Оленин, машину!

Глава 44

Вскоре двинулись дальше. Майор Сухов, пока сидел рядом со мной в «виллисе», молчал, лишь иногда прикуривая новую сигарету от ещё тлеющей, подрагивающей на губах. Комбат выглядел отрешённым и сосредоточенным — глаза, устремлённые вперёд, изучали каждую мелочь на дороге, каждую неровность и каждый поворот.

Мы двигались за колонной танков — тяжёлых, массивных, покрытых грязью тридцатьчетвёрок, что, словно буря, расчищали путь в этой бесконечной тайге. Капли дождя мелко сыпались на наши лица, смешиваясь с дорожной пылью. Лес окружал дорогу, вздымалась зелёными стенами по обеим сторонам, и мне казалось, что деревья тоже гнутся под весом наших намерений, как люди, склонившие головы перед неумолимой поступью стали.

Танки двигались уверенно, ритмично подминая под собой всё, что встречалось на пути. Звук этот был глухим, давящим, разносился по лесу, отдаваясь эхом в ветвях деревьев, напоминая о тяжести нашей работы, о том, что путь к Муданьцзяну — не лесная прогулка, а очередное испытание на прочность. Конечно, японцы не немцы. У них ни «Тигров», ни «Пантер» или «Леопардов». Ни мощного противотанкового оружия. Мне вообще непонятно, на кой чёрт они ввязались с таким вооружением во Вторую мировую войну. Это в Азии им некому было противостоять. Самая населённая страна — Китай, но та давно погрязла в гражданской войне, а перед этим иностранцы её превратили в свою нищую колонию.

Но кинуться на американцев? Да… это со стороны японских милитаристов было… В общем, напомнило кокер-спаниеля, решившего подраться с сенбернаром. Решили, видать, не отставать от своих германских «партнёров» по «Оси зла». Но тем мы зубы обломали, этим тоже не поздоровится.

Наша колонна шла дальше, а те машины, что оказались подбиты или сломались во время отражения контратаки, теперь ремонтировали прямо в долине. Сухов приказал никого не ждать: неизвестно, где и когда может понадобиться наш батальон. Время шло, и комбат знал, что задержка может всей армии стоить слишком дорого.

Внезапно впереди раздался оглушительный взрыв. Воздух содрогнулся, как будто сама земля вздрогнула от боли. Колонна резко остановилась, и впереди мгновенно поднялся хаос — взлетевшая грязь, крики, рокот танковых моторов, пробивающийся стрёкот пулемётов и автоматов. Казалось, все открыли пальбу во все стороны, как будто враг был повсюду, и каждый стрелял, куда видел.

Майор Сухов прищурился, вытер ладонью мокрое лицо, — хоть я и опустил крышу виллиса, но вода залетала всё равно через боковые двери, лишённые стёкол, — резко обернулся назад.

— Связь со вторым! — коротко бросил он.

Боец, сидевший сзади, нервно разворачивая рацию, быстро нашёл нужную волну и связался с командиром первой роты. Сухов, протянув руку, схватил микрофон и вслушивался в треск помех.

— Что там у тебя? — потребовал он доклада, почти крича в рацию, перекрикивая шум боя и грохот моторов.

Ответ был резким, полным напряжения и едва сдерживаемого гнева:

— Смертники! –голос был чёткий, но, мне показалось, срывающийся на крик.

— Сколько?

— Да штук с полста будет…

Послышалось ещё несколько взрывов, не таких сильных.

Сухов убрал микрофон от лица, на мгновение глядя в одну точку перед собой. В глазах его мелькнуло что-то жёсткое, хищное — тот блеск, который появляется у человека, когда он понимает, что идёт по краю лезвия.

— Смертники, значит, — тихо, словно для себя повторил майор, и затем снова повернулся к бойцу с рацией: — Доложи о потерях!

Треск помех заполнил кабину «виллиса», пока командир первой роты отвечал, но ответ едва можно было различить — стрельба и крики всё заглушали. Сухов снова нахмурился, лицо его стало как каменное, в уголках глаз притаилась решимость.

— Три машины подбиты!.. — начал было докладывать комроты, но тут громыхнул четвёртый взрыв, и его голос прервался.

— Твою мать! — выругался Арсентий Гаврилович и добавил ещё несколько крепких выражений. — Соедини меня с Лисоченко!

Капитан Андрей Мартынович Лисоченко, как я недавно узнал, — точнее, вспомнил, используя память Алексея Оленина, — был перед самым началом наступления назначен на должность заместителя Сухова — начальника штаба батальона. Сработаться как следует они, судя по всему, не сумели. Да и трудно это — комбат воюет с 1943 года, а Лисоченко успел поучаствовать только в Пражской операции на должности командира роты, что действовала в составе 3-й гвардейской танковой армии под командованием генерал-полковника танковых войск Павла Семёновича Рыбалко.

Проявил-то себя Андрей Макарович хорошо, но чтобы заслужить доверие и уважение Сухова, требовалось намного больше. И времени, и событий. А откуда им взяться? Потому и смотрел комбат на начштаба с плохо скрываемым недоверием. Вот и теперь готов был, кажется, всех собак на него повесить.

Вскоре радист протянул микрофон:

— «Десна» на связи, товарищ майор!

— «Десна»? Это первый. На нас напали. Где, где. В гнезде! Ты где вообще есть, капитан? А должен быть тут, рядом со мной! Срочно отправляй сюда мотострелковую роту! Где они там плетутся? Чтоб через десять минут зачистили дорогу по обе стороны. Выполнять!

Я понимал, что ждать подмоги — дело безнадёжное. За десять минут рота мотострелков до нас не доберётся, даже если их командир заставит их бежать сюда сломя голову. «Виллис» и сам с трудом держался за танками, мотаясь на каждом ухабе, как лодка в шторм. А вот «студерам», с их громоздкими кузовами, придётся совсем несладко пробираться по этой разбитой дороге. Земля из-за дождя превратилась в месиво, после танков остались глубокие колеи. На пути — долина, перекопанная гусеницами танков, изрытая воронками. Пробиться по ней будет настоящей мукой.

Они сюда доберутся, но не раньше чем через час, а может и больше. А что за это время смогут сделать камикадзе, внезапно налетевшие на нашу колонну, растянутую на несколько километров? Врагов не так уж много, как доложил комроты, но они фанатично решительны и опасны именно своей безрассудностью. Словно бешеные псы вцепились в колонну, без страха и сомнений, и каждый их взрыв показывал, что с ними не будет ни пощады, ни жалости.

За этот час камикадзе успеют превратить нашу колонну в горящие обломки, одну за другой вырывая из неё машины одну за другой, сжигая, расстреливая, пока те, вцепившись в свои автоматы, будут пытаться отстреливаться, прикрываясь бронёй. Колонну, растянутую и уязвимую, словно змею, можно было расчихвостить за милую душу. Значит, надо было решать что-то и очень быстро.

— Товарищ майор, — повернувшись к Сухову, я постарался говорить спокойно, — предлагаю собрать бойцов охраны и пройтись рейдом по этим смертникам. Быстро, внезапно. Если их тут полсотни, может, сумеем отвлечь их внимание, а при удаче и выбьем большую часть.

Комбат, нахмурившись, медленно кивнул, и в его взгляде мелькнуло напряжение — не страх, а скорее суровая оценка всех рисков. Он смотрел в сторону автоматных очередей, которые летели от колонны в обе стороны дороги, будто пытался взвесить, насколько вообще возможно организовать такой рейд. Времени на рассуждения у нас было не много. Он уже начал обдумывать, как организовать отряд, но вдруг остановился и, посмотрев на меня, твёрдо произнёс:

— Сам поведу.

Я опешил от его решительности. Майор был старше и опытнее меня, и его стремление быть в первых рядах заслуживало уважения. Но я понимал, что его присутствие здесь, с радистом, важно для управления всем батальоном. Без Сухова тут всё пойдёт под откос, потеряется координация, не будет ни команды, ни связи. Решил настаивать, хоть и понимал, что не дело, когда старшина с майором бодается.

— Арсентий Гаврилович, — начал я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, — если с вами что-то случится, то кто будет командовать? Вам нельзя рисковать. Оставайтесь с радистом, а я поведу бойцов. Мы справимся.

Сухов взглянул на меня, прищурив глаза, а затем медленно перевёл взгляд на дорогу впереди. Было видно, что он взвешивает мои слова, понимает логику, но ему трудно отказаться от своего решения. Наконец, после короткой, почти незаметной паузы, кивнул и тихо произнёс:

— Хорошо. Делай, как говоришь. Я останусь. А вы действуйте аккуратно, не геройствуйте напрасно. Жилин, ко мне!

Антон подбежал, замер перед комбатом.

— Со своими людьми поступаешь под командование старшины Оленина. Знакомы? Хорошо. Задача: прочесать обе стороны дороги вдоль колонны. Всех японцев, — он рубанул рукой воздух. — Пленных не брать!

— Есть!

Взгляд комбата задержался на мне ещё на несколько секунд, а потом он повернулся к радисту, принявшись отдавать короткие приказы, чтобы сохранить контроль над колонной, пока мы будем пробираться вперёд.

Я быстро собрал бойцов охраны — крепких мужиков с автоматами во главе с сержантом Жилиным. Насчитал вместе с ним пятнадцать человек. Полвзвода, значит. Что ж, неплохо. В студере, на котором они ехали за нами, остался только Пивченко. Солдаты смотрели на меня без вопросов — все были готовы.

Мы свернули в сторону, углубившись в тайгу, уходя от дороги на полсотни метров. Лес здесь был густой, но земля между деревьями позволяла двигаться быстро и почти бесшумно. Лишь редкие ветки трещали под ногами, да листья шуршали на ветру. Мы продвигались вперёд, стараясь не терять друг друга из виду и поддерживать контакт жестами.

Впереди, едва мы успели углубиться в лес, я заметил движение. Мы тут же пригнулись, замерев на месте. Первая группа японцев была на удивление близко. Их оказалось пятеро. Они находились в глубокой и узкой ячейке, вырытой между корнями больших деревьев. В бою пока не участвовали, готовились.

Двое солдат, державших винтовки, пялились в сторону дороги, следя за подходами к позиции. Остальные трое готовились к чему-то другому. Я быстро понял к чему — они обвязывали себя тротиловыми шашками. Верёвки уже туго обвили их тела, а один из них, наклонившись, что-то делал с проводами, готовя связку к мгновенному использованию.

Я почувствовал, как в груди застучало сильнее. Эти люди были смертниками, готовыми броситься на наши танки, чтобы их подорвать. Момент для атаки был, возможно, самым удачным, который нам мог представиться: японцы ещё не были готовы, они явно рассчитывали дождаться, когда шум боя впереди пойдёт на спад, и наши решат, что нападение отбито. Времени на размышления не было.

Я поднял руку и дал знак бойцам — приготовиться. Мы обменялись взглядами. На их лицах не было страха, только сосредоточенность. В этом лесу, среди деревьев, в затхлом воздухе с примесью дыма и гари, мы все понимали: эта схватка должна быть быстрой и безжалостной. Любая задержка или ошибка могла стоить жизни не только нам, но и всей колонне.