Опустошение Баала

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ ПРИШЕСТВИЕ ТИРАНА

Кровавые Ангелы вихрем пронеслись через Колодец Ангелов, сметя оставшихся внутри тиранидов по дороге к Вратам Элохим. В тоннеле, проходящем под горой, они не встретили сопротивления. Им предшествовали пленники Башни Амарео, убивающие все на своем пути.

В конце тоннеля виднелся свет, яркий и алый, точно рана от пули.

Данте выкрикивал на бегу.

— Из его Крови мы рождены! Из его сути мы созданы! Из его страсти исходит наше искусство! Из его благородства является красота! Из его силы проистекает справедливость! Из его жажды рождается праведный гнев!

Впервые за двенадцать столетий Данте позволил себе потерять контроль, дал всепоглощающей ярости Сангвиния оттолкнуть его человечность. Его худший страх сбылся: это доставляло удовольствие.

Данте принял Красную Жажду. Кровь гудела в его голове, принося боль, но с ней и облегчение. Ему больше не нужно было сдерживать себя. Он ликовал, ощущая свободу, чувствуя, как сокращаются и растягиваются мышцы. Сердца гремели в груди, точно пулемет, готовый вот-вот взорваться. Ангеловы зубы выдвинулись из десен.

— Ярость! — выкрикнул он. — Ярость наша против смерти света!

Они вырвались из тоннеля Врат Элохим, словно гнев Императора, обретший плоть.

Тираниды отвечали медленно, заторможенно. Их мгновенные, подобные броску плети реакции еще не вернулись, хотя движение в ордах за стенами позволяло предположить, что координация среди них возрастает.

Кровавые Ангелы и их наследники врезались в толпы тиранидов, заполняющие посадочные поля, сбивая мелких тварей и давя их ногами. Они следовали по широкой дороге растерзанных тел, оставленной проклятыми, — слабое место орды, которое космодесантники не преминули использовать. Вспыхнули прыжковые ранцы, и немногие воины, еще сохранившие их, взлетели по дуге над головами братьев. Их вел Данте, и реактивные двигатели грохотали за его спиной. Рядом с ним летели последние Сангвинарные гвардейцы во главе с Донториэлем и Сефараном — неважно, из какого ордена они происходили, они объединились все, и столь прославленного крылатого отряда не видали с тех пор, как сам Сангвиний рассекал небеса Баала. Ордамаил летел рядом с Данте, декламируя посвященные отцу поэмы до тех пор, пока его язык еще мог справляться со сложным сплетением слов, но вскоре они превратились в лишенный смысла рык.

Они опустились в ярости, рожденной из скорби.

Ноги Данте ударили в череп тиранидского воина, раздавив его. Плеть-симбиот взметнулась, оплетая его ноги. Командор отсек ее взмахом топора и спрыгнул на окровавленный песок, а затем сорвался на бег. Он двигался, словно ветер пустыни, не останавливаясь и не сбиваясь с ритма, несмотря на боль от множества прежних ран. Он мчался через обломки танков и воздушных машин Космодесанта, убивая каждого тиранида на своем пути. На дисплее его шлема пульсировала единственная метка: узел разума улья, определенный последними из его псайкеров. Всю прочую информацию он удалил. Охваченный яростью, он все равно не воспринял бы ее. Пушки под управлением последних смертных Аркса били из Цитадели Реклюзиам. Более сложное оружие было за пределами понимания смертных, но они достаточно уверенно справлялись с орудиями, предназначенными для метания снарядов. Фонтаны из песка и частей тел взлетали в воздух на безумную высоту, и гравитация останавливала эти порывы к небу лишь на нескольких сотнях футов.

Метка на дисплее шлема Данте пульсировала медленно, искушающе, заманивая командора в гущу тиранидских монстров. Он пробивался дальше, через завесу взрывов. Рабов крови осталась лишь горстка. Измученным ополченцам с лун Баала не хватало подготовки, но неким чудом командора все же не разнес на атомы огонь собственной крепости.

Данте пробивался вперед. Ордамаил ярился рядом с ним, нанося громовые удары крозиусом. Песни Ангелов Смерти превратились в безумный вой. Всякое подобие слаженных действий или тактики исчезло с поля боя — они полностью отдались жажде. Каждый сражался и умирал в одиночку; волна одержимых берсерков, они рубили налево и направо, забывали об оружии дальнего боя, ломали свои цепные мечи и бросались на тиранидских чудовищ с голыми руками.

Весь мир сжался до движущейся массы ксеносов, раскатов взрывов и кошмарных переливов неба, скрывающего от взглядов Вселенную. Тираниды отвечали, приходя в себя после потрясения, — если подобные существа ему подвержены. Чем ближе Данте пробивался к метке, означающей узел улья, тем слаженнее становились движения тиранидов. Они еще не достигли идеальной синхронности, которую обеспечивал разум улья на пике эффективности, но их атаки свидетельствовали о продуманной координации. Они применяли уловки и отступали. Различные существа выходили на бой с конкретными врагами, тогда как раньше они бездумно бросались на космодесантников. Фосфорные биобомбы летели над головой по пологим параболам. Они падали на посадочные поля, разбрызгивая горящую жидкость во все стороны, сжигая как космодесантников, так и тиранидов. Артиллерийские твари беспрестанно стреляли, и их пушки-симбиоты отзывались криками — пронизывающий до дна души звук, который становился все громче по мере того, как космодесантники проникали глубже в строй орды.

Данте убивал, не думая ни о чем. Его почетная стража сражалась рядом, проявляя совершенное искусство резни, отточенное пятью столетиями опыта.

Несмотря на всю их неостановимую ярость, знаки поражения нельзя было не заметить. Один за другим Сангвинарные гвардейцы падали — под ударами пикирующих крылатых тварей или от когтей карнифексов. Тригон разорвал Сефарана пополам. Донториэль, герой Криптуса, погиб последним, со взмахом изорванных крыльев рухнув рядом с командиром, и его золотая броня скрылась под мельтешащей массой тиранидских конечностей, рвущих его на части.

Обломки боевых машин, оставшиеся после отступления, усеивали посадочное поле между потрепанными временными строениями. Во множестве лежала изломанная силовая броня, все цвета которой стерла кислота. Тираниды еще не успели убрать трупы, поскольку рой здесь не перешел к фазе поглощения. Данте рассмеялся в беспощадном отчаянии. Собравшись вместе, все сыны Сангвиния смогли лишь замедлить пожирание одного-единственного мира.

Но столь ясные мысли посещали его все реже. Данте выпустил на волю запертого в его душе яростного монстра, дабы сокрушить врага. Его восприятие размывалось. Галлюцинации накатывали, замещая реальность. Первый признак слабеющего разума мелькнул золотой вспышкой над головой, и он закричал от радости.

— Сангвинор! — воскликнул он. — Он пришел, наконец!

Глашатай Сангвиния вот уже десять тысяч лет являлся на помощь Кровавым Ангелам, когда им приходилось тяжелее всего, он появлялся из ниоткуда и исчезал так же неожиданно. Особенно часто он посещал Данте, и единственные его известные слова были обращены именно к нему. Командору казалось, будто золотой воин оставил его. Сангвинор не сражался на Баале лишь потому, что его присутствие требовалось у Врат Кадии, но Данте не мог знать этого.

Когда Данте вновь поднял взгляд, глашатай Сангвиния исчез. Измученные небеса опустели. Лживые видения являлись все чаще, и вскоре битва колыхалась и изменялась вокруг него. Он шагнул вперед — и провалился назад во времени, оказавшись в битве рядом с Кровавыми Ангелами в древней броне с незнакомыми знаками различия. Над этой древней битвой чернело небо, и лишь иногда вспышки мощного энергетического оружия освещали его. Он оплакивал мечту Императора, сражаясь рядом с братьями, но его ярость не утихала от скорби. Она лишь разрасталась, становясь больше него самого, — гнев полубога, что не исходил от него, но владел им и переполнял его.

Поле боя вновь вернулось в настоящее. Космодесантник, с ног до головы окутанный разъедающим химическим огнем, с безумным воем забивал тиранидскую тварь сломанным мечом, умирая, но по-прежнему нанося удары. Повсюду вокруг Ангелы Смерти гибли один за другим. Ордамаил бросился на огромное, увешанное оружием штурмовое чудовище, оглушив его ударом крозиуса — и его разорвали пополам гигантские клешни. Данте сглотнул слюну при виде хлынувшей потоком крови. Он готов был сорвать шлем и припасть к покрасневшему песку, но чистые ноты трубы остановили его.

Свет воссиял над битвой. Сангвинор парил в пятистах футах, высоко подняв меч и указывая вниз второй рукой. Из дрожащего воздуха появились воины в черной броне, покрытой черепами и костями. Огонь струился из их глаз и ртов, а болтеры стреляли странными снарядами из голубого пламени.

Легион Проклятых явился на помощь сынам Сангвиния в час нужды.

Данте моргнул, но видение не исчезло. Его воины закричали, обретя вновь часть человечности, и бросились в гущу тиранидской орды вслед за выходцами из ада.

Тираниды отступали перед сверхъестественными противниками. Труба пропела вновь, и Сангвинор указал клинком на место на поле.

Стоило Данте обратить взгляд, куда указывал глашатай, перекрестье метки на дисплее шлема замигало, вспыхнув зеленым. Он моргнул. Погрузившись в ярость, он забыл о цели. Перед глазами поплыло, и Сангвинор обернулся вдруг ангелом из плоти и крови, огромным и могучим, облаченным в кроваво-красные одежды.

— Сангвиний? — прошептал Данте.

Он двинулся вперед, расталкивая сражающихся, кем бы они ни были.

Перед ним встал на дыбы Карнифекс, преграждая дорогу. Данте приготовился драться и поднял искрящийся топор, но мимо него метнулся воин без шлема с лицом, застывшим в яростном оскале, и вступил с тварью в безнадежный бой один на один. Капитан Фэн, отметил Данте оставшимся еще рассудком. Ангел Вермиллионовый остался верен слову. Данте бежал дальше; последние искры разума твердили, что он должен достичь Сангвинора, прежде чем утратит сознание полностью.

Он продолжал сражаться — порою один, но затем его окружили призрачные силуэты Легиона Проклятых, чей нескончаемый огонь косил тиранидов вокруг магистра ордена, позволяя ему приблизиться к Сангвинору.

Данте миновал первого чудовища Башни Амарео. Краснокожий гигант лежал, свернувшись в клубок, будто ребенок, окруженный разодранными трупами тиранидов, и на лице его отражался покой, словно он уснул после долгих трудов. Следом показался второй, за ним третий. Все они умерли, и их бессмертные тела были пронзены сотней ран.

Сангвинор оставался на месте, указывая вниз. Воины по всему полю стягивались туда — не по тактическим соображениям или ради славы и даже не для выживания. Они делали это ради ярости. Ради крови. Ради своего примарха.

Сангвиний обратился к сыновьям через глашатая и приказал нанести последний удар во имя его. Они повиновались.

Стена ядовитых испарений застилала цель. В них плыли тощие длинноногие твари. Их хрупкие конечности болтались под огромными споровыми трубами, извергавшими желто-зеленый зернистый газ. Триллионы спор составляли туман, и каждая из них была тиранидским организмом, размерами меньше терранской блохи. Как только Данте ворвался в туман, его доспех издал пронзительный сигнал предупреждения. Крохотные твари атаковали его, вгрызаясь в металл и гибкие сочленения. Там, где разбитая броня открывала кожу, появились волдыри от воздействия яда и кислоты. Командор не чувствовал их.

Туман заглушал все звуки. Данте видел не дальше, чем на несколько ярдов. Темные силуэты ворочались в его глубинах, и только на краях хитиновых или керамитовых пластин вспыхивали отблески выстрелов. Безмолвные пылающие воины Легиона Проклятых сражались, не чувствуя влияния ядовитой атмосферы, но они отошли от него, точно маяки в тумане, оставив Данте его судьбе. В душе своей он знал, что в этом бою сразится один.

Слепой страж тирана показался из клубящегося фальшивого тумана. Он был огромен, с горбом над короткими тяжелыми когтями. Инстинктивно Данте активировал прыжковый ранец, уходя от атаки чудовища и пролетев над безглазой головой. Топор Морталис, искрясь смертью сотен тысяч спор, упал, проломив голову твари. Выстрел из пистолета выжег внутренние органы, и монстр рухнул на землю. Золотой свет вел Данте вперед. Рык и вой его воинов казались почти такими же животными звуками, как и шипение, скрежет и рев остатков роя. Его плоть горела, даже сверхчеловеческая физиология не успевала справиться с ущербом, нанесенным крошечными созданиями, вгрызающимися в тело. Он едва ощущал это. Боль, которая парализовала бы обычного человека и даже космодесантника, ощущалась лишь смутной, бессмысленной пульсацией.

Из тумана вынырнули новые слепые гиганты, двигаясь с нарастающей уверенностью, — заторможенный разум улья отвечал на угрозу. Космодесантники прибывали со всех сторон, крича о крови и смерти, и бросались на охранников лидера роя.

Дайте выстрелил в еще одного стража тирана, ранив его, и скользнул мимо. Чудовище двинулось следом, но трое сынов Сангвиния в вычерненной броне атаковали его. Одного тварь рассекла пополам. Увенчанный огнем воин с бледной кожей сцепился с монстром, орудуя силовым кулаком. Данте не видел конца схватки, он двинулся дальше в смертельный туман, выискивая лидера тиранидов.

Прицел в его шлеме быстро пульсировал. Уже близко.

Звуки битвы отдалились. Он поднимался на курган, сложенный из ксеносских и имперских тел. Разум улья собирался поглотить их всех вместе. Автофагия являлась частью его эволюционной стратегии; его орудия были расходным материалом, как патроны в болтере космодесантника. Для биомассы существ-воинов отыщется новое применение.

Чем выше карабкался Данте, тем реже становился туман. Он не припоминал, чтобы видел такую высокую гору мертвых со стен Аркса. Он взглянул вниз, но не увидел тиранидов. Вместо этого он шел по сваленным трупам мириадов видов, залитых яркой кровью. Многие из них принадлежали людям или космодесантникам, и он со смирением узнавал в некоторых лица из далекого прошлого.

Данте взбирался по кургану, сложенному из тел его жертв. Была ли это психическая атака разума улья или же признак неминуемого безумия — не имело значения. Оставалось добавить к этой груде одно тело, и тогда можно отдохнуть. Командор чистой силой воли заставил себя идти по фантомному кургану.

Он поднимался, казалось, много часов. Порой рядом с ним шли призраки из ею прошлого. Мальчик с черной улыбкой. Кровавый Ангел, казненный его рукой. Учитель, которого он почти забыл. Космодесантники обладали эйдетической памятью, но Данте состарился, и его воспоминания истерлись со временем. Эти далекие дни еще не до конца исчезли, но ему было нелегко восстановить их образы. Теперь же прошлое вернулось и терзало его.

Склон груды трупов становился все круче. Данте был вынужден закрепить топор на спине и убрать пистолет в кобуру, чтобы карабкаться наверх. Окоченевшие руки и ноги мертвых служили ему опорами. Сгнившие и провалившиеся пустоты в телах давали возможность поставить ногу.

Он достиг вершины, не понимая, как добрался туда. Внезапно и необъяснимо он оказался на равнине. Трупы исчезли, и вместо них земля была вымощена плотно уложенными черепами, отмеченными нечистыми рунами.

Впереди ждал его последний бой. Предатель Хорус стоял там, возвышаясь над полем боя, словно титан. Лицо брата обернулось насмешкой над его прежней сутью. Располагающая к себе улыбка превратилась в жестокий оскал. Уверенность сменилась надменностью. В глазах, где когда-то сияли мудрость и благородство, теперь горела злая мощь древних, недобрых богов. Он…

Данте крепко зажмурился.

— Я — не Сангвиний, — выдавил он сквозь сжатые зубы. — Я — Данте. Данте. И я умру как Данте. Это — моя последняя боевая клятва. Я останусь собой.

Хорус вздрогнул и стал лишь реальнее. Вся сцена пошла рябью. Стена искаженного космического корабля проявилась за его спиной. Данте шагал, и отяжелевшие ноги не повиновались ему. Бронированные ботинки лязгали о металл палубы. Ему суждено умереть здесь, на «Мстительном духе». Он должен это сделать. Ради Императора он примет смерть от руки брата. Его крылья шевельнулись, стремясь к последнему полету.

Нет, это неправильно. Не так.

— Я не Сангвиний! — выкрикнул он. — Я умру как Данте!

Он моргнул. Хорус исчез. Черепа растворились. Ядовитый дым разлетался клочьями под поднимающимся ветром пустыни. Он увидел огонек в небе — звезду? Красная завеса варп-шторма, похоже, истончалась. Он бездумно смотрел вверх, думая, не улеглась ли буря, пока чудовищный рев не вернул его на землю.

В пятидесяти ярдах впереди стоял самый огромный тиран улья, какого Данте видел в своей жизни. Опираясь на изогнутые коленями назад ноги, он поднимался выше дрендноута. Красные споровые облака вылетали из труб на его сгорбленной спине. Из его кулаков вырастали четыре гигантских костяных меча, тяжелых, расширяющихся к концам, точно мясницкие тесаки. Данте слышал об этом существе, проклятии Галактики, воплощении разума улья.

Перед командором Данте стоял Владыка Роя.

Он полностью сосредоточился на чудовище. Реальность вернулась на место, видения рассеялись под столь близким воздействием разума улья. Прошлое уступило настоящему. Звуки битвы вернулись, пусть и приглушенные. Орда разбилась на части. Крики и вой его обезумевших от крови воинов слышались разрозненно, так далеко друг от друга, что их явно осталась лишь горстка.

В глазах монстра мерцал древний, мощный интеллект. Старый Данте чувствовал себя новорожденным младенцем в сравнении с разумом, смотрящим на него немигающим взглядом. Он чувствовал, что его созерцают два существа. Само чудовище — и сущность, контролирующая его. Разные, но в то же время единые. Сокрушительная психическая сила исходила от монстра — столь огромная, что охватывала целые галактики. В нем была запредельная сложность и пугающее сознание, но все это затмевал бездонный, вечный голод.

На мгновение, пока человек и чудовище смотрели в души друг друга, Данте пожалел его. Рядом с голодом разума улья Красная Жажда казалась ничтожной. В горле монстра задрожало негромкое рычание. Волокна мышц, видимые через щели в хитиновой броне, сократились; иного предупреждения Данте не требовалось. Без демонстрации угрозы, без запугивающего рева тварь просто бросилась в атаку. Разум улья превыше всего ценил эффективность.

Несмотря на размеры, Владыка Роя двигался с потрясающей скоростью. Его чуждая анатомия не позволяла как следует предугадать атаки, и Данте мог лишь отражать удары лезвий из зазубренной кости. Кристальные жилы пронизывали клинки, генерируя мерцающее энергетическое поле, подобного которому Данте еще не встречал.

Оружие Владыки Роя столкнулось с топором Морталис с оглушительным громом. Данте отлетел назад от удара, выровнявшись с коротким выхлопом реактивного ранца, и тут же метнулся вправо, едва успев уклониться от обратного взмаха мечей в левых руках Владыки Роя. Он включил прыжковый ранец на полную мощность, отскочив назад, и клинки справа вонзились в место, где он только что стоял. Песок взрывом разлетелся вокруг энергетического поля, окутывающего клинки. Пока чудовище поднимало оружие, Данте успел вскинуть пистолет и быстро выстрелить в него. Его меткость отточили столетия практики. Мелта-луч рассек воздух кипящей линией, угодив в нижний левый локоть Владыки Роя. Взрыв пара донес до Данте запах горелого мяса, и рука твари бессильно повисла.

Чудовище не закричало от боли, вообще не издало ни звука. Оно двинулось вперед, волоча бесполезную руку по земле. Без всяких эмоций Владыка Роя отсек покалеченную конечность коротким ударом меча и бросился в атаку. Дайте прыгнул снова, активируя реактивные двигатели. Он резко пикировал, нанося удары и отлетая прочь. Индикатор топлива стремительно падал, но Данте оставался в воздухе, уходя от взмахов костяных клинков на идеально просчитанных вспышках двигателей. Его удары оставили на панцире врага дюжину дымящихся шрамов. Тот ответил сокрушительной волной психического ужаса, но командор даже не заметил ее, столь глубоко он погрузился в жажду. Она нарастала, пока Данте не осознал, что стоит на краю Черной Ярости — и из этой бездны уже не сможет выбраться. Он сопротивлялся желанию наконец броситься туда. Да, эта последняя капитуляция дарует ему огромную силу, но его разум исчезнет, а потому сгинет и он сам. Нет: до тех пор, пока монстр не будет убит, он не отринет последние обрывки контроля. Он должен знать, что чудовище мертво. Данте сосредоточился на ненависти, на желании убивать, на острой нужде оторвать голову чужацкой дряни и втоптать ее в песок.

Броня Владыки Роя была прочнее всего на плечах, голове и спине. Минуты их поединка тянулись бесконечно; Данте нанес столько ударов, что лезвие знаменитого топора затупилось, и из генератора сочился черный дым. Но все, чего он смог добиться со всем своим умением, — это лишь немного крови. Чудовище по-прежнему бросалось на него, и его сила не уменьшалась.

Данте понимал, что нужно нанести решающий удар. По выносливости Владыка Роя превосходил его, а один удачный выпад клинков твари мог завершить бой задолго до того, как в дело вступит усталость. Потому Данте вновь спикировал, держа топор низко, точно кавалерист, наклоняющийся в седле с саблей наготове. Проскользнув мимо смертельных костяных мечей прямо в споровое облако, извергающееся из труб на спине монстра, он взмахнул клинком, целя в лицо врага, и рассек глаз. Ослепленный на мгновение вихрем красных микроорганизмов, он тут же приземлился.

Противники развернулись друг к другу. Хитин вокруг правого глаза Владыки Роя был разрублен до кости. Из уничтоженного органа вытекали жидкости.

Данте холодно улыбнулся:

— Я выбью второй, а потом прикончу тебя.

В ответ тиранидская тварь взревела — психическая атака, собирающая полифонический голос разума улья в концентрированный ментальный удар. Данте пошатнулся под объединенным звуко-псионическим ударом. Что-то поддалось внутри. Он ощутил вкус крови во рту. Его разум пострадал больше, чем тело, и, оглушенный, он отступил, волоча топор по песку.

Владыка Роя воспользовался возможностью и снова бросился на командора. Данте взлетел в воздух, но на бегу чудовище ударило новой психической атакой, сбив его в полете. Он рухнул на землю с сокрушительной силой. Его лицо врезалось в шлем изнутри, и нос хрустнул, ломаясь. Нимб-поле ужаса вокруг золотой маски Сангвиния содрогнулось и испустило прерывистый импульс психической энергии. Силовое поле железного венца отключилось.

Тварь закричала снова. Все существо Данте, вся его душа словно омертвела. Перед глазами плыло. Энергия, которую даровала жажда, ускользала. Владыка Роя зловеще надвигался, опустив голову, отведя назад три меча и готовясь к удару. Данте едва успел собраться с мыслями и включить прыжковый ранец, все еще лежа на спине. Реактивный двигатель проволок его по песку и древнему скалобетону посадочных полей — от брони полетели искры. Все системы доспеха надрывались тревожными сигналами.

Второй оглушающий удар сотряс его — он столкнулся с остовом подбитого «Лэндрейдера». Диагностика прыжкового ранца взвыла сиреной высшей тревоги, и красные руны опасности замигали по всему дисплею шлема. Одной мыслью он сбросил ранец и перекатился, уходя прочь от готового взорваться двигателя. В тот же миг Владыка Роя врезался в обломки танка с такой силой, что те взлетели в воздух. Монстр быстро развернулся, и прыжковый ранец превратился в столб пламени и разорванный металл под широкими копытами. «Лэндрейдер» с грохотом рухнул на землю.

Новые сигналы тревоги звенели в шлеме Данте. На стандартной силовой броне прыжковый ранец занимал место реактора, замещая большую часть его функций вместе с обеспечением способности к полету. Без него у Данте оставался лишь доспех с последними крохами энергии.

В лучшем случае время его боевой эффективности измерялось секундами. Значки резервных батарей истошно мигали, быстро сползая в ничто.

Владыка Роя взревел. Психически индуцированный кошмар ударил в разум Данте, наполняя его ужасом. Командор вскричал в ответ, не устрашась.

— Я — Владыка Крови, — сказал он, переходя на бег; сигналы умирающей брони звенели в ушах. — Все, что я делаю, ради создавшего меня. Я не ставлю личных целей. Я не ищу славы. Равно не взыскую спасения души или утешения тела. Я не чувствую страха. — Владыка Роя обрушил на Данте тяжелый удар. Данте парировал его, разбив костяной меч. Из раздробленного клинка потекла густая жидкость. Глаз в его рукояти бешено завращался, и симбиот издал пронзительный вопль. — Ибо Кровью его я спасен от эгоизма плоти.

Владыка Роя словно не заметил гибели клинка. Обрушился удар, и обломок меча вонзился в тело Данте ниже нагрудника, пробив броню. Инерция движения командора и чудовищная сила твари глубоко вогнали острую кость — она пронзила второе сердце, царапнула по позвоночнику и прошла насквозь.

Чудовище зарычало — для любого другого вида это было бы проявлением торжества. Ему удалось остановить Данте. Громко зашипев, Владыка Роя поднял Данте над землей.

Теплая кровь текла по телу Данте. Токсины сочились из оружия Владыки Роя, заставляя нервы вспыхивать искрами боли.

— Кровью его я был возвышен.

Все закончилось. Он начал Морс Вотум, Клятву Смерти.

Владыка Роя поднял его высоко, победно крича, и взмахнул рукой, чтобы стряхнуть Данте с обломка своего клинка и прикончить его на песке.

Из брони Данте полилась запечатывающая пена, крепко приклеивая его к остаткам меча.

— Кровью его — мое служение.

Чудовище заколебалось лишь на долю секунды, но этого хватило. Пока оно поднимало два оставшихся клинка, чтобы разрубить Данте, командор вскинул пистолет. Броня, лишенная энергии, отключалась прямо на нем, становясь все тяжелее с каждой секундой, и жизнь утекала из его тела. Его рука не дрогнула.

— Жизнь свою я отдаю Императору, Сангвинию и человечеству, — выговорил он.

Лицо Владыки Роя отразилось в тусклом металле маски Данте.

Лицо Сангвиния ответило разуму улья беззвучным криком.

Данте снял оружие с предохранителя легким движением пальца.

— Моя служба исполнена. Я благодарен. Моя жизнь окончена. Я благодарен. Кровь возвращается к крови. Другой примет мою ношу после меня. Я благодарен.

Он разрядил пистолет в упор в лицо Владыки Роя. Плоть расплавилась и вскипела раскаленным паром. Первый костяной меч отскочил от брони Данте, оставляя длинные царапины. Кровавые камни высыпались из оправ. И все же Данте не отводил руку. Аккумулятор пистолета раскалился настолько, что до волдырей обжигал кожу через керамит. Но командор не отступал. Плазменный луч пробил органическую броню твари. Из полостей в хитине сочился термический биогель, но он не мог остановить смертельный луч пистолета. Оружие светилось, невыносимо раскаленное добела. Владыка Роя отшатнулся назад. Его крики превратились в бульканье — язык спекся в глотке. В отчаянии, чтобы освободиться от Данте, он неуклюжим ударом отсек собственное запястье. На мгновение командор потерял сознание от боли, когда обломок кости прошелся по внутренним органам. Он пришел в себя, уже лежа на земле.

Владыка Роя грузно осел на колени рядом с ним. Он едва двигался. С тихим воем он упал вперед, тяжело дыша. Воздух со свистом проходил через дыхательные отверстия, а затем настала тишина. Данте повернул голову. Возле его лица лежал один из костяных мечей. Глаз в рукояти с ненавистью посмотрел на него, прежде чем погаснуть. Зрачок расширился. Тварь тоже умерла.

Данте вздохнул, преодолевая боль. В легких булькала жидкость. Все его тело пронизывали иглы тиранидского яда.

Он умирал.

Ярость вытекала вместе с кровью, оставляя боль и ясные мысли.

Небо очищалось. Красные и золотые завитки варп-шторма рассеивались как дым, открывая холодную ночь, полную звезд. Баал-Прим и Баал-Секундус летели по орбитам в вечной погоне — одна луна опускалась за горизонт, вторая поднималась. Данте с удовлетворением заметил, что в небе не было больше войны. Никакие корабли не виднелись за отступающими волнами шторма — только звезды и яркая мерцающая лента Красного Шрама. Воцарился мир. Дыхание командора сбилось. Его сердца замедлялись, тело остывало. Обломок меча Владыки Роя скрежетал о ребра при каждом вздохе. Кровь текла из ран непрерывно — клетки Ларрамана уже не могли остановить ее. Вместе с телом наконец окончательно отказала и броня, и дисплей шлема мигнул и погас. Умирающий доспех превратился в остывающую могилу, но Данте был спокоен — спокойнее, чем многие столетия.

Так заканчивались пятнадцать столетий его службы. Он отдал Империуму дюжину сроков жизни и не сожалел ни об одном дне. Данте улыбнулся. Он сделал все, что мог. Его усилиями удалось сдержать волну зла еще на несколько лет. Это было его единственное желание, и он исполнил его сотню тысяч раз.

Темнота наползала из-за края зрения. Он помнил такие же моменты в жизни, когда смерть стояла перед ним — впервые, когда он умирал от жажды в Великих Соляных пустошах, в юности, по дороге на испытания. С тех пор случилось многое, но теперь все завершалось. Данте не сомневался в конце и радовался ему.

Теперь он понимал точно: он не золотой воин, предсказанный в Свитках Сангвиния. Он подумал — лениво, бесцельно — вот бы узнать, кого имел в виду примарх. Последние сто лет ему помогала продержаться мысль, что именно о нем говорил Сангвиний, и у него есть последний бесконечно важный долг. Это оказалось ложью. Он обманывал самого себя.

Его кровь впитывалась в песок Баала. Данте рассмеялся. Тьма нахлынула на него.

Он встретил ее с распростертыми объятиями.