Оленин, машину!

Глава 13

Мчимся по грунтовке, машина подпрыгивает, её швыряет на ухабах, и мне приходится, словно гонщику «Формулы-1», с бешеной скоростью крутить баранку, чтобы нас не влепило со всей дури в ближайшую сосну или ель. Стрелка спидометра показывает 60–70 километров в час. На шоссе — тьфу, а не скорость! — но я впервые лечу по тайге, по бездорожью почти, и адреналин плещется в крови.

Откуда я так вожу машину⁈ Где этому научился? В армии не гонял, за ленточкой тоже не доводилось. Там больше ползком или на полусогнутых, короткими перебежками. Бывало, на броне ездил, и порой уносили ноги от вражеских дронов, но я-то сидел не за рулём! Видимо, это всё умения Алексея Оленина, передавшиеся мне по наследству. Он всё-таки водитель очень опытный — с 1941 года в строю. Вот бы узнать, где ездил, кого возил, что повидал! Увы, мне теперь с ним не поговорить. Разве только однополчане что расскажут, да и то: как? «Братцы, вы расскажите, чем я раньше занимался, а то память отшибло», — так спросить, что ли?

— Тормози! Тормози! — вдруг заорал майор, заметив что-то справа. Я втопил педаль газа. — Оленин, в машине, остальные за мной! — скомандовал офицер, выпрыгивая из Виллиса и устремляясь в одном ему известном направлении. Я, по-прежнему крепко держась за руль по инерции, стал всматриваться в ту сторону. Вроде ветка хрустнула, шевельнулось что-то.

Но вот же этот майор, хрен бы у него на пятке вырос: мог бы хоть сказать, за кем погоня-то! Я наконец отпустил несчастную баранку, вытащил из-под сиденья ППС. Грозовой со своими бойцами скрылись за деревьями. Было только слышно поначалу, как хрумкают сухие ветки у них под сапогами, а потом и эти звуки пропали. Воцарилась лесная тишина. Но я-то цену ей знаю. В такие моменты, если враг рядом, он на тебя смотрит из укромного местечка и ждёт, пока расслабишься. Закуришь или водички захочешь попить. Когда сделаешь так, он нанесёт удар. Или выстрел. Одного, если точный, будет достаточно.

Потому снимаю автомат с предохранителя. Потихоньку вешаю на пояс «лимонку», запасливо разгибаю усики на предохранительной чеке. Если что, я готов к бою. Вслушиваюсь, внимательно глядя по сторонам. Ничего и никого. Тайга быстро вернулась в прежнее состояние. Снова стали слышны птицы, дятел где-то продолжил свою трель, горлица вновь завела свою грустную песню.

Мне бы сейчас очень хотелось спокойно лечь на траву, раскинуть руки и ноги, подремать, слушая звуки природы. Я, бывало, в минуты тишины делал так за ленточкой. Но там эти минуты за сутки по пальцам на обеих руках можно посчитать. Здесь — совсем другое дело, можно ставить микрофон и записывать часами напролёт, а потом выкладывать на видеохостинг, чтобы слушали люди и релаксировали.

Шорох. Тихий, едва слышимый. Тянусь к фляге, откручиваю колпачок. Беру посудину левой рукой, демонстративно поднимаю и пью, а правая ладонь за спусковом крючке висящего на шее автомата.

Опасность! Мозг среагировал моментально. Фляга полетела в машину, я резко присел и, пружинисто оттолкнувшись ногами, прыгнул вправо. Перекат, навожу ствол на ту сторону, откуда был звук — тот, кто пытался подобраться ко мне незаметный и неслышный, наступил в ямку, наполненную опавшей листвой, и та неожиданно зашуршала. Хочу выстрелить, палец ощущает податливую упругость металла. Но там, куда смотрю, никого нет.

Почудилось? От напряжения послышалось?

Нет. Подсознание буквально вопит, что враг рядом. Я пока его не вижу и не слышу, но ощущаю всей кожей, словно она в радар превратилась. Он затаился в кустах. Выжидает удобного момента. Только почему не стреляет? Вероятно, у него просто нет оружия. Ну, а голыми руками меня так просто взять не получится. Не на того напал. Только… кто это?

— Слышь, выходи! — говорю, не зная к кому обращаясь. — Обещаю, стрелять не буду.

Снова гнетущая тишина, и опять тайга поблизости замерла, насторожилась.

Вдруг, словно из ниоткуда, прямо передо мной возник сухощавый, бледный японец примерно лет тридцати, цивильно одетый, причём в костюм: рубашка, штаны с пиджаком, на ногах прочные ботинки. Его гладко выбритое лицо казалось мне смутно знакомым, но я никак не мог вспомнить, где его видел. Возможно, мельком где-то, но уж точно не из прошлой жизни. Он двигался молниеносно, как тень, и сразу бросился на меня. Я быстро откинул автомат — не поможет.

Японец атаковал первым, стремясь нанести быстрый удар в лицо. Я уклонился влево, затем провёл удар кулаком в корпус противника, но он парировал мою атаку, ловко поставив блок рукой. Наши взгляды встретились на мгновение — в его глазах была холодная решимость. Шестое чувство мне подсказало: этот не остановится, пока не лягу остывающим трупом.

Мужчина атаковал вновь, на этот раз ногой, целясь в мои рёбра. Я отступил на шаг назад и контратаковал, используя маваши-гири. Моя нога встретилась с его предплечьем, и хотя он успел защититься, сила удара заставила его слегка пошатнуться. Несмотря на небольшой рост и худощавость, японец крепко стоял на ногах.

Он был хорош. Очень хорош. Следующий его удар пришёлся мне в плечо, от чего я на миг потерял равновесие, но сразу же восстановился и провёл уракен — обратный удар кулаком в его челюсть. Дотянулся, но только задел. Враг пошатнулся, но не упал. Его движение стали быстрее, удары точнее, он явно знал своё дело. Мы оказались с ним примерно на равных. Я обладатель чёрного пояса, за спиной двадцать лет пусть и не всегда регулярных, но качественных тренировок. Незнакомец тоже был не лыком шит.

Он провёл серию быстрых ударов руками и ногами, я уклонялся, парировал, блокировал, но чувствовал, что с непривычки теряю силы. И дело было не в отсутствии умений или навыков. Я отлично владею своим телом, Владимира Парфёнова, а вот Алексей Оленин в такой активной схватке участвовал впервые. Решив изменить тактику, я пошёл в наступление. Провёл каратэ-до технику цуки — прямой удар кулаком в живот противника, затем обратный удар локтем в бок. Он охнул, согнувшись, но не отступил.

Наши тела сошлись в клинче, и я почувствовал переполнявшие врага силу и решимость. Его глаза сверкнули ненавистью, когда он попытался провести бросок через плечо, но я перехватил его движение и использовал дзюдоистский приём о-госи, бросив на землю. Он упал тяжело, — видимо, тоже был на пределе своих возможностей, но по другим, чем у меня, причинам, — но тут же вскочил на ноги, словно пружиной подброшенный.

Его следующие удары были ещё более ожесточёнными, но я отвечал с такой же решимостью. Мой следующий удар в его бок заставил его отступить на шаг, затем я снова попытался с разворота врезать ему в голову. На этот раз японец не успел уклониться. Ему помешала случайность: он попытался уклониться, но нога просела в дорожной пыли. Потому удар пришёлся точно в цель. Враг пошатнулся, затем упал на колени, тяжело дыша.

Я подошёл ближе, держа дистанцию, готовый к его следующей атаке. Но он не поднимался. Его лицо, испачканное в грязи, выражало смесь боли и поражения. Он поднял голову, взглянул на меня, и в его глазах я увидел уважение.

— Ты хорошо дерёшься, — прошептал по-японски, прежде чем потерять сознание.

Я ошалело смотрел на лежащее передо мной тело и моргал глазами. Чёрт возьми, да откуда знаю японский⁈ Вытер пот со лба и осмотрелся. Окружающая тайга снова замерла в тишине, как будто сама природа признала исход нашего боя. Подняв автомат, я осторожно подошёл к японцу и проверил его пульс. Живой, но отключился.

— Что за день, — пробормотал я, оглядываясь и понимая, что ситуация ещё далека от завершения. Вот тут и совершил едва не ставшую для меня роковой ошибку. Расслабился на пару секунд, решив достать флягу из виллиса. Подошёл к машине, наклонился через сиденье, и почти сразу ощутил резкий удар в бок. Мозг мгновенно отреагировал, и я попытался уклониться, но было уже поздно. Японец, который всего мгновение назад вроде был в отключке, внезапно ожил. Он использовал скрытый нож, который выдернул из одежды, и ударил меня. Боль пронзила тело, я пошатнулся.

— Твою мать! — выругался, пытаясь удержать равновесие, а потом развернулся резко, насколько смог, и нажал крючок. Автомат затрясся в руках, широким веером рассыпая пули. Я стрелял наугад, как это мы часто делали на передовой, только чтобы обозначить врагу своё присутствие. Вот и здесь: надо было дать японцу понять, что он перешёл границу. Больше никаких единоборств, а только война, где всё решает огнестрельное оружие!

Но куда стрелять? ППС сухо щёлкнул, прекратив стрельбу. Патроны кончились. Я мог бы достать ещё магазин и продолжить поливать тайгу свинцом, да глупо. Японец исчез в густых зарослях тайги. Он двигался так быстро и бесшумно, что казалось, будто растворился в воздухе. Сжав зубы, я с трудом оттолкнулся от машины, чувствуя, как из раны медленно сочится кровь.

— Проклятье, — прошептал, зажав рану рукой и стараясь не упасть. — Надо быстрее добраться до своих.

Я смотрел в сторону, куда скрылся японец, и понял, что он хорошо знает эти места. Тайга для него родной дом, и ему будет легко затеряться в её бескрайних просторах. Шансы найти его снова были невелики, особенно в таком, как у меня состоянии. Я достал из бардачка перевязочный пакет. Разорвал зубами, приложил к ране, морщась. Перебинтоваться бы, да одной рукой хрен что толкового получится. Голова кружилась, боль пульсировала в боку, но я знал, что нельзя всё оставить, как есть. Любой, кто бывал на войне, скажет: движение — жизнь. Остановишься, — умрёшь.

В этот момент из-за деревьев выбежали майор Грозовой и его автоматчики. Лица красные, пыльные, гимнастёрки пропитаны потом, вороты расстёгнуты.

— Старшина, что случилось? — в голосе Грозового слышалась тревога. Он подбежал ко мне, осматривая.

— Японец, — прохрипел я, держась за рану. — Затаился в кустах. Выскочил. Мы с ним тут… потанцевали немного. Потрепал я его. Он, сволочь, прикинулся, что без сознания, а потом ножом ударил. Виноват, товарищ майор, упустил я гада.

— Как это вы потанцевали?

Грозовой молча выслушал, осмотрел мою рану.

— Ладно, ясно всё. Будем возвращаться. Втроём нам его не догнать.

— Вчетвером же, — заметил я.

Майор только хмыкнул. Ну да, какой из меня теперь воин.

Солдаты стояли на страже, оглядываясь по сторонам и держа автоматы наготове. Один из них, высокий и крепкий парень с усталым лицом, кивнул своему товарищу и сказал:

— Иванов, прикрывай, я пойду осмотрю кусты.

Тот кивнул и направил автомат в сторону, откуда, по их мнению, мог вернуться японец. Второй солдат двинулся к кустам, тщательно осматривая каждый уголок.

«Инициативные парни, — подумал я. — Сами, без приказа шерстят по округе».

— Давай помогу, — сказал майор, взял бинты, стал меня перевязывать. Справился он довольно ловко. Боль немного отступила, но я всё ещё чувствовал слабость.

— Нам нужно вернуться в расположение, — сказал Грозовой, посмотрев мне в глаза. — Но сначала в медсанбат. Сможешь вести машину?

— Так точно, постараюсь, — я кивнул, хоть и не был уверен в своих силах. Но другого выхода не было. Грозовой и солдаты сели в виллис, и мы медленно двинулись обратно. Хорошо, отъехать от медсанбата успели недалеко, всего-то километра полтора. Но хоть и невелико расстояние, а дорога обратно была долгой и мучительной. Каждый ухаб отзывался болью в боку, но я знал, что нужно держаться.

«Вот, Вовка, и первое твоё боевое ранение в прошлом, — подумал, усмехнувшись. — Но хотя бы не бытовуха какая-нибудь заурядная, а с врагом сцепился».

— Товарищ майор, разрешите вопрос?

— Да.

— За кем мы тут гоняемся?

Грозовой бросил на меня испытующий взгляд, но решил, что уж коли я успел поучаствовать в схватке с противником, притом смог выжить и дать ему достойный отпор, то мне можно доверять.

— Его зовут Кейдзо Такеми, и он — завербованный нами высокопоставленный чиновник в Госсовете Маньчжоу-Го. Надо объяснять, что это такое?

— Марионеточное государство, образованное японской военной администрацией на оккупированной Японией территории Маньчжурии, — чётко ответил я, заставив майора снова бросить в мою сторону любопытный взгляд, а меня прикусить язык — не должен простой водитель советской армии знать такие чёткие формулировки.

— Верно, — согласился Грозовой. — Кейдзо Такеми поставлял нам информацию о перемещениях Квантунской армии. Но его раскрыли неделю назад. Он бежал к нам вместе со своей беременной женой, её зовут Ханако.

— А чего ж тогда от нас теперь удирает?

— У его жены начались сложные роды. Ребёнок может погибнуть. Её срочно самолётом отправили в Хабаровск. Кейдзо в это время был в управлении разведки фронта. Когда вернулся и узнал, что его жену увезли, решил, что мы взяли её в заложницы и арестовали, а ему грозит то же самое.

— А на самом деле?

— Типичное разгильдяйство. Не успели мужика предупредить, вот он и взбесился. Приставленного к нему бойца зарезал и рванул в тайгу… — и майор грязно выругался от досады.

Когда мы наконец добрались до медсанбата, я с трудом вышел из машины и почувствовал, как ноги подкашиваются. Грозовой подхватил меня под руку и повёл в палатку.

— Посиди здесь, — сказал он, усаживая меня на деревянный табурет. — Я сейчас приведу доктора.

Я пытался отдышаться, чувствуя, как постепенно уходит напряжение. Вскоре вошла военврач с погонами капитана, — молодая женщина с добрыми глазами. Она помогла мне улечься на стол и быстро осмотрела рану. Затем сделала укол, зашила повреждённое место, наложила новую повязку.

— Тебе повезло, старшина, — сказала, улыбаясь. — Рана не слишком глубокая. Выздоравливай.

Я поблагодарил её. Вскоре вернулся Грозовой и сел рядом со мной.

— Оленин, ты молодец, — сказал он. — Но в следующий раз будь осторожнее. Этот японец мог тебя убить. Он опытный чёрт. Слышал, мастер восточных единоборств. Слушай, а как ты смог с ним драться, или как сказал? Танцевать?

— Ну да, — я усмехнулся. — Ну, а как… тоже не пальцем делан, товарищ майор.

— Ишь, какой ты… интересный, — заметил Грозовой со сдержанной улыбкой. — Ладно, отдыхай пока. У тебя часа три есть. Потом надо будет вернуться в часть.

— Понял, сделаем, — ответил я.

Майор помог мне добраться до койки. Я опустился на неё и почти сразу провалился в сон.