Оленин, машину!

Глава 54

Когда мы наконец добрались до Хабаровска — уже далеко за полночь, — я было подумал, что найдём, где бросить кости, хоть несколько часов поспим. Да и поесть бы не мешало. Нам всё-таки потом обратно возвращаться. Но Добролюбов, словно не ощущая ни усталости, ни времени, сразу велел водителю везти нас прямиком в штаб фронта. Меня это немного обескуражило: к чему такая спешка? Сокровища, как он сам сказал, на дне реки, и если никто не знает, где они, что уж торопиться? Полежат ещё — не сахарные, не растают. Но лейтенант был одержим.

Я сидел в кабине, а он рядом, сосредоточенный, с твёрдой, напряжённой линией челюсти. В его взгляде было что-то остервенелое, как у охотничьего пса, только что взявшего свежий след. Его будто подстёгивало что-то изнутри, зудящее и нетерпеливое. Он нервно поводил плечами и не раз поглядывал на часы, словно даже минутная задержка могла всё разрушить.

Наверное, Добролюбову казалось, что чем ближе мы становимся к цели, тем выше риск её упустить. Драгоценности оставались скрытыми, и мысли о том, что японцы могли бы тоже начать их поиски, наверное, заметно подстёгивали опера: ведь они вполне могли выслать диверсионные группы, способные работать скрытно и эффективно. Я же всё никак не мог понять, почему лейтенант Сигэру, будучи человеком дисциплины, не сообщил своему командованию о тайнике.

Но чем больше рассуждал, тем чаще возникала догадка: что, если Сигэру задумал забрать сокровища себе? На грани поражения Японии и полной неопределённости он, возможно, решил обеспечить себе безопасный выход из войны. Золото давало шанс бежать и начать новую жизнь под чужим именем, где-нибудь вдали от разгрома и позора. Это мне он лапшу вешал. Мол, честь, гордость и всё такое. На самом деле хотел стырить золотишко, тайком вывезти его куда-нибудь, да и зажить припеваючи.

Может, у него всё и получилось бы, если бы не одно «но». Оплошал лейтенант. Не справился. Не успел добраться до ценностей, за что и поплатился. Так, стоп. Но если Сигэру был наказан за свою нерасторопность (а не спешил, потому как планировал всё закрысить), то кто же тогда его заменил? Оп-па… Об этом я как-то сразу не подумал. А ведь точно! Я хотел было поделиться своими мыслями с Добролюбовым. Но, едва студер остановился возле КПП штаба фронта, как опер тут же умчался внутрь, приказав встать рядом и ждать его возвращения.

Он вернулся через полчаса, после чего забрался в кабину и приказал водителю ехать по указанному адресу. Я даже не стал спрашивать, что за место там такое. Зачем? Как приедем, так станет понятно. Мы долго петляли по тёмным улицам Хабаровска. Ночное освещение было отключено, окна закрыты плотными шторами, а многие даже напомнили хронику советских времён: были заклеены газетной бумагой крест-накрест. Также я заметил несколько точек ПВО, обложенных мешками с песком.

Было заметно: город тщательно готовился к грядущей войне. Светомаскировка, зенитные орудия… Кроме того, пока ехали, нас несколько раз останавливали военные патрули. Проверяли документы, заглядывали в кузов студебекера. Потом пропускали. Мне это казалось удивительным. В наше время, — то, откуда я прибыл, — всё иначе. Стоит какому-нибудь высокому чину махнуть корочкой (если его физиономию не узнали), то пропускают сразу, даже в багажник или салон не заглядывая. Здесь всё иначе. У Добролюбова особые полномочия? Патрулям на это поровну. Сначала осмотр, потом «Проезжайте, хорошего пути».

Часам к трём ночи наконец прибыли. Фары студера осветили запертые металлические ворота. Из будки рядом вышел боец с автоматом. Второй, прикрывая, остался внутри, направив на нас оружие. Первый подошёл, попросил предъявить документы. Сергей вышел из кабины, показал бумаги и добавил, что он действует на основании приказа штаба фронта.

Солдат кивнул, потом раскрыл ворота, и мы въехали. Это, насколько я смог догадаться, была территория какой-то воинской части. Посереди плац, рядом казарма. Всё утопает в темноте, и только кое-где торчат редкие фонари, прикрытые большими жестяными плафонами, чтобы сверху их свет было почти невозможно заметить. Мне стало интересно: японская авиация сюда вообще хотя бы раз добралась? Что-то не припомню. Кажется, у Квантунской армии ни разу не хватило силёнок, чтобы долететь до Хабаровска и отбомбиться по городу.

Если точнее, то однажды японцы обстреливали этот город. Четверть века назад, 5 апреля 1920 года. Но это была, на их языке, «операция по разоружению». Ну, или акция возмездия, если точнее. Японцы мстили за то, что месяц назад в Николаевске партизанский отряд напал на их гарнизон и всех перебил. Хабаровск оставался захваченным до конца октября 1920 года, пока последний японец не удрал из города.

Но чтобы теперь, в августе 1945-го, в городе звучали сирены воздушной тревоги? Как говорится, вряд ли.

В казарме нас встретил пухлый капитан с пушистыми усами, — видимо, предмет его мужской гордости. Сказал, что получил приказ из штаба и готов обеспечить всем необходимым. По его полному лицу с двойным подбородком было видно: страсть как хочется офицеру узнать, что такого особенного мы должны сделать. Но поинтересоваться побоялся. Ну, ещё бы! В СМЕРШ лишних вопросов задавать не принято.

Нам выдали сухие пайки (поскольку час был слишком поздний), потом сопроводили в пустующую казарму и предложили выспаться до утра. «Всё равно сейчас всё закрыто», — то ли посетовал, то ли порадовался (возиться не придётся) пухлый капитан. Потом он ушёл, а мы, быстро перекусив, повалились на скрипучие сетки коек. Матрасов не было, как и постельных принадлежностей. Ну, да и так сойдёт. Расстелили шинели, вещмешки под голову и спать.

На следующее утро, как только свет начал разливаться над горизонтом, мы начали подготовку к выходу. Сначала, само собой, оправились, умылись и позавтракали. Причём ели не сухпайки, — усатый капитан расстарался, чтобы нас накормили горячей кашей, хлебом со сливочным маслом, сладким чаем. Потом сводили в баню, после чего выдали новенькую форму и по дополнительному комплекту нательного белья.

Дальше снова вернулись в казарму. Впереди был путь, неизвестный и опасный, поэтому к сборам подошли обстоятельно. Получили сухпайки. Взяли из расчёта на неделю: консервы, хлебные сухари, несколько пакетов гречки и фасоли, немного сахара и соль — всё, что не испортится и не обременит. Каждый из нас старался уложить свой запас так, чтобы вес распределился равномерно, оставив место для патронов и гранат, которые также посчитали нужным прихватить с собой. Путь обещал быть непростым, и каждый знал, что запас боеприпасов может в любой момент оказаться жизненно необходимым.

Рядом с амуницией сложили снаряжение — верёвки, компасы, фонари, карты в герметичной упаковке. Правда, карты были не слишком подробные — трёхвёрстки, выполненные по результатам аэрофотосъёмки. Их, кстати, привезли, когда мы уже вовсю готовились — для этого отрядили целый автомобиль с курьером.

Отдельный вес на себе несли аптечки, простые, без лишних медикаментов, но с бинтами, антисептиками и обезболивающим на всякий случай. На вид экипировка походила на туристическую — как у людей, что отправляются на недельный поход в горы или лес, и именно это было частью плана. Ведь неизвестно, получится ли добраться до того места на транспорте, или же придётся тащиться туда по тайге через сопки. На карте одно, на деле же всё может быть совершенно иначе. Как там у Льва Толстого? Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.

Поскольку вдвоём отправляться на такое опасное задание было бы самоубийством, наш отряд пополнился новыми людьми. Их привезли после завтрака. Четыре человека. Один — худощавый, невысокого росточка, коренастый парень лет 20-ти азиатской внешности. Представился: Бадма Жигжитов, снайпер, следопыт, таёжный охотник. Второй, среднего роста и телосложения, Микита Сташкевич из Белоруссии, — радист. Третий, Андрей Сурков — сапёр, ну а четвёртый — Остап Черненко, пулемётчик. Последний был ростом выше среднего, широк в плечах, напоминал Арнольда Шварценеггера чем-то, разве не такой накаченный.

Добролюбов выстроил их в казарме (на плацу может быть слишком много любопытных глаз), представился сам, назвал меня своим заместителем. Обрисовал задачу командования: нам даётся неделя на поиски важного груза. Какого именно, лейтенант говорить не стал. Я подумал, что в своё время парни и так узнают. Опер добавил также, что действовать придётся на территории, недавно освобождённой от противника. Потому надо быть настороже: не исключено появление потерявшихся японцев, а также его разведывательно-диверсионных групп.

Бойцы слушали молча, были сосредоточены. Я подумал, что хорошо бы, ради боевого сплачивания, ещё их личные дела полистать. В своё время, когда командовал подразделением, всегда с этого начинал знакомство с личным составом. Но теперь элементарно некогда этим заниматься. Да и не я командир, всего лишь буду «замком», то есть заместителем. К тому же можно будет понять, кто чем дышит, во время пути.

После знакомства, пока парни готовились в путь, мы с Добролюбовым отошли в сторонку. Мне захотелось поделиться с ним своими соображениями насчёт «сменщика» Сигэру.