Опустошение Баала

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ВЕЛИКАЯ ТЬМА

За вратами, огражденными заклятиями, лежало подземелье Безночных Сводов — ужасная библиотека Кровавых Ангелов, где чудеса томились в стазис-темницах. Звезда, порабощенная чудовищной наукой, питала энергией эту крепость внутри крепости. Идалия, так звалось светило, скованное волей Императора и помещенное на груди статуи Сангвиния, способной соперничать с монументом в Падении Ангела.

Но это подземелье являлось лишь первым залом либрариума. Ниже располагались другие полости — более тайные, более пугающие, наследие десяти тысяч лет войны. Запертые и огражденные камеры. Хранилища для проклятых артефактов, собранных орденом. Изображения врагов, поверженных ими. А дальше, глубже всего, скрывался Сепулкрум Малефикус — место секретное, известное лишь высшим лицам ордена. Это было убежище Мефистона, главы либрариума. Если позволяло время, старшие Кровавые Ангелы практиковали обычай удаляться в Зал Саркофагов, где их когда-то создали. В эти темные дни возможность выпадала редко, и отдых стал долгожданной целью.

В Долгом Сне вливания священной крови вымывали из тела все нечистое, предоставляя дразнящую возможность духовного единения с Сангвинием. Некоторые даже полагали, что Долгий Сон задерживал наступление наследственного проклятия. Немногие другие отвергали эту практику, считая ее уклонением от долга ради снов о прошлом. Обе стороны были правы — каждая по-своему.

Мефистон спал так часто, как только мог. Проснувшись, он запирался в Алхимических Сферах, своей добровольной темнице. Но и отдыхая, он пребывал среди мертвых. Некоторые места в либрариуме отрицали все известные законы, не принадлежа ни к смертной вселенной, ни к варпу. Там рамки материального измерения словно раздвигались. И Сепулкрум Малефикус — одно из таких.

Если зал Саркофагов являлся пристанищем жизни, Сепулкрум Малефикус служил смерти. Неудивительно, что именно его избрал своим убежищем Мефистон.

По форме усыпальница представляла собой глубокую шахту, дно которой — если оно и было — терялось в темноте. В основном ее пространство занимали движущиеся платформы. Все они мерно кружились, точно огромный многоуровневый механизм, и на каждой стоял единственный гроб. Площадки соединялись подвижными лестницами, ступени которых шипели, вращаясь и постоянно меняя форму, чтобы приспособиться друг к другу в этой гигантской смертельной головоломке. Лестницы, встречаясь, проходили одна через другую, пересекаясь, издавали звук, похожий на скрежет мечей по точильному камню.

В каждом костяном гробу хранилось тело одного из старших библиариев Кровавых Ангелов. Благодаря регулярным вливаниям крови их тела оставались свежими. Хотя они давно умерли, а их геносемя удалили, вокруг многих по-прежнему витали обрывки сознания, духи, с которыми психически одаренные, подобные Мефистону, могли общаться в поисках совета. В центре конструкции возвышалась платформа побольше, увенчанная единственным элементом, казавшимся здесь совершенно неуместным: тоже окруженной неизмеримой бездной комнатой без стен. Она была обставлена как кабинет; роскошный ковер покрывал металл. Стол и стулья, выполненные с подобающим ордену изяществом, занимали середину. В стороне стоял книжный шкаф, забитый доверху редким трактатами о войне и искусстве эмпиреев.

Поскольку помещение представляло собой центр усыпальницы, ее орбита была меньше, чем у других платформ, но она тоже двигалась, как и все они, в вечном безумном танце, кружилась в автоматическом ритме, словно оживляющем мертвую конструкцию.

Другие лестницы вели из кабинета Мефистона к вспомогательным платформам. На одной из них обитал его личный раб-оружейник, лишенный зрения и приговоренный жить здесь, пока старость не заберет его. На второй находился арсенал Владыки Смерти. Там висела на стойке зловещая кровавая броня. Над ней, блестя в луче рубинового света, мечом судного дня парил Витарус — древний силовой клинок старшего библиария.

Платформа-оружейная повернулась со скрежетом металла о металл, уходя из поля зрения. Появилась третья, и именно там располагалось место отдыха Мефистона.

Его саркофаг не отличался от прибежищ предшественников. Как и все прочие, платформа была сделана из железа, инкрустированного телдритским лунным серебром, и узоры становились все сложнее к центру, где и стоял гроб. Сам саркофаг из огромного цельного куска кости покрывали выгравированные картуши и эзотерические символы Кровавых Ангелов. Между стилизованных изображений наплечников силовой брони глядело пустыми глазами скульптурное отражение лица Мефистона. Все так же, как у других. Хотя стиль оформления менялся согласно обычаям разных эпох, форма оставалась прежней.

Но если гробы мертвецов были тусклы и безжизненны, убежище Мефистона лучилось скованной силой, и линии гравировки на нем горели рубиновым светом. Около него выстроилась дюжина медных стержней, увенчанных серебряными черепами, — точно стражи вокруг пленника. Над округлой вершиной саркофага и его плечами висел переливчатый ореол, и из его мерцания порой прорывались случайные вспышки, бьющие в медные стержни и оставляющие их дымиться.

Самое необычное, что сейчас внутри саркофага Мефистон видел сны.

Владыка Смерти метался по шелковой обивке, покрывающей внутренность саркофага, и вырывал трубки, очищающие его кровь. Незваное видение, наполовину вытянув из тела душу, держало его в плену, и бросало безоружным в потоки времени.

— Это начнется на Диаморе, — произнес голос.

Предчувствие беды — трагедия, одолевающая его братьев, сражающихся с Асторатом, — охватило Мефистона. Он ощутил отчаяние и потерю и сконцентрировал разум, чтобы увидеть яснее.

Серое и зеленое размазались по темноте — отражение в потревоженной поверхности пруда, в нематериальном зеркале варпа. Рябь эмпиреев затихла, и Мефистону предстала не система Диамор, по мир, который он хорошо знал: Кадия, врата в Око Ужаса.

Его братья сражались там рядом с миллионами других. Войско в тысячи раз превосходило собирающееся сейчас на Баале, но не оставалось сомнений — этого не хватит. По широкой космической дороге Врат Кадии изливалась процессия бесконечной ярости. Тысячи и тысячи кораблей выныривали из Ока Ужаса. Твердо намеренные утопить настоящее в потоках крови, они несли рожденную в прошлом ненависть. Миллиарды демонов сопровождали сотни тысяч астартес-еретиков. Черный Легион, Железные Воины, Дети Императора… Все девять падших легионов и их владыки явились из своих крепостей, чтобы вновь разжечь древнюю войну.

Мефистон постиг это в безумном калейдоскопе образов, растянутых на одно-единственное мгновение. В варпе не существовало времени. А в следующую секунду Владыка Смерти уже падал через водовороты мыслей, и видение разбилось на бесконечность отдельных осколков. Во фрагментах возможного будущего отражались бесчисленные героические подвиги и неотвратимая неизбежность конца.

В мельтешении лиц Мефистон видел тех, кто казался важнее других, — чудовищного жреца Механикум, инквизитора из другого времени, космодесантника в броне маршала Черных Храмовников. Рядом открылась иная, безликая сущность. Оборвался смех, блеснула серебряная маска, легко прикоснулся эльдарский разум. Она исчезла, прежде чем Мефистон успел ударить.

Война и смерть явились на Кадию в небывалых масштабах, но это были еще не все ужасы, надвигающиеся на Империум.

Время мигнуло. Мефистон шагал по полю боя среди воющих сынов Фенриса. Демоны умирали под их клинками и болтерами, но Космических Волков одолевала усталость, от них несло потом многих дней битвы. Их броня растрескалась, оружие затупилось. В отдалении горела крепость — пылающий ад неестественных цветов. Небо казалось свежим кровоподтеком: не варп, не космос и не облака, но клубящееся месиво энергий, откуда копья молний били в землю и разлетались взрывами.

Демоны видели его душу. Они скалили клыки на Мефистона, тенью шагающего по истерзанным пустошам. Он поднял руку и оттолкнул их силой разума. Стоило ему миновать тварей, и он исчез из их мыслей, словно призрак, которым и был.

Сцена вновь пошла рябью, меняясь. Кадианцы сражались за баррикадами, сложенными из тел своих мертвых. Серебряные машины прошивали небо.

«Некроны», — подумал Мефистон. Первые солдаты бесконечной войны вернулись, чтобы закончить ее. Трижды за последние месяцы они помогли Империуму. Мефистон ни капли не доверял их мотивам. Металлический разум и бездушный интеллект не позволяли прочитать их намерения, но высокомерие выдавало, насколько они на самом деле опасны.

Показалось что-то еще, не такое далекое во времени, близкое к его крови. Мефистон попытался отыскать это, хватаясь за полу плаща вероятностей, но судьба стряхнула его. Время снова прыгнуло. Высокие, чужой конструкции пилоны падали в пламени на равнины Кадии. С каждой опрокидывающейся колонной пурпурное небо выжидающе подергивалось.

— Рок! — прорычал голос, неслышный смертным.

Новые пилоны рухнули, будто высокие деревья, горящие в лесном пожаре.

— Рок! — Голос был не один, но сложен из многих.

Триумфальный вой демонов заглушил предсмертные крики миллиона людских солдат. Запах крови — медь и железо — наполнил воздух.

— Рок! — выкрикнул голос в последний раз.

Реальность содрогнулась. Душа Мефистона отпрянула, получив метафизический удар, едва не пробивший несокрушимые энергии его духа.

Небо раскололось. Безумие, таящееся за завесой Вселенной, открылось взгляду. Мефистон смотрел в него, не мигая, — он понимал доступное немногим. Этот бурлящий, бесконечный океан и есть истинная реальность; не хрупкая пленка материального мира, по которой люди ходили и сражались друг с другом, но бескрайний ад варп-пространства.

Он оскалился, не желая сдаваться, готовясь умереть вдали от дома и вне времени.

Прохладная рука легко коснулась его духа, успокаивая. Мелодичный женский голос раздался из-за серебряной маски.

— Привет тебе, о Владыка Смерти.

Эльдар. Это существо не часть его видения, оно вторглось в него. Мефистон приготовился к бою, ибо древняя раса искушена на лежащих за психической завесой путях, они все до единого колдуны и ведьмы, но атаки не последовало.

— Нам не надо сражаться, ангел смерти, ибо я несу тебе вести. Берегись, сын крови! Грядет время, когда все изменится, к лучшему или к худшему.

— Убирайся из моего разума! — выплюнул Мефистон.

Выталкивая чужачку, он успел яснее почувствовать ее. Одна из их касты танцоров, Арлекин.

— Ты меня видишь! — засмеялась она и ускользнула прямо через бушующую битву, оставляя за собой след из разноцветных ромбов.

Воины продолжали драться, хотя конец близился. Чудовищное небо рухнуло. Огонь и смерть прокатились по равнинами Кадии, уничтожая все.

Пирокластическое облако накрыло Мефистона. Будь он здесь во плоти, то погиб бы мгновенно, несмотря на всю свою силу. Пламя обожгло его душу, вышвырнув дух на следующий уровень бытия.

Его окутали тени, обездвижили, словно труп, плотно завернутый в саван. Мефистон сопротивлялся холодному давлению, лежа на спине и не в силах пошевелиться. Тьма разорвалась, и он поднялся над горящими песками, воспаряя в огненное небо над адской равниной. Горы черепов взмывали на невообразимую высоту. Реки крови и пламени прорезали ущелья в белых пустынях из размолотых в пыль костей, а с неба сыпался густой пепел: частицы душ, еще горячие от кузниц богов.

Повсюду сражались друг с другом рогатые демоны, и битвы их были старше самого времени.

Хотя это место казалось материальным и прочным, на самом деле оно не существовало в царстве плоти. Здесь душе Мефистона грозила смертельная опасность, ибо он проник глубоко в варп, в земли крови. Осмелься любой другой псайкер явиться во владения Кхорна, пусть даже в видении, и его поглотили бы ярость и ненависть, его душу разорвали бы на части. Для сынов Сангвиния этот риск был особенно велик.

Но ничего подобного не происходило с Мефистоном. Его душа уподобилась ледяной колонне в мире пламени. Он не ощущал страха. Вместо этого он послал мысль.

«Почему я здесь?»

— Потому что должен здесь быть, — прошептала эльдарка в его разуме.

Невидимый, Мефистон шел над миром бесконечной войны. Демонические создания и души обреченных людей яростно сражались друг с другом. Сталкивались армии. Выходили на поединки одинокие воины. Он видел, как распадаются войска, как соратники бросаются один на другого прежде, чем успевает застыть биение пульса их поверженных врагов.

— Вперед, сказала эльдарка. — Не бойся, ты под зашитой — пока. Шелковистый смех, жестокий, точно пустота космоса, нежно коснулся его разума.

Дух Мефистона приблизился к горам, сложенным из черепов столь гигантских, что он не мог и вообразить существ, когда-то носивших их. Горы стояли близко друг к другу, и Мефистон пролетел между ними по узкому ущелью со стенами, усеянными пещерами-глазницами и провалами носов, где звероподобные крылатые создания дрались за обрывки смертных душ.

— Вперед, — сказал голос. — Не мешкай, сын крови. Ты должен увидеть прежде, чем заметят тебя.

Ущелье вывело на равнину, что тянулась, казалось, бесконечно. На ней сражались два огромных демонических воинства: одно — красное, второе — черное. Солдаты обеих армий выстроились бесчисленными легионами. Отдельных воинов не существовало, лишь яростно сталкивались два противоборствующих моря разных цветов. Непостижимые механизмы и причудливые бронированные машины — частью из плоти, частью из железа, — вели бой среди чудовищных толп, и залпы их орудий звучали неумолчными раскатами грома над резким звоном миллиардов клинков. Но ужаснее всего оказались генералы армий. Великие кровожады Кхорна парили над своими слугами, хлопая кожистыми крыльями. Сконцентрированная ярость, обретшая волю, они сходились в поединке, кружась в небесах, и крики их ненависти заглушали выстрелы пушек. Сердце Мефистона отзывалось. Проклятие, которое он подавлял, поднялось в нем. Бытие здесь означало боль. Оно же означало радость. Только льющаяся кровь могла облегчить его страдания и усилить наслаждение. Жажда иссушала, ярость терзала, они сражались за его разум, и внутренняя борьба идеально отражала происходящее внизу: красное против черного.

Он приблизился к центру схватки, где огромный клин демонов с красной кожей проник глубоко в ряды черного войска. Гигантские башни, закованные в бронзу, перемалывали плоть и катились вперед, изрыгая из причудливых пушек пороховой дым.

На самом острие строя сражался ужаснейший кровожад, один из восьми наместников Кхорна, наделенный силой восьмижды восьми. Бесчисленные множества тварей, и ни один человек не мог знать каждого из них, но это создание, облаченное в бронзовую броню, с обезьяньим лицом и огненным дыханием, было известно всем наследникам Сангвиния, кому позволено постичь истины варпа.

— Ка’Бандха, — выдохнул Мефистон.

— Не называй его имя, — предупредила эльдарка. — Ты подвергаешь нас опасности.

— Тогда зачем я здесь? — спросил Мефистон.

Словно отвечая ему, Ка’Бандха запрокинул голову и взвыл в великой ярости, сотрясшей землю, и небо ответило раскатами грома. Лавина черепов покатилась со склона горы, похоронив заживо тысячи воинов. Гнев пылал в груди Мефистона. Он хотел спуститься, хотел крушить, рвать и резать всех на своем пути.

— Я должен уйти немедленно, иначе потеряюсь. Отпусти меня, ксенос.

— Еще не сейчас! Смотри!

Мефистон поглядел вдаль. Титанический огненный топор расколол желтое небо. Трещина рассекла мир от небес до глубин. Через нее сиял холодный свет звезд реального космоса.

— Путь открывается. Проклятие Ангела грядет.

Ка’Бандха взревел снова, заражая яростью всех, кто слышал его крик. Мефистон всеми силами пытался контролировать себя. Он заставил себя наблюдать, хотя вздымающаяся волна гнева грозила поглотить его разум.

Над разломом вспыхнул образ ангела из алого пламени, и его крылья заполнили небо. Воздух вокруг него дрожал от жара. Его меч пылал.

Мелодичный голос эльдарки прозвучал в ухе Мефистона, так близко, что он почувствовал ее дыхание.

— Держись стойко. Смотри до конца. Владыка людей возвращается. Не упади, не упади! Держись, Мефистон-двоедушец. Наступает время конца и время начала.

Падающий занавес света оборвал видение, и Мефистон рухнул и понесся в вечность.

Владыка Смерти вернулся к жизни полным ярости. Он безотчетно вцепился во внутреннюю обивку саркофага, раздирая ее. Оборудование ломалось, рассыпая искры. Бархат разлетался клочьями. Ногти оставляли борозды на мягкой кости. Крышка саркофага дрожала под безумным напором. Пищали и свистели тревожные сигналы. По усыпальнице разлетелось эхо от звона огромного колокола, столь громкое, что гроб завибрировал, как от ударов.

Мефистон не замечал созданного им хаоса. «Выбраться, выбраться!» — билось криком в его мыслях, хотя изо рта вылетал только бессловесный рык. Механизмы, удерживающие крышку гроба закрытой, скрипели от усилий. Какими бы мощными ни были замки, они не могли противостоять его подпитанной варпом силе.

Мефистон ударил мощью разума, послав в саркофаг алую волну энергии.

Хрустнув, костяная крышка раскололась надвое и рухнула на пол платформы. Одна ее половина осталась болтаться на вывороченных пневматических петлях, вторая проскользила по разлившейся крови и сорвалась в пустоту, грохоча о стены шахты на пути в неведомые бездны либрариума.

Терзая собственную плоть, Мефистон упал лицом вперед, запутавшись в портах питания и проводах гибернационных мониторов, все еще подключенных к нейроразъемам его черного панциря. Он выдернул трубки одну за другой; из них брызгала кровь.

Хозяин Смерти распростерся посреди обломков саркофага. Обжигающий гнев кипел в нем. Он чувствовал, как его сущность, чем бы она ни была, ускользает прочь. Мефистон или Калистарий — обоим грозит опасность. Он вновь может стать кем-то совершенно иным.

«Это не твоя ярость», — произнес холодный безликий голос. Его голос, Мефистона, хотя он словно исходил откуда-то извне. «Это не священная ярость Сангвиния, — сказал он. — Отринь ее. Она нечиста».

Веки над закатившимися глазами задергались, мелко моргая. Мефистон содрогнулся, и его вырывало кровавой пеной. С отчаянным полустоном, полукриком он вытолкнул из своего разума ярость, точно отталкивая плечом материальный предмет.

И ярость миновала.

С трудом выплывая из глубин души, Мефистон поднялся, опираясь на руки и колени. Вокруг него скопилась лужа крови. Рядом, на соседней платформе, личный оружейник Мефистона стоически ожидал гибели. Мефистон чувствовал его предвкушение: несчастный мечтал умереть.

— Ты проживешь еще день! — выдохнул Владыка Смерти.

Встревоженные киберконструкты с воплями слетели с насестов и закружили вокруг Мефистона. Драгоценная кровь, приправленная химическими улучшениями, стекала с края платформы и закручивалась спиральным водопадом, повинуясь неустанному движению механизма усыпальницы.

Удары колокола вскоре призвали библиариев Адептус Астартес. Они не знали, придется им помогать господину или сдерживать чудовище, но спустились по ступеням к платформе Мефистона, облачившись в броню и приготовив к худшему оружие своих разумов и рук.

Эпистолярий Гай Рацелус прибежал первым. Из всего либрариума он лучше всех знал Мефистона, но решительнее всех готовился сделать необходимое, невзирая на дружбу. За ним следовали стражи сфер, держа огромные мечи в боевой позиции. Рацелус поспешно миновал странный кабинет Мефистона и поднялся по ступеням, ведущим на платформу с саркофагом. Когда его ноги ступили в лужи крови, Мефистон поднял на советника взгляд пылающих глаз. Он был обнажен, испачкан кровью, его длинные волосы слиплись, весь его вид воплощал дикость; и тем не менее старший библиарий полностью контролировал себя.

— Опустите оружие. Я еще не проклят, Рацелус, — тихо сказал Мефистон.

Сверхъестественный свет, озарявший лицо Рацелуса, померк, хотя полностью он не гас никогда. Его черты, отмеченные печатью возраста, всегда освещала энергия, просачивающаяся из поврежденных варпом глаз. Он поднял руку. Воины за его спиной расслабились, оставили боевую готовность и принялись отдавать приказы, направляя бездумных сервиторов исправить ущерб, нанесенный Сепулкрум Малефикус. Их трудам предстояло затянуться. Рабы крови под руководством технодесаитника справились бы с этой работой за несколько часов, но во внутреннее убежище допускались только члены либрариума. Мало кто за пределами Эмпирейского Кворума, правящего совета библиариев, вообще знал о его существовании.

— Мефистон! Во имя Крови, что случилось? — спросил Рацелус.

Он протянул руку, но Мефистон оттолкнул друга и сел, выпрямившись.

— Не это, но будущее должно волновать тебя. — Библиарий закашлялся.

— Приведите Афека! — бросил Рацелус через плечо. Он снова посмотрел на Мефистона и нахмурился еще сильнее. — И Сангвинарного жреца Альбина. Пусть они осмотрят тебя, мой господин.

Владыка Смерти покачал головой; слипшиеся от крови волосы качнулись из стороны в сторону.

— Не сейчас. Нет времени. Помоги, — сказал Мефистон. — Надо добраться до Алхимических Сфер. Я должен получить ответы. Быстрее.

Рацелус выпрямился и кивнул; тревога ясно читалась на его лице, обрамленном седой бородой. Мефистон умел передать многое несколькими словами.

— Уберите мечи. — Рацелус жестом подозвал стражей сфер. — Отнесите его.

Мефистона отвели — наполовину отволокли — вниз по сырым, осыпающимся коридорам к Алхимическим Сферам. Зал полнился светом пленной звезды Идалии. В центре возвышалась молочно-белая сфера. Все оставалось белым и чистым, пока Рацелус не использовал свой ключ крови: алая жидкость влилась в купол, и по его поверхности зазмеились красным узоры-капилляры психической силы, открывая незаметную прежде дверь. Стоило войти, и бледный сумрак окрасился розовым; вязь активированных психических схем разбегалась от его шагов. Из кровавого мерцания проступил трон на когтистых лапах, и Рацелус жестом приказал опустить на него старшего библиария.

Мефистон почти упал на сиденье, тяжело дыша. Стражи отступили, оставив Рацелуса наедине с господином.

— Расскажи, что случилось, — попросил Рацелус.

— Я видел сон, — устало сказал Мефистон.

— Ты не видишь снов. Не в Долгом Сне. Ты их себе не позволяешь.

— Но все же видел, — возразил Мефистон. — У меня не было выбора. Эльдарская ведьма послала мне его, полагаю. Великие силы участвуют в этой игре. — Он глубоко вздохнул, все еще не оправившись от слабости. — Сперва беда должна случиться с войском, отправленным на Диамор. Я не видел этого, но чувствовал. — Он пытался разобрать воспоминания о видении, но, как всегда бывает со снами, они уже исчезали. — Я должен сосредоточиться! Помоги мне, Рацелус. Жизни трети нашего ордена зависят от этого.

Эпистолярий сделал жест, его глаза полыхнули, и второй трон проявился из ниоткуда. Он занял свое место и закрыл глаза, отдавая свою силу Мефистону.

Сплетя души, они вдвоем смотрели на расколотое будущее. Темное пятно тени в варпе наползало на систему Баала, поглощая на своем пути свет звезд и не оставляя ничего, кроме голодной черноты, растекающейся, точно чернила в воде. Со стороны, откуда приближался флот-улей Левиафан, не было ни психического шума, порожденного астротелепатическими сообщениями Империума, ни треска разрядов, когда корабли входили в варп-пространство и выходили из него, ни шепота множества душ на обитаемых мирах, ни психических криков умирающих планет, ни мыслей чужих рас или психического эха из прошлого — ничего, кроме пустой, давящей тишины, казавшейся более зловещей, чем любая буря. Если сфокусироваться, слышалось стрекотание роя. Сначала оно казалось беспорядочным, но вскоре являло чудовищное единство бесчисленного множества разумов, действующих синхронно.

И ощущалось еще некое дрожащее напряжение в ткани реальности, заставлявшее ее вибрировать, точно натянутую кожу барабана; и этот ритм становился все яростнее с каждым ударом сердца.

— В варпе чувствуется возмущение — сильнее, чем порождаемое Великим Пожирателем, — подумал Мефистон. — Именно это я ощутил. Я видел Кадию в огне.

— Это и есть опасность для флота на Диаморе?

— Возможно. Было нечто еще. Раньше. Мы должны увидеть!

— Посмотрим, не сможем ли мы соединиться с братьями, — предложил Рацелус. — С ними должен быть эпистолярий Асасмаэль. Обратимся к нему.

Они пролетели сквозь не-пространство, желая взглянуть на окраины системы Диамор. Планеты чинно вращались вокруг голубого гиганта. Необычно спокойная для своей разновидности звезда заливала миры ярким бирюзовым светом. «Ангельский клинок» и «Пламя Баала», ударные крейсера Пятой роты, уже находились здесь вместе с небольшой флотилией кораблей сопровождения, и их красные корпуса казались черными в голубом свете звезды. Прибывали новые Кровавые Ангелы: Мефистон и Рацелус чувствовали их приближение, и некая сила гнала их сквозь варп быстрее, словно желала, чтобы они прибыли одновременно с силами верховного капеллана Астората.

— Мы предупредим их, — подумал Мефистон.

Но затем чувство неизбежности накрыло их, и они могли лишь в муке смотреть, как злобный разум простер волю через завесу реальностей. Призрачные челюсти возникли вокруг «Ангельского клинка» — и захлопнулись. Кроваво-красный психический шторм окутал корабли. Ужасный крик разнесся по варпу, ударив в Мефистона страданиями десятков воинов, одновременно повергнутых в безумие. «Ангельский клинок» зашатался, сбиваясь с курса. «Пламя Баала», из глубоких ран на бортах которого била в космос атмосфера, устремилось вперед, отходя прочь от второго корабля.

В реальности все это заняло бы часы. Мефистон и Рацелус смотрели, не отрываясь, но они пребывали вне смертного царства, и время для них двигалось иначе.

Варп-двигатели прочертили яркие следы на психическом неоосклоне, и корабли прорвались в реальное пространство, прибыв спустя несколько секунд после шторма, терзающего их братьев. Эти корабли несли ясно различимые знаки Первой, Второй и Седьмой рот Кровавых Ангелов. Это зрелище должно было воодушевить, — ведь братья безопасно миновали имматериум и направляются на войну, — но иные силы желали остановить их.

Прибывший флот остановился в отдалении от «Ангельского клинка». Неуверенность окрасила варп. Увидев беду, корабли, которые Данте отправил от Криптуса, устремились к несчастливым собратьям.

Полный скорби разум потянулся к ним, с трудом преодолевая психическое возмущение.

— Я нашел Асасмаэля, — сообщил Рацелус; его мысли полнились болью от напряжения, которого требовал контакт на таком расстоянии.

Они с Мефистоном пытались разобрать голос Асасмаэля. Но его присутствие исчезло, прежде чем он сумел передать, что случилось. Ритм барабанного боя, дрожью пронизывающего эмпиреи, усилился. Злобные разумы заметили астральные проекции Рацелуса и Мефистона и обратились к ним.

— Хватит! — бросил Мефистон.

Его глаза резко открылись. Не задержавшись ни на вздох, он поднялся с трона, взмахом руки подозвал вокс-херувима и принялся отдавать приказы:

— Марчелло! Отправь сообщение на пункт связи на Баале-Секуидус. Пусть наши астропаты сосредоточат внимание на системе Диамор. Библиарии помогут им. Найдите Карлаэна и остальных.

— Да, мой господин, — прозвучал голос эпистолярия Марчелло из серебряных губ херувима.

— Ужасное случилось с их войском, — сказал Мефистон Рацелусу. — Мы должны поговорить с Асасмаэлем. Нужно отправиться на пункт связи на Баале-Секундус и обратиться к помощи мастера Литера.

— Надвигается нечто худшее, — произнес Рацелус. Он закрыл сияющие глаза и потер затылок, касаясь зудящих разъемов психического капюшона.

— Да, — рассеянно ответил Мефистон, вновь обращась разумом к образу Ка’Бандхи. Но эту часть видения он намеревался разделить только с магистром ордена. — Намного худшее. Нужно сообщить Данте.