю каждый твой орган, но ты не сдохнешь, а будешь чувствовать все это. Я извлеку все, что есть в тебе, и найду ответ на то, почему наши проклятия не настигли тебя!

Кажется, она повторялась, но Богдану было не до того, он стремился сделать еще один шаг, все крепче сжимая меч, стискивая зубы и пытаясь дышать. Она наблюдала за его потугами, улыбалась, словно знала, что ему не справиться. Понимала, что если он сделает еще несколько шагов, ее очередное заклинание вновь скует его, на этот раз окончательно. Но Бугай прикладывал максимум усилий, чтобы пройти через комнату, добраться до ее глотки и убить. Внутри начала разливаться привычная в такие моменты и ожидаемая ярость. Он ждал ее, взывал к ней, ведь именно злость давала ему силы сражаться и побеждать. Убивать этих тварей-ведьм, вырезать их, не оставляя никого из их рода.

– Хм, – дикая магичка склонила голову, как будто задумалась о чем-то, продолжая делать пассы руками.

– Хм, – повторила она через мгновение. – Проклятие!

Лицо ее внезапно стало озадаченным. Колдунья спрыгнула со стола, отступила на шаг назад, взяла кинжал, покрутила в руках, прекращая колдовство, вновь отложила. Сотворила она это быстро, рывками, как порой делает увлеченный чем-то человек, погруженный в свои думы. Инстинктивно, не рассуждая, автоматически.

Ведьма вгляделась в почти неподвижного противника, судя по ее словам, заклятого врага всего чародейского племени. Врага, представшего пред ней в одиночку, без защиты и без товарищей-стражников. Он стоял посреди ее жилища, опутанный невидимыми нитями, задыхался, но продолжал бороться, тянуться вперед к ней, к своему врагу, которого ненавидел сейчас, пожалуй, больше всего на свете.

Руки ее взметнулись, Бугай отлетел к стене, врезался спиной, почувствовал боль в пояснице и затылке. Клинок звякнул о деревянный сруб, но меч не вылетел из его руки, ставшей с ним сейчас единым целым. Зато легким удалось сделать вдох, от которого закружилась голова. И вновь эта давящая мощь, не дающая пошевелиться, накрыла его.

«Вставай!» – что-то внутри Богдана рвалось наружу. Ярость, о да, она заполняла его всего. Казалось, разносилась по всему телу, вместе с кровью, словно некое внутреннее пламя.

Ведьма пристально смотрела на прижатого к стене врага и вновь начала делать пассы руками. Затем щелкнула пальцами, повернулась спиной, схватила с расположенной за столом тумбы кубок, кинула туда щепотку какого-то порошка, сыпнула другого, затем добавила третьего. Все это делалось так быстро, что Бугай с трудом улавливал ее манипуляции. Он почти не понимал, что происходит вокруг, а видел лишь цель своего существования в убийстве врага.

Он вкладывал все силы, чтобы вновь начать свой путь заново. Добраться и убить! Разорвать! Сломать! Искромсать! Теперь пройти нужно больше, шагов пятнадцать, может, четырнадцать. Если дело пойдет так медленно, то каждый шаг важен. И их необходимо пройти.

Все вокруг него померкло. Остался лишь он, эта комната и враг перед ним. А еще запах, сводящий с ума. Все та же кровь, мускус и высушенные травы...

И вновь он с неимоверным усилием сделал первый шаг, оторвавшись от стены. В висках стучало, легкие горели, требуя кислород, глаза вылезали из орбит. Все тело испытывало колоссальное напряжение, и только благодаря бушующей в груди ярости он двигался, неспешно, безмерно медленно для такой ситуации, но все же не стоял на месте.

– Что-то еще, что-то еще. Есть что-то. Но что? – бормотала себе под нос ведьма. – Что же это? Проклятие! Хммм, – она словно обезумевшая металась у стола, изрекая малопонятные слова, издавая какие-то совершенно дикие завывания, смех, хихиканье.

Остановилась, замерла, всматриваясь в кубок, и выпалила:

– Чары!

Внезапно она резко повернулась к Бугаю, успевшему сделать еще шаг, плеснула тем, что смешала в кубке. По комнате поползла дымка, в которую колдунья стала вглядываться, а пальцы ее вновь бегали, сплетались и расплетались, словно повелевая туманом.

Ее снова затряс смех, на этот раз она согнулась, схватившись за грудь, без какой-либо возможности остановиться. Она смеялась так, словно сейчас выплюнет наружу свои легкие, слезы текли из ее глаз, она чуть не упала на пол, на колени. Лишь то, что она опиралась руками о стол, спасало ее от этого.

Шаг, еще и еще.

Ведьма дернулась, взглянула на Богдана.

– Проклятие! Одно добралось. Да? – она уставилась ему в глаза, казалось, смотрела в душу. – Да, я знаю, вижу, добралось. Бездна, сколько же там силы. Сколько наших прокляли тебя!

Теперь ведьма смотрела в туман немигающим взглядом.

– Твоя первая кровь, твое первое проклятие направляло остальные. Мясник! Ублюдок! Там, далеко за горами, та наша неведомая сестра была первой! И что же? – вопрос она задала тихо, почти шепотом, а потом заорала:

– Дочка! Твоя дочка, мясник!

Она указала на него крючковатым пальцем и заголосила еще громче с невероятной радостью:

– Твоя дочка – наша!

В этот момент что-то в груди Бугая взорвалось. Легкие, до этого горевшие огнем от нехватки кислорода, сделали глубокий вдох. Казалось, яркое пламя из середины груди разливается по всем его сосудам, заменяя кровь. Так бывало с ним, и он, не веря, все же ждал вновь проявления чуда. Боялся каждый раз, что не произойдет, но ярость приносила ему силы, необузданную мощь.

Сердце сжалось и, казалось, перестало биться, остановилось, по рукам и ногам прошла судорога. Он дернулся и сделал шаг, ощутимо быстрее, чем это удалось ему раньше, затем второй, третий.

– Нет! – ведьма запаниковала. Место радости мгновенно занял страх. Рука ее инстинктивно схватилась за кинжал, но вряд ли он мог бы остановить того, кто сейчас медленно двигался к ней, разрывая путы ее чар. Она уставилась на него, стала что-то напевать и вскинула руки растопырив пальцы.

– Где она? – прохрипел в ответ совершенно незнакомый Богдану голос. Но как бы безумно это ни звучало, он понимал, что говорит сейчас сам.

– Нет! – ведьма вновь кричала, а его ноги сделали шаг, затем еще один и еще. Ветеран уже был у стола, чувствовал, что легкие его не дышат и был уверен, что идет сквозь чары этой ведьмы, прорывается каким-то невероятным образом, преодолевая их, руша или обходя.

– Нет! – она вновь схватила попавшиеся на глаза ингредиенты, швырнула их в приближающегося врага, обходящего стол. Жертва внезапно перестала быть таковой, и хищник не знал, что делать. Чародейка паниковала.

Вспыхнуло и мгновенно погасло у ног Богдана пламя. Ноздрей коснулся отвратительный запах кислятины, смешанной с дымом, но он не мог перебить собой того запаха, что всегда приходил к нему в момент сражения – кровь, мускус, травы. Он шел, не останавливаясь. Ведьма, с безумной улыбкой на лице, резким движением завладела флаконом с алой жидкостью. Дернула пальцами и крышка слетела. Она, секунду помедлив, запрокинула голову, пытаясь выпить, но...

Ветеран рванулся вперед, окончательно разрывая заклятье, меч взметнулся, преодолев последнее сопротивление ее чар. Клинок развалил тонкую шею надвое, и голова, не успевшая проглотить зелье, отправилась в полет по комнате. Шлепнулась на стол, рядом с телом Власты. Глаза ведьмы все еще жили и буравили Богдана ненавидящим взглядом. Тело начало заваливаться набок. Рука выронила флакон, тот разбился вдребезги об пол, проливая содержимое. Рот ведьмы дернулся и издал последнее, одно единственное слово:

– Кракон!

Богдан вскочил на стол, перехватил меч обратным хватом и вонзил его ей в темя. Сталь прошла с хрустом сквозь кости и мозг, пригвоздив голову к дереву столешницы.

В глазах мутилось, бегали черные точки. Окровавленной ладонью он провел по лицу, отдернул руку, всю в крови, вновь дотронулся до щеки и бороды, спрыгивая на пол. Хотя со стороны это больше напоминало не прыжок, а падение. Крови было много, видимо, от напряжения лопнули сосуды в носу. Голова раскалывалась на части, словно по ней врезали дубиной. Руки и ноги слушались с трудом. Он вновь мог дышать. Дарующее силы тепло в теле уходило, и вместо него толчками врывалась боль надорванных мускулов и тягучая усталость.

Он застонал, чуть не упал, опершись рукой о столешницу. Та, измазанная в крови, соскользнула, но ему каким-то чудом все же удалось удержаться на ногах. Больше всего хотелось лечь и отключиться, но Бугай встряхнулся, распрямился и неверным шагом направился к Князю. Когда он, покачиваясь на ватных ногах, оказался в центре помещения, в комнату ворвался Злой, совершенно безумный, весь в крови и чьих-то внутренностях. На лице – свежие глубокие царапины, левая рука болтается плетью. За ним пыхтел Торба, который выглядел несколько лучше, но тоже изрядно битым.

– Ведьма сдохла, – Бугай усмехнулся, смотря на них через алую пелену, застилающую глаза.

– Ты самый больной на голову ублюдок из тех, кого я знаю, братишка, – Злой отшвырнул в сторону меч и улыбнулся кривой усмешкой, торопясь обнять и поддержать товарища. – И самый везучий! Нож тебе в печень!

– Что с ним? – это уже говорил Торба, указывая на скрюченного Князя. – И сам-то как? Ты больше похож на мертвого, чем на живого.

– Прости, я был занят. Глянь сам. – Бугай со стоном, не без помощи Злого, сел на пол, запрокинул кружащуюся голову. – Снаружи все?

– Да, там была какая-то тварь, браток. Может, оборотень, волколак или что-то вроде, бездна поймет этих ведьминых прихвостней. Мы его кончили, с трудом. Что ни говори, годы безделья сказываются, – Злой явно радовался, что товарищ жив, и с довольной физиономией осматривал окружающее пространство. – Выпить бы чего. Горло промочить.

– Не здесь, – прохрипел Богдан. – Уходить надо.

Торба, как и ожидалось, занялся Славомиром, а Злой приглядывался к тому, чем здесь можно поживиться.

– Там те самые флаконы стоят, – проговорил Бугай. Он прикрыл глаза и понемногу приходил в себя. – Думаю, их надо забрать. Остальное трогать не советую. Забыл что ли за десять лет? Ведьмино все сжечь.

– И то верно, браток, – проворчал Злой. – И то верно, но Проныра будет не рад такому раскладу.

Богдан пропустил фразу мимо ушей.

В этот момент усилиями Торбы Князь стал приходить в себя. Застонал и начал что-то тихо говорить. Потом послышались всхлипывания, плач.

– Она мертва, Славомир, мертва, – увещевал товарища нависший над ним Торба.

Бугай внимал словам своего товарища и был уверен, что речь идет не о ведьме, а о Власте.

– И ты, дурья башка твоя аристократическая, был бы тоже холодный, как дерьмо в проруби, – это уже Злой вмешался. – С кем связался, браток! Наш здоровяк всех нас спас. Эй, Бугай, ты как, живой? Чего замолк?

– Заткнись, – проворчал тот. – Раньше тебя не помру. Выбираться надо. Место колдовское, ведьма сдохла, бездна знает, что тут будет твориться.

Проговорив это, он с трудом встал, вернул себе оружие и неспешно, покачиваясь, двинулся к выходу. Остальные следовали за ним.

Князя пришлось выводить вдвоем, держа под руки. Он рухнул в десяти шагах от строения и, обхватив лицо руками, что-то бормотал, стенал, стонал. Тело Власты вынес Торба. Положил на склоне холма так, чтобы товарищ не видел его.

– Похоронить надо, по-людски. Не гоже гореть ей с ведьмовским отродием. – проворчал он. – Злой, добеги до остальных, позови Князя довести. Тот безмолвно поднялся и двинулся через заболоченный лес.

Богдан нырнул в дверной проем. Вокруг все стало меняться, стены ветшали на глазах, пол иссыхал и скрипел под ногами. Часть дверных промов исчезла, хотя Бугай мог поклястся, что когда входил сюда первый раз – все это было. Комната, где лежал труп ведьмы, стала меньше. И это не было обманом зрения.

– Бездна. Проклятая магия, – выругался он. Схватил ящик с флаконами и как можно быстрее выбрался наружу.

– Надо сжечь это место!

Торба кивнул.

Они вдвоем подхватили тело здоровяка и закинули внутрь. Туда же отправились останки волкоподобной твари, лохматой и клыкастой.

Злой привел товарищей, когда изба уже занималась. Они с Мелким подхватили Князя под руки, тот продолжал стенать. Левша двинулся к телу Власты, поднял и молча двинулся вслед за ними.

До охотничьего домика Славомира Борынича, расположенного на другой стороне озера, добрались также в молчании. Строение не было крупным – обычная избушка, окруженная неказистым плетнем больше для вида, чем для защиты. Внутри одна просторная комната со столом. Печка, несколько лавок, которые вполне могли послужить и для сидения, и для сна. В подполе оказалось припрятано с десяток бутылок хорошего вина, сухари, крупа, вяленое мясо, солонина. Рядом с домом журчал ручей, в котором ветераны быстро набрали воды. Коней поставили там же, рядом, чтобы могли напиться, стреножили. За ними приглядывал Болтун, как это всегда было в старые времена.

Выбрали место вблизи, на небольшом возвышении у кроны раскидистой березы, и начали рыть.

К этому моменту Князь стал приходить в себя. Горе его было велико, но все же он не раз и не два видел смерть близких ему людей. Не столь близких как супруга, но тех, кого называл товарищами. Богдан переживал, что боль утраты ранила его глубоко. Невзначай задал пару простых вопросов, чтобы удостовериться, что он осознает происходящее и не сошел с ума. Князь отвечал отрывисто, но четко – да, он разум его оставался ясным.

Вечер заняли похороны. В тишине рыли могилу, укладывали в нее тело, завернутое в найденные в доме простыни, закапывали. Хромой провел похоронный ритуал. Из них он единственный что-то в этом смыслил. Князь кинул первую пригоршню земли, отвернулся, отошел. Ветераны подходили по очереди и говорили слова соболезнования. Тот кивал в ответ.

Ночь спускалась быстро.

На глади озера отражался свет луны и звезд. Над лесом простирался дым, пахло гарью. Не так уж и далеко от места, где они решили провести ночь, располагалось сожженное каких-то пару часов назад жилище ведьмы.

Товарищи сидели у костра, он был обустроен в углублении, так что свет его не привлек бы чужого внимания, если не палить сильно. Чего они делать, конечно, не собирались – слишком неспокойно было вокруг. Перекусить им удалось найденными припасами. Привычная в походах каша с мясом хорошо утолила голод, ведь с утра они толком и не ели. Сейчас по кругу ходила бутыль хорошего вина, только вот никто, за исключением Князя, больше пары глотков из нее не выпил. Все понимали, что поблизости бродит опасность. Где-то за кругом света всхрапывали недовольные кони. Сегодня их против обыкновения не вычесали и не привели в порядок. Болтун умел обходиться с животными, но в поместье, где кони привыкли жить, конюхи были явно опытнее.

Все они, товарищи-ветераны, устали. Лица посуровели и выглядели задумчивыми. Хуже всего было Князю. Сидел он совершенно опустошенный, убитый горем, отстраненный, с почти безжизненным выражением лица. Каждый раз, когда очередь пригубить из бутыли доходила до него, он делал несколько больших глотков.

Славомир услышал сегодня, по дороге сюда от того злополучного жилища ведьмы и в процессе похорон, много соболезнований. Его пытались воодушевить, сказать теплые слова, как-то поддержать, но помогало это слабо. Упрекать в связях с чародейкой не спешили, хотя вопросов у товарищей скопилось много. Успеется.

Тишина длилась долго, но все же поговорить им после всего случившегося нужно. Необходимо понять и прояснить, какой путь выбрать.

– Что дальше? – Торба не выдержал первым и, смотря в пламя, степенно начал разговор. – Вот мы все вместе собрались, как в старые добрые времена, – он невесело усмехнулся, поднял глаза, осматривая осунувшиеся, утомленные лица. – Или не очень добрые времена. Что дальше? А, други?