Оленин, машину!

Глава 11

Но с пустыми руками к девушке кто же ходит? И это ещё полбеды. А ну как я женатый человек, и дома у меня семеро по лавкам лаптями щи хлебают, пока я пытаюсь поближе познакомиться с хорошенькой девушкой? Даже стыдно стало. Не то чтобы в обычной жизни ангелом был. От обеих супруг налево ходил, случалось. С первой это произошло, когда отношения наши пошли вразнос. Со второй, когда она сама придумала мне изменять, что стало понятно по её слишком активной переписке с одним коллегой.

Вот тогда-то и я решил забыть о понятии «супружеская верность». Погулял немного на стороне, а после второго развода вовсе решил больше серьёзных отношений не заводить. На чёрта оно мне надо? Свобода дороже, это понимаешь только после многих лет супружеской жизни. В том случае, ясное дело, если она тебе уже поперёк горла.

Но это я, а как насчёт Лёхи Оленина? Чтобы совесть не мучила, вернулся в блиндаж. Стал письма искать в вещмешке. Обнаружил несколько треугольников со штемпелями, но и те все оказались из госучреждений. Раскрыл некоторые, стало понятно: искал тот, в чьё тело я попал, свою семью — мать и младшую сестру. Про отца ничего не говорилось, а женщины обе пропали во время блокады. Может, от голода погибли. Может, под бомбёжкой, а может, им и повезло, и их эвакуировали на «большую землю». Вот Алексей и писал запросы в разные инстанции, война-то ведь уже кончилась, и многие люди стали возвращаться по домам, и чаще всего на родные пепелища.

Я выдохнул с облегчением, и… тут же стыдно стало. Человек семьи лишился, чего ж я радуюсь? Но скрыть от себя не смог, что настроение получше стало. Выходит, холост Алексей Оленин, один как перст, никто его дома не ждёт. Значит, можно немного и приударить за симпатичной барышней, тем более что она и сама, кажется, совсем не против.

Да, но опять встал вопрос: что презентовать Зиночке? Не инструмент же какой или с десяток литров бензина. Тем более у неё на складе этого добра выше третьего наката, если штабелем сложить. Снова просмотрел свой вещмешок и неожиданно обнаружил там, на самом дне, платок. Очень лёгкий, невесомый почти. Пуховый, и если к коже прислонить — очень тёплый. Причём оказалось их сразу два. Стало понятно: Алексей приготовил подарки матери и сестре.

«Прости, дружище, — подумал я. — Если найду, куплю им новые, побольше и получше», — решил я, взял платок, положил за пазуху и потопал к складу, испытывая странное возбуждение. Не то, что между ног образуется и ходить мешает, а какой-то радостный подъём. Даже сам себе удивился. Ну надо же! Моему разуму почти 50 годков, пора бы уже перестать нервничать при одной мысли, что буду общаться с представительницей прекрасного пола, которой к тому же симпатичен. Однако поди ж ты, сердчишко-то как стучит! Даже и сто грамм наркомовских не понадобились, чтобы завестись с пол-оборота.

Смешно!

Я притопал к складу, да и наткнулся на табличку «Уехала на базу. Буду через три часа». Я посмотрел на часы. Это с какого момента считать? Тоже мне, гениальная девчонка! Хотя бы написала примерно, когда вернётся. Не торчать же мне тут, как тополю на Плющихе, в ожидании. «Как же глупо, блин!» — я заругал себя и даже добавил пару ласковых выражений. В самом деле! Недели не прошло, как я попал с одной войны на другую, а вот уже хвост трубой и собрался женское сердце покорять!

— Долбоящеры ты, Вовка! Етить-колотить! — сказал и сплюнул от досады.

— Кто такой Вовка? — вдруг послышался рядом голос, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Я повернул голову в ту сторону. Да ёперный ж ты театр! Следил он за мной, что ли?

— Не твоё дело, — буркнул я. — Чего за мной хвостом ходишь? Месть покоя не даёт?

Передо мной стоял тот самый боец — здоровяк лет 25-ти, с розовым лицом и здоровенными, как я только теперь заметил, кулаками. Смотрел он на меня набычившись, как телок-трёхлеток, и разве что не бил копытом. Но рукава гимнастёрки закатать успел. Видать, правда шёл следом.

— Точно. Не даёт. Я тебе, дядя, за прошлый раз спасибо не сказал, — он пока говорил, сжимал и разжимал мощные кулаки, каждый с небольшую дыню размером. Такой по физиономии прилетит, — праздник ортодонту. Будешь потом зубы вставлять месяца три.

— Слышь, боец, ты ничего не попутал? У нас тут война, между прочим, — напомнил я, не испытывая ничего, кроме интереса.

— Какая такая война, дядя? — усмехнулся молодой.

— Во-первых, я тебе не дядя, а товарищ старшина, — решил вернуть его к субординации. — Во-вторых, прекращай дурить. Боком выйдет.

— Это тебе, козёл, выйдет и боком, и передом, и задом, — нагло произнёс молодняк. Я подумал: с чего он смелый такой? Оглянулся по сторонам и увидел ещё двоих. Те стояли поодаль, не вмешивались, но явно с интересом наблюдали за происходящим и собирались помочь своему приятелю.

Судя по наглости, с которой говорил здоровяк, он был сильно подшофе, потому окончательно берега попутал.

— Послушай, — попытался я его утихомирить. — Чего ты до меня докопался? Сам в очереди вёл себя, как последний мудак.

Здоровяк только оскалился в пьяной ухмылке и шагнул ко мне, нависнув, как грозовая туча. Он оказался на голову выше. Ещё секунда, схватил бы меня за грудки, а потом тряхнул, как спелую грушу. Видимо, это сделать и собирался. Подумал, видать, что перед ним обычный водила. Пусть постарше на пяток лет, но намного слабее.

Ошибочка вышла.

Я не собирался дожидаться. Быстро развернувшись, схватил его за руку и, используя приём карате, которых меня научили в прошлой жизни, провёл бросок через бедро. Парень сначала взмыл в воздух с коротким «Ох-х!», а после тяжело рухнул на землю, но тут же вскочил, злой и ещё более разъярённый. Теперь стало понятно: рассвирепел окончательно и не успокоится, пока не покалечит. Если бы убивать пришёл, взял бы с собой оружие. Но не дурак же он, в конце концов, палить среди лагеря!

Здоровяк бросился на меня с кулаками, но я увернулся от его удара, скользнув в сторону, и, поднырнув под его руку, провёл ему удар в солнечное сплетение, используя технику уракен. Здоровяк крякнул, согнувшись, но тут же выпрямился и попытался провести мне прямой в голову. Я перехватил его руку, провернув её за спину, и толкнул его вперёд, заставив потерять равновесие и упасть на колени.

— Хватит уже, — рыкнул я, отпуская его руку и отступая на шаг. Но он не унимался, снова поднимаясь на ноги.

Его следующий удар был силён, но медлителен. Я уклонился, пропуская мощную руку мимо, и провёл маваши-гири — круговой удар ногой в бок. Здоровяк охнул и пошатнулся, теряя равновесие, и сделал несколько шагов назад.

— Да ты… — прохрипел он, пытаясь собрать силы для нового удара.

— Успокойся! — приказал я, вставая в стойку и готовясь к следующей атаке. — Ты пьян и не соображаешь, что делаешь.

Но он не слушал. Его движения стали всё более неуклюжими, но всё же опасными из-за большой физической силы. «Раскормили кабанчика!» — подумал я. Он кинулся на меня, но я провёл ещё один бросок, используя дзюдоистский приём о-госи, и снова уложил его на землю.

На этот раз молодой остался лежать, тяжело дыша и корчась от боли. Я вытер пот со лба и огляделся. Те двое изумлённо перешёптывались, явно впечатлённые увиденным. Но прийти на помощь товарищу не спешили. «Хреновые у тебя приятели, пацан», — подумал я.

Здоровяк, наконец, пришёл в себя и сел, потирая ушибленные места. Его взгляд был теперь менее агрессивным и более задумчивым.

— Ладно, — пробормотал он. — Твоя взяла, старшина.

Стало непонятно: получил сполна, чтобы запомнить урок надолго, или же придуривается, чтобы восстановиться, а потом устроит новую подляну? Кто ж его знает! Здоровяку, конечно, досталось крепко, но я знал, что он поправится. Возможно, этот урок пойдёт ему на пользу.

Парень медленно поднялся. Стиснул зубы и поковылял куда-то. Те двое, что должны были ему помогать, поплелись следом.

— Алёша? — послышался знакомый женский голосок, и я встрепенулся. От студера, который прошуршал неподалёку, ко мне приближалась Зиночка. — Добрый вечер. Вы здесь какими судьбами? Что-то нужно на складе?

— Да я, собственно… к тебе, — сказал и широко улыбнулся.

— Ко мне? — удивилась девушка и сразу немного покраснела. — А я тут ездила… по делам. Ну что ж, заходите…

— Может, перейдём на «ты»? — пошёл я в наступление. — Вроде мы с тобой свои люди.

— Хорошо, — как-то неуверенно ответила Зиночка.

Она открыла склад, вошла внутрь, зажгла свет, положила холщовую сумку рядом со столом.

— Чай будете? Ой… будешь? — спросила.

— С удовольствием, — ответил я и снова пожалел, что даже не постарался узнать: может, есть тут магазин какой поблизости? Конфеток там купить, шоколадку или ещё что. Сам бы от сгущённого молока не отказался. С юности его обожаю.

Девушка быстро раскочегарила керогаз, стоящий в отдельном от склада закутке, поставила на него закопчённый чайник. Потом быстро нарезала хлеб, сало, на блюдце рафинад, выложила всё это на стол, предварительно застелив его пергаментной бумагой. По её чётким, верным движениям я понял, что Зиночка — отменная хозяюшка, и в руках у неё всё спорится.

— Прямо целое пиршество, — сказал я, и девушка снова застенчиво улыбнулась. — Не хватает только…

— У меня есть. Принести? — подскочила Зиночка.

— Нет, я так, к слову, — улыбнулся в ответ на её готовность, хотя губа и впрямь свистела, особенно от ощущения близости к симпатичной девушке. — Мне ж нельзя, завтра или даже сегодня мало ли что случиться может.

— Да-да, конечно, я понимаю, — ответила девушка и разлила по алюминиевым кружкам ароматный чай.

Потом мы сидели, ели бутерброды. Зиночка не старалась особо, может, поела недавно. Во мне так аппетит проснулся. Срубал всё, что на тарелке было, а после даже принялся хрумкать рафинадом, что твой конь. Причём так споро, аж стыдно стало. Отложил недоеденный кусочек обратно.

— Давно ты здесь? Ну, при складе? — спросил я, чтобы избежать неловкой паузы.

— Третий месяц. В июне, сразу после окончания курсов, сюда направили, — рассказывает Зиночка, а я смотрю на неё и откровенно любуюсь. Особенно нравится эта её манера шевелить при разговоре только нижней губой. У неё они пухленькие, мне такие приятны. И как произносит девушка слова, напоминает одну мою пассию. Эх, давно дело было, но та, из прошлого, будоражит кровь поныне.

Зиночка что-то ещё лопочет про курсы, добровольную отправку в армию, а мне интересно другое: откуда она родом? Так и спрашиваю.

— Из Сталинградской области, — отвечает.

— Чего? — изумляюсь, но тут же гашу пламя эмоций, поскольку Алексей Оленин — ленинградский, а волгоградский тут я, который в его теле оказался.

— Ой… — смущается Зиночка. — Я что-то не так сказала?

— Нет-нет, — улыбаюсь. — Всё хорошо. Просто… у меня родня там. А откуда ты?

— Из Безродного.

— Прости… не припомню. Стоп. Это, кажется, Волжский?

Зиночка поднимает брови.

— Ну… — я снова влип. Волжским это село станет только в конце 1950-х годов, когда последних его жителей переселят в новостройки вновь возникшего города. Как же это Зиночке объяснить? — В общем, понятно. То есть ты сельская. Да? — перевожу тему.

— Точно, — широко улыбается девушка. — А ты?

— Ну, я городской. Из Ленинграда, — отвечаю, а сам думаю, как бы впросак не попасть.

— Ой… Это так замечательно, — романтично произносит девушка. — Город Ленина, колыбель нашей Великой Октябрьской социалистической революции. Всегда там мечтала побывать. Даже больше, чем в Москве. Увидеть Смольный…

— Приглашаю в гости, — говорю, немного дурея от собственной наглости.

— Правда⁈ — глаза у Зиночки становятся огромными, и тем они прекраснее.

— Конечно! Вот война кончится, и я тебе в Ленинграде такие места покажу…

— Какая война? — не понимает моя собеседница.

— Э… ну… с японскими милитаристами.

— Разве она будет?

Думаю несколько секунд, а потом твёрдо отвечаю:

— Конечно!