Сукины дети 7. Охота на Ктулху

Глава 7

Конечно, МарьВанна не поверила. Хорошо, что пока она меня отмывала, прокручивала в стиралке изгаденную одежду и кормила, вернулся Генька — тоже сбежал с уроков.

И отбил меня у бабули.

Вышли с ним во двор, и Генька, как истинный рыцарь, взялся провожать меня до дому.

Я-то понимала, что топает он в такую даль, чтобы потискать Рамзеса, но кто я такая, чтобы запрещать человеку любить собак?

— И всё-таки, — начал светскую беседу Генька. — За каким хреном ты полезла в наш подвал?

— Прости, Гень. Не могу сказать. Но дрыхнуть ты теперь будешь спокойно, стучать по батареям больше не будут, — поспешно добавила я, чтобы его утешить.

— Ты что, замочила в подвале сумасшедшего сантехника?

И всё бы хорошо, если б Генька шутил: ну типа, «сумасшедший сантехник». Страшилка такая. Как чёрный альпинист.

Засада была в том, что говорил он на серьёзных щах…

Я промолчала. Посмотрела только искоса, и прибавила шагу.

Тоже мне, друг называется.

Настоящий друг должен ИНСТИНКТИВНО чувствовать: когда можно давить на психику, а когда лучше затухнуть в тряпочку и не отсвечивать.

Генька догнал меня и пошел рядом. И я уже начала успокаиваться, когда он возьми, и брякни:

— Я знаю, что у тебя есть пистолет.

И тут я встала, как вкопанная.

— Ты что, рылся в моих вещах?..

— А вот и не рылся, — Генька аж покраснел. — Жанка с Юлькой рылись, когда ты на физре была.

Во рту стало сухо, как в духовке, когда там печеньки пекутся.

— И что? — голос не слушался.

— И ничего, — Генька шмыгнул носом и прищурил злые зелёные глазищи, от чего стал похож на домового Стёпку. Так бывает: домовой неосознанно перенимает черты того, кто ему нравится… — Дуры они. Растрепали всему классу, что ты с игрушечным пистолетом ходишь.

Я чуток выдохнула.

— А ты, значит, не поверил, что пистолет игрушечный.

— Я ж не девчонка, — Генька независимо пожал плечами. — Что я, эйбарский браунинг от игрушки не отличу?

— Значит, всё-таки рылся!

Я опять разозлилась. По большей части, на себя: всё собиралась попросить Ави купить мне другой рюкзак для школы, с потайным отделением, где пистолет лежал бы себе незаметненько…

Пускай это будет нашим с тобой секретом, — сказал Гоплит, вручая мне Бараша. — Пока о нём никто не знает — ты будешь в безопасности.

А теперь, не дай бог, сплетни дойдут до директора, тому придётся принять меры…

В глазах потемнело.

Если Ави узнает, что я хожу с пистолетом, её удар хватит. А уж про охоту я вообще молчу.

После событий пятилетней давности было довольно тихо. Жизнь текла своим чередом, и моя приёмная мамочка убедила себя, что я — самая обычная девочка, и кроме ранних месячных и прыщей никаких проблем со мной не предвидится.

Я, как могла, соответствовала образу: ей так легче, мне так легче, да и всем остальным так тоже легче.

Шли мы с Генькой по такому скверику, который посреди улицы: с боков две полосы проезжей части, а в середине — лавочки, песочницы, бабушки с внуками…

Я даже поймала на себе парочку слезливых взглядов: мальчик провожает девочку из школы, обрыдаться от умиления.

— Прости меня, — наконец сказал Генька. — Я знаю, что не должен был. В смысле — рыться. Но проверить-то надо!

Сашхен мне голову оторвёт.

— Ты ошибся. Это правда игрушечный пистолет.

— Я ходил в подвал, — тихо сказал он. — Санька Кривой во дворе хвастался, что слышал выстрелы из подвала. Ну, я и пошел посмотреть. И нашел гильзы, — Генька протянул руку. На ладошке лежало ровно шесть маленьких, похожих на желтых шмелей, гильз.

Вот я дура, а?.. Совсем забыла собрать гильзы, когда како-демон распался. А ведь это — УЛИКИ.

— Спасибо, — буркнула я, остывая. Генька ссыпал гильзы мне в руку. Сжав кулак, я сунула его поглубже в карман.

Генька — это ещё полбеды. Если все остальные будут думать, что я просто двинутая, раз таскаю с собой пушку-игрушку, то ещё ладно. Генька — могила. И расспрашивать не станет…

— Зачем ты стреляла в нашем подвале?

Блин.

Вопрос-то с подвошкой.

Генька и так про меня много знает — ведь глаза у него есть, и мозги на нужном месте.

Знает, что по ночам мы с Рамзесом лазаем по подвалам. И по чердакам тоже лазаем — он нас видел, но молчал. И я тоже молчала, и вроде как получалось, что ничего такого не было…

Но однажды утром я нарвалась на Жанку с Юлькой — хрен знает, как так получилось. Может, они бегают по утрам, или живут в том доме, где мы Тварь глушили… В общем, они такие две фифы нафуфыренные, шкандыбают на коблах, а я из подвала вылезла, вся в паутине и гнилой картошке.

Конечно, они всем растрепали, что на самом деле я — бомжиха, в подворотне живу.

История эта добралась до Антон Палыча, и у нас был РАЗГОВОР. Если подумать, почти все мои косяки заканчиваются такими вот РАЗГОВОРАМИ. Прям ораторское искусство, ёрш его налево.

Но по сравнению с пистолетом — это всё даже не цветочки. Пистолет тянет на отчисление, при всем терпении Антон Палыча, хорошего директора и в общем и целом отличного дядьки…

— Что, не скажешь?

— А?.. Что? — задумавшись о своём, о девичьем, на пару минут я забыла о Геньке.

— Зачем ты стреляла в подвале? Там же ничего, кроме старого барахла, нету.

А вот это уже идея.

— Потренироваться хотела.

— Чего?.. — вот теперь он ТОЧНО вылупился на меня, как на дуру.

— Понимаешь, мне этот пистолет дядюшка подарил. А он у меня такой… Со странностями. И старенький очень. — Аннушка учила: лгать мужчинам нельзя — почуют. И перестанут доверять. Но и честными с ними быть нельзя: когда-нибудь они эту честность повернут против тебя… — Вот он и подарил мне пистолет. А я проверить хотела, стреляет он, или нет. И спустилась в подвал: увидала, что дверь не на замке… Я и целиться-то не умею. Так, пальнула в белый свет, как в копеечку.

— Могла бы меня позвать, — укорил Генька. — Я бы тебя поучил…

— А ты что, стрелять умеешь? — вот смеху-то. Ботаник Генька — стрелок.

— Вообще-то у меня разряд. Меня бабушка в секцию записала. Четыре года назад.

Упс…

— А ты об этом не говорил.

— Так ведь и ты про браунинг молчала.

Туше, — сказал бы Алекс. Раньше я не очень понимала, что это значит. Зато сейчас — стопроцентов.

— Ну пока, — сказала я, подойдя к нашей калитке. — Спасибо, что проводил. Хотя это было необязательно.

Просто на веранде я заметила Ави, с книжкой и сигаретами, а ей с Генькой встречаться нельзя. Не сегодня, точняк. Если она начнёт расспрашивать, а Генька возьмёт, да и вякнет что-нибудь — не специально, просто профукает… Не видать мне ночных стрельбищ с Сашхеном, как своих ушей. А от этого я отказаться не могу, и не просите.

Генька заметно сник. Ясен перец: собачку хотел приласкать.

— После обеда я обещала сводить Рамзеса в салон, — сказала я Геньке. — Хочешь с нами?

— Мне за вами зайти?

— Мы сами за тобой зайдём.

Салон был совершенно в другой стороне. И Рамзес наверняка станет ворчать, что пришлось делать такой крюк… Но выгнать Геньку вот так, без всякой надежды на встречу с собаченькой — нельзя. Не по-пацански.

— Значит, до послеобеда? — на всякий случай уточнил Генька.

— Точняк. Я тебе напишу, чтобы выходил.

И я толкнула калитку.

Фух. Кажется, сегодня и вправду мой день.

Всё разрулила: со школы не звонили — иначе Ави бы уже орала, как потерпевшая. Генькину бабушку успокоили — добрый внук поведал старушке, что я лунатик: засыпаю, и отправляюсь бродить, незнамо где. После пирожков меня разморило, — сказал он. — Вот и вырубилась прямо на кухне, и пошла себе бродить… А подвалы запирать надо, чтоб дети в них не пропадали.

МарьВанна поверила. Во-первых, от горы пирожков остался всего один — я уже говорила. А любой, кто сожрёт столько пирожков, непременно заснёт — сытое брюхо к учению глухо. Доктора посоветовала, по поводу лунатизма: есть, мол, знакомая бабушка. Так отшепчет, в жизни больше с кровати не встанешь.

И даже с Генькой всё вроде как норм. Про пистолет он никому не скажет, с Рамзесом мы погуляем — всё путём, всё прянично.

Тем более, что вечером…

Я представила, как мы с Сашхеном разносим в мелкие дребезги мишени в тире, и на душе стало тепло и уютно.

— Маша! Ну наконец-то. Почему так долго?

Упс… Оказывается, Ави на веранде не просто с хорошей книжкой сидит. Меня ждёт.

— Уроков много было.

— Мой руки и за стол. Я обед приготовила.

Обед?.. Для Ави приготовить обед — всё равно, что для меня — посуду помыть. Подвиг, как у Геркулеса с Авгиевыми конюшнями.

И в другой день я бы ни за что не отказалась — такие порывы надо ценить. И поощрять. Но сегодня я просто не могу. От волнения кусок в горло точно не полезет. Да и подготовиться надо…

— Спасибо, мам, а я не хочу, — как можно быстрее я просочилась мимо Авроры и рванула к лестнице.

Алекс мне тоже кое-что подарил: книжку с баллистическими таблицами. А я её ни разу не открыла…

Но раз сегодня меня в тир пустят, надо выучить всё назубок. Пускай не думают, что я дурочка легкомысленная.

— Что-то случилось? — Ави успела схватить меня за рюкзак. — Тебя кто-нибудь обидел? С подружками поссорилась? Месячные начались?

Аврора твёрдо верит: если человек отказывается от еды — значит, у него месячные. И надо это знаменательное событие так растрезвонить всем окружающим во всех подробностях, чтобы уж наверняка психологическая травма осталась, на всю жизнь.

— Меня Генькина бабушка пирожками угостила, — помните?.. Всегда лучше говорить правду… — Я после школы к Геньке зашла, за тетрадкой, а ты же знаешь МарьВанну: пока не накормит — ни за что не выпустит.

— Ладно, — кажись, смилостивилась. — Но вечером мы с тобой устроим настоящий ужин! И кино посмотрим, про пиратов Карибского моря, твоё любимое…

Во-первых, пираты — это моё любимое кино трёхлетней давности, сейчас я люблю нолановского Бэтмена — потому что он на Сашхена похож. Ну, не внешне похож. А как бы изнутри. Ну в общем, вы не поймёте…

А во-вторых, соваться на стрельбище с полным пузом…

— Мамочка!

Я всегда так Ави зову, когда подлизаться надо. Она это ценит.

— Мамочка… А давай мы завтра пиратов посмотрим? У меня сегодня уроков много. А вечером я обещала к Сашхену зайти. Он хочет мне одну книжку дать.

— Как знаешь, — всё-таки обиделась. — Но Сашхена всё равно дома не будет. Они с дядей Сашей на море уехали.

Поднимаясь в свою комнату, я топала по ступенькам громче обычного. Но на этом всё: Ави бдила моё душевное состояние с энтузиазмом Цербера, и лишний раз демонстрировать, что я расстроена — себе дороже.

Обязательно придёт утешать. Притащит мороженого, ещё каких-нибудь вкусняшек, подарит очередного плюшевого мишку… Почему-то она вбила себе в голову, что мишки мне нравятся.

Ну… нравятся, конечно.

Только это секрет. Если Генька узнает о мишках, это будет ещё хуже, чем с пистолетом.

Оружие я ещё могу объяснить. А вот любовь к мягким игрушкам — никак.

И вообще! Не хочу я, чтобы меня утешали.

Сашхен — предатель. Сам обещал, а сам уехал… Я теперь до конца жизни буду злится. Никогда его не прощу.

И обрез отобрал, который я на свои кровно-сэкономленные купила…

Рванув дверь, я захлопнула её за собой — чтобы Аврора ОДНОЗНАЧНО поняла: ко мне сейчас лучше не соваться.

Рюкзак полетел на пол, за ним — скрученная в жгут кофта.

Наконец-то меня никто не видит, и можно расслабиться.

Вот сейчас ка-а-ак…

— Хэлло, Мари.

Я подскочила. Но тут же успокоилась: это всего лишь Аннушка.

— Привет, тёть Ань. Каким ветром?

Ну, вообще-то она НЕ ЛЮБИТ, когда я называю её тётей.

Но я всё равно называю.

— Вообще-то я соскучилась.

Она сидела на моей кровати, подобрав ноги в тонких чулках и туфлях на таком высоченном каблуке, что я бы точно свалилась. Да-да-да, я пробовала.

Платье у неё было такое… Как чешуя, только мягкая. Серебристо-синее, в тон глазам. А серёжки сегодня маленькие, такие ещё гвоздиками называют. Настоящие бриллианты, между прочим, «Картье».

— Ну иди сюда! — она распахнула руки. И при этом не улыбалась — смеялись только глаза. — Обними свою крёстную…

Я с разбегу прыгнула на кровать и чмокнула её в душистую щеку.

Аннушка и правда была, как добрая фея. Нет, никаких дурацких тыкв, никаких хрустальных туфелек. Вы вообще представляете, как в них ходить? Все ноги повывихиваешь.

Она учила меня ЖИЗНИ. Как себя держать, как разговаривать с мальчиками… Это она научила меня, что нужно скрывать свои чувства.

Чем больше о тебе знают, тем более ты уязвима, дарлинг, — так она говорила. И как раз Ави доказала, что Аннушка права стопроцентов: стоило мне показать какие-нибудь чувства перед мамочкой, та раздувала ТАКОГО громадного слона из крошечной мухи… В общем, туши свет, бросай гранату.

— Ты к Сашхену приехала?

— К Сашхену, — хорошо, что она не стала обманывать. — И к тебе тоже. И даже больше — к тебе, Мари.

— А зачем? — я заглянула в её красиво подведённые глаза, с такими длиннющими ресницами, каких у меня никогда не будет.

— Ни зачем, — она легко пожала плечами.

Врёт, как дышит. Сроду Аннушка ко мне просто так не подкатывала.

— Просто захотелось устроить шоппинг, и я подумала, что тебе это должно понравиться. Купим пару платьев. Сделаем причёски в салоне…

При слове «салон» меня кольнула совесть. Но я её игнорировала.

— Не люблю я платья, — буркнула я, чувствуя, что начинаю краснеть. — Лучше купи мне перчатки для бокса.

— Фи, Мари. Ты же девушка. Девушки должны ЛЮБИТЬ красивые платья…

ТАКОГО я от неё не ожидала. Вот это «ты же девушка» — достало меня и без крёстной.

— А ну, подними на меня глаза, — когда Анна говорит таким тоном, ей невозможно сопротивляться. — Ну-ка, что у тебя стряслось? И почему тебе не хочется платье? Разве ты не хочешь быть самой красивой?

Я хочу быть самой быстрой, — хотела закричать я. — Самой смелой, самой крутой — и тогда Сашхен полюбит меня!

Но я промолчала. Пришлось прикусить губу и впить ногти в ладошки, но я выдержала. Сама ведь говорила: никаких чувств посторонним…

— Ничего не стряслось, — я нашла в себе силы улыбнуться. Безмятежно, как и положено. — Просто устала в школе. Но пройтись по магазинам — это самое оно. Хотя ты ведь знаешь: есть такая почти волшебная штука: интернет. Можно всё купить, не выходя из дома.

— Глупости, — Анна вскочила и закружила меня по комнате. — Ты не узнаешь вкуса роскоши, если не попробуешь настоящего шоппинга! Идём! Потратим неприлично много денег, а потом я отведу тебя к своему стилисту, — она скорчила гримаску. — Пора избавляться от этих косичек. И накладные ресницы. У тебя такие выразительные глаза…

Накладные!.. Так вот в чём дело. А я-то думала.

— Хорошо, идём, — я решительно направилась к двери. — Сделай меня красивой.

И тогда Сашхен полюбит меня СТОПРОЦЕНТОВ. Так же, как он полюбил тебя…

— Куда ты, дурочка, — Анна указала на окно. — Ты же не хочешь отчитываться перед Авророй Францевной?

Мне было не впервой покидать свою комнату таким способом. Сначала на подоконник, затем упереться правой ногой в завитушку чуть ниже окна, передвинуть руки, уцепиться за ветку яблони, подтянуть поближе, повиснуть… Ну и прыгнуть.

Ничего сложного, только травинки отряхнуть.

Из своего домика показался Рамзес… Ну конечно, он меня услышал.

— В салон? — пёс уже собрался: он был в ошейнике, к которому была прицеплена короткая петля поводка — понятно, что это так, для виду. Чтоб народ не пугался.

Чёрт, совсем забыла. И Генька ждать будет…

— Слушай, Рамзесик…

— Ну что, идём?

Не знаю, как она это делает. Но Аннушка уже стояла рядом, как ни в чём ни бывало. И в окно она не прыгала. Зуб даю.

Рамзес зарычал. Тихонько так, но грозно, предупреждающе.

Анна поморщилась.

— Место, — сказала. Словно бичом хлестнула. И Рамзес, как миленький, убрался в будку. Я послала ему извиняющий взгляд, но кажется, пёс не заметил.

Надо будет потом извиниться. И перед Генькой тоже…

— Ну вот, Мари. Теперь давай поиграем в интересную игру, — бесит, когда она так делает. Будто я до сих пор малолетка безмозглая…

— И в какую, тёть Ань?

— Видишь, вон там, за забором, машину?

— Это та, которая за деревом? Королла металлик, в салоне — трое. Один пялится на наш забор в бинокль, второй спит, третий ест бутерброд с колбасой.

Я срисовала их ещё раньше, когда Генька меня домой провожал. Отметила для себя, и отложила. Мало ли…

— Верно, — Анна положила руку мне на плечо. — Сможешь дойти до набережной так, чтобы они не увидели?

Я внимательно посмотрела на крёстную.

— Они что, за мной следят?

Это меняет дело.

Алекс говорил, что может случиться так, что за мной будут наблюдать люди полковника Котова. И чтобы я не пугалась, если что, и не старалась их с хвоста срубить: они для моей защиты.

— Ну кому ты нужна, дурочка. Это мой любовник. Ревнивый попался, вот и нанял детективов.

— Любовник?

Аннушка нетерпеливо закатила глаза. Затем полезла в сумочку, достала сигарету и закурила.

— Настало время для очередного урока, радость моя, — дым меж её карминных губ казался фиолетовым. — Слушай внимательно: у КАЖДОЙ женщины должен быть любовник.

— Но… Ты же с Сашхеном. Как же…

— Сашхен — это совсем другое дело, — отрезала она. — Но жизнь коротка. Нельзя отказывать себе в удовольствиях.

— То есть, надо иметь запасной аэродром, — кивнула я со знанием дела.

— Нет. Это совсем другое, — она с беспокойством посмотрела на машину: им нас видно не было, мешали кусты. — Давай так: я научу тебя, как пройти мимо незамеченной, а потом, когда будет время, всё объясню. Согласна?