Отборный жених кн. 2

Глава 18. Герои площади

Крик был пронзительный, и с легкостью покрыл шум толпы — будто его обладательница наглоталась зелья, что мы армейским командирам продаем. Продавали… раньше…

— Врешь ты все! — верещала одетая в лохмотья деваха непонятных лет. Чтоб разобрать, молодая она или старая ее надо было сперва отмыть, а до этого еще вытряхнуть из вороха пестрых лохмотьев. Всклокоченная полуседая голова ее была повязана пестрым шарфом, наполовину закрывающим лицо. За девахой вприпрыжку следовали двое детей — тоже непонятно какого пола, не разберешь под слоем грязи и тряпок. Вокруг всей троицы витало такое густое застарелое зловонье, что в глаза слезились. Только что плотно сбитая толпа шарахнулась в стороны, и троица вальяжно проследовала по открывшемуся коридору.

Предводительница, лихо подбоченившись, встала перед прилавком:

— Ишь, бесстыжая, скачет, юбками трясет, даром, что сьёретта! — она неодобрительно поглядела на Амелию. — Слышь, бесстыжая! Ежели и правда сиротам на обзаведение собираете, так вот, на тебе! — она ухватила за плечи детей в лохмотьях и вытолкнул их вперед. — Самые что ни на есть сиротинушки! Вот и выдели им золотишка, что ли!

— Приданое сиротам будет выдаваться из собранных средств в организованном порядке. — строго сказала Анаис, но разбитная нищенка оказалась к гневу герцогессы устойчивей наемницы.

Она смачно сплюнула сквозь зубы — плевок угодил на прилавок, Анаис едва успела отпрянуть.

— Вот я и говорю — вранье! — снова заверещала нищенка, и теперь ее слышно было на другом конце площади. Голоса стихали, любопытный народ начал подтягиваться поближе. — Ничего мы не получим! До бедного люда вам, блааародным, и дела нет!

— А ведь верно говорит! — гаркнул вдруг мужской голос.

Голос показался мне знакомым, я торопливо обернулась… И увидела нагло лыбящегося наемника Топотуна из охранников Гэмми. Смотрел он на меня.

— Что сами девки по карманам не рассуют, на шпильки себе, да булавки, то Королевский Совет с попечителями растащат, а нам как всегда — шиш чащобный! — нищенка свернула пальцы в характерную фигуру. — Точно как с прошлогодним базаром, когда на лекарские зелья собирали! Уж как я молиииила! — кликушески взвыла она.

Знакомые интонации…

— Как просииила, когда доченька моя помиралаааа от горячки гнойной! Все порооооги оббила! В ногах валялась: дайте денег, дайте! Один пузырик, один пузыречек чащобного зелья — и доченька моя была бы живая! Так не дали, жадюги! И померла моя ясочка! — она вдруг бесстыдно задрала свои лохмотья, открывая привязанный прямиком к животу сверток, рванула завязки…

И положила прямиком на устилающие прилавок вовкуньи шкурки маленькое тельце мертвого младенца с посиневшим от гнойной горячки лицом.

В толпе раздались крики ужаса, какая-то дама, смертельно побледнев, обвисла на руках мужа. А главное — на нас со всех сторон глядели осуждающе, хотя ни одной из нас в прошлом году в столице не было!

— Это мальчик. — в наступившей тишине вдруг громко сказала Камилла.

— Что? — рявкнула нищенка, хищно оборачиваясь к Дезирон.

— Мальчик это. — не отрывая глаз от жалкого, ссохшегося тельца, сказала графиня. Голос ее был спокоен, на губах играла безупречно выверенная улыбка, но я видела, как побелели вцепившиеся в край прилавка пальцы. — А вовсе не дочка, как вы говорите. Да и не ваша, я полагаю. Или вы не знаете кто у вас: сын или дочь?

— А и что, что мальчик? Что, что не мой? — вдруг также тихо и очень страшно откликнулась нищенка. — Думаешь, ему помирать-то не больно было? Не страшно? Думаешь, мать его не бегала? Не просила? В ногах у сьеров попечителей валялась, да только все гнали ее прочь! Не то что совернов золотых — сентаво медных пожалели!

— А теперь ты забрала у нее тело ее ребенка, чтоб на нем нажиться. Падальщица! — решительно отрезала Камилла.

— Слышали? Слышали, люди добрые! — потрясая кулаками, повернулась к толпе нищенка. — Что угодно придумают, чтоб все золотишко себе заграбастать! Да мы для них вовсе — не люди! Ну так и они для нас — кровопийцы хуже тварей пустошных! Бей их! — зажмурив глаза и вытянув шею, заверещала она так пронзительно, что эхо ее крика заметалось над толпой на площади, пронеслось над аллеей вглубь дворцового парка, вернулось обратно и усвистело в городские проулки.

Я поняла, что она и правда наглоталась «командирского зелья». Только оно на такие выкрутасы с голосом способно.

— Бейте. — уже шепотом повторила нищенка и вопросительно поглядела на собравшуюся вокруг прилавка толпу. Толпу ухоженных, наряженных, сытых горожан при румяных детишках и изрядных деньгах на сегодняшние покупки и развлечения.

Толпа поглядела на нищенку. Дружно и недоуменно. Девочка с вовкуньей лапкой вдруг тихонько хихикнула. И словно курок щелкнул на пистоле — в ответ грянул хохот. Хохотали все. Трясли боками и животами дородные мастера, жеманно хихикали мистрис, заливались колокольчиками юные сьёретты. Кто-то, изнемогая от смеха, лишь мог тыкать пальцем в нищенку и глухо подвывать:

— Ы-ы-ы… Ты только глянь на нее! Ыыыыы!

Нищенка открыла рот, закрыла… Надулась, словно гром-жаба перед взрывом, готова разразиться бранью…

Взрыв грохнул посредине площади. Булыжники и комья вывороченной земли взметнулись в воздух. Отброшенные взрывом человеческие тела полетели в толпу. И тут же сверху посыпались камни. Остро запахло потрохом, гарью и кровью.

Громовой хохот сменился протяжным, животным воплем напуганной толпы. Люди ринулись вон с площади, визжа и топча друг друга.

Выставленным на ведущих к дворцу улочках заслонам из охранников дома Монро толпа ударила в спину, снося их с перекрестков. Из проулков раздались совершенно звериные вопли и улюлюканье. Вооруженные дубинками, штырями от оград и кухонными тесаками городские нищие мчались навстречу убегающим горожанам. Две человеческие волны схлестнулись, огласив дворцовую площадь новым жутким воплем — страдальческим и хищным разом. Еще мгновение толпа колыхалась, а потом нищие опрокинули горожан и рванули на площадь. Те, кто не успел пробиться к выходам, теперь пытались увернуться от орущих, сквернословящих и потрясающих дубинками налетчиков.

Мгновением раньше Лерро ухватил за шкирку девочку, и вместе с вовкуньей лапкой и копилкой выдернул ее на нашу сторону прилавка — только соверны в брюшке фарфорового хрюна громыхнули.

— Отдай золото! — заорала нищенка, падая животом на прилавок и пытаясь поймать девочку за ногу. Та свалилась наземь, извернулась, скрутившись винтом… и врезала нищенке вовкуньей лапой по лицу.

Вовкуньи когти вспороли лоб и щеки. Из глубоких проколов брызнула кровь. Нищенка с воплем слетала с прилавка и исчезла под ногами орущих и мечущихся людей.

Прямо передо мной краснорожий верзила ухватил за волосы молоденькую девушку, рванул к себе и поволок, гогоча на ее попытки освободиться и неощутимые удары кулачками в грудь.

Лерро перемахнул прилавок и обрушился верзиле на плечи. Все трое рухнули наземь. Подскочивший к барахтающейся людской кучке юнец попытался пырнуть Лерро ножом в бок. Бесшумно возникший рядом гончак молча сомкнул челюсти у юнца на запястье. Юнец заорал.

— Отборных! Отборных хватайте и золото! — прокричал в толпе сильный мужской голос. — Не тратьте время на остальных — отборных тащите!

Из дворцовых ворот бодрой рысью выскочили двое здоровяков — на плече у каждого было по сьёретте — мне показалось, тех самых, у которых Монро воротнички покупал.

Рядом с прилавком возник Лерро: в одной руке спасенная девушка, в другой трофейный нож.

— Прячьтесь под прилавок, все, быстро! Слышите, на вас охотятся! — заорал Лерро, забрасывая к нам девушку.

Его офицеры уже стояли между нами и толпой.

«Прилавок! Мне же велели посмотреть под ним!» — не жалея юбок, я плюхнулась наземь.

Чтобы нос к носу столкнуться с деловито ползущими навстречу мелкими нищими. Оба пронзительно завизжали и попытались вцепиться сроду нестриженными ногтями мне в лицо. Я отпрянула, приложившись затылком об столешницу прилавка. Звучно брякнуло. Из глаз от удара брызнули слезы, но обращать внимание на боль было некогда — я протянула руку, ухватила, что там брякнуло… Прямо в лицо нищим смотрело дуло пистоля.

Малолетки исчезли из-под прилавка, будто их за ноги выдернули! Напоследок я успела увидеть, как в пальцах одного из них мелькнула выдернутая из моих волос золотая шпилька. И когда успел, гаденыш мелкий?

Совсем не так быстро и ловко, как нищие, я выбралась обратно из-за прилавка…

— Нннаа! — лохматый пропойца в дерюге вскинул дубину над головой полковника, получил в живот кованным сапогом, и отлетел в толпу нападающих, сбивая своих подельников, как фигурки в кегельбане.

Сбоку выскочил другой нищий, попытался пырнуть заточенным штырем, уже покрытым кровью… Поверх плеча полковника я выпалила нападающему прямо в раззявленный в крике рот. Попала или нет — не поняла, его физиономия просто пропала, а полковник развернулся, и выхватил у меня пистоль. Заорал:

— Пули давай!

А пока пуль не было, долбанул машущего кулаками пьянчугу рукоятью пистоля по голове. Пьянчуга пошатнулся и как подрубленное дерево рухнул наземь.

Амелия отпихнула меня в сторону и тут же нырнула под прилавок, выбравшись обратно с пулевой укладкой в руках:

— Там всего полно! Целый арсенал!

Под прилавком тут же очутились Стеффа и Рисса, принявшись азартно выбрасывать наверх клинки и пистоли. Будто мы оружейную лавку решили открыть! А покупателей-то сколько! Враз расхватали!

Первые выстрелы прозвучали разрозненно, но и этого хватило. Кто-то упал, кто-то схватился за простреленное плечо, вокруг нашего прилавка мгновенно образовалось пустое пространство.

Зато вся остальная площадь продолжала кипеть и бурлить, как позабытый в очаге суп! Людские волны перекатывались от одного ее края к другому: там дрались, грабили, отбивались, погибали…

— Помогите! — пронзительный женский крик взмыл к небесам.

— Маурисия! Мари! Там Мари! — вдруг закричал лейтенант, и рванул с мест, оставляя брешь в выстроившимся перед нашим прилавком защитном строю.

— Стоять, лейтенант! Стоять! — голос Лерро был страшным и настолько властным, что кинувшийся было вперед лейтенант замер, как вкопанный.

— Но… там моя невеста!

— Держать строй, лейтенант! — рявкнул Лерро, протягивая ему пистоль.

Он обернулся. И посмотрел почему-то на Анаис.

Лицо герцогессы на миг вспыхнуло смущенным торжеством, но тут же приняло невозмутимое выражение:

— Не волнуйтесь, генерал, нас есть кому защитить. — почесывая своего гончака, промурлыкала она.

— А то ж… — любовно оглаживая короткий горский клинок, припрятанный под прилавком нашим неизвестным помощником, Стеффа переглянулась с Риссой.

— Ступайте, и делайте, что должны! — величественно кивнула герцогесса.

— Деррржать строй! — поворачиваясь на каблуке, рявкнул Лерро. — Вперед!

— Шаг! Шаг! — с другого края подхватил полковник и весь офицерский строй дружно шагнул вперед.

Анаис смотрела вслед уходящим одновременно с восторгом и легким разочарованием. Впрочем, останься Лерро, разочарование стало бы отнюдь не легким.

Свистящая сталь вспорола воздух… и офицерские сабли плашмя рухнули на спины первых попавшихся оборванцев.

— Ааааа! — заорал один, падая на булыжники площади. — Вы что де…

Пинок сапогом в лицо заставил его захлебнуться выбитыми зубами.

— Шаг! Шаг! Шаг! — отрывисто командовал полковник, и офицеры Лерро шагали плечом к плечу. Их клинки поднимались, как серпы косарей на поле, размеренно и неуклонно. К ним со всех сторон прорывались кое-как вооруженные, а иной раз и вовсе безоружные сьеры и горожане. Кто-то прятался военным за спину, а кто и становился в строй. Я узнала сьер-старого-пирата — он лихо орудовал своей саблей, и в отличии от людей Лерро, бил вовсе не плашмя. С другой стороны строя я с удивлением заметила Монро. Я ошиблась, мозоли на его ладонях были вовсе не от меча, а от боевого топора. Во всяком случае, орудовал он им с легкостью, обухом молотя по плечам и головам.

Тот, кто припрятал оружие под прилавком, знал пристрастия мастера Монро?

— Шаг! Шаг!

Толпа дрогнула, взвыла, как затравленный зверь, и мешая правых и виноватых, побежала прочь от надвигающейся шеренги.

Военные взревели, и мгновенно перестроившись в клин, рванули к краю площади, где мужской голос продолжал орать:

— Отборных бери, отборных! — и доносились пронзительные женские крики.

Позади строя военных оставалась разбитая площадь, усыпанная брошенными корзинками с товаром, растоптанными дамскими шляпками, сломанными тростями и зонтиками, а кое-где и человеческими телами — бесчувственными или мертвыми, не поймешь.

— Давайте-ка убираться отсюда, а то торчим на самом виду. А то еще сообразят эти… собиратели… что тут немножко отборных сьёретт завалялось. — хмуро пробурчала Рисса.

— Дззз-данг! — прилетевшая пуля чиркнула у меня над самым ухом и впилась в столешницу прилавка, подтверждая ее слова.

Грохот выстрелов заставил нас дружно нырнуть под прилавок. Здесь были все, включая девчонку с вовкуньей лапкой, отчаянно прижимающейся к боку Анаис при каждом выстреле. Пули впивались в столешницу у нас над головами, осыпая нас щепками и трухой. Сдавленно вскрикнул Малена — отлетевшая острая щепка расцарапала ей шею.

Новые выстрелы, топот ног:

— Редон! Ищите графиню Редон, она должна быть здесь! — невдалеке прокричал незнакомый мужской голос.

«Меня?» — мысли трепыхались как куропятка в вовкуньей пасти.

Под стол сунулась испитая рожа и расплылась в радостной щербатой улыбке:

— Ты глянь, какие тут мыыыышки запрятались!

Так он и рухнул с этой улыбкой на лице, когда Рисса, не говоря худого слова, вогнала ему клинок между зубов.

— Ходу! Бегом! — дружно рявкнули горные баронессы, переворачивая прикрывающий нас прилавок.

Гончак герцогессы взвился с места, как выпущенная из пистоля пуля. Раздался лютый рык и крики — гончак сходу впился кому-то в горло. Я не стала присматриваться, кто это и что ему было от нас нужно. Подхватив юбки, я побежала следом за Риссой и Стеффой в сторону дворца. Рядом Анаис и Камилла волокли под руки испуганно пищащую девочку:

— Лапку! Я потеряла лапку!

— Беги! Живы будем, еще тебе надергаем! — их обогнала Амелия — при каждом скачке под юбкой и за пазухой у младшей Шигар звучно позвякивало: кошели с выручкой она тоже прихватила.

— Удирают! Лови их! — орали нам вслед.

Я не услышала — скорее почувствовала, как сзади туго толкнулся воздух… и бросилась ничком на мостовую, прямо в разведенную с кровью грязь. Пуля просвистела надо мной, не упади я, и впилась бы между лопаток. Я тут же вскочила и не оглядываясь, рванула дальше, молясь лишь, чтоб стрелок был один, а его ружье — не двустволка!

— Ливви! Ливви, ложись! — прокричал знакомый голос.

Я плюхнулась обратно физиономией в грязь. У самого моего носа возникли сапоги, над головой грянул выстрел. Меня ухватили подмышки, вздернули на ноги… и я увидела перед собой азартную физиономию лейтенанта Топотуна. Промчавшийся мимо Гэмми проорал:

— Уводи ее, скорее! — и махнул рукой в сторону дворца.

Топотун схватил меня за руку и поволок за собой. Впереди бежали наемники Гэмми. Один из «Серых всадников» подсадил на закорки девочку, второй, приобняв за талию, почти нес на себе Камиллу — та отчаянно хромала.

— Что, даже не оглянитесь, как там ваш женишок? Или у вас их много: одним больше, одним меньше… — на бегу прохрипел Топотун.

— Берегите дыхание, Лукашик. — отрезала я. Поучать он меня вздумал! В пользу Гэмми…

Нас обогнал гончак и подставил холку под ладонь упрямо бегущей рядом герцогессы. Морда у гончака была чистая, а вот мягкие потешные уши основательно перемазаны кровью.

Мы промчались через площадь, а сзади гремели выстрелы. Погони не было, что меня не удивляло — ни на одной зимней охоте Гэмми не упрекали в отсутствии меткости. Только в отсутствии элементарной предусмотрительности. Надеюсь, военные справятся раньше, чем барона Аденора обойдут с флангов. Потерять Гэмми в столичном бунте — о таком даже подумать противно!

Ворота во дворцовый парк по-прежнему стояли нараспашку, одна створка была наполовину сорвана, вторая… Вторую и вовсе будто какой-то великан в трубочку скрутил — фигурное позолоченное литье было зверски искорёжено, во все стороны торчали острые пики выломанных прутьев. Аллея, еще совсем недавно заставленная киосками и заполненная людьми, была пуста, киоски благотворительного базара разнесли в щепки, будто именно они вызвали самую большую ярость толпы. Груда товаров — штуки полотна, меховые накидки, узлы со статуэтками и безделушками валялись у самых ворот. Похоже, налетчики успели дотащить их сюда, а тут пришлось бросать и удирать или… кидаться в драку. Брусчатку покрывал слой раздавленных сладостей и фруктов — он липко чавкал под ногами бегущих впереди «Серых» наемников и сьёретт. Поперек валялся истоптанный штандарт торгового дома Монро, еще поутру реявший над прилавками. Можно было даже разглядеть остатки надписи «..борные скидки».

Да уж, скинули так скинули.

У подножия высокого дворцового крыльца караулили придворные гвардейцы с ростовыми алебардами. При виде нас они напряглись, что сразу стало ясно — готовы скорее бежать, чем драться. Потом один из них увидел гончака, и облегчение на испуганных мальчишеских лицах можно было различить издалека.

— Герцогесса! Какой ужас! Какое счастье! Какой ужас творится и какое счастье, что вы живы! — на бегу уточнил кто-то предусмотрительный — гвардейцы рванули нам навстречу с алебардами наперевес. Оттеснили наемников и других сьёретт от герцогессы, окружили и принялись изображать бурную деятельность.

Наше бегство остановилось — топчущиеся вокруг герцогессы гвардейцы перекрыли дорогу к парадному крыльцу. Анаис раздраженно отмахивалась, остальные застыли в растерянности, не понимая, то ли обходить нежданное препятствие, то ли само рассосется…

Я оглянулась на выломанные ворота, сама не зная, что ожидаю там увидеть: догоняющего нас Гэмми, или гонящуюся за нами толпу.

Мне зажали ладонью рот, обхватили одной рукой за пояс, приподняли и вмиг затащили под парадное крыльцо дворца.

Внутри оказалось что-то вроде полутемной галереи. Наверное, именно здесь лакеи караулят те немногие экипажи, которым позволено подъезжать ко дворцу. Во всяком случае, длинная каменная скамья тут была — на нее меня и швырнули с такой силой, что меня выгнуло от удара. Дух перехватило напрочь, я могла лишь бессмысленно, как рыба, открывать и закрывать рот, пытаясь ухватить хоть глоток воздуха.

Всколыхнувшаяся перед глазами муть развеялась… И надо мной навис ухмыляющийся Топотун. Физиономию лейтенанта наемников искривила ухмылка.

— Ох как же я давно хотел это сделать! — с наслаждением выдохнул он, и навалился сверху, вдавливая колено мне в живот. Заорать от боли я не смогла — его ладони сомкнулись на моем горле и сдавили, перекрывая доступ воздуху. Я судорожно задергалась, попыталась дотянуться до шпильки в волосах… На миг стало легче — он меня отпустил. С силой шлепнул по руке, снова надавил коленом, так что меня аж вдавило в камень… и выдернул шпильку сам.

— А может, мне сперва тебе глазки повыковыривать? — снова наваливаясь на меня, прошипел Топотун и острие шпильки застыло у самого моего глаза. Смотреть я могла только на него. Смотреть не мигая, иначе ресницы касались остро заточенного кончика — так близко тот был! — Или в язык тебе воткнуть? Чтоб знала, как своей грязной пастью меня перед нанимателем позорить! — он ухватил меня пятерней за подбородок, и попытался разжать рот. Я замычала, в ужасе стараясь как можно крепче стиснуть зубы…

Он коротко, без замаха, ткнул мне кулаком в губы. Вспышка боли и я почувствовала, как из лопнувшей губы сочится кровь.

— Меня, значит, выпороть должны, так? На задницу мою полюбоваться хотела? Жалко, времени мало… а то б я и свою показал… и на твою посмотрел. — его рука принялась подгребать мои юбки, норовя добраться до голой кожи.

Я отчаянно рванулась, попыталась завизжать, но новый удар поддых сбил дыхание, я смогла лишь прохрипеть:

— Я… никому не расскажу… отпусти…

Он наклонился так близко, что меня окатило мерзким запахом из его рта:

— Конечно, не расскажешь! Потому что ты, блааародная Редон, сдохнешь и будешь лежать в земле! А я, Лукашик Топотун… — он ухмыльнулся. — …останусь лейтенантом «Серых», и мне за твою смерть изрядно заплатят! Поняла? Поняла? А теперь сдохни! — и его руки сомкнулись на моей шее…

Лютая боль вспыхнула сперва в горле, а потом в груди, я отчаянно рванулась, в бессмысленной борьбе хоть за каплю, хоть за глоток, хоть за крошку воздуха. Мои ладони бессмысленно шлепали по его плечам, последним проблеском сознания я попыталась дотянуться ногтями до его глаз, но он только стиснул ладони сильнее… и весь мир утонул во тьме с вращающимися в ее глубине огненными колесами и грохотом крови в ушах…

Грохнуло еще раз и меня вдруг накрыло пьянящим, ошеломляющим потоком воздуха. Дышать! Пить его, глоток за глотком, захлебываясь, пропихивая внутрь стиснутых легких еще… еще и еще!

Я судорожно дернулась на каменной скамье, отталкивая навалившуюся на грудь отвратительную чужую тяжесть, пахнущую луком и мешающую мне глотать самый сладкий, самый прекрасный в мире воздух!

Тело рухнуло к подножию скамьи и замерло в неподвижности. Я лежала, тяжело, хрипло дыша, так что грудь ходила ходуном, при каждом вздохе вспыхивая болью. Повернула голову, тупо поглядела на валяющееся на земле тело Топотуна. Так же тупо перевела взгляд на забрызганную кровью и мозгами стену.

— Сюда! Скорее! — донесся резкий возглас.

Из маленькой дверцы под крыльцом мне помахала рука с дымящимся пистолем.