Мы шли в сторону дворца — над крышами то и дело мелькал шпиль с флагом Овернии, а мне становилось все хуже… даже не на душе. Сжимался желудок. И ниже. По спине словно ледяной холод гулял. Пальцы в ботинках невольно поджимались. Интересно, можно ли чувствовать неприятности всем телом?
Мы повернули за угол… и я поняла, что можно. Улицу роскошных особняков, явно принадлежавших знати, перекрывали королевские гвардейцы. Заметно было, что сьерам гвардейцам изрядно не по себе, но они полны решимости исполнить свой долг — не подпустить горожан к самому высокому и роскошному из здешних домов, на парадной лестнице которого происходило странное движение. Видны были только спины в темных сюртуках, склонившиеся над чем-то на мраморных ступеньках. Королевские курьеры то деловито взбегали по лестнице вверх, то сломя голову мчались вниз и скрывались в дальнем конце улицы.
— Это еще что такое? — наш король решительно бросился вперед.
Мы с Камиллой, не сговариваясь, повисли у него на руках, пытаясь удержать, но он стряхнул нас с легкостью, еще и пробурчал укоризненно:
— Что вы, сьёретты, право, это же особняк казначея!
— Тем более! — попыталась вякнуть я, но он уже решительно подобрал юбку, так что стали отлично видны прячущиеся под ней кавалерийские сапоги, и пошагал прямиком к гвардейцам.
— А давайте сбежим? — предложила я Камилле.
— Но мы же не можем оставить нашего короля одного! — возмутилась та, бросаясь следом.
— Вы, может, и не можете, а я очень даже могу. Как и он меня. — ворча, я потащилась следом, вместо того, чтоб искать обходную улицу. Сама не знаю — почему. Наверное, потому, что если их спросят — Камиллу или короля, неважно — они обязательно расскажут, что с ними еще была Оливия Редон. А потом сбежала. Почему-то. Наверняка ведь найдется кто-нибудь, кого заинтересует — почему?
— Что здесь происходит? — властным тоном потребовал ответа король.
— Идите отсюда, сьёретта, нечего вам тут… — гвардеец, только что отправивший пожилую сьеру с семью гневно шипящими кошками на поводках искать обходную улицу, устало повернулся на голос… и замер, приоткрыв рот и пристально глядя… на меня.
— Эй! — вдруг пронзительно завопил он. — Разве вы не та самая отборная сьёретта, которая вчера в зал приемов вломилась?
Я оскорбленно моргнула: что значит, вломилась? Я имела полное право там быть!
— А разве вы не во дворце должны сидеть? Вам же нельзя в город! — так неудачно встретившийся мне гвардеец преисполнился подозрительности, и…
От сильного толчка короля отшвырнуло в сторону, так что аж юбки взметнулись!
Гвардеец ринулся прямиком ко мне! Меня обдало запахом дубленой кожи, влажной шерсти, пота и мужских притираний. Надо мной нависла азартная физиономия с лихо закрученными усами… и меня дернули за руку, с размаху впечатывая в кожаный нагрудник!
— Мастер Вильеееее! — восторженно заверещал гвардеец, одной рукой прижимая меня к себе, а другой призывно размахивая отобранной коробкой с пирожными. — Я подозреваемую поймаааал! Она что-то во дворец несла! Не иначе, чтоб еще и короля убить!
— А ну отдай! — взвыла я, пытаясь дотянуться до коробки.
— Если меня кто и пытался убить… — отряхивая юбку, гневно рявкнул король…
Одна из темных фигур на лестнице выпрямилась и обернулась к нам.
Мы с королем дружно замолчали. Потому что теперь стало видно, что же там, на лестнице.
На залитых потемневшей кровью ступеньках лежало тело. Издалека оно походило на небрежно брошенный мешок. И только золотая казначейская цепь тускло блестела, да ярким сполохом на фоне серого мрамора ступенек торчала оперенная стрела, настигшая королевского казначея прямо на парадной лестнице его собственного особняка.
К нам усталой походкой шел Черный Вилье. Собственной зловещей персоной.
Остановился. Посмотрел на меня — на физиономии его явственно нарисовалось злорадство. Поглядел на Камиллу — в глазах его что-то блеснуло. Ах, эти истинные сьёретты в изгнании и страдании — при виде них у мужчин в глазах вечно… что-то блестит. Даже если мужчина — Черный Вилье.
Мазнул взглядом по королю… и физиономия Вилье стала откровенно мученической. Прямо не Черный, а святой Вилье, страдалец за… что-то. На королевской физиономии было написано откровенное смущение — он даже платье одернул.
Зато теперь я знаю, кто тот друг, что научил нашего короля шляться по недозволенным местам в женском платье.
Скажи мне, кто твой друг… и я промолчу, что я думаю о тебе, потому что ты наш король.
Тот самый, который прямо сейчас пытается натянуть чепец поглубже. Примерно до колен… И явно жалеет, что это невозможно.
— Только не говори мне, что вы всё время были втроем. — морщась, как от зубной боли, процедил Вилье, глядя на короля.
Король бросил быстрый взгляд на Камиллу, на меня… оставил чепец в покое и выпрямился, демонстрируя поистине королевскую осанку. Ну насколько это вообще возможно в женском платье.
— Были. — упрямо сказал он.
— Не разлучались ни на минуту? — подозрительно прищурился Вилье.
Король бросил быстрый взгляд на тело на ступеньках… и все также упрямо помотал головой.
— Не разлучались. Совсем.
«А иначе он бы что — обвинил нас в убийстве казначея?» — я возмущенно уставилась на Вилье.
— Что вы вообще делали в городе? — с усталой безнадежностью вздохнул Вилье.
— Мы… За пирожными ходили. — его величество внимательно изучал мостовую под ногами.
Вилье поглядел на гвардейца… и тот немедленно вручил сверток ему в руки. Торжественно.
— И что? — разглядывая коробку, с сомнением прищурился Вилье. — Они лучше, чем на дворцовой кухне?
— Вы только попробуйте! — злобно процедила я. — Только попробуйте хоть одно… попробовать! И я не знаю, что с вами сделаю!