Отборный жених кн. 2

Глава 13. Отбросы без будущего

— Какой столик был, говоришь? — не оглядываясь, равнодушным тоном спросила Крыска.

— Какой… столик? — судорожно моргнула Булка, пробуждаясь от воспоминаний.

— Где бумаги нашли. Против твоего отца. — все также не оглядываясь, повторила Крыска. С самого начала она как уселась на тряпки к Булке спиной, так и не повернулась ни разу.

— А… Маленький, золоченый, на кривых ножках. — послушно повторила Булка. — А что?

— Ничего. — Крыска по-прежнему не оглядывалась.

— Совершенно ничего. — подтвердил Чуч.

— Совсем-совсем. — заверил Пыря.

— Дальше что было? — отрывисто спросил Мартин — глядел он тоже в сторону.

— Отвезли в Дагонову башню. Тюремщик… говорил, что мама и папа в соседней камере. Но я их так и не видела. — покачала головой Булка.

— Били? — спросил Пыря.

Булка вздрогнула и кивнула, стукнувшись лбом о собственные коленки.

— И ты им, конечно же, все рассказала. — неприязненным тоном процедила Крыска.

— Я молчала. — безжизненно отозвалась Булка.

— Совсем? — Крыска покосилась через плечо.

— Ну, я же не знала, что можно рассказывать, а что — нет. Папа ни о чем таком не предупреждал.

— Больно было? — с голосе Пыри было искреннее сопереживание неоднократно битого.

— Какая разница, больно или нет? — неожиданно вскинулась Булка и лицо ее вдруг исказилось жуткой гримасой. В ней было все разом: ярость, боль, презрение, и чувство абсолютной униженности. — Я… я благородная сьёретта! Меня бить нельзя! Совсем!

— Ну да… — с неприятным смешком отозвалась Крыска. — Не то, что какую-то уличную отброску!

— Я вовсе не хотела тебя обидеть. — чопорным тоном ответила Булка. Таким тоном экономка в поместье обычно оповещала нерадивых горничных, что те будут уволены без рекомендаций.

Крыска обернулась и одарила Булку взглядом, обещающим муки пострашнее, чем в Дагоновой башне. Булка чуть растерянно хмыкнула: не ожидала она от девчонки с самого дна такой чувствительности к интонациям.

— Хватит, Крыска! — оборвал ее Мартин, подметивший этот обмен взглядами ничуть не хуже опытного придворного. — Не вся Оверния вокруг тебя пляшет.

— А вокруг нее? — Крыска именно что окрысилась — оскалила мелкие острые зубки, поглядывая на Булку, словно примериваясь укусить.

Мартин не ответил, со странной задумчивостью глядя Булке в лицо.

— Ч… что? — пробормотала та, растерявшись под этим пристальным взглядом настолько, что даже привычное «Что вам угодно, сьер?» вылетело у нее из головы. Может, потому, что этот мальчишка вовсе не сьер?

— Ничего… — он торопливо отвернулся. И решительно объявил. — Вокруг нее — тоже!

— О! Значит, я могу насвистеть моим торгашам, что блааародные перевороты переворачивать надумали? — возрадовался Пыря.

— Если сможешь это сделать так, чтоб они не сообразили, что это ты донес. — резко кивнул Мартин.

Про то, что за сведения еще и должны были хорошо заплатить, Мартин напоминать не стал. Напоминать Пыре про деньги было глупо и оскорбительно. В чем-в чем, а в деньгах он соображал лучше всех. Было в этом что-то даже издевательское, особенно если вспомнить купеческих сынков, сорящих тысячами совернов на гулянках. Дай хоть одну такую тысячу Пыре — и вся столица уже принадлежала бы ему!

— Вы… все все-таки хотите… хотите… Вы что, не слышали, о чем я вам рассказала? Если вы расскажете — хоть кому-нибудь! — обязательно найдется тот, кто донесет герцогу! И он снова выиграет! И будет жить дальше! Счастливо! А папа… И мама… И я…

Дрожащий — не понять, от боли или от ярости — голос Булки ворвался в мысли Мартина. Да он, собственно, и думал о Пыре, чтоб не думать об этой… сьёретте-оборванке, так нежданно-негаданно вмешавшейся в их пусть отвратную, но хотя бы привычную, а главное, продуманную жизнь. С планами на будущее! Да! Даже отбросы хотят иметь будущее! И строят планы! Мартин почувствовал, как у него темнеет в глазах от злости.

— Мы весьма благодарны сьёретте за откровенность. — подражая актерам, отыгрывающим благородных сьеров в уличных представлениях, Мартин раскланялся. — Но ваши родители — мертвы. — отрезал он. — А мы пока еще живы, и хотим, чтоб это так и оставалось. С появлением благородной сьёретты среди нас, подлых отбросов, наши шансы на жизнь стремительно уменьшаются.

Она смотрела на него и хлопала глазами, тоже вроде актрисок из балаганов, изображающих явление Летящей народу.

— Что глазами лупаешь? — фыркнула Крыска. — Даже мне ясно, что если бы ты никому не нужна была, тебя б сюда не отправили! Придавили бы по-тихому, и всё!

— Как твой отец сказал: без тебя ничего не получить? — немедленно сообразил Пыря. — Вот и станут… получать. Сперва тут помаринуют, пока не взвоешь без няньки и кухарки, а потом предложат чего-нибудь — ты на всё и согласишься! Лишь бы есть досыта да спать в тепле.

— Так бы всё и было… если бы она к тому сьеру не побежала. — Мартин резко мотнул головой — остальные не понимали всей серьезности свалившейся на них беды. — Теперь у нас есть не кто-нибудь, а сам сьер герцог, которому от ее семейства чего-то надо. И те, кто задумали против герцога заговор, и теперь наверняка ее ищут, чтоб не настучала. И уж точно никому из них не нужны свидетели-отбросы.

— Нам срочно нужны деньги — на всех. Мы должны быть как можно дальше отсюда, когда за ней придут — неважно, кто. — глухо сказала Крыска.

— Я иду к торгашам. — объявил Пыря, решительно поднимаясь.

— Нет! — Булка метнулась вперед и ухватила его за рукав. Обвела остальных отчаянным взглядом. — Пожалуйста! Вы же… вы же сами сказали, что это рискованно. Эти торгаши… они ведь могут вам ничего не заплатить, а просто прогонят! Без денег! Давайте… давайте просто убежим!

— Вот же долбанутая! — глядя на нее с брезгливым сожалением, прищелкнул языком Пыря.

— Мы — отбросы. Видела, что на вывеске приюта написано? Для «безнадежно порочных». — криво усмехнулся Мартин. — Если отброс сбегает, его считают не поддающимся воспитанию и исправлению. Пойманному беглому отбросу полагается сто ударов кнутом, и если выживет — бессрочная каторга.

— Это если поймают! — в отчаянии вскричала Булка, удерживая Пырю уже двумя руками. — Вы просто как следует спрячетесь…

— Да не хочу я, чтоб меня ловили! — возмутился тот, отцепляя от своего локтя ее пальцы. — И прятаться тоже не хочу! Я хочу выкупиться у мадам Гонории, заплатить взнос в гильдию, поступить в лавку, и стать почтенным торговцем. А не ныкаться всю жизнь по углам и на улицу только по ночам выходить, чтоб стражи не загребли! А Чуч? Он, может, и вовсе в офицеры выбьется, а тут — хрясь! Как когтями Крадущейся по морде, какой-нибудь старый знакомец! «А не вы ли беглый отброс?» И пожалуйте под кнут заместо офицерства!

— Но он ведь все равно не выбьется! И ты тоже! Так какая вам разница? — пронзительно закричала Булка.

— Что? Да как ты… Ты чего несешь! — зашипела Крыска, совершенно по-крысиному скалясь. — Чуч самый храбрый, сильный и… он чего угодно добьется! И Пыря тоже! И я! Про Мартина уж не говорю!

— Но вы все равно отбросы. — вдруг совершенно равнодушно бросила Булка, садясь обратно на устилающие пол тряпки. В комнате после ее слов воцарилось яростное, звенящее молчание. Казалось, любое слово, да что там — движение, и четверо остальных кинуться на девчонку. Не бить, нет. Убивать. Она подняла бестрепетный взгляд и усмехнулась криво и зло, точно также, как порой мгновений назад усмехался Мартин. — Вы такие наивные! Ну понятно, ничего, кроме своих трущоб… и таких же трущобных крыс не видели, вот и думаете, что деньги все решают. Не знаю, чего хочешь ты… — она пренебрежительно скривилась в сторону Мартина. — А вот твои друзья… — она повернулась к Пыре и оскалилась не хуже Крыски. — Даже если ты найдешь денег на ученический взнос, учить тебя все равно не станут. Какой клиент захочет, чтоб его обслуживал отброс? Скорее всего, обвинят в краже, чтоб ученический взнос не возвращать. Так что каторга тебя ждет хоть так, хоть эдак. С тобой… — она повернулась к Крыске. — С тобой тоже самое: уж не знаю, куда ты там мечтаешь — в булочницы, или в модистки. Только рано или поздно от тебя избавятся и попадешь ты в бордель, которого так боишься! Ты… — теперь ее внимания удостоился Чуч. — Ты ведь собрался поступать в армию по чужим бумагам, верно?

— Я же просил вас не болтать! — сквозь зубы процедил Мартин.

— Они не болтали. Просто я — благородная сьёретта, нас учат слушать и делать выводы. Слово тут, намек там… — Булка очень постаралась улыбнуться именно так, как мама улыбалась особенно неприятным гостям. — Даже если тебя не разоблачат и не запорют за подлог — офицером тебе все равно не стать. Офицерами могут быть только благородные сьеры, окончившие военную Академию. В крайнем случае, за подвиг, низшим офицерским званием могут наградить выходцев из торгового сословия — но для этого надо по меньшей мере спасти короля! А если короля спасешь ты… тебе самое большее, бросят кошелек. И отправят обратно в казармы, где ты свою награду и пропьешь с другими приятелями-капралами. Потому что если ты отброс — ты навсегда останешься отбросом! — прокричала она, вскакивая и до побелевших пальцев стискивая кулаки.

— А ты? Ты — кто? — очень-очень тихо спросил Мартин. — Тебе все еще кажется, что ты благородная сьёретта? Ты такой же отброс, как и мы. Только знаешь — мы все-таки попробуем выкарабкаться! А ты сиди здесь с мадам Гонорией и жди, кто первый за тобой явится. Те, кто выбьет из тебя, что им там надо, кнутом. И будут в своем праве, потому что ты — отброс! Или те, кто тебя попросту убьет. И им тоже ничего за это не будет. Скажут, что отброска их обворовать пыталась, они ее проучить хотели, да перестарались. — процедил он, не отрывая взгляда от дрожащих ресниц девочки. Отвернулся, шумно выдохнул… И тихо скомандовал. — Всё, Пыря, иди…

— Наконец-то… — проворчал тот. — А то такие страсти… вот прям, блаааародные как есть! — и направился к выходу, обогнув Булку по широкой дуге, будто боялся, что девочка снова попытается его задержать.

Он натянул на себя найденную у старьевщика еще вполне приличную, подбитую шерстью куртку и с явным удовольствием огладил толстый рукав. Явно подражая Мартину, намотал теплый шарф — впервые и впрямь став похожим на пухлый пирожок. И вышел. Чтобы ровно через минуту влететь обратно, на бегу сдирая с себя куртку:

— Гонория вернулась! С ней Слепой и его люди! Все пьяные! — выпалил он, привычно пряча куртку среди тряпья. Остальные уже метались по комнате, убирая остатки еды и купленную у старьевщиков одежду.

В соседней комнате раздались шаркающие шаги и голоса.

— Прррроходите, дорогие соседи! — явно заплетающимся языком произнесла мистрис Гонория. — Чувствуйте себя… чувствуйте…

— Я себя чувствую! Ох как я себя чувствую, ууууу! Пьяной чувствую… Нет, ну столько пить невозможно! Надо пожрать! Гонория, у тебя есть, чего пожрать? — требовательно вопросила прикидывающая беременной деваха из окружения Слепого.

— Наверняка твои милые, предприимчивые детки чего-нибудь припасли для своей благодетельницы! И ее друзей! — Слепой дробно захихикал.

— Дееееети! Детки! А ну марш сюда, отбросы поганые! — прокричала мистрис.