Опустошение Баала

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ПИР ОБРЕЧЕННЫХ

Одну ночь Ордены Крови не говорили о тиранидах.

Колодец Ангелов заставили длинными столами, собранными в сеть из шестиугольников. Самую середину занимало временное возвышение, на котором располагались Данте и его соратники-магистры. Вокруг сидели капитаны и ответственные офицеры орденов. Затем — Сангвинарные жрецы, занимающие грань шестиугольника напротив капелланов. На другой стороне сидели сто библиариев. За ними располагались сотни технодесантников и сержантов отделений. И только потом за множеством столов разместились боевые братья. Наконец, окружая все остальные тонкой линией, тянулся последний ряд, предназначенный для наиболее значимых смертных слуг орденов. Там были астропаты, навигаторы, люди-капитаны и офицеры кораблей, слуги-воины, логистициам иллюминати, историографы, схоласты, ремесленники и представители сотни других профессий, необходимых для жизни ордена. Столы заполнили Колодец Ангелов целиком, и потому места для смертных разместили на первом уровне Вердис Элизия, и люди видели своих владык-сверхлюдей внизу. Если же посмотреть на эту картину из жерла бывшего вулкана, она напоминала изображение древней иерархии ангелов, где Данте, как всегда облаченный в сияющую золотом броню, казался архангелом. Он восседал на троне, возвышаясь над прочими. Теперь, когда голосование завершилось, Эрвин предполагал, что он желает показать власть.

В одном месте строгое расположение столов нарушалось. Там находилось круглое углубление в полу. Обычно в нем плескалось маленькое озеро, но теперь его осушили, открыв глубокую борцовскую арену, усыпанную чисто вымытым песком. Здесь после пира планировались поединки.

Обеспечить все празднество продовольствием — нелегкая задача, и логистициум Кровавых Ангелов едва справлялся с ней. Слуги брата Аданисио, привыкшие кормить лишь несколько тысяч ртов, вдруг столкнулись с нуждой обеспечить в десять раз больше. Рабы Крови трудились без устали. Занимающие самые разные должности вызвались выполнять работу низших рангов — так много значили для них успех пира и репутация орденов их хозяев. Люди, привыкшие управлять городами, расхаживали между рядами столов с подносами, уставленными тяжелыми блюдами, и наливали вино, гордясь оказанной им честью.

Над головами пролетали выращенные в инкубаторах херувимы и кибернетические рабы; некоторые несли курильницы испускающие голубоватый благовонный дым, другие играли небесную музыку, меняющую ритм и мелодию, подстраиваясь под настроение гостей.

— Великолепный урожай, — заметил Эрвин, прихлебывая вино. Смесь вкусов, обогащенная несколькими каплями свежей, искусно приправленной крови, дразнила его восприятие. — И ровно столько крови, сколько нужно, чтобы утолить жажду и не разжечь ее сильнее.

Его соседом по столу оказался капитан из Ангелов Сангвиновых, по имени Болтус. Он осушил свой кубок.

— Истину говоришь, брат. У нас нет ничего подобного. Почва нашего мира слишком бедна и горька, она не рождает столь изысканные плоды.

Эрвин кивнул:

— Так у большинства. Наш орден базируется в космосе. У нас не много возможностей для земледелия. Но мы можем хотя бы поблагодарить Кровавых Ангелов за это чудесное пиршество. Они совершенны во всех аспектах.

— Это ирония, брат-капитан? — спросил воин справа от него, капитан из Траурного Братства. Его угрюмый характер изрядно напоминал Эрвину Ахемена. Звали его Гос.

Гос толкнул кубок по столу, вытянув пальцы. Глаза сервочерепа, пролетавшего рядом, мигнули, и секунду спустя появился слуга с новой порцией вина.

— Говорят, Данте опустошил свои кладовые, — одобрительно сказал Болтус.

— Неужели? — переспросил Эрвин.

— На его месте я бы сделал так же. До меня дошел слух, будто он отослал прочь свое геносемя, — добавил Гос. Он выпрямился.

— И что с того?.. — спросил Болтус.

— Мы можем проиграть, — пояснил Гос.

— Дурная примета — говорить так, — заметил Болтус.

— Мы никогда не можем быть уверены в победе, — возразил Эрвин. — За нее нужно драться и добыть ее хитростью и силой. Оставьте всякие «мысли о поражении суть ересь» для Астра Милитарум. Это не для нас. Мы обязаны быть выше. Если мы не можем помыслить о поражении, как тогда отыщем путь к триумфу?

Эрвин огляделся, исполнившись любопытства при виде столь разных людей, составляющих его братские ордены. В качестве последнего символа мира (хотя Эрвин подозревал, что это скорее служило экономии места) Данте приказал всем явиться на пир не в броне, а в повседневной одежде. И эти облачения различались не меньше, чем их владельцы. Среди сынов Сангвиния находились все оттенки кожи, все цвета глаз, вариации в росте, но все они несли безошибочно различимые знаки генетического отца. Даже братья, чья базовая физиология заметно отличалась, не избежали изменений под действием геносемени, и их лица неуловимо напоминали тысячи изображений Сангвиния, наполняющих Аркс Ангеликум. Они обладали неким фундаментальным сходством, которое не объяснялось простым родством. Он смотрел на сотни вариаций лица Сангвиния. В некоторых орденах это проявлялось сильнее, чем в других, но все боевые братья казались отлитыми в одной форме.

Единственное существенное отличие проявлялось в выражении изъяна. Были ордены, которые явно страдали больше других. Те, на ком проклятие лежало тяжелее всего, либо мрачно смирялись со своей участью, либо кипели яростью, которую едва могли сдержать. В последней категории встречались скрывающие это лучше других, в частности, Расчленители, но и они выдавали напряжение жестами и поведением. У некоторых замечались первые признаки истинных отклонении. Попадались воины с налитыми кровью глазами или с неестественно сухой кожей, как у Кровопийц, с вечно враждебным видом как у Красных Рыцарей, с абсолютно белыми волосами, как у Красных Крыльев, или с длинными выступающими клыками, как у Погребальной Стражи.

У Госа кожа была такой белой, что его голубые вены напоминали карту рек. Болтус отличался чрезмерно красным цветом лица, его ангельские черты словно огрубели.

Владыка Фоллордарк сидел на возвышении рядом с Данте. В отличие от подчиненных, магистры орденов надели силовую броню, отполировав ее до яркого блеска.

— Как можно пировать накануне битвы? — удивился Гос.

— А что делал бы твой орден, брат Гос? — спросил Эрвин.

— Стояли бы на страже! — отрезал Гос. — В молчании.

— Ну, я предпочитаю пить, — заявил Болтус, поднимая кубок.

В подобных беседах и проходил вечер. Эрвин говорил с соседями и с капитанами, сидящими немного дальше по обе стороны от него. Места перемешали, равномерно распределив разные ордены, и ближайший брат из Ангелов Превосходных отстоял от него человек на десять. Капитан открылся новому. Он приветствовал возможность встретиться с другими. Судя по всему, Гос не разделял его чувств.

Один раз он заметил, что Асанте смотрит на него. Эрвин едва мог разглядеть его — он сидел там, где стол изгибался, и расположенные дальше капитаны скрывались за постаментом магистров. Эрвин кивнул ему. Капитан флота отвернулся.

Данте устроил безупречный пир. Было подано девять перемен блюд в честь старого номера легиона. Вино изобильно текло рекой, и ближе к концу вечера Эрвин даже начал ощущать его воздействие. Наконец, последние блюда убрали, и каждый орден выставил своего представителя, готового прочитать стихи об их подвигах или спеть о днях славы. Среди разделяющих склонность Кровавых Ангелов к изящным искусствам нашлось немало поэтов. Другие же смотрели на это с презрением, ибо их контроль происходил из отрицания гордыни и умерщвления плоти. В частности, Госа явно разочаровало такое легкомыслие. Иные применяли еще более темные способы справляться с жаждой.

На протяжении всего празднества Данте сидел молча. Он не снял шлем и не коснулся ни еды, ни питья. Когда, наконец, отзвучала последняя героическая песнь и замолчали трубы и лиры, Данте встал.

— Теперь же, братья мои, нам следует завершить этот вечер представлениями воинского искусства, — сказал командор. — Кто первым выйдет на поединок в Круге Небес?

Поднялся невероятный шум — все желали этой чести. Сотни воинов вскочили из-за столов, выкрикивая свои имена.

Эрвин заметил, как Асанте прошел к возвышению и привлек внимание магистра. Данте поднял руку. В зале воцарилось молчание. Глубокий голос командора наполнил Колодец Ангелов.

— Я молю о снисхождении, братья Крови. Мой брат Асанте, капитан нашей боевой баржи «Клинок Возмездия», просит дать ему право первого вызова. Есть ли у вас возражения?

Громогласные крики одобрения прозвучали в ответ.

— Хорошо же, — сказал Данте. — Кого ты вызываешь, капитан Асанте?

Асанте обошел возвышение и оказался напротив Эрвина. Он уставился на него с каменным лицом.

— Я вызываю капитана Эрвина из Ангелов Превосходных.

Эрвин встал.

— Принимаешь ли ты вызов, капитан Эрвин? — спросил Данте.

Эрвин широко улыбнулся.

— Конечно, — сказал он и осушил кубок.

По общему согласию и общими усилиями столы вокруг Круга Небес убрали, освобождая достаточно места для толпы зрителей. Некоторые космодесантники направились наверх, в пышные заросли Вердис Элизия, где множество уровней и неровные склоны позволяли найти наилучшие точки для наблюдения за поединком.

Асанте прошел через металлические ворота, открытые слугой, и по вьющейся вдоль стены лестнице спустился на песчаный пол. Эрвин последовал за ним. Космодесантники толпились по краю арены, ожидая. Асанте нетерпеливо мерял шагами песок, сбросив накидку и оставшись в мягких штанах и тяжелых ботинках. Его бледная грудь бугрилась массивными мышцами. Широкий шрам пересекал ее наискось слева направо — светло-серый след на темном фоне черного панциря, проступающего под кожей. Его слуга подобрал и унес накидку.

Эрвин разделся с большей осторожностью; под накидкой он носил легкий жилет. Его немало удивил разгневанный вид Асанте. Кровавые Ангелы считались одними из самых спокойных потоков Сангвиния, но даже в сравнении с орденом Эрвина Асанте обладал взрывным темпераментом.

Ворота арены открылись. Вошли сервиторы, несущие стойки с оружием ближнего боя. Повинуясь указаниям одетых в красное рабов крови, они расставили их на краю арены. Все оружие отличалось великолепной работой, согласно обычаю Ангелов. Все клинки были заточены, но силовые поля на них не активировались.

— Я предлагаю вызов. Какое оружие ты выберешь? — спросил Асанте.

Эрвин пожал плечами:

— Твой вызов, твой выбор, капитан.

— Длинные мечи, — процедил Асанте сквозь сжатые зубы.

— Значит, пусть будут длинные мечи, — согласился Эрвин.

Он подал знак слуге, который тут же поднес ему прямой меч четырех футов длиной. Точно такое оружие сняли со второй стойки. Смертные, несущие мечи, использовали всю свою силу, но Асанте и Эрвин держали оружие одной рукой. Эрвин дважды взмахнул мечом на пробу. Лезвие зашипело, рассекая воздух.

— Баальская сталь, — восхищенно заметил Эрвин. Он провел пальцем по клинку. — Острая.

Асанте ответил мрачным взглядом.

К краю ямы подкатили высокую кафедру. С каждой из сторон ее смотрели строгие лица ангелов с массивными кровавыми камнями на челе. Данте взошел по ступеням, и платформу подвинули дальше — так, что она нависла над краем ямы. Отсюда он мог обратиться сразу к поединщикам и к зрителям.

— По какой причине брошен вызов? — спросил командор Данте. — В дружбе или во вражде?

— Во вражде. Это вопрос чести. Капитан Эрвин подверг опасности мою миссию на Зозане, когда пренебрег моими приказами, — с презрением выговорил Асанте.

— Что скажешь, капитан Эрвин? — спросил Данте.

— Я уже дал ответ, — сказал Эрвин намного спокойнее. — На мне не было обязательств повиноваться ему. Я пришел на помощь, тогда как он немедля счел себя моим командиром. Я отказался соглашаться. Следуя собственным решениям, ибо имел на то право, я спас от уничтожения корабль Ангелов Неисповедимых, который капитан оставил в качестве приманки.

Бесстрастное лицо маски Данте смотрело вниз.

— Здесь нет раздора, — произнес Данте — Ты можешь отказаться от вызова, если желаешь, капитан Эрвин.

— О нет, — ответил Эрвин с хитрой усмешкой. — Я вовсе этого не желаю. Я готов сражаться с Асанте ради удовольствия, если не нужно разбираться с вопросами чести.

— Без всякой злобы? — спросил Данте. — С обеих сторон?

Асанте покачал головой:

— Меня заботит честь, не злоба.

— Совершенно никакой, господин мой, — подтвердил Эрвин.

— Тогда займите места, — объявил Данте. — Этот поединок будет длиться до момента, пока один из вас сдастся. Кровь может пролиться, но, если я сочту, что любой из поединщиков подвергается серьезному риску, сам остановлю бой. Ясно ли это?

— Да, мой господин, — кивнул Асанте.

— Да, — сказал Эрвин.

Эрвин и Асанте разошлись на противоположные края дуэльной арены, на пятнадцать метров друг от друга.

— Тогда приготовтесь! — скомандовал Данте.

Они подняли мечи — синхронно, словно отражения друг друга: две руки на длинных рукоятях, клинки направлены прямо вверх.

— Начинайте! — сказал Данте.

Молчание окутало собравшихся. Асанте и Эрвин закружили, переступая выверенными боковыми шагами. Они сходились по сужающейся спирали, пока не оказались на расстоянии удара, и все это время не сводили друг с друга глаз, ожидая движения противника.

Капитан Асанте не выдержал первым: он шагнул вперед, и его клинок метнулся к голове Эрвина. Эрвин с легкостью отвел удар и отбил следующую за ним атаку. Сталь запела, столкнувшись, а затем противники вновь отступили на прежние позиции, и лишь мечи дрожали от удара.

Асанте предпринял еще две атаки, пытаясь добиться от Эрвина реакции, расшифровать его стиль боя и составить стратегию победы. Эрвин же отвечал сдержанно, ничего не выдавая. Асанте был сильнее и агрессивнее. Эрвин считал, что как фехтовальщик он превосходит капитана Кровавых Ангелов. Атакам Асанте недоставало тонкости. Впрочем, это могло быть уловкой, скрывающей истинное умение, поэтому он не торопился с выводами.

Наконец Эрвин решил нанести удар; его меч устремился вперед, застав Асанте врасплох. Трижды он пытался обойти защиту противника, и каждый раз безуспешно. Клинки говорили за них — быстрыми звенящими фразами.

Поединщики разошлись на мгновение, отступив на несколько шагов друг от друга. Кружение замедлилось, а затем начался настоящий бой.

Эрвин атаковал без предупреждения, направив меч вниз, к ногам Асанте. Кровавый Ангел заметил движение и ответил. Эрвин изменил направление удара, прежде чем контратака Асанте достигла цели. Асанте отскочил назад, но слишком медленно, и клинок Эрвина прочертил багровую линию по его ребрам.

— Сдаешься? — спросил Эрвин.

Асанте оскалил зубы. Его глаза блестели, клыки удлинились. Жажда владела им.

Жажда Эрвина всколыхнулась в ответ. Он удивился, что гнев Асанте так повлиял на него. Они ведь даже не принадлежали к одному братству.

Неглубокая рана Асанте быстро затянулась Они атаковали одновременно — клинки слились в туманные силуэты вокруг их голов и только искры летели от столкновения стали со сталью. Асанте пытался сбросить захват Эрвина, пользуясь своей превосходящей силой, но опыт помог противнику помешать ему.

Асанте отошел. Эрвин, разгоряченный, бросился вперед, но отступление Асанте было ложным, и он оттолкнулся отведенной назад ногой, широко замахиваясь мечом для мощного удара.

Клинок капитана Эрвина гулко зазвенел, столкнувшись со сталью капитана Асанте. Асанте врезался в него, и они оба отлетели назад. Эрвин не успел вернуть меч в нужную позицию, и Асанте впечатал гарду клинка прямо в его лицо. Эрвин повернул голову за мгновение до того, как крестовина выбила бы ему глаз. Вместо этого кулак Асанте врезался в его рот. Кровь из разбитых губ заполнила рот, прежде чем сверхчеловеческая физиология запечатала рану.

Асанте шагнул назад и взмахнул мечом на уровне головы. И вновь Эрвин успел парировать в последний момент, но из-за утраты равновесия движение вышло неуклюжим. Асанте бросился на него вновь, его клинок с шипением рассекал воздух. Он уклонился от отчаянного удара противника, пригнувшись, и выбросил вперед ногу, подсекая его под колени.

Прежде чем Эрвин смог подняться, Асанте стоял над ним, приставив острие меча к шее.

— Сдавайся, — сказал Асанте.

— Я сдаюсь, — ответил Эрвин и сплюнул сгусток крови.

Асанте отбросил меч и протянул руку. Эрвин принял ее.

— Пусть всякая вражда будет изгнана, — произнес Данте, — и разрешена в споре мечей. Изгнана ли твоя вражда, капитан Эрвин?

— У меня и не было никакой вражды, мой господин, — ответил Эрвин.

— А твоя, брат Асанте? — спросил Данте.

— Станешь ли ты повиноваться мне в будущем? — сказал Асанте.

Он снова протянул руку.

Эрвин посмотрел на нее, затем поднял взгляд на лицо Асанте.

— Я уже сказал: если магистр моего ордена прикажет следовать за тобой, я буду это делать. Он отдал приказ, а значит, я следую.

Он тоже протянул руку, и они с Асанте сжали запястья друг друга.

— Но то, что ты побил меня, не имеет к этому никакого отношения, — добавил Эрвин.

— Может, и нет, — ответил Асанте, слегка задыхаясь. — Но я все-таки побил.

Эрвин рассмеялся.

Они пошли с арены, и зазвучал следующий призыв поединщиков. Но его прервал громко протрубивший сервитор-герольд.

— Господа, прошу принять капитана Фэна из Ангелов Вермилионовых.

Данте замер. Эрвин удивился странной реакции и задержался у края арены, чтобы понаблюдать. Асанте встал рядом с ним. Он смотрел на новоприбывших с открытой враждебностью, и это Эрвин тоже находил любопытным.

Больше сотни воинов вошли в Колодец Ангелов через тоннель, проходящий через Вердис Элизия с северного склона. Они были облачены для битвы, и их броня запечатлела знаки недавнего боя. На некоторых виднелись свежие раны. Кислота сожгла краску на доспехах, оставив голый металл на месте геральдических цветов. Впрочем, сохранилось достаточно, чтобы определить орден. Собравшиеся потомки Сангвиния расступились, пропуская их.

Их шаги звенели о камень, пока они промаршировали в плотном строю и наконец встали перед Данте. Их лидеры вышли вперед разрозненной группой: капитан, капеллан и трое Сангвинарных жрецов.

Старший поднял руку, и вся делегация опустилась на колени и склонила головы — даже раненые, хотя было видно, что движения причиняют им боль. Когда все приняли почтительную позу, капитан присоединился к ним. Только тогда он заговорил.

— Я — капитан Фэн, — сказал лидер. — Я пришел договориться с командором Данте, Владыкой Воинства. Мы проделали далекий путь и хотим предложить верность владыке Баала и помощь в грядущей битве.

— Что все это значит? — спросил Данте сдавленным от ярости голосом.

Капитан Фэн не поднимал головы.

— Мы предлагаем наши жизни для защиты этого мира, во имя Сангвиния и Крови, ибо таково наше право как потомков Великого Ангела. И пусть нас не призывали, мы все же здесь.

Один из капелланов вышел вперед, раздвигая толпу.

— Я — капеллан Ордамаил, и я говорю: вам не рады здесь! — заявил он.

— Брат, кто они? — негромко спросил Эрвин у Асанте.

Асанте бросил на него удивленный взгляд. Возможно, он удивился, что недавний противник не затаил обиду. Эрвин лишь шире раскрыл глаза, ожидая ответа.

— Данте отлучил и изгнал Ангелов Вермилионовых примерно пятьсот лет назад, — неохотно пояснил Асанте. — Он до сих пор не говорит, в чем дело. Только верховный капеллан знает это.

— Патернис Сангвис говорит правду. Вам не рады здесь, — произнес Данте.

— Вы не принимаете помощь? Я привел больше сотни воинов, — сказал Фэн.

— Нам не нужна ваша помощь! — отрезал Данте.

Фэн поднял взгляд.

— Тем не менее мы здесь. Не отворачивайтесь от нас.

Металлическое лицо Сангвиния угрюмо смотрело вниз с кафедры.

Фэн встал и стянул шлем. Он был молод для капитана и измучен тяжелым путешествием, но он не собирался отказываться от своих слов.

— Мой господин, мне известно о твоей нелюбви к нашему ордену, — сказал он. — Мы прошли много опасностей на пути от Кровавого Шпиля до Баала. Варп в смятении. Тираниды заразили каждую систему, встретившуюся нам по дороге. Как видите, мы пробивались сюда с боями, потеряв в паломничестве две трети сил.

— Магистр Шолд не сможет купить прощение вашей жертвой, — сказал Данте.

— Прости, господин мой, но магистр Шолд мертв — убит некронами сорок лет назад. Теперь нашим братством правит Моар. Он не знает, что мы здесь, ибо мы отправились сюда в прямом противоречии его приказам. Мы смиренно просим простить грехи нашего ордена. Не для нас, но ради позволения защищать родину нашего генетического отца рядом с вами.

Шепот пробежал по толпе. Похоже, не так много воинов знали о неприязни Данте к Ангелам Вермилионовым.

— И вы откажетесь от своих практик? — спросил Данте. — От пролития крови невинных?

— Какой из орденов может утверждать, что их руки чисты от крови невинных? — ответил Фэн. — Все мы знаем о наших падших братьях. Ваша Башня Амарео хранит свои тайны. Чем кормят запертых в ней?

Данте предпочел обойти вопрос.

— Вы узаконили резню, — сказал он. — Рационально и безжалостно.

— Лишь желая избежать худших зверств, — возразил Фэн. — Наш орден — не единственный, кто так утоляет голод. Ценой потери немногих мы защищаем большинство.

Гневные крики отозвались на последнее заявление.

— Вы не в том положении, чтобы судить проступки других, когда ваши собственные деяния хорошо известны, — сказал Данте.

Фэн выглядел разочарованным.

— Мы наказаны за честность. Иные стали бы твоими врагами, а не умоляли бы о дружбе. Мы — те, кто явились сюда, — не одобряем принятые в нашем ордене практики. Под правлением Моара они стали еще более жестокими. Мы хотим лишь служить наилучшим образом. Мы встанем в авангарде битвы. Пусть смерть даст нам искупление.

Мгновение Данте молча смотрел на капитана.

— И вы искренни в своем желании воссоединения?

— Полностью.

— Тогда расскажи о вашем пути сюда.

— Нас вышло три роты, — сказал Фэн. — Мы, сто двенадцать — все, кто остался. Мы условились встретиться с братьями из Пятой роты на Данвине. Их капитан — мой близкий друг и разделяет мое мнение касательно Моара. Но мы не нашли там ни единого их знака, вместо этого нас встретили враги. Тираниды атаковали, и мы были вынуждены с боем уйти обратно в варп. Отойдя от тени, мы пытались отправить нашим братьям сообщения внутри варпа, надеясь, что они тоже смогли отбиться от роя. Мы установили краткий контакт, но в результате лишились двоих из троих астропатов из-за вызванного тенью безумия, поэтому вышли из варпа около Альдина и снова попытались установить связь. Там мы немедленно попали в засаду. Тираниды ждали нас, словно знали о нашем прибытии. Мы потеряли два крейсера, капитана Мальтаэна и большую часть Третьей роты. Их геносемя утрачено. Мы снова вынужденно отступили. В имматериуме мы наполовину ослепли. Тьма окутывает Астрономикан. Тень в варпе подступает к границам этой системы. Скорее всего, мы — последние, кто ответил на зов собирающегося войска. Левиафан идет.

По залу прокатилось бормотание.

— Это возможно, Альдин близко к Баалу, — заметил Беллерофон.

Данте сделал ему знак молчать.

— Мы полагали, это будет безопасно, — сказал Фэн. — Мы ошибались.

— Мы сожалеем о ваших потерях, — произнес Данте.

Фэн достойно принял соболезнования.

— Нам жаль, что мы не смогли привести больше братьев, господин. Если ты все же рассудишь против нас — мы с братьями могли бы сразиться с собравшимся здесь воинством. Но мы не станем. Решишь убить нас, мы не окажем сопротивления. Мы явились на Баал в час нужды. Отринешь ли ты на время ненависть к нашему ордену и примешь ли помощь?

Данте замешкался. Он стиснул края кафедры и опустил голову. Эрвин снова удивился: Данте легенда. Они не могут колебаться.

Данте резко вскинул голову. Свет блеснул на гневном лице Сангвиния.

— Поднимитесь, братья мои! — провозгласил Данте.

Ангелы Вермилионовые встали.

— Я принимаю условия вашей службы. Вы вправе сражаться рядом с нами, в память нашего прародителя. Сядьте же теперь. Пируйте. Вы заслуживаете отдых, прежде чем начнется настоящая битва.

— Мой господин! — запротестовал Ордамаил.

— Я принял решение, капеллан. Если бы сам Моар явился сюда, я отреагировал бы иначе. Но эти воины раскаиваются.

Рабы подошли к Ангелам Вермилионовым и отвели их к назначенным местам. Им подали еду и питье. Медики-люди и Сангвинарные жрецы из нескольких орденов направились помочь раненым. Технодесантники занялись их оборудованием.

На измученном лице Фэна отразилось облегчение:

— Благодарю, господин мой.

— Итак! — воззвал Данте. — Продолжим. Кто объявит следующим вызов?