Глава 12

Богдан дернулся и вырвался из липкой пучины сна. Его трясло, он промерз до костей, окоченел так, что зуб на зуб не попадал. Ветеран вскочил, врезался головой в потолок, схватился за ушибленное место рукой, выругался. Из соседней камеры раздалась ответная брань. Богдан сел на кучу соломы, прижимая руку к ушибленному месту.

– Бездна, – процедил он.

Брань из соседней камеры утихла так же быстро, как и началась. Видимо, своими воплями Богдан разбудил кого-то. Но сил ругаться у того уже не было. Переход на веслах вымотал всех. К тому же орать было довольно глупо, зачем привлекать внимание стражи?

Он терялся в догадках, прошел ли час, мгновение, или ночь уже шла к концу? Понять было невозможно. Ветеран привалился к стене, холодной, липкой от копившейся здесь влаги, попытался вновь отключиться. Так он и провел остаток ночи – полулежа-полусидя, силясь хоть немного поспать.

Утром за ним пришли и вернули на корабль, на то же место, где он до этого сидел. Богдан чувствовал себя уставшим и разбитым. Камера, кошмар и сырость – не лучшие спутники крепкого и здорового отдыха. Но, видимо, спать ему в ближайшее время придется именно так, и это не самый плохой вариант. Впрочем, ему к подобному не привыкать.

Те, кто ночевали на судне, выглядели не лучше. Помятые лица, усталые, осунувшиеся. Тяжелый день на веслах и не менее отвратная ночь в неприятных условиях, где негде было разместиться лежа, давали о себе знать.

Чуна, который, казалось, похудел еще больше, встретил Богдана с мукой на лице.

Когда стража ушла, он прошептал:

– Как думаешь, сегодня все повторится?

– Да, – Богдану хотелось усмехнуться, но это выглядело бы глупо. Не до смеха было в такой ситуации, совсем не до шуток.

Короткий ответ вызвал на лице Чуны ужас. Парень застонал и обхватил голову руками. Закачался из стороны в сторону, что-то нашептывая.

– А ты думал, что тебе принесут кусок свежего, хрустящего хлеба, поставят кружку эля, да положат под бок бабенку попышнее? – все же Бугай нашел где-то в глубине души силы на шутку. – Нет, теперь будет только так, если не хуже. Привыкай.

Казалось, что парень его не слышит. Он стонал, шептал что-то, взывал к богам и проклинал все, на чем стоит свет. Вообще большинство гребцов, по наблюдениям Богдана, выглядели так, что еще один, максимум, два таких перехода – и работать на веслах они не смогут. Что поделать, вот он – отбор, какой есть. До места им оставалось, по прикидкам ветерана, два дня на веслах. Тех, кто не справится, возможно, прикончат на месте. Зачем на каторге слабые?

Но это были лишь его размышления. Что ждало их впереди, Богдан не знал.

Им принесли еды. Теплая, воняющая тиной вода и немного хлеба. Видимо, капитан решил, что вчерашний рацион из солонины – слишком большая роскошь для такого бестолкового отребья, бесполезная трата ценных ресурсов.

Решетка поднялась, и они отчалили. Гребцы работали менее усердно, но барабан пока что их не особо торопил, выбрав неспешный темп. Матросы сразу же развернули парус, и плавание вверх по течению продолжилось.

Чем дальше от Кракона они уходили, тем менее обжитыми выглядели берега. Все реже в небо поднимались дымки, говорившие, что где-то там есть хутор или иное поселение. После Истры почти не встречались какие-либо мостки и причалы. Рыбацких лодок вообще не было. То слева, то справа в реку впадали небольшие ручьи и притоки. Через несколько часов корабль вошел в один из них, река стала ощутимо уже, но оставалась пригодной для судоходства, как и основная транспортная артерия – сама Крака. Солнце, стремящееся к зениту, пекло нещадно. День выдался на удивление жарким, и команда гребцов изнывала на веслах. Пожалуй, один Богдан радовался в душе солнцепеку, поскольку это явление помогало изничтожить ночные кошмары, холод камеры, напоминающий о сновидениях. Но делать он это старался максимально незаметно, являя окружающему миру усталую, отстраненную мину на своем лице.

Ночь не дала достаточного отдыха после вчерашнего перехода. Это почувствовалось в работе гребцов сразу же. Еще бы, за ночь не заживают мозоли, не отдыхают мышцы, изможденные непривычным, изнурительным трудом на пределе сил. Гребцы страдали, сбивались с темпа, задаваемого барабанщиком, и тут уже удары плетью не особо помогали. Хотя Богдан отметил, что на этот раз корабль не гнали так, как вчера, и плеть свистела не так уж и часто, несмотря на то что будущие каторжане сбивались с ритма в разы чаще.

Богдан наваливался на весло, как только мог, поскольку его напарник совершенно поник духом после вчерашних дневных и ночных «приключений». Чуна старался, но усилия его были практически незаметны. Бесполезный дохляк, выкинут его в реку, и дело с концом. К чему там, в рудниках, такой убогий?

После полудня русло реки впереди начало расширяться. Болотина, за которой, возможно, располагалась старица, уходила куда-то влево. Деревья справа росли вплотную к воде, камыш заполнил крупную заводь. Местность вокруг выглядела совершенно безлюдной и дикой. Они ушли достаточно далеко от Кракона, но еще не добрались до окрестностей каменоломен и рудников – крупного горнопромышленного района, снабжающего не один город Союза.

Они подошли к заводи. Гребцы опять сбились с ритма. Нужно было быстрее работать слева, чтобы хорошо войти в поворот реки, не угодить в заросли. Скорее всего, это грозило судну тем, что оно сядет на мель. Фарватер здесь казался сложным. С кормы раздалась отчаянная брань капитана, но изменить ситуацию в корне он уже не мог.

Камыш был близко, весла натружено опускались и вздымались совсем рядом с ним. Корабль нехотя поворачивал, гребцы работали вразнобой. Хлестала плеть, каторжане вопили, огрызались, скалили зубы. Барабан выбивал ритм. Внезапно сквозь звучавшие на палубе крики, вопли и скрип уключин, с носа корабля раздался громкий приказ.

– Готовность! – один арбалетчик, явно офицер, поднял ладонь вверх.

Ноздри Богдана почуяли дым, и это вырвало его из собранного состояния, в котором он пребывал, работая веслом, особо не обращая внимание на то, что творилось вокруг. Арбалетчики, доселе расслабленные и дремавшие, видимо, тоже почуяли что-то неладное, воззрились на командира. Через мгновение они уже готовились к бою, накидывали снятые из-за жары шлемы, затягивали отпущенные ранее ремни на доспехах, хватали арбалеты и поправляли колчаны с болтами. Все, кроме трудящихся на веслах каторжан, которым было недосуг, напряглись и стали осматриваться по сторонам. Матросы, следящие за парусом, похватали копья, присели к палубе, чтобы стать менее заметными с берега. Сидящий у мачты ясноокий резким движением поднялся, обнажил оба клинка. Он грациозно развернулся и стал всматриваться вперед. Лицо его сейчас, как и всегда, выглядело совершенно бесстрастным. Ни дать, ни взять, славный рыцарь с картины о великом подвиге высматривает какую-то подлую тварь, чтобы сразить ее в честном бою.

Богдан принялся пожирать глазами все творящееся вокруг, прикидывая, что их ждет и можно ли что-то выиграть в этой ситуации? Он наблюдал, фиксируя, кто из охраны как реагирует на возникшую впереди неясную опасность. Стража нервничала. Каторжане, прикованные к банкам, никак не могли за себя постоять в случае нападения, и постепенно на них накатывало паническое бешенство. Их явно пугало то, что с кораблем что-то может произойти. Катастрофа – и он отправится на дно. Ведь в этом случае их ждет смерть в воде, без всякого шанса выжить, поскольку они прикованы к скамьям корабля железными цепями. А расковывать их пока что никто не собирался.

Слева и чуть впереди корабля, в заболоченной части реки, загорелся камыш. Пожар разгорался с завидной скоростью, приближался к кораблю, усилиями гребцов идущему вблизи зарослей. Как они еще не застряли на мелководье? Сплошное везение. Видимо здесь русло резко уходило вниз, давая достаточно пространства для корабля с такой посадкой. Естественно, загореться само здесь что-то никак не могло, это явно рукотворное или, бездна побери, колдовское творение. От мысли о втором Богдана аж передернуло. Слишком много чародейского дерьма рядом с ним последнее время происходило.

– Бездна! – послышался с кормы пронзительный и полный ужаса крик. – Что это?!

Камыш начал качаться, и нечто массивное продиралось сквозь него, стремясь убраться от охваченного пламенем участка к открытой воде, в сторону корабля. Тренькнула тетива – кто-то из арбалетчиков не выдержал, закричал, начал спешно перезаряжать свое орудие.

– Сидеть смирно, ублюдки! – заорал диким, срывающимся голосом жирдяй с плеткой, раздавая очередные удары. – Сидеть!!!

Богдан не видел, что происходит за его спиной, что делают капитан, барабанщик и еще пара арбалетчиков, но матросы в центре корабля в страхе жались к палубе, стискивая копья. На носу стрелки высматривали нечто в камышах, до которых кораблю, разогнавшемуся на веслах, оставалось всего ничего.

– Скорость, на таран! – выкрикнул приказ капитан дрогнувшим голосом. Бывать в настоящей боевой ситуации ему явно доводилось нечасто. Еще бы, каторжан возить – это не с пиратами сражаться, вдали от привычных берегов. И происходящее сейчас пугало его своей неопределенностью. Однако и ему было понятно, что в первую очередь необходимо выйти из-под удара нависшей над всеми ними неизвестной опасности.

Барабан загремел с ускорившейся частотой. Гребцы-каторжане взвыли, но навалились на весла со стонами и криками под яростное щелканье плети, хотя толку от нее сейчас было мало. Люди и так испытывали панический ужас, работая за пределами своих сил. Каждый осознавал, что, возможно, его работа сейчас может спасти ему жизнь.

– Раз! – раздалось сзади. – Левый борт! Быстрее, твари! Гребем! Раз!

Гребцы поднажали. Богдану не верилось, но они на самом деле начали работать более слаженно, набирая скорость, выравнивая корабль, поворачивая его от горящих зарослей камыша. Ясноокий у мачты одним резким движением вонзил клинки в палубу и начал производить какие-то пассы руками. Арбалетчики выпустили болты наугад в камыш, где угадывалось какое-то движение. Те исчезли, явно не найдя нужной цели, которая там точно была. Богдан чувствовал, что там что-то есть. Огромное, похожее на змею существо, не являя себя, устремилось к кораблю.

– Гидра, – прошептал он одними губами. Опыт подсказывал ему, что это именно она. Вряд ли что-то иное.

Чуна дернулся, как ужаленный, и воззрился на него глазами, полными ужаса.

– Там гидра, – оскалился совершенно безумной улыбкой Бугай, продолжая налегать на весло. На самом деле, осознание этого не приносило ему радости, ведь тварь могла пожрать их всех. Одна надежда на колдуна.

И тут в одно мгновение произошло сразу несколько событий.

Ясноокий завершил свои пассы руками указующим в камыши жестом, и край зарослей вспыхнул голубым пламенем, из которого с громким шипением на корабль сразу же ринулись несколько огромных голов с клыкастыми пастями, змееподобные шеи, и несущее их массивное тело. Команда корабля словно обезумела. Еще бы, вряд ли кто-то из них, за исключением, может быть, пары наиболее опытных арбалетчиков, капитана и колдуна, видел что-то подобное. А неизвестное пугает сильнее. Богдан также не радовался увиденному. Он точно знал, что эта тварь способна сожрать многих из людей на палубе и растерзать еще больше. Прожорливая, хитрая, изворотливая бестия, на которую надо идти с мечом в одной руке и факелом в другой, чтобы прижигать раны. Либо использовать горящий, облитый маслом клинок. Будь у него в руках меч, возможно, он умудрился бы помочь команде совладать с ней. В своих долгих приключениях, если их так можно назвать, ему приходилось иметь дело и с таким чудовищем. Но тогда он был не один, а в компании своих товарищей, которым мог доверить спину. Здесь же кто даст ему меч? И кто встанет рядом, отбиваясь от атак монстра? Если не действовать слаженно и рассудительно, дело закончится большой кровью.

Второй напастью, свалившейся на команду, оказались стрелы. С правого берега из зарослей, видимо, с деревьев, поскольку били достаточно прицельно, вылетело несколько белооперенных стрел, которые вонзились в палубу. Одна ударилась рядом с правой ногой Богдана, и к ней был примотан массивный кованый гвоздь.

Бугай в недоумении дернулся, но через секунду ухмыльнулся – до него стало доходить, что здесь творится. Схватив гвоздь и кинув стрелу под банку, чтобы ее никто не увидел, он что есть мочи заорал:

– Это остроухие твари! Засада, парни!

Ветеран почувствовал своей шкурой, почти физически ощутил пристальный взгляд ясноокого, уже успевшего схватить свой меч после творимого колдовства. Но от того, что сейчас он будет делать, зависела его свобода и дальнейшее существование. Возможно, даже жизнь еще кого-то на этом корабле, хотя, признаться, ни каторжанам, ни страже с матросами он не симпатизировал.

– Это ушастые ублюдки, бездна! Это их стрелы! Дайте мне меч, я умею драться, я не готов подохнуть тут вот так! Нам всем конец! Они никого не пощадят!

Стрелы, оперенные светлыми перьями, вновь полетели с деревьев, растущих на правом берегу. На этот раз одна угодила в толстяка с плетью, а вторая в арбалетчика. Также пострадала пара каторжан, которые подхватили вопли Богдана. И молили дать им оружие или хотя бы снять оковы. На палубу потекла кровь.

Все до последнего знали, что остроухие твари не оставят в живых никого, раз они уж забрались на людские земли и решились организовать нападение. А то, что это оно, нет никаких сомнений. Перебьют всех, если смогут. А с учетом того, что на них натравили гидру и расстреливали из подготовленной позиции на берегу, из зарослей, где легко спрятаться, шансов у людей на корабле оставалось мало. Каторжане, как и их охрана, вполне осознавали это. С каждой секундой воплей становилось все больше, гребцы налегли на весла, понимая, что только в этом их спасение.

Корабль, успевший в несколько гребков отвернуть от полыхающего камыша, разогнался было в надежде уйти от гидры и вырваться из-под обстрела, но тут же с силой врезался во что-то, таящееся под водой. Дернулся и встал, накренившись.

Мель! Их везение закончилось, слишком близко оказалась заводь, для которой их корабль имел слишком глубокую посадку.

Дальше началось форменное безумие.

Все, кто стоял на ногах, рухнули – кто на палубу, а те, кому повезло меньше, за борт. Сидевшим было попроще, но и они в большинстве своем повалились с банок и кричали в панике, пытаясь подняться. Один неудачливый арбалетчик, вывалившийся с воплями наружу, барахтался, стремясь встать и нащупать близкое дно. Через секунду его настигла пасть гидры. Тварь оказалась совсем рядом. Кровь, куски плоти, ошметки доспехов и одежды полетели в разные стороны. Чудовище разорвало несчастного за считаные мгновения.

Поднялся невероятный ор. Каторжане взывали к охранникам, требуя, чтобы их расковали и дали сражаться. Помирать просто так под градом стрел и от зубов бестии никто не хотел. Да и стража понимала, что шансов уйти от остроухих, сев на мель, у них нет. Единственная надежда – ясноокий, колдун. Вдруг его магия окажется столь могучей, что удастся совладать и с нагоняющим корабль чудовищем, и с засадой стрелков.

Все вокруг исторгали проклятия, кричали, паниковали, рвали чтобы было сил цепи, пытаясь освободиться. Один матрос рванулся к кандалам сидящих рядом людей. Вскрикнул и осел, разрубленный от плеча до пояса ударом клинка, принадлежащего ясноокому. И это повлекло новый приступ паники, перерастающий в настоящее безумие.

Лишь один человек во всем этом кавардаке делал то, что действительно было необходимо для личного спасения. Богдан, поняв, что старания его и призывы возымели должный результат, ковырялся кованым гвоздем в креплениях цепей. Это, конечно, не кинжал, но хоть что-то. Голыми руками, несмотря на всю свою силу, разогнуть стальные звенья и вырвать их крепления из палубы ему бы не удалось. Памятуя про пытки, ветеран не полагался на плоть, а усердно работал, пригнувшись к палубе и закрыв крепление цепи своим телом. Чуна валялся рядом и стенал, что было сил. Он не обращал внимания на своего напарника, что несказанно радовало Бугая.

– Бездна! – ругался он про себя, проклиная все на свете. – Давай же, давай!

Ясноокий, взмахнув мечами, огляделся. Глаза его горели огнем, причем не в фигуральном, а во вполне реальном смысле этого слова. Они светились ярко, словно две звезды. Что он видел, как воспринимал мир и что думал в этот момент, что передавал своему хозяину? Видимо, осознав, что положение плачевное, он принял самое верное решение – бежать!

Несколько голов гидры в этот момент зависли над левым бортом корабля, кусая и разрывая кричащих людей, отгрызая от них части тел и подкидывая в воздух, обильно окропляя алой кровью все вокруг, заглатывая, чавкая, клацая зубами. Колдун выждал мгновение и прыгнул за борт, прямо на сплетенный клубок из шей гидры. Он ловко срубил ей одну из голов, окатив себя черной жижей, заменяющей этой твари кровь. Невероятно грациозно оттолкнулся от туши, прыгнул дальше, рубанул еще раз, но уже не так удачно. Из клинка его меча вылетела с треском молния, прокатившаяся по всему телу монстра, сводя его судорогой. Но тут две стрелы угодили в спину и руку чародея, сбив его с ритма, и головы чудовища не преминули этим воспользоваться. Укус, безуспешная попытка отмахнуться клинком, еще укус – и тело ясноокого, взмыв над речной гладью, разлетелось на две части, плюхнувшиеся в воду. Одна из пастей сразу же нырнула в то место и стала поглощать останки с устрашающим чавканьем.

Это был конец, конец для всех на корабле. Гидра вряд ли пощадит хоть кого-то, это не в ее натуре. А тем более – еще и озлобленная ранами и нуждающаяся в пище, чтобы восполнить свои силы и регенерировать утраченные головы. К тому же, тварь оказалась не одна. За спиной Богдана, на корме, тоже раздались чавкающие звуки, издаваемые пастями монстра. Люди орали, как безумные. Капитан с яростным, но полным ужаса воплем, попытался отдать приказ набрать скорость. Интересно, на что он рассчитывал, если корабль уперся в мель, от которой нужно было оттолкнуться, а не влезать на нее еще сильнее. Они застряли, к тому же в днище образовалась пробоина, через которую трюм заполнялся водой. Утонуть они вряд ли могли, здесь было слишком мелко, но сдвинуть корабль с места уже точно не получится. Единственным шансом было выпрыгивать через правый борт, подальше от гидр и убираться в сторону остроухих. Либо, обойдя монстра на корме, вплавь, вниз по течению. Но команда и охрана оказались слишком деморализованы и не организованы для эффективного принятия решений и сопротивления. Гребцы же не имели возможности выбраться, поскольку были прикованы. Им приходилось лишь умолять, взывать к стражникам и матросам, стенать и поминать высшие силы или бездну.

Удары барабана прекратились, их заменили крики и стоны, шипение и полные ужаса возгласы, мольбы освободить и дать возможность спастись. Стрелы продолжали сыпаться, поражая в основном тех, кто мог сопротивляться, – стражу и членов экипажа.

Безумие заполнило палубу, корабль заливало кровью. Прикованные люди не хотели умирать просто так, не имея шанса на спасение. Они рвались, стенали, без возможности повернуться, освободиться, уплыть и стали безвольными заложниками творящегося.

В этот момент Богдан заточенным каленым гвоздем продолжал свою работу. Он осознавал, что вряд ли кому-то сейчас до него есть дело. Ясноокий, единственный, кто мог бы хладнокровно действовать в такой ситуации и что-то предпринять, скорее всего, мертв. Кто знает колдунов? Но когда тебя разрывают на несколько частей и проглатывают их, вряд ли даже самый могучий маг сможет собрать себя заново. Пасти гидры пока что рвали тех, кто занимал соседний борт. Богдану повезло, он сидел справа, и это дало ему несколько необходимых для освобождения мгновений. Будь он слева, скорее всего, все было бы уже кончено. Или ему пришлось бы в разы быстрее рвать цепь, ломая кости и растягивая жилы, выбивая суставы, чтобы любой ценой спастись от зубастых пастей.

Вторая гидра, которую Богдан не видел, поскольку сидел спиной, заканчивала с теми, кто был на корме. Та, что напала на левый борт, понемногу заваливала корабль на себя, намереваясь приняться за тех людей, что еще оставались там, а потом добраться и до правого борта. Нужно было торопиться.

Единственный стоящий на носу арбалетчик был в полном безумии. Лишившись шлема, трясущимися руками раз за разом он разряжал свое оружие в шеи и пасти находящегося рядом монстра. Но толку от этого было мало. Гидра почти не боится колющих ран. Надо всадить в нее кучу болтов, чтобы убить. Или целиться в глаза и пасти, поджигать стрелы, что повысит их эффективность. Но эти люди, явно никогда не имевшие дела с такими тварями, не знали этого. В итоге погибли почти все, кто мог сражаться, остался один, стрелявший без разбора. А тело монстра принимало болты в себя. Регенерировать ей будет сложнее. Все же это не удар копья или резаная рана. Инородный предмет в теле, который еще нужно вытащить. Но извивающиеся шеи справятся с этим, а пищи – для восстановления сил и залечивания ран – здесь много. Что же до боли, то она не отпугивала, а злила бестию и вызывала у нее желание сожрать еще больше людей.

Белооперенная стрела прекратила страдания выпустившего очередной болт арбалетчика. Он схватился за горло, кровь пошла ртом, оружие шлепнулось в воду, а парень осел, захлебываясь и умирая.

Корабль кренился все сильнее и сильнее. Чуна с круглыми от ужаса глазами воззрился на Богдана, продолжая что-то бормотать, а тот все ковырял крепление в надежде как можно быстрее освободить себя. Кандалы не поддавались, а руки после пыток еще не до конца зажили. Наконец-то он понял, что ждать больше нельзя. Еще немного – и гидры заинтересуются его соседями и им самим. Мышцы напряглись, он заорал, пробуждая в себе злобу, ярость и боевой азарт. На этот раз сталь, поврежденная ударами, поддалась. Все же ее крепления были не столь прочны, а палуба источена воздействием воды и ветра.

С остатками цепей в руках и кандалами на ногах Богдан распрямился, увидев падение последнего арбалетчика, схватившегося за белооперенную стрелу в горле. Он осмотрел мельком творящееся на корабле безумие, молча кинул гвоздь своему напарнику, развернулся и, набрав полную грудь воздуха, прыгнул в прохладную воду, пытаясь в прыжке преодолеть как можно большее расстояние до спасительных деревьев.

Цепи сразу потянули ко дну, но он знал, что должен доплыть. Такую возможность нельзя было упустить. Усиленные толчки, попытки сделать гребок, оттолкнуться ногами. На мгновение он вырвался из водной стихии, вдохнул. Вновь погружение, еще пара-тройка неуклюжих гребков, рывок, еще один глоток воздуха. Он пытался двигаться словно уж, извиваясь телом, толкался, слаженно подгребал руками и дергал ногами, не впадая в панику. Не привыкать – ему уже приходилось тонуть в доспехах, и вот тогда было по-настоящему тяжело, хотя и не были частично скованы руки и ноги. Тогда он чуть было не погиб, но каким-то чудом справился, выбрался на берег. А цепи – это лишь помеха, не может же быть все гладко. Нужно как-то извиваться и доплыть до берега. Легкие рвались от нехватки воздуха, двигаться достаточно для совершения гребков не получалось. Он тонул, отплыв немного от корабля, но не добравшись до берега. Слишком далеко, такими темпами не доплыть, кандалы тянут вниз, не дают сделать нормальных движений, сковывают. Эта промашка могла стоить жизни.

Загрузка...