Оружие Древних

Глава 18. Засада

— Привал! — скомандовал Хаггар.

Уставшие воины повалились на ступеньки, с наслаждением вытягивая затекшие и гудящие ноги. Некоторое время все сидели молча.

— Факела надолго не хватит, — сказал Карон. — Хаггар, надо идти.

— Подожди, Карон, мы только что сели, — застонал Эрбин.

Бездонный провал остался позади. Перебраться через него было непросто, и если раньше воины попросту перепрыгнули пропасть, то теперь это было невозможно. Следов Маррода не было, но он должен был идти этой же дорогой, а значит, сумел перебраться через пропасть.

Осветил стену факелом, воины обнаружили торчащее из камня кольцо, когда–то служившее упором для факела. Ступеньки обвалились как раз под кольцом. Стоя на самом краю, самый высокий в отряде Карон сумел дотянуться до него и продел в кольцо веревку. Если прыгнуть и раскачаться, можно зацепиться и перебраться наверх, но… выдержит ли кольцо? Воины подергали за веревку — кольцо держало, и все же риск был велик.

— Кто пойдет? — спросил Хаггар.

Вызвался Эвран. Сбросив оружие и доспехи, ловкий гурданец оттолкнулся от края и повис над бездной. Воины, затаив дыхание, смотрели на кольцо. Оно держало. Отталкиваясь от стен, гурданец раскачивался, пока ноги не взлетели выше края ступеней. Зацепившись ногами, дрожа от напряжения, он медленно втягивал тело на ступени, постепенно отпуская веревку. Все! Эвран сел, устало свесив ноги в пропасть и, улыбнувшись, помахал товарищам.

— Отлично, Эвран! Ты молодец!

Дальше следовало перебраться тому, кто был легче — тяжелого Эврану было не вытянуть. Далмира решилась. Расстояние было небольшим, всего несколько локтей, в ином месте девушка даже не задумалась об опасности. Но когда вокруг чернильная мгла, и пропасть, дна которой не видно…

Она решилась, оттолкнулась и прыгнула, изо всех сил вцепившись в веревку. Повисла под кольцом. Надо отпустить один конец, подтянуться и схватиться за другой. Эвран сбросил обувь и уперся в камни босыми ногами:

— Давай, Далмира, давай!

Она подтянулась, и сильные руки гурданца втащили ее на площадку. Так перебрались все.

Страх остаться в полной темноте под толщей земли подстегивал воинов, и несмотря на усталость, они невольно прибавляли шаг. Чувство опасности притупилось, Хаггара мало волновали возможные ловушки, он думал лишь о том, как быстрее выбраться наверх, к солнцу.

Коридор закончился тупиком. Шенн остановился, осветив факелом внезапно возникшую преграду. Это была каменная стена, ничем не отличавшаяся от остальных. Эрбин бросился к ней, ощупывая руками каждую трещинку, воины молча смотрели на старания эшнарца, и ужас медленно заползал в сердца.

— Тут был проход, я это помню, мы проходили здесь, — проговорил фагир. Шенн достал карту и тщательно осмотрел. — Я уверен. Но откуда здесь стена? Если это ловушка Древних, то кто мог ее включить?

— Маррод, — сказал Эвран, — больше некому.

— Точно, Маррод! — уверенно сказал Эрбин. — Когда я доберусь до него, я…

— Помолчи, — сказал Хаггар. — Но откуда Марроду знать, как задействовать ловушку?

— Вспомните, как он смотрел на того мертвого эльда! — сказал Кронир.

— Верно! Он и меч его взял себе! — поддакнул эшнарец.

— Маррод — эльд? — задумчиво проговорил Шенн. — Это многое бы объяснило…

— Плевать на Маррода, — сказал Хаггар, — надо искать другой путь, мастер. Ищи.

— Погоди, а как же твой ключ, Шенн? — вспомнила Далмира. Фагир покачал головой:

— Я осмотрел здесь все. Его некуда вставить. Или отверстие на другой стороне.

— Судя по карте, мы близко к поверхности, — сказал Шенн. — Идем. Попробуем другой коридор.

Воины двинулись за фагиром. Шенн повел их обратно, они долго шли, пока ход не начал забирать вверх.

— Это выход! — возрадовался Хаггар. — Ты вывел нас, Шенн!

Но ход вновь окончился тупиком.

— Проклятье, мы навсегда останемся здесь! — Эрбин в ярости ударил по стене кулаком и сморщился от боли.

— Как же так, Шенн? — растерянно спросил Кронир. — Что там, в твоих чертежах?

— Выход должен быть здесь, — твердо сказал Шенн, — а ну–ка, посветите наверх!

Хаггар поднял руку с факелом, и колеблющееся, угасающее пламя выхватило из тьмы покрытую письменами литую бронзовую пластину. Потолок был довольно низок, Шенн легко достал до нее рукой и нажал.

Воины услышали шум скрытого механизма, плита над их головами сдвинулась и стала отъезжать. Из трещины посыпался песок, а воины восторженно завопили. Вот оно, спасение! Неожиданно плита остановилась.

— В чем дело, мастер? — встревожено спросил Хаггар.

— Похоже, сломался механизм. Надо попробовать самим.

— А ну, держи! — Хаггар передал факел фагиру, уперся руками в край плиты и напряг все силы, но едва ли сдвинул на волос.

— Что стоите? Помогайте! — рявкнул десятник.

Воины побросали оружие, наваливаясь на неподатливую плиту. Песок сыпался на головы, и ноги разъезжались на нем, не находя упора. Плита чуть сдвинулась.

— Давай еще! — закричал Эрбин, отплевываясь от попавшего в рот песка. Воины напряглись и сдвинули преграду еще на ладонь. Песок сыпался, не переставая, и уже доходил им до коленей. Пришлось оставить плиту и отгребать песок в сторону.

Когда песчаные струи иссякли, Шенн увидел темное, усыпанное звездами, ночное небо. Воины разразились торжествующими криками.

— Теперь наверх, — скомандовал Хаггар, — подсадите меня.

Ход вывел на окраину Анвинора. Выбравшись из подземелий, воины с жадностью вдыхали прохладный ночной воздух и долго отряхивались от попавшего за шиворот песка. Далмира с сожалением осматривала отяжелевшие, покрытые грязью волосы. Помыть их было негде.

Найдя укромную лощину, развели огонь. Без воды ничего сварить не получилось, и воины подкрепились вяленым мясом и сухарями, со смехом вспоминая былые страхи. Под звездным куполом и жилось и дышалось много лучше и свободней, чем под землей.

Далмира подошла к Шенну. Фагир глядел на звездное небо. Глядел так, что не заметил девушки и вздрогнул от прикосновения пальцев.

— Далмира?

— Шенн… Тогда, под землей… ты говорил, что оставишь всех нас в хранилище навечно, если… Шенн, ты ведь шутил? Ты ведь не сделал бы этого?

— Ты хочешь знать правду?

— Да.

— Сделал бы.

— Но… почему? Ведь и я осталась бы там навеки.

Шенн молчал.

— Тебе не жаль меня?

— Пойми, Далмира, я не мог иначе. Но все ведь хорошо. Мы наверху и…

— Нет, не хорошо! — Далмира помрачнела. — Ты стал иным, Шенн. Ты не тот добрый и смелый парень, которого я знала когда–то. Раньше ты не прятался за спинами других и сражался за себя… и меня. Ты был дикарь, но поступал так, как подсказывало тебе сердце, был честен и прям, а теперь… Теперь я не знаю, чему ты поклоняешься и чему веришь. Древние изменили тебя. Ради своего учителя, уже мертвого, ты готов погубить живых, убить всех нас! И меня.

— Прости, Далмира, я не мог поступить иначе, — Шенн смотрел твердо, и казалось, в глазах его застыл лед.

— Если бы ты любил меня, ты поступил бы иначе.

— Ты права, Далмира. Прости.

— Я ждала иных слов. Я надеялась, что… — девушка не договорила и, махнув рукой, ушла. Слезы лились из глаз. Шенн не любит ее, не любит. Было бы иначе, он обнял бы ее, и просил прощения. Нашел бы иные слова, но он…

Когда Далмира ушла, Шенн опустился на песок. Руки вцепились в волосы.

— Боги, как мне тяжело, — прошептал он. — Она не понимает, что Ольф создал меня таким, какой я есть. Всем, что я знаю, что умею — я обязан ему. И выполню то, для чего он учил меня. Я больше не варвар, не дикарь. В отличие от них, я понимаю главное: жизни нескольких людей не стоят ничего, если смерть грозит целому народу.

Далмира вернулась к костру. Все воины спали, лишь Эрбин и гурданец сидели у огня. До девушки донесся разговор:

— … этого я не знаю. Кто он и что он — неизвестно, — Эрбин поковырял веточкой угли. — С Улнаром мы сражались рука об руку много лун. Он непонятный человек для меня, но в одном могу поручиться: он не предатель.

— А я могу поручиться только за самого себя — ответил гурданец. — Я уже не знаю, кому здесь доверять. Если Улнар — не предатель, то куда он ушел?

— Не знаю, — отвечал эшнарец. — Но он пропал, а одному в Кхиноре не выжить…

Далмира опустила глаза. Улнар был хорошим человеком, подумала она, вспоминая воина. С первого взгляда она поняла, что он близок ей. После многих дней в походе Улнар показал себя отважным воином, но не жестоким, как Маррод, и не жадным, как эшнарец Эрбин. Она не могла сказать, что привлекало ее в нем, Улнар явился в ее жизнь стремительно, и так же быстро исчез. Как жаль, если он погиб!

Утром воины двинулись на восток. Было жарко. На небе ни облачка, и жгучие лучи солнца раскаляли доспехи так, что можно было обжечься. Хаггар вел отряд низинами, чтобы скрыться от посторонних глаз. Все хранили молчание. Говорить было не о чем, к тому же от разговоров лишь сильнее пересыхало в горле. Запасы воды закончились, и все мысли арнов занимала река.

— Сколько мер еще нам идти, а, мастер? — утирая пол со лба, спросил Эвран. Поджарый гурданец как будто высох, его узкое, покрытое щетиной лицо стало коричневым от загара.

— Я смогу ответить ночью, — сказал Шенн.

— Ты говорил, что бывал здесь.

— Бывал, но это было давно. И сами видите, эти холмы и пустоши как близнецы–братья.

— Что верно, то верно, — согласился Хаггар. — Но не забудь: ты должен привести нас к забытому городу, о котором говорил.

— Я приведу вас, я помню, — хмуро отвечал Шенн. Он дал обещание, и слово надо держать, но как наемники не понимают: время не на их стороне. А еще гулхи… Шенн хорошо помнил, как одна–единственная рана, нанесенная этим существом, едва не убила его. И лишь благодаря учителю Ольфу он жив.

Шенн был в растерянности. Он выполнил завещание Ольфа, но на душе было худо. Нет стагнира — и что теперь защитит Арнир от морронов? Он спас людей от катаклизма, который мог не свершиться, и обрек на гибель от воинствующих морронов. Но ведь чернолицые и раньше нападали на Арнир, разве он виноват в этом? Но что будет, когда он придет к одану с пустыми руками? Изгнание — это меньшее, что мне грозит, подумал Шенн. Одан жесток и не прощает ошибок — Шенн понял это сразу, едва увидел его лицо. Надменное, властолюбивое лицо человека, привыкшего повелевать. Быть может, бежать? Но я не вор, чтобы бежать, я поступил так, как считал должным, подумал фагир, и будь, что будет…

Шенн увидел, как идущий впереди Кронир пошатнулся, ноги его подкосились, и воин рухнул на песок.

— Что с тобой? — все собрались вокруг упавшего.

— Это солнце! Подержите над ним плащ, ему нужна тень, — распорядился Шенн. — И воды, дайте ему воды.

— Воды почти нет, — сказал Хаггар, протягивая свою флягу. Шенн вытащил пробку и смочил губы Кронира. Тот зашевелился, постепенно приходя в себя.

— Нам нужен привал, — сказал Шенн. — Сейчас он все равно идти не сможет.

— Привал, так привал, — пробормотал десятник, устало садясь на песок.

— Шенн, быть может, повернем к расселине? — спросил гурданец. — Там же была вода!

— Это несколько дней отсюда к югу. Мы не дойдем. Потерпи, Кхин вот–вот покажется. Осталось немного. Быть может, день пути.

— Ты каждый раз это говоришь!

— Не ссорьтесь, — сказала Далмира. — Давайте поедим.

— Кусок не лезет в горло без воды, — пожаловался Эрбин. — Эх, сейчас бы кружку литернского! Втрое бы заплатил! Впятеро!

— Заткнись, Эрбин, и без того тошно, — проронил Хаггар. — Литернского ему… Погоди, морроны тебе нальют.

— Все же мне это не нравится, — сказал Эвран. — Мы пересекли Кхинор, а морронов и не видно. Куда они делись? Не к добру это. Знаете пословицу: чего не ждешь — случится, а ждешь — не возвратится.

— Ты это к чему?

— Не знаю, — ответил гурданец. — Только чую: бежать надо! Не идти, а бежать.

Хаггар хотел сплюнуть, но не вышло. Слюны не было.

Шенн предложил переждать жару и двигаться вечером. Возражений не было. Воины нашли сухую балку, где когда–то протекал ручей, и там устроились на отдых. Эвран попробовал найти воду, руками и кинжалом раскапывая старое русло. Гурданец добрался до влажной земли, но в ямку, что он вырыл, вода не набралась. Крониру стало лучше, и воин был готов идти, но Хаггар ждал вечера.

Далмира сидела на песке, думая о своем, и невольно прислушалась, узнав голос Шенна:

— Я верю, что боги создали нас не для того, чтобы мы жили подобно животным, заботясь лишь о том, что поесть и где поспать. Сколько бы боги не дали нам времени — это время следует прожить достойно.

— Что значит «достойно»? — спросил Кронир. — Одному человеку что–то покажется достойным, другому нет. У каждого свой ум.

— Он прав, — пробурчал Хаггар.

— Нет, не прав! — возразил Шенн. — Достойно — значит честно и справедливо. Ведь все мы знаем, что хорошо, и что плохо, где добро, и где зло.

— Ну, нет, Шенн, все это я слышал от бродячих философов. Но в их учениях нет жизни, один пустой звук! — сказал Хаггар. — Что есть добро и зло? Каждый ответит по–своему, и ты не найдешь двух одинаковых ответов. И как можно по поступку судить, хорош он или плох, если для одних он обратится в добро, а для других во зло? Все имеет хорошую и плохую сторону. Каждая вещь. И каждый человек.

— Э, нет, Хаггар! — вступил в спор Эрбин. — Вот Маррод, который предал нас, он как поступил: хорошо или плохо?

— Для нас всех он поступил плохо, а для себя, наверно, хорошо. Как и сказал Кронир: каждый живет своим умом.

— Да ведь так любую подлость оправдать можно! — возмутилась Далмира, с неприязнью взглянув на десятника.

— Не оправдать я хочу, а понять! — бывалый воин повернулся к девушке. — Потому что, не понимая, осуждаем, и все, что нам не по нутру, злом называем. Зло ли все то, что нам не нравится? За веселую шутку, что принята на юге, на севере могут убить. Вы знаете их обычаи, и не назовете северян убийцами без совести, а если назовете — будет ли это правдой?

Изумленные красноречием Хаггара, воины не нашли, что ответить.

— Значит, нет на свете правды? — спросил Эвран. — А законы фагиров?

— Есть правда, которая внутри каждого. Если бы истина была одна, люди давно бы жили, как одна семья. Можно придумать много законов, но каждый будет думать и поступать по закону, который у него внутри.

— Осторожней, Хаггар, это ересь! — проговорил Кронир, глядя на Шенна. — А здесь у нас фагир!

— Знаешь, Хаггар, в чем–то ты прав, — сказал Шенн, — и я тебя понимаю. Только все мрачно у тебя получается. Если каждый думает о своем благе и живет своей правдой, то почему мы в одном отряде? Почему держимся вместе и прикрываем друг друга, делим воду и хлеб?

— Потому что нам нужно выжить, а это можно сделать только вместе. Когда мы доберемся до Ринересса, отряд распадется, и каждый выберет свой путь. Все в наших руках: наш путь и наша жизнь.

— Так ты не веришь, что боги ткут наш жизненный путь невидимыми нитями? — спросила Далмира. — Ты не веришь в судьбу, и в то, что все предопределено?

— Не верю и не хочу верить. Это лишило бы меня сил.

— А ты веришь в судьбу, Далмира? — улыбаясь, спросил Шенн. Девушка посмотрела на фагира:

— В это верили мои родители, и я не знаю иной веры.

— Да ты мергинка! — расхохотался Эрбин. — Клянусь кровавым глазом Игнира, вокруг одни еретики!

— Помолчи, Эрбин, у вас в Эшнаре каждый еретик! Все знают, что вы чтите Игнира не так, как завещали предки, а Даора не считаете злом! — сердито проговорил Хаггар.

— Врешь, Хаггар, — загорячился эшнарец, — и наши фагиры разбираются в этом получше всяких наемников!

— Оставьте этот спор, — приказал Шенн. — И не вздумайте говорить о чем–либо подобном в Арнире — или отправитесь на рудники. Пора идти.

Воины поднялись. Уже не так жарко. Солнце клонилось к закату. По изрезанным ветрами холмам пролегли черные тени.

— В путь, — скомандовал Хаггар, но не пройдя и меры, воины увидели труп. Чернолицый охотник лежал на склоне холма, его оружие лежало рядом. Эвран ногой перевернул мертвеца и сплюнул:

— Смотрите–ка!

Живот моррона был распорот, а внутренности выедены.

— Хищник или падальщик, — предположил Эрбин. Шенн покачал головой:

— Нет. Смотри, вот эта рана не от зубов!

— Смотрите, там! — Далмира указала на соседний холм. Темнело, и воины не сразу заметили лежащие тела, десятки, а может, сотни трупов. Они лежали, открывая небу ужасные раны, и на мертвых лицах уже пировали хищные птицы.

— Похоже, морроны оборонялись на холме, — сказал Шенн. — Смотрите, здесь нет их стрел, а у подножия их много. Битва была вчера. И, скорее всего, ночью, иначе незачем жечь столько костров.

— Ты говоришь, как настоящий следопыт, мастер Шенн, — одобрительно сказал Эвран. — Я кое–что понимаю в следах. Было, как ты говоришь. Но кто положил столько народа? Вряд ли это наши.

— Согласен. Братству тут делать нечего, а окружить и разбить такой отряд морронов… надо много, очень много людей, — подтвердил Кронир.

— А может, остался кто живой? — спросил Хаггар. — Осмотрим тут все. Будьте осторожны!

Воины разбрелись по полю боя. Шенн смотрел на убитых, и ночная схватка оживала перед его глазами. Он видел, где дрались наиболее ожесточенно, по ранам различая тех, кто встретил смерть лицом к лицу, а кто получил смертельный удар в спину. Повсюду лежало брошенное оружие, стрелы торчали в земле и мертвых телах, а почерневшая от крови трава была разворочена мощными лапами животных. Трупов тех, кто напал на морронов, не было, но фагир уже понял, кто это.

— Сюда, я кое–что нашел! — позвал Карон.

Два мертвеца лежали, вцепившись друг в друга. Обескровленные пальцы сжимали оружие. Даже мертвые, они продолжали смертельную схватку. Один был морроном, другой…

— Это те люди верхом на чудовищах! — угрюмо проронил Хаггар. — Они уже здесь!

— И судя по всему, морроны им не соперники, — добавил Кронир.

— Если они найдут нас здесь, мы все умрем, — сказал Шенн. — Эти твари растерзают нас на открытом месте. Надо уходить к болотам, и быстрей, там деревья и много зарослей. За мной.

Это была мастерская засада. Бегущий первым Эвран не успел ничего понять, как вылетевший из–за куста аркан свалил его наземь. Казалось, сами холмы зашевелились, извергая десятки ловких черных теней. Загудели, пластаясь по воздуху, арканы. Моррон бросился под ноги Далмиры, и она покатилась по траве. Карон бросился на помощь. Длинный клинок наемника достал одного из нападавших и, брызгая кровью, тот осел на песок. Но стрела ударила воина в голову, он пошатнулся и упал.

— Карон! — Далмира вскочила, вращаясь, ушла от набегавшего чернолицего и полоснула его по спине. Вскрикнув, моррон упал. Из темноты доносился лязг стали и яростный рев Хаггара. Но врагов было много. Меч выбили из рук, и удар в живот свалил девушку наземь. Два моррона скрутили ей руки и куда–то поволокли.

— Шенн! — крикнула она.

Мастер не отзывался. Звуки боя стихли, и ночь накрыла Кхинор, даруя смерть тем, кто ее заслуживал, и красный глаз безжалостного Игнира следил, чтобы это было так.