Оленин, машину!

Глава 18

— Куда дальше? — спросил я военкора, который, успокоившись, теперь сидел рядом и чему-то улыбался, глядя вперёд.

Вопрос мой сбил Глухаревича с толку. Он повернул ко мне лицо, поднял брови.

— Думал, ты знаешь, — сказал, после чего я едва не ударил по тормозам. Но скорость всё-таки сбавил. Не хватало ещё, не зная броду, сунуться в воду и оказаться в японском тылу.

— Ну, вот же чёрт, — выругался, задумчиво почесав макушку, сдвинув пилотку, а потом пристроив её на место. — Придётся нам догонять майора Сухова. Уж он-то должен быть в курсе, где теперь самая жара.

— Какая ещё жара? — удивился военкор.

— Ну, образное выражение такое, — пояснил я. — Вроде как где место самое интересное.

Я прибавил скорость, но неожиданное появление впереди перекрёстка спутало все наши планы. Правда, там стояла девушка-регулировщица. Остановив виллис на обочине, попробовал было к ней сунуться и… был благополучно послан куда подальше, чтобы не мешал. Мы теперь стояли с Михой и в растерянности наблюдали, как движутся колонны техники и грузовики с пехотой. Военкор, не зная, пригодится ему это или нет, фотографировал.

Ровно до тех пор, пока из помятого и потёртого, видавшего виды виллиса, остановившегося рядом с нашим, не выскочил молодцеватый капитан, чью грудь украшали несколько орденов и медалей. Я обратил внимание на его знаки отличия: судя по ним, он был из пехоты.

— Кто такие? Кто разрешил фотографировать? — спросил, быстро подходя.

Мы ему представились.

— А, корреспонденты, значит, — бравый капитан тут же стал широко улыбаться.

— Вы думали, японские шпионы? Так мы рожами не вышли, — хмыкнул я.

Пехотинец хохотнул в ответ, парень он оказался молодой, лет 27 примерно.

— Так куда направляетесь?

— Понимаете, товарищ капитан, — начал Миха и объяснил про передовицу и отсутствие материала для неё.

— Так поехали с нами!

— А вы куда?

— Прямиком на Мишань, — махнул офицер в нужную ему сторону. — Я командую пулемётным батальоном. Нам приказано овладеть тамошним укрепрайоном. Передовые части уже вовсю штурмуют его, мы вот подтягиваемся. Всё, мне пора!

Он побежал к виллису, запрыгнул в него и присоединился к своей колонне.

— Ну, что скажешь, военкор? — спросил я Миху.

— А давай! — с задорным блеском в глазах согласился он.

Мы двинулись следом за батальоном. Ох, и пришлось же пылищи наглотаться, пока ехали! Хорошо, недалеко. Вскоре колонна остановилась, бойцы покинули Студебекеры и, выстроившись в походную колонну, быстро двинулись на запад. Мы за ними, но на машине, поскольку оставлять виллис в тайге, в непонятном месте я не решился.

Остановились мы только, когда доехали до штаба батальона, который разворачивали на опушке лесного массива. Здесь же был и виллис капитана, который пока оставался для нас безымянным. Воспользовавшись редакционным удостоверением, Миха быстро пошёл на передовой наблюдательный пункт, откуда батальон должен был начать атаку на вражеские позиции. Там усиленно работали сапёры, напоминая живые маленькие тракторы. Страшно представить: сколько тонн земли каждый из них перекидал за время службы! Да мне и самому пришлось за ленточкой частенько малой сапёрной махать, чтобы углубить свою задницу и не дать противнику направить в неё дрон.

— А, военкоры! — обрадовался капитан, когда мы с Михой доложились о прибытии. — Думал, струхнёте. Молодцы, что приехали. Скоро в атаку пойдём, вон туда, — он указал рукой, в которой был зажат потёртый бинокль, в сторону японского УРа.

— Так быстро? Даже без артподготовки? — удивился Миха.

— Ну, наши несколько часов назад там основательно всё перепахали. Думаю, проблем особых не будет. Правда, я бы от поддержки танков не отказался. Но увы, — пожал плечом капитан. — Они все ушли по направлению к Муданьцзяну, идут через Мулин, Линькоу и другие города. Наше направление — второстепенное.

Миха поник, услышав такое. Он думал, что мы на острие главного удара, а оказалось, что не совсем. Ну, ещё успеет наверстать упущенное.

— Простите, товарищ капитан, я не знаю, как вас зовут…

— Багрянов. Артём Багрянов, — коротко и безо всякого пафоса ответил комбат.

— Очень приятно, — широко улыбнулись мы и назвали себя ещё раз, на всякий случай.

— А что, товарищ капитан, серьёзная там у них оборона? — поинтересовался Миха.

— Достаточно, — без тени улыбки ответил Багрянов.

Он заговорил ровным спокойным голосом, хотя всё, что произносил, не внушало в наши с Михой сердца оптимизма. Оказывается, наша разведка загодя выяснила: Мишаньский укрепрайон — это сотни железобетонных дотов, бронеколпаков, дзотов, многоэтажные подземные городки, автономные электростанции, мастерские, водохранилища, склады. Казармы, рассчитанные на полторы-две дивизии полевых войск, собственные шоссейные и железные дороги, аэродромы.

По сути, он мог держать оборону несколько месяцев, до полутора лет примерно. Если бы такая система обороны существовала у наших войск в Севастополе или Новороссийске, — да в том же Бресте! — то немцам пришлось бы стянуть к ним ещё большие силы, и вся война стала бы развиваться иначе.

— Правда, есть у этого УРа и недостатки, — философски заметил капитан.

— Да какие ж они там могут быть? — удивился Миха.

Багрянов рассказал, что наши получили такую информацию. По разведсхемам, с наблюдательных пунктов детально изучали укрепления японцев, и им бросились в глаза два очень интересных обстоятельства. Прежде всего, хоть каждый из пяти узлов сопротивления и растянут по фронту, но не глубок. Расстояние от переднего края до тыловой позиции не превышает десяти километров, а в некоторых местах и того меньше.

Но главное — передний край укрепрайона выведен прямо к пограничной черте. Вот мы проехали всего три-четыре километра, а прямо отсюда уже видны амбразуры некоторых дотов и дзотов.

— Ну и что в этом особенного? — спросил военкор, делая пометки в блокноте.

— А то, что когда японские военные специалисты строили эти дорогостоящие сооружения, то полагали, что их наглые агрессивные вылазки мы всегда будем встречать обороной и контрударами только на своей территории, как во время событий на Хасане и Халхин-Голе. Они даже подумать не хотели о том, что в случае нашего наступления мы с первых же часов огнём артиллерии разгромим эти близко придвинутые к границе доты и дзоты, — ответил Багрянов. — Что теперь видно, — и протянул Михе бинокль.

После военкора я тоже посмотрел. Да, в самом деле, артиллеристы здорово там всё перепахали. От многих укреплений только бетонные обломки остались с торчащей погнутой и даже разорванной, словно толстые верёвки, арматурой. Где-то горело ещё, в других местах дымилось. Правда, было неизвестно, сколько там японцев и готовы ли они биться до последнего.

— Но есть и ещё один хороший момент, — заметил капитан. Отдельные опорные пункты — какая-нибудь высота с группой дотов — японцы обнесли по кругу противотанковым рвом, колючей проволокой и надолбами.

— Что ж тут хорошего? — задал я вопрос.

— А то, что когда штурмовые группы пойдут в атаку, то сразу смогут определить границы очередного опорника, его фланги, а значит и примерное расположение и огневых точек, и минных полей, и малозаметных препятствий.

— Это каких? — уточнил военкор.

— Проволочные заборы на низких кольях, спирали «Бруно» и прочее.

Капитан посмотрел на часы.

— Всё. Пора начинать. Под ногами не мешайтесь, — и он приказал ординарцу созвать к себе командиров подразделений, чтобы отдать приказ о начале наступления.

— Ну что, товарищ военкор? Тут посидим, подождём, или туда, — я мотнул головой в сторону японцев, — в атаку пойдём?

Миха растерялся. Было видно по лицу, как его терзает мыслительный процесс. В самом деле: откажешься, — могут (я прежде всего) счесть трусом. Пойдёшь вперёд, и есть шанс получить пулю или осколок. Но военкор оказался парнем бравым, хоть и оставался внешне увальнем.

— Я пойду. А ты, Лёша, можешь оставаться.

Я усмехнулся.

— То есть пока ты там будешь материал для номера собирать и наблюдать всё самое интересное, мне в машине сухари жрать с тушёнкой? Обижаешь, товарищ младший лейтенант. Я с тобой. Ты не против?

— Никак нет, — широко улыбнулся Миха.

Вскоре совещание окончилось, командиры разошлись по своим подразделениям. Спустя десять минут в небо взмыла красная ракета. На бруствер неглубокого (стрелки же тут не собирались оборону держать, окапывались недолго) окопа поднялся офицер и, как на знаменитой фотографии «Комбат» Макса Альперта, подняв руку с зажатым в ней ТТ, закричал:

— За Родину! За Сталина! Вперё-о-о-од!

— Ура-а-а-а-а! — раздались сотни голосов, и стрелки лавиной, стреляя на ходу, бросились в сторону японских позиций.