Оленин, машину!

Глава 41

Я от неожиданности дёрнулся и поднял брови:

— Как это — поедем? Туристами, что ли? Вот так запросто купим путёвки и поедем?

Гогадзе загадочно усмехнулся, отведя взгляд в сторону, словно проверял, не подслушивает ли кто.

— Не туристами, Алёша, а по делу. Говорят, большая десантная операция готовится. Мы, может, уже скоро будем высаживаться на японские острова. Война ещё не закончена, и командование решило довести её до конца.

— Десантная операция… — я задумался, прикидывая, сколько это будет стоить в плане людских потерь.

— Да, это не наши походы по тайге, брат. Это серьёзное дело будет, — сказал Николоз, понизив голос. — Тихий океан, японские укрепления, города и деревни… Ты только представь, что нас ожидает!

Я нахмурился, переваривая услышанное. Мысль о предстоящем десанте звучала внушительно и, честно говоря, немного пугала. Здесь, среди сопок и тайги, каждый шаг был опасен, но идея атаковать острова противника казалась чем-то совершенно невообразимым.

— Подготовка к десантной операции, — повторил я вслух, пытаясь осознать смысл этих слов. — Ни хрена ж себе. Таких операций наша армия ещё никогда не проводила. С момента основания в 1918 году Красная Армия привыкла к сражениям на суше: степи, леса, города, окопы, прорывы фронтов. А теперь? Высаживаться на вражеские берега, идти под артиллерийским огнём, под прикрытием флота — это совсем другое.

Гогадзе задумчиво слушал.

Я же подумал о том, что, когда служил в ВДВ, нас готовили к чему-то подобному. Но это всё было лишь учебными высадками, тренировками, имитацией реального боя. Мы учились прыгать с парашютом, быстро рассредоточиваться, брать под контроль важные точки, даже высаживаться с лодок. Но это был лишь учебный полигон, с заранее подготовленными целями и задачами, без настоящих противников, без смертельной угрозы, которая всегда висит над головой в настоящем бою.

Теперь всё будет по-настоящему. Япония… Не думал, что когда-нибудь окажусь там, да ещё с автоматом в руках. Я читал о морских десантах, много знаю о том, как американцы в Нормандии высаживались. «Спасти рядового Райана», «Братья по оружию», — только это достаточно посмотреть, чтобы понять, с чем пришлось столкнуться союзникам.

Но это было где-то далеко, в другой части войны, словно это происходило в другом мире. А теперь предстоит что-то похожее нам. Мы должны стать десантом, преодолеть береговую линию под огнём, атаковать укрепления. Это уже не привычная атака по окопам — это риск на каждом шагу, отсутствие укрытия, возможность утонуть, не дойдя до цели.

Даже русская императорская армия не делала ничего подобного. В Порт-Артуре шла оборона, крепость держалась до последнего. Но атаковать? Высаживаться с моря и идти в бой? Нет, у нас такого не было. И вот теперь — новая страница для Красной Армии. Но какова она будет? Это большой вопрос.

С одной стороны, меня охватывало беспокойство, с другой — чувство решимости. Мы — солдаты. Если прикажут, будем действовать. Будем пробираться через эту неизвестность, как через многие другие испытания. Даже если мы первые на этом пути.

Кстати, а почему именно мы должны высаживаться, а не американцы? Им ведь ближе, логичнее было бы довершить начатое. Японцы сражаются против них на островах, они уже высаживались на Иводзиму, на Окинаву. У них и флот мощнее, и опыт десантных операций накоплен. Казалось бы, естественно продолжить наступление на Японию их силами, с теми, кто уже знаком с подобными операциями.

Но, видимо, всё не так просто. Политика, договорённости… Союзники разделили сферы влияния, и, возможно, мы должны подтвердить свою долю участия. Мы тоже хотим быть частью этой победы. А может, командование решило, что настало время нашим солдатам испытать себя в условиях, которые до сих пор оставались чужими. Или, быть может, американцы просто исчерпали свои ресурсы, и теперь требуется наша помощь, чтобы добить противника.

Тут ещё и Сталин наверняка играет свою роль. Он ведь хочет показать силу Советского Союза, и не только в Европе, но и на другом конце света. Слишком многое поставлено на карту, слишком важно продемонстрировать мощь и влияние, чтобы упустить такой шанс. Советский Союз обязан продемонстрировать, что способен не только отражать агрессию на своей территории или освобождать оккупированные страны, но и вести боевые действия вдали от своих границ. Дальний Восток тоже сфера наших интересов.

Возможно, и договорённости с союзниками повлияли: раз мы вступили в войну с Японией, значит, должны внести и свой военный вклад, а не ждать, когда всё сделают другие. Тут нет места отговоркам, что это «не наша война». Это война всех нас. Наш долг — завершить начатое, сделать так, чтобы мир понял: Красная Армия готова к любым испытаниям, даже к тем, которые раньше казались невозможными.

Гогадзе прервал мои размышления.

— Жди! Я мигом! — сказал и снова скрылся в штабной палатке. Выскочил оттуда минут через пять, что-то неся, завёрнутое в кусок цветастой ткани. Протянул мне. — Вот! Подарок! За винтовку. Держи, брат!

Я принял презент.

— Что там? — спросил, не разворачивая.

— Увидишь! — подмигнул Николоз. Тут же его позвали. Он убежал.

Я развернул тряпицу. Внутри лежала карманного формата записная книжка с тиснёнными золотом иероглифами: «Дневник священной войны». Дата начала: 7 декабря 1941 года. Сразу вспомнилось, что это за день. Нападение японцев на Перл-Харбор. Оно означало для Японии вступление во Вторую мировую войну.

Начав читать, я понял, что автором дневника был рядовой солдат. Имя и фамилия мне ни о чём не сказали. Зато первая же запись дышала милитаристским духом: «Началась великая Восточно-Азиатская война. Незабываемый день!»

«Да уж, незабываемый, — усмехнулся я. — То-то нынче японцы, когда поминают Хиросиму с Нагасаки, умудряются американцев в этой связи даже не упоминать. Как если бы теперь евреи, поминая жертв Холокоста, вдруг „позабыли“, что его устроили нацисты. Разве такое возможно вообще⁈ А вот у японцев память оказалась намного короче».

Дальше были фотография лётчика-смертника из отрядов «Специальной атаки» (камикадзе), снимки японского императора Хирохито, Гитлера и почему-то Геббельса (видать, недалёкий умом солдат считал его кем-то вроде второго фюрера), вырезанные из газет карты «Великой Восточно-Азиатской сферы совместного процветания», в которую помимо Страны восходящего солнца включены все захваченные японской армией территории в Китае, Индонезии, Бирме и других странах, и даже — советский Дальний Восток.

«Да уж, до черта 'процветания», — снова подумал я. — Миллионы трупов и тысячи сожжённых дотла населённых пунктов. Азии дорого обошлось «японское счастье».

Автор дневника вписал призыв вступать в императорскую армию. Заодно пояснил, что момент, когда он встал под ружьё, явился для него вторым днём рождения. В дневнике оказалось много цитат из сборника военных песен. Читая, я посмеивался. Как всё просто!

«Японский солдат не боится никаких трудностей и всегда улыбается; всё, что ему нужно, — это горсть риса в ранце и пачка табака». «Солдат никогда не грустит, он светел, как цветок вишни». «Ты должен господствовать над миром и двигать время вперёд, ибо оно служит нашей священной миссии». «Все японцы — дети императора и рождены, чтобы умереть за него». Особенно последняя позабавила: «Мы водрузим знамя Восходящего Солнца над Уралом».

— Что ж вам дался всем наш Урал-то? — сказал я вслух саркастично. Одни хотели до него простереть свой «фатерланд», другие знамя воткнуть.

Дальше была стихотворная смесь, воспевающая солдатские доблести, агрессивные устремления и боевой дух японской армии. Вперемешку с ними — сентиментальные обращения к матери и невесте. Я читал и думал о том, насколько далеки они по расстоянию, но очень близки по сути — солдатские дневники гитлеровских и японских вояк. Закончилось всё для их авторов одинаково: ямой, в которой его прикопали без таблички.

Но всё-таки почему Хиросима и Нагасаки остались целыми? Ведь в истории, которую я знаю по газетам, книгам и фильмам, это событие повлияло на развитие событий на Дальнем Востоке. Наши вернули себе Сахалин и Курильские острова, потерянные после русско-японской войны, но от высадки на Хоккайдо отказались. Причина была проста: на Ялтинской конференции в феврале 1945 года Сталин, Рузвельт и Черчилль так договорились.

План был такой. США собирались забрать центр крупнейшего острова Хонсю, — самую развитую в промышленном отношении часть Японии. Англии предназначался южный Кюсю и часть Хонсю. Китаю отдавали остров Сикоку — он словно «внутри» страны. СССР предлагали занять Хоккайдо — ближайший к Сахалину, плюс северную часть Хонсю. Но это было при Рузвельте, который в апреле 1945 года помер.

Президентом стал Трумэн, приказавший сбросить ядерные бомбы на Японию. Он передумал насчёт старых планов и решил всё захапать себе. То бишь всю побеждённую страну. Так и вышло.

— Оленин, машину! — вскоре послышался знакомый приказ. Я быстро сел за руль и подогнал виллис ко входу в штабную палатку. Оттуда поспешно вышел комбат в сопровождении бойцов охраны. К моей радости, ими командовал мой новый знакомый — сержант Жилин.

Арсентий Гаврилович был чем-то крепко озадачен. Я молчал, поскольку не моё это дело — лезть к командиру с расспросами. Но надо же знать, куда ехать. О том и спросил.

— Японская 5-я армия предприняла несколько контратак, стремясь задержать армию генерала Крылова. Хотят, черти, локализовать прорыв наших войск на муданьцзянском направлении. Едем к Муданьцзяну.

Поскольку я заранее изучил карту, подаренную мне ещё военкором Михой Глухаревичем, то уверенно вёл машину по разбитым прифронтовым дорогам. Во время небольшой остановки, сделанной час спустя, чтобы оправиться, я потихоньку поинтересовался у Жилина, что случилось. Он быстро ответил: в наш тыл прорвалась группа противника. Пехота, усиленная танками. Наш батальон перебрасывается на её ликвидацию. Основная часть батальона выдвинулась в указанный район ещё ночью. Наша задача — догнать.

«Час от часу не легче», — подумал я и хотел было спросить, почему не поехали ночью, но сам же себе и ответил: в такой обстановке, когда в тайге сам леший ноги переломает, мы точно бы не добрались — заплутали. К тому же виллис не броневик, его физические возможности ограничены. «Эх, мне б сюда вместо этой американской игрушки наш 'Тигр», — подумал я, крутя баранку. Вспомнился наш броневик, построенный на Арзамасском машиностроительном заводе.

Вскоре я напрягся: впереди послышался шум боя.