Глава 4 Из темницы с любовью

Мы с Камиллой проводили удаляющуюся по коридору фигурку, пока та не исчезла в тенях, а потом задумчиво уставились в разные стороны. Я потихоньку пила чай, Камилла просто глядела в стену с таким сосредоточенным вниманием, будто там были написаны некие откровения. Ну или похабные анекдоты, потому что иногда она довольно пакостно усмехалась.

Новый топот заставил нас с Камиллой переглянуться — приближающиеся к нам шаги были явно мужскими.

— Полагаете, она все же побежала к Вилье? — светским тоном осведомилась Камилла.

Если так, то сьёретта Анаис не просто отличается светской выдержкой, но еще и актриса — хоть сейчас на сцены Лукании, известной своим театральным мастерством. Но я сочла за благо отмолчаться. Потому что вдруг я не права, и Анаис действительно…

Она — действительно! Первым шагал как раз Вилье. Его стройная фигура, как всегда в черном, выскользнула из теней и плавно, с вкрадчивой змеиной грацией двинулась к нам. В ярком огне светильников тени на его лице выделялись особенно резко, деля его на половинки — белую, почти до ослепления, и черную, почти до невидимости. Я даже на миг залюбовалась этим воплощением угрозы и загадочности, но тут он подошел поближе, тени прояснились, отсветы ламп притухли и стала видна кислая мина Вилье — будто под нос ему тухлятину сунули. Я перевела взгляд на вышагивающих за ним пару молодых сьеров.

Сьеры были весьма примечательные. Одеты одинаково роскошно, а на мой, воспитанный в Редоне вкус, чересчур ярко. Но судя по вчерашнему приему, в столице так принято, это только Вилье здесь — Черный. Оба рослые и плечистые, но один явно не пренебрегает достойными благородного сьера верховой ездой и фехтованием, а вот второй если и занимался ими раньше, то нынче забросил: крепкие плечи у него еще были, а вот мягкий вислый животик уже наметился. Хотя если судить по взгляду, высокомерному и в то же время цепкому, верховодил в этой парочке как раз «крепко-мягкий». Да и шел «фигуристый» сьер на полшага позади своего слегка оплывшего приятеля. А вот поклонился первым:

— Сьёретты!

Мы с Камиллой присели в реверансах — через решетку от кавалеров это выглядело забавно, но я искренне старалась хранить серьезность. И даже некоторую трагичность. Все же веселиться за решеткой — дурной тон. Из общего вида страдалиц слегка выбивались пирожные и кувшин с чаем, но благородные сьеры равнодушно скользнули по ним взглядами, явно не увидев в чаёвничающих заключенных ничего особенного. Зато Вилье увидел и его и без того поджатые губы вытянулись в уж совсем тонкую злую нитку.

— Нам жаль видеть вас в столь плачевном положении! — «фигуристый» сьер прижал ладонь к груди и склонил голову как над покойницами.

Мы с Камиллой переглянулись, и я отлично поняла неприязнь, промелькнувшую в глазах благородной Дезирон. Плачевное положение — это когда ни денег, ни внешности, ни ума, ни родни, ни друзей, а вокруг — война с потопом и землетрясением разом! Мы же — юные красавицы в слегка затруднительных обстоятельствах.

А благородный сьер, не понимающих таких тонких нюансов — морда невоспитанная простолюдинская, хуже любого Черного Вилье!

— Поэтому мы с моим другом Луи… — изящный жест в сторону надменно-молчаливого «оплывшего». — Поспешили вам на помощь!

— Поспешили? — непонимающе улыбнулась я. Мы тут уже часов пять сидим.

«Оплывший» одарил меня недоуменным взглядом: дескать, она что — не рада?

— Как только узнали, так и поспешили. — у его «фигуристого» приятеля хватило совести слегка смутиться. — Это знаете ли, было непросто! — он перевел недобрый взгляд на Вилье. — Вилье не спешил никому рассказывать, КОГО он подозревает в убийстве нашего дорогого казначея. Ах, бедняга!

Дорогой бедняга казначей? Не видит ли любезный «фигуристый» сьер в собственных словах некое… противоречие? Хотя кто знает, вдруг он разбирается в финансах много глубже, чем я…

— Уверен, молчание Вилье о вашем аресте, сььёретты, вызвано самыми вескими причинами. — высокомерным басом прогудел оплывший, и положил руку на плечо Вилье.

— Например, пониманием, что за такие подозрения его попросту засмеют. — на другое плечо немедленно шлепнулась ладонь «фигуристого» и Черного Вилье слегка перекосило.

— Но мастер Вилье… — «фигуристый» сильно надавил голосом, подчеркивая отнюдь не дворянское звание второго человека овернской Тайной Службы. — Сейчас извинится за свои нелепые подозрения в адрес благородных сьёретт. — и его пальцы с силой сжались на плече Вилье.

Кровь от лица Вилье отхлынула, зато на бледных щеках проступили некрасивые багровые пятна. Он со злостью поглядел на меня, а потом перевел такой же ненавидящий взгляд на Камиллу.

— Конечно, нелепые… — чуть подрагивающим то ли от боли, то ли от злости голосом процедил он. — Подозревать, что дочь изменников замешана в убийстве королевского казначея — нелепость! Даже большая, чем подозревать в этом дочь семейства Редон, которых покойный сьер казначей лишил главного источника доходов.

Пальцы «фигуристого» и «оплывшего» на плечах Вилье сжались снова — будто когти впились. Вилье хрипло выдохнул: то ли от боли, то ли от злости.

— Он совершенно не умеет извиняться. — сияюще улыбнулся «фигуристый» и повернулся к Вилье. Лицо его изменилось, мгновенно став жутким, а пальцы на плече Вилье сжались так, что мне отчетливо послышался треск костей.

— Я… прошу прощения. — исподлобья ненавидяще глядя на безмятежную улыбку на пухлом лице «оплывшего», прохрипел Вилье.

— За что, мастер Вилье? — перебирая пальцами по плечу Вилье так, что тот становился все бледнее и бледнее, спросил «фигуристый».

— За нелепые подозрения. — слабеющим голосом послушно отозвался Вилье.

— Видите, как просто! — отозвался «фигуристый».

— Пошел вон. — сквозь зубы процедил «оплывший», отталкивая Вилье. Тот послушно попятился и тут же сгинул в сумраке коридора.

— Видите, сьёретты, как всё просто? — демонстративно отряхивая ладони, как после грязи, повторил «фигуристый». — Конечно, если рядом мы!

— Кто? — разглядывая его в упор через решетку, как-то недобро процедила Камилла.

«Фигуристый» на миг даже растерялся:

— Ну… мы же!

— Вы забыли представиться, монсьеры! — пропела я.

Они переглянулись недоуменно. Не будь они молодыми сьерами, а я — благородной сьёреттой, я бы даже сказала — ошалело. Наконец на лицах отразилась понимание, а потом и чуть презрительная снисходительность к провинциалкам.

— Реми Мартиаль, сын бессменного адъютанта верховного командующего и тоже… адъютант. — изящно поклонился «фигуристый».

— Чей? — все также отрывисто и резко спросила Камилла.

Он на миг смутился и наконец смущенно пробормотал:

— Короля… — будто стыдился сравнения с бессменным родителем. И тут же явно воспрянул. — А это… — он многозначительно прищурился, лукавое выражение его лица обещало прекраснейший из сюрпризов. Плавно повел ладонями в сторону своего приятеля. — Младший барон Луи Белор, сын и наследник главы всей Тайной Службы Овернии!

Да так и замер, словно протягивая нам это блистательное имя на раскрытых ладонях.

«Оплывший», он же младший барон и старший сын, снисходительно приосанился. Не думала, что такое возможно, но у него получилось.

— Тоже чей-то адъютант? — скучающе поинтересовалась я.

Белор-младший воззрился на меня с возмущением… и снова, хотя уже с некоторым трудом, простил глупую провинциалку:

— Я не трачу время на службу. Не собираюсь отнимать кусок хлеба у того, кому это и впрямь нужно.

Его приятель вспыхнул румянцем на щеках и гневно прикусил губу.

— Зато готов потратить время на прекрасных сьёретт. — Белор-младший лениво попытался состроить мне глазки, но как-то сразу устал и отказался от таких непомерных усилий. — Приглашаю вас, сьёретта Редон, составить мне компанию на завтрашней охоте. Завтра охота, вы знали?

— Даже не догадывалась. — серьезно заверила его я.

— А я, в свою очередь, счастлив пригласить вас, сьёретта Дезирон. Мы чудесно проведем время! — заверил адъютант Мартиаль.

Что ж, предсказуемо. Камилле, как дочери изменников и вообще невесте сомнительной, в женихи и адъютант, сына адъютанта, сойдет. Ну а мне, видимо, как несомненной, особенно после смерти отхватившего у нас экспедиции казначея, аж целого сыночка Тайной Службы. То-то он с Вилье так легко справился! Конечно, сынок — главнее какого-то первого помощника. Кто б сомневался.

— Нам очень лестно ваше предложение, монсьеры, но к сожалению, мы не можем его принять. — присела в изящном реверансе Камилла.

Я покосилась на нее неодобрительно — зачем же так резко-то? Еще обидятся мальчики, мстить примутся… папенек привлекут.

Мальчики обиделись, несомненно.

— И чем же, позвольте узнать, мы вам не угодили, сьёретты? — процедил явно не привыкший к отказам пухляк Белор.

— Ах, поверьте, монсьеры, дело вовсе не в вас, а в нас. — с искренним сожалением протянула Камилла. И невинно добавила. — А еще в этой решетке. Она, видите ли, заперта, и когда откроется, нам не известно.

— Погодите… — растерялся сын начальника Тайной Службы. — Вилье… Он что, вас не… выпустил? Да как он посмел! — рев неведомого чащобного чудовища огласил коридоры.

— Справедливости ради, монсьеры, вы его и не просили нас отпустить. Только извиниться. — напомнила я.

— Я и не должен его… просить! — заорал Белор. — Я приказываю! Он должен был сам догадаться! Мартиаль, немедленно, сей час же…

— Сей момент, друг мой, не надо так нервничать! — Мартиаль хищно метнулся в глубины коридоров.

— Тащи сюда этого шлюхина сын! — продолжал реветь Белор. — Я ему покажу как не подчиняться!

Из дальнего конца коридора раздался шум, гам, пронзительно завопил сторож:

— Не могу, монсьеры, как есть не могу! Без разрешения мастера Вилье…

Снова крик, кажется, звуки ударов… и наконец новая процессия: впереди, чуть ли не вприпрыжку, сторож с ключами, следом бледный Вилье, и уже привычно вцепившийся ему в плечо адъютант. Сторож мелкой трусцой добежал до решетки и замер, преданно глядя на Вилье.

А при герцогессе он спокойнее распоряжался… Или это потому, что она требовала всего лишь чаю?

— Что уж… открывайте. — безнадежно махнул рукой Вилье, и сторож загремел ключами. — Но я все же буду настаивать на допросе сьёретт. — привычно глядя исподлобья, процедил Вилье.

— Сьёретты едут с нами на охоту, им будет не до вас, Вилье. — Белор окинул помощника отца высокомерным взглядом.

— После охоты… — тоже сквозь зубы выдавил Вилье.

— Не волнуйтесь… дорогая. — явно с некоторым сомнением — а так ли я ему дорога? — обронил Белор. — Батюшка разберется. И бросьте уже эту грязную коробку! — с легким раздражением он покосился на коробку с пирожными, которые я прихватила из камеры. — Моя невеста не может цепляться за раздавленные пирожные, будто нищенка, никогда не видевшая сладостей!

Я посмотрела на коробку. На моего самозваного жениха. Подумала. Шагнула вперед и протянула примятую коробку Вилье.

— Возьмите, мастер, они божественно вкусные. Разделите с друзьями. — подумала и добавила. — Если они у вас, конечно, есть.

Загрузка...