Двор Отбросов
Мартин встряхнулся, с силой провел ладонями по лицу, наскоро оглядел остальных — и кивнул на дверь. Как всегда гуськом, потупив глаза и всячески изображая покорность, остальные засеменили на выход. Только Булка так и стояла неподвижно, с безвольно повисшими руками. Мартин обнял пальцами ее ладонь и прошептал:
— Только молчи! Не вздумай спорить, просто молчи! — и повел ее за собой. Она шла, так и не поднимая головы и переставляя ноги, будто ожившая кукла.
— Вот! Полюбуйтесь! Детки! — падая в кресло, рявкнула мистрис Гонория, тыча пальцем в выстроившихся перед ней воспитанников. — Заблудилась она, да? Из богатых кварталов девчонка? — палец нацелился в сторону Булки. — За проводы денег дадут? Вы кого обмануть решили? Меня, благодетельницу свою?
— Э-э, они нас дурили! — возмутился фальшивый безногий, для убедительности притопывая ногой в начищенном до блеска сапоге.
— Вас? Меня! — мистрис с силой ударила костистым кулаком в залитую вином грудь. — Или думаешь, они бы мне деньги отдали? Как же, жди! Прикарманить решили, отбросы неблагодарные! — и она с размаху ударила Мартина по щеке.
Тот тихо выдохнул и снова выпрямился, не отрывая взгляда от начальницы приюта.
— Э, этого там не было! Вот этот был, и этот! — Слепой поочередно указал на Чуча и Пырю. — Ну и девчонка…
— Ничего, он им передаст! — захихикала мистрис. — Правда же, Мартин, мальчик мой? — и новая пощечина обрушилась на мальчишку с другой стороны. Голова его мотнулась, из носа закапала кровь. Он вытер кровь кулаком, поймал полный ужаса взгляд Булки, и совершенно неожиданно вдруг ободряюще ей подмигнул. Булка вздрогнула и посмотрела на него непонимающе. Как… как он может? Ведь больно же! И унизительно…
— Твари пустошные, ненасытные! — продолжала бушевать мистрис. — Я ли о вас не забочусь? Ночей не сплю, башмаки сбиваю, чтоб лишний сентаво для вас добыть — а вы? Да что это делаееееется! — обхватив голову ладонями и раскачиваясь, как от сильной боли, провыла она. На глазах ее появились пьяные слезы. — Все меня, бедную, обдурить норовяяяяяят! В магистрате — сволочииии, из казны пятнадцать сентаво не додааааали! Дети — твариииии!
— А кто нынче не тварь? — «беременная» успокаивающе приобняла ее за плечи. Накладного живота у нее сейчас не было, так что фляжку она вытащила из-за пазухи. Встряхнула, прислушиваясь к бульканью, и с некоторым сожалением вложила мистрис в руки. — На вот, выпей! А вы что встали? — прикрикнула она на приютских. — Мечите на стол, чего есть! Без жратвы-то это уже не застолье, а пьянка сплошная, а мы тут все люди добропорядочные, непьющие.
— Даже такую малость сами сообразить не могут! — буркнул Слепой, неприязненно глядя как Чуч торопливо разжигает камин и вешает греться котелок с уже сготовленной похлебкой, а Пыря расставляет перед нежданными гостями миски. Только Мартин не шелохнулся, не отводя от Слепого напряженного взгляда. Крыска смотрела в пол, и только ничего не понимающая Булка растерянно вертела головой.
— Говорю же — пускай сами зарабатывают, не все ж им у тебя на шее-то сидеть! — Слепой отобрал флягу у мистрис и тоже основательно приложился.
— Эта ваша заблудшая… Хорошо кормленная, гладенькая… У мамы Заи для нее работа найдется! — «беременная» протянула руку и попыталась ущипнуть растерянную Булку за щеку. Та отпрянула, так что хищные пальцы сомкнулись у самого ее лица. — Шустраяяя… — протянула «беременная» и пьяно захихикала.
Крыска вдруг с силой втянула воздух носом, глаза ее расширились, и она посмотрела на Булку с ужасом и одновременно облегчением.
— Так это… Нельзя к маме Зае! — мистрис извиняющимся жестом развела руками. — До четырнадцати лет положено в приюте содержать, как это… Пе-ре-вос-пи-ты-вать, во! — она принялась ворочаться в кресле, прощупывая щели между сидением и ручками, и наконец с радостным возгласом вытащила засаленную книжицу и принялась листать страницы. Слегка подвывая, видимо, для большей выразительности, зачитала. — «Для попыток исправления от рождения порочных детских душ, вытравления из оных природных преступных наклонностей, тяги ко злу, разврату, и непокорству, и научения добру и послушанию вышестоящим». Никак нельзя ей в «мамины зайки»! — с явным сожалением захлопывая книжицу, вздохнула мистрис.
Чуч на миг застыл с поварешкой в руках и принялся помешивать варево снова. Крыска вскинула на мистрис острый взгляд и вновь потупилась.
— Дык кто ее еще в «зайки» возьмет! — деланно возмутился Безногий. — Прислугой поработает. Полы там помыть, камины почистить, еще чего…
— Полы намывать — самое воспитательное дело. Заодно и благодетельнице своей потери и беспокойства возместит. — сладенько протянул Слепой и вытянув из-за пазухи довольно пухлый кошелек, позвенел им перед носом у мистрис.
Глаза мистрис жадно блеснули, а руки невольно потянулись — схватить! Слепой ловко отдернул кошелек в сторону.
— За двоих! Крысятину тоже возьмем. Созрела девка… на любителя. В смысле, полы мыть поможет, а то ж эта новенькая у вас, небось, не привычная, не обученная. А Крыска вона как у Пьетро полы лихо намывала! — и Слепой совершенно похабно причмокнул губами.
Крыска не подняла головы, а лишь обхватил себя за плечи, словно стараясь прикрыться от жадного взгляд старого нищего.
— С договором! Для попечителей! — торопливо сказала мистрис и потянулась вслед за кошельком, как дерево-солнцевик за лучиком света. — Чтоб честь по чести прописано было, что берут их на добропорядочную работу, а не… для чего другого.
— Да мама Зая самая добропорядочная и есть! Это вашим попечителям кто хошь на Фабричной стороне подтвердит! — закивал Слепой.
— Кто в маминой порядочности усомнится, тот дня не проживет! — увесисто добавил Безногий.
— Пропишем честь по чести, что вы их в прислуги отправили. Честным трудом на хлеб себе зарабатывать, чтоб, значится, хоть часть расходов королевству и попечителям возместить! — певучим голосом протянула «беременная» — взгляд, устремленный на девочек, сверкал злой насмешкой.
— Ну а ежели они у мамы Заи заместо уборки чем другим деньгу зашибать начнут, так не ваша в том вина. — басом подхватил Безногий. — А этой… как ее… урожденной тяги к разврату, во! Не перевоспитались, значится, шлюхины дочки.
— Да как вы сме…! — вскинулась Булка, но Крыска вдруг схватила ее за руку и крепко, до боли, сжала. Лицо ее было не просто белым, а скорее серым, как давно не беленые стены приюта.
Чуч не оборачивался, продолжая мерно помешивать варево в котелке. Пыря принялся раскладывать ложки.
Мистрис подалась вперед и быстро, как кошка лапой, отвесила Булке пощечину.
— Знай свое место, девчонка!
— Во-во, у мамы Заи болтливых не любят, рот ее девкам вовсе для другого даден! — Слепой противно захихикал и швырнул кошелек Гонории.
Мистрис вытряхнула содержимое кошелька на колени и принялась торопливо пересчитывать высыпавшиеся в подол серебрушки. Улыбка на ее лице стала одновременно довольной и раздраженной:
— Это ж сколько вам самим мама Зая платит, что вы эдак расщедрились? — сгребая серебро обратно в кошель, недовольно пробурчала она.
— Ой, можно подумать, обогатились мы! — профессионально заламывая руки запричитал Слепой. — А про ваше новое приобретение прознать? А до мамы Заи добегти да сторговаться? Тебе, драгоценнейшая мистрис, с мамой разговоры разговаривать не по чину — попечители не поймут.
— Вещички, которые с девчонкой были, тоже отдать неплохо бы, а, мистрис? Они в стоимость входят. — пропела «беременная». — А то помнится мне, поутру платьишко на ней было хоть и потрепанное, а господское. А нынче… — она окинула выбранное у старьевщика зеленое, под цвет старому, платье, пренебрежительным взглядом и презрительно цокнула языком.
— Ничего не знаю. — мистрис решительно стянула завязки кошелька и отправила его в карман. — Платье как платье, денег не верну! — подумала и неохотно процедила. — Пальтецо ее отдать могу и куклу. Все равно с них толку никакого! — она сунула кошелек за пазуху, и принялась рыться в ящиках.
— Сьёретка с куколкой! — смачно причмокнул губами Слепой, окидывая Булку таким взглядом, что у нее внутри все заледенело от ужаса. — Небось дорого будет…
— Да ладно! — хлопнул его по плечу Безногий. — У мамы Заи товар на любой вкус, свеженькое да сладенькое и для простых найдется. — и совершенно не скрываясь, ухмыльнулся Крыске.
Из груди девчонки вырвался то ли писк, то ли стон.
— Бежим… — выдохнула Крыска, и со всей силы дернув Булку за руку, рванула к дверям.
— Ты глянь, таки побежали! — азартно завизжала «беременная». — Лови их, Безногий!
С азартным уханьем Безногий метнулся наперерез. Пригнувшаяся Крыска изо всех сил боднула его головой в живот, Безногий судорожно хекнул… согнулся… и обхватив ее двумя руками за пояс, крутанул в сторону, отшвыривая девчонку совей «беременной» подельнице под ноги. Перед глазами Крыски мелькнула подошва ботинка… и удар в лицо опрокинул ее на пол. «Беременная» наступила ей ногой на горло.
— Куда собрались, тварьки мелкие? — лениво спросила она.
— Только дернись, сьёретка! Придавим твою подружку как слепого кутенка! — рявкнул Безногий вслед Булке.
Девочка замерла на пороге… Потерянно оглянулась на Крыску, прижатую сапогом к полу, точно как настоящая крыса под подошвой…
— Беги, долбанутая! — прохрипела Крыска и тут же скорчилась, когда «беременная» сильнее надавила на подавшееся под сапогом мягкое горло…
Безногий ухватил замешкавшуюся Булку за шиворот и втащил обратно в комнату. Ее бросили на пол рядом с Крыской.
— Ах ты дрянь! — взвизгнула мистрис, швыряя в девчонок куклой.
Некогда роскошная игрушка ткнулась разбитым фарфоровым личиком в пол.
— Я ради вас… Я для вас… А вы! Мартиииин! — истошно завизжала мистрис. — Кнуууут! Принеси кнут! Сейчас же!
Мартин постоял пару мгновений, глядя на скорчившихся на полу двух девчонок и куклу, потом медленно, как во сне, повернулся и побрел в соседнюю комнату. Вернулся с хлыстом в руках.
— Всыпь им! Всыпь им обоим! Как следует! Чтоб сидеть не могли! — провизжала мистрис.
Мартин не шевелился. Он стоял неподвижно, точно статуя, все также сжимая кнут обеими руками и устремив взгляд в стену, будто там было написано что-то интересное.
— Я что сказала! Двадцать ударов кнутом! Каждой! Чтоб и думать не смели бунтовать! — мистрис бесновалась, топая ногами, как впавший в истерику ребенок.
Мартин с явным усилием перевел взгляд на нее.
— Я могу… Могу я… Забрать их в ту комнату? — он судорожно дернул подбородком, указывая на дверь. — Чтобы… не оскорблять… взор моей мистрис… безобразным зрелищем.
— Чего это безобразным? У них должны быть очень милые попки! Маленькие, розовые, упругие такие! — опять принялся похабно чмокать Слепой.
— Мистрис! — глядя только на Гонорию, взмолился Мартин.
— Чтобы ты помог им вылезти в окно? — расхохоталась мистрис Гонория. — Бей их здесь! Бей, я сказала!
— А мы посмотрим! — выпалил Безногий. Схватил Булку и швырнул ее животом себе на колени.
— Эй! — на миг отпуская горло Крыски, возмутилась «беременная». — Товар попортить хотите? Чтоб мама Зая из нашей платы вычла?
— Да лаааадно! — плюхаясь в кресло мистрис, протянул Слепой. — У мамы «зайка» есть, которая гувернантку изображает. А с воспитанницей-то… поротой… за плохое поведение… — он облизнулся, глядя на Булку жадным взглядом. — Даже повеселее выйдет! Желающие найдутся! Так что не порть удовольствие!
Безногий загоготал… задрал Булке подол, а потом…
Она услышала треск ткани — с нее сдирали панталоны. Холодный воздух комнаты прошелся по обнаженным ягодицам, но еще сильнее чувствовался взгляд Безногого — он словно жег голую кожу! Щипок был болезненным, а главное — мерзким, выворачивающим наизнанку. Девочка дернулась, попыталась вырваться, но Безногий прижал ее одной рукой за шею, второй под коленки, и хрипло скомандовал:
— Бей, парень! Бей так, чтоб кровью брызнуло!
— Бей! — провизжала мистрис Гонория. — Бей, Мартин, или… Или я отправлю к маме Зае тебя! За те же деньги!
— А чтоо? — протянула «беременная». — Славный мальчик… Если его отмыть…
Мартин хрипло выдохнул. И взмахнул хлыстом.
Хлыст врубился в лицо Безногому, рассекая кожу глубоким шрамом. Брызнула кровь. Безногий заорал и схватился за лицо. Булку он отпустил — девочка рухнула на пол, и замерла, как сломанная кукла.
В тот же миг, как хлыст в руках Мартина взвился в воздух, Чуч повернулся изящным, почти танцевальным движением… и кипящий суп из котелка выплеснулся в лицо Слепому.
От пронзительного вопля, казалось, содрогнулись стены! Дрожь словно прокатилась по всему приюту, тонко зазвенели стаканы на столе. Не переставая кричать, Слепой схватился за лицо и завертелся на месте, завывая от нестерпимой боли.
— Глаза! Мои глаза! Глазааааааа!
Безногий с залитым кровью лицом хрипло, по-звериному, зарычал. И кинулся… Не к подельнику на подмогу. И даже не к изуродовавшему его Мартину… А к Булке. Попытался схватить скорчившуюся на полу девчонку…
Мартин одним прыжком перемахнул через свернувшуюся в клубок Булку и ринулся Безногому навстречу. Выставленный, как шпага, хлыст ударил в солнечное сплетение…
Не ударил. Не переставая жутко рычать, Безногий отпрянул, пропуская хлыст мимо себя. Схватил Мартина за руку.
Послышался хруст ломающейся кости.
Мартин сдавленно вскрикнул… и захрипел — Безногий сжал его в объятиях, словно любящий папаша — любимого сына. Только вот физиономию его в этот момент искажала злобная радость.
Мартин содрогнулся всем телом. Одна его рука повисла плетью, вторая уперлась Безногому в плечи, пытаясь оттолкнуть… Голова безвольно откинулась назад…
Прямо над его запрокинутым лицом просвистел металл… И раскаленный, с огня, котелок с размаху влепился Безногому в физиономию. Обожженная кожа зашипела. Чуч размахнулся снова — и ударил горячим котелком прямиком по распахнутому для крика рту Безногого.
Выбитые зубы брызнули во все стороны.
— Ты что дела… — «беременная» выхватила из-за голенища нож и кинулась к своим подельникам на помощь.
Пыря ловко подставил ей подножку, она нырнула носом вперед… Чуч повернулся на пятке и приложил ее котелком по затылку. Волосы смягчили удар, но она все равно ткнулась лицом в пол. Нож выпал у нее из рук… Мартин в низком броске схватил оружие.
— Убью! Всех! — ревущий от боли Безногий, растопырив руки, ринулся на Чуча.
Чуч взвился в прыжке. Когда и как он успел перехватить хлыст у Мартина, не заметил никто. Шустро, как чумовая белка, Чуч запрыгнул Безногому на плечи и рукоятью кнута передавил горло.
Безногий захрипел и заметался.
Мартин, подвывая от боли в сломанной руке, уже тащил лежащую на полу Булку за шиворот из-под ног дерущихся. Вовремя! Безногий с Чучем на плечах врезался в визжащего от боли Слепого, опрокинул того на пол, и протопотал поверху. Слепой уже не орал, а только разевал рот, когда подельник всей тяжестью наступил на обожженное лицо.
Безногий вскинул руки, намереваясь схватить Чуча и швырнуть в стену. Чуч соскользнул с его плеч… и повис, держась обеими руками за хлыст. Под тяжестью мальчишки кнут впился Безногому в горло, тот отчаянно захрипел… схватился обеими руками за шею, качнулся, пытаясь ударить Чучем об стену.
Мальчишка изогнулся и уперся обеими ногами врагу в спину. Выгнулся точно натянутый лук, всю силу и весь вес тела вкладывая в то, чтобы не отпустить хлыст.
Глаза Безногого жутко выпучились, он захрипел, вскинул руку — пальцы его сжимались и разжимались, пытаясь нашарить висящего на его плечах Чуча. Вцепились Чучу в бок, как клещами, рванули… И мальчишка отлетел в сторону, с размаху врезался в стену, и бессильно сполз вниз.
Безногий торжествующе взревел и кинулся добивать.
Он уже навис над Чучем. Лицо его исказилось жуткой радостью, рука потянулась к горлу мальчишки…
Мартин метнулся вперед. И всадил Безногому под ребро нож.
Брызнула кровь.
Безногий замер. Взгляд его стал недоуменным и каким-то детски обиженным. Он еще успел повернуться… Пальцы его схватили воздух у самого лица Мартина… Безногий пошатнулся… и рухнул ничком, гулко приложившись лбом об пол.
Стены приюта снова содрогнулись.
— Вы что… что сделали? — мистрис Гонория обвела растерянным взглядом лежащих на полу нищих. Лишь фальшивая беременная слабо стонала, Слепой хрипло вздохнул и затих, из-под Безногого расплывалось кровавое пятно. — Убийцыыыы! — пронзительно заголосила мистрис.
Мартин с ножом в руках повернулся к ней… Она заорала еще громче и с воплем:
— На помощь! Убиваааают! — ринулась вон из комнаты.
Попытавшийся заступить ей дорогу Пыря был отброшен в сторону, будто мимо него дикий скакун пронесся. Выломанная городской стражей и кое как прилаженная Чучем дверь рухнула, голосящая мистрис вылетела на улицу:
— Помогите! Стража! — визжала она.
— Держите… ее… Приведет стражу — нам конец! — прохрипел Мартин.
Чуч коротко кивнул и помчался следом. Не обращая внимания на боль в спине и груди, он пронесся коридором, перепрыгнул выпавшую наружу дверь. Прыгая через засыпанные снегом грядки, выскочил на улицу.
Далеко, в самом конце улицы, блекло светился шар вовкуньего фонаря. В его слабом свете было видно, как знакомая фигура в развевающейся юбке и полощущейся на бегу шали мчится прочь — навстречу шагающему с другой стороны улицы вооруженному отряду.
Чуч резко остановился, едва не вписавшись лбом в ближайший забор и с ужасом смотрел как мистрис бежит отряду навстречу. Мистрис же вид вооруженных людей придал сил — она побежала еще быстрей, на бегу хрипло крича:
— Стража! Стража! Отбросы взбунтовались! Хватайте их! На виселицу! Всех!
— Ах, так мы тебе отбросы! — неожиданно заорал один из вооруженных людей и… сдернув с плеча ружье… выпалил мистрис Гонории в лицо.
Вспышка пламени разорвала темноту. Мгновение, меньшее, чем половинка удара сердца, уже мертвая женщина еще стояла… а потом плавно осела на разбитую мостовую.
Стрелявший издал ликующий клич и вскинул ружье к темным небесам.
— Бей вальеровскую сволочь! Смерть им всем! Смерть! — проорал он.
— Смееееерть! — жутким ревом отозвались остальные.
Вдалеке грохнуло. Мостовая качнулась, Чучу показалось, что она вот-вот встанет дыбом у него под ногами. Сейчас он сообразил, что ветхие стены приюта тряслись вовсе не от кипевшей внутри драки. Грянул еще взрыв, над крышами домов языки пламени облизали темное небо.
— Смеееерть! — вооруженная толпа ринулась по проулку.
Чуч прыжком метнулся в сторону и прижался к забору.
Его обдало запахом немытых тел, дешевой браги и крови. Чуч вжался в занозистые доски лопатками, словно хотел просочится насквозь. Да он и хотел, прекрасно понимая, что вооруженная толпа не только Гонорию, но и его убьет. Чтобы знал, как под руку подворачиваться!
Ему повезло — толпа катилась мимо, никто не глядел по сторонам, только вперед! Топали сапоги, гремело плохо прилаженное оружие, слышалось хриплое, сорванное дыхание. Среди бегущих были всякие: парочка седых вояк, и безусый юнец из мастеровых, чуть старше самого Чуча, и мокрый от пота лавочник — ремень винтовки так сильно передавил его выпирающее пузо, что он походил на кривую фасолину. Роднили их только завязанные на рукавах банты, новенькие, ярко-голубые, как небо после дождя.
Топот ног стих. Чуч посмотрел на тело мистрис — издалека и в темноте оно походило просто на брошенный мешок. И нырнул за забор. Хрипло дыша, помчался обратно в приют.
— Не догнал? — спросил Мартин — лицо его было белым, как мел, сломанную руку он прижимал к груди.
— Не понадобилось. — упираясь ладонями в колени и тяжело, с присвистом, дыша, выдавил Чуч. — Вы… это… кто-нибудь знает… голубые банты… это к чему?
— У герцога Гардеро лазурь в гербе. — сидящая на полу у стены Булка подняла голову.
— Лазурь — это такой голубой? — деловито уточнил Чуч и объявил. — Тогда, похоже, сьеры решили начать бунтовать пораньше.
Прозвучало этот так буднично, будто сьеры решили пораньше отправиться спать.
Словно в подтверждение его слов снова грохнуло — на сей раз гораздо ближе. Булка вскрикнула и судорожно вжалась в стену, Крыска испуганно дернулась. Неподалеку ударил ружейный залп, ответные выстрелы загрохотали нестройно и вразнобой.
— Эх, не успели! — взвыл Пыря, сожалея об упущенной выгоде.
— Ничего… может, и к лучшему… — как-то невнятно пробормотал Мартин. — Мистрис убили?
— В проулке лежит. — мотнул головой Чуч.
— Значит, и этих туда же! — скомандовал Мартин.
— Добить? — Чуч вытащил нож.
— Не на-до… — прохрипела фальшивая беременная. — Ра-зой-демся… Воровское слово…
— Да ладно тебе, «слово». Не в театре. — фыркнул Пыря. — Сегодня мы тебя отпустим, а завтра ты нас за своих подельников прибьешь?
— Нужны мне эти катышки Крадущейся! — рявкнула в ответ «беременная». — Без них я у нищих главная! Отпустите — должна буду.
— Три раза должна! — отчеканил Мартин. — Что дорогу в главные расчистили, что отпустим, а еще я тебе расскажу, что там, на улицах. — он махнул в сторону выбитой двери. — У герцога Гардеро свои люди и целый арсенал припасен. — Часть его он, правда, потерял…
— Если бунт готовили, так ухоронка точно не одна. — вмешался Чуч. — Я б не одну делал, а сьеры ж, небось, не дурней отбросов будут.
— А еще кое-кто из вальеровских прихвостней во дворце на самом деле давно уже у Гардеро на жаловании! — подхватила Крыска.
— В самой дворцовой страже… — дрожащим голосом добавила Булка.
— Это к тому, что у них может и выгореть? — деловито уточнила «беременная». — Ладно, считай, должок на мне. Сойдемся — сочтемся. — она плюнула на ладонь и протянула ее Мартину. Тот хлопнул здоровой рукой по ее ладони и пошатнулся.
«Беременная» коротко кивнула головой, тут же взвыла, хватаясь за разбитый Чучем затылок, ругнулась, и вывалилась за дверь. Через мгновение шаги ее стихли.
Глядя ей вслед, Пыря недоверчиво цыкнул зубом, но высказывать свои сомнения вслух не стал.
— Ладно, потащили! — Чуч ухватил подмышки Слепого. Пыря взялся за ноги, и они поволокли старика прочь. Обожженная и облепленная капустой из супа голова его беспомощно болталась, так что не понять было, жив старый нищий или мертв.
Носком ботинка Крыска пнула все также сидящую у стены Булку:
— Шевелись давай, или думаешь, я одна такую тушу волочь буду? — она кивнула на мертвого Безногого. — Мартин не сможет…
Мартин с усилием растянул в улыбке губы:
— Я… попробую. Вы вдвоем все равно не дотащите.
Он шагнул к телу. Наклонился, до крови закусив губу…
И тут же его повело в сторону.
С неожиданной прытью вскочившая Булка придержала мальчишку у самого пола, не дав стукнуться головой. Замерла, обнимая полулежащего на полу Мартина… И вдруг дрогнувшим голосом сказала:
— Это… что? — она поднесла к глазам выпачканную свежей кровью ладонь.
На боку Мартина стремительно расплывалось багряное пятно.