— Странно, — сказал Гоплит. — Я думал, все карты, приложения и само руководство по созданию порталов уничтожены. Сгорели, вместе с хранилищем Ватикана. Там были последние копии.
Все подскочили.
Я что хочу сказать: когда мы ввалились в клуб, никакого Гоплита здесь не сидело. В смысле, зал был пуст, даже за стойкой никого.
А тут РАЗ — и он сидит на своём месте у окна, как ни в чём ни бывало, и читает газетку…
Стоп. А ведь Сашхен говорил, что Гоплит не умеет читать. Да и я всегда об этом знала… И в то же время, никогда не удивлялась, увидев старика с газеткой наперевес. Наверное, потому что старики ВСЕГДА так ходят — это их специальная, стариковская суперсила такая: всегда иметь при себе газетку, хотя все нормальные люди новости с мобильников читают.
Ладно, это я от испуга. Словесный понос открылся — уж очень неожиданно, что Гоплит здесь сидит и всё слышит, что мы говорим.
— Сгорели? — придя в себя, тут же фыркнул Бэкон. — Скорее, их СОЖГЛИ. Намеренно. Великая Мать Церковь считает чудеса своей прерогативой. И прилагает ОГРОМНЫЕ усилия к тому, чтобы так оставалось и впредь.
— Это всё неважно, — вбросил Алекс. — Сгорели, не сгорели… Главное, что они действуют, и есть люди, способные этим воспользоваться, — он строго посмотрел на Сэра Фрэнсиса. — Ну же, Феня! Теперь ты должен рассказать нам всё.
— А ведь мы с вами на брудершафт не пили, — обиженно буркнул Бэкон и покосился на меня: стрёмно ему, видите ли, когда отчитывают при ребёнке.
Ну да ничего, перетопчется.
— Аннушка украла карты, — брякнула я.
Сама от себя не ожидала, но дело в том… В общем, как только Бэкон сказал, что это у него были карты порталов, и что их украли, у меня в голове щелкнуло.
Последний кусочек головоломки встал на место, пазл сошелся, пасьянс… Ну в общем, вы поняли.
Все посмотрели на меня.
Один Бэкон тряс головой, словно ему в ухо залетела пчела.
— Этого не может быть, мадемуазель, — заявил он так категорично, что сразу напомнил мне Истеричку. — Анна — хорошая девочка, она никогда бы…
— Это сделала Аннушка, она с Аспидом заодно, — сказала я.
И вот теперь наступила тишина.
Она РАЗРАЗИЛАСЬ. Как гром. Только беззвучный.
— Звезда моя, — нарушил тишину Алекс. Как всегда, он первым пришел в себя. Сориентировался, в общем. — Соблаговоли пояснить свою мысль.
Я поморщилась. Терпеть не могу, когда он так разговаривает — по старообрядчески. «Соблаговоли…» Нет бы просто сказать: колись, подруга. И всё.
Но на самом деле, я просто боялась. Ну, не то, что боялась, а просто… Накосячила я. Конкретно накосячила, одной тарелочкой не обойдёшься. Тут вагон нужен, и ещё тележка.
И ведь Ави меня за этим и отправила: рассказать.
Нужды многих и всё такое. Но сразу не вышло, а потом как-то не до того было, потом Сашхен пропал, мы с Семёнычем Тварей мочили…
В общем, в глубине души я надеялась, что обойдётся без меня. Старички сами всё узнают, а я как бы и ни при чём.
Походу, не получилось.
Глубоко вздохнув, я отлепилась от стойки, где потягивала лимонад с солёными сухариками, и вышла в центр зала.
В голове сразу появилось дежа-вю: я, маленькая, стою на табуретке, а сзади — украшенная игрушками ёлка…
Странное такое дежа-вю. Сроду у нас в детдоме на табуретку никого не ставили, да и ёлка была совсем другая, раз в семь больше… Ладно, потом разберусь.
А сейчас…
— Милостивые государи, я должна сделать признание.
Чёрт, чёрт, чёрт! Это всё Алекс, этой старообрядщиной я от него заразилась.
— К нам едет ревизор? — спросил Гоплит, и подмигнул.
Все рассмеялись. У меня в животе распустился узел из толстых верёвок, и я смогла вздохнуть.
— Говори, Звезда моя, — подтолкнул Алекс. И я была ему благодарна: иначе телилась бы ещё полчаса.
Мелькнула мысль: хорошо, что Сашхена нет. При нём бы я реально от стыда сгорела. Как спичка.
— Ктулху на город напустила я.
Ну вот. Я это сказала.
И стала считать про себя: раз ромашка, два ромашка, три…
Интересно, на какой ромашке меня прибьют?
И тут они все заржали.
Нет, правда.
Первым начал Бэкон, подхватил Прохор, за ним — Семёныч, тихо улыбнулся Гоплит…
Один Алекс не смеялся. Смотрел на меня своими тёмными, как вишни, глазами, и молчал.
— Ну ты молодец, егоза, — наконец выдохнул Семёныч. — Повеселила — так повеселила. Разрядила обстановку.
Я стояла, как оплёванная.
Нет, я конечно не горжусь, но…
Не выдержав, я побежала к двери.
Просто поняла: если останусь на месте — точно разревусь при всех, а это ещё хуже, тогда они мне ТОЧНО не поверят.
Выскочив на улицу, я растерялась. Ну и что дальше?
Домой?
Ави спросит, рассказала ли я… Ну да, рассказала! И что?..
Вот что: пойду, куда глаза глядят. Не пойду даже, побегу. Пускай потом ищут.
Выбежав за ворота, я припустила по улице, ничего не видя. Слёзы застили глаза, всё расплывалось, сердце бухало в горле… А в груди было так больно, словно там что-то лопнуло, взорвалось, и разбрызгалось по всей грудной клетке.
— Мари!
Подскочив от неожиданности, я споткнулась и полетела носом в асфальт.
Больно было — жуть.
Больше всего саднило ладони: коленки были под джинсами, а ладошки открыты, и когда я растянулась, они проехались по всем выбоинам.
Чёрт. Больно-то как.
— Вставай, — ласковые руки помогли мне подняться, отряхнули, привели в порядок одежду…
— Аннушка, я…
— Идём со мной, дорогая.
— Нет, послушай… Они мне не поверили. Я сказала, что это я вызвала Ктулху, а они смеются. Пойдём со мной, скажи им! Скажи, что это правда!
А в ответ — тишина.
Поспешно утерев слёзы, я вылупилась на Аннушку. Та стояла, сложив руки на груди и кусая нижнюю губу — явно напряженно о чём-то думала.
— Крёстная!
Наконец она посмотрела на меня…
— Послушай, Мари, — вообще-то мы почти одного роста. Не считая того, что Аннушка выше на целую голову, да ещё и на коблах. — А не забить ли тебе на них?
— В смысле?..
— Мы с тобой знаем, что это ТЫ вызвала Ктулху?
— Ну да. Ты же сказала, что у меня получится, и дала прочитать ту бумажку…
— Я помню, спасибо большое, — бросив тревожный взгляд в ту сторону, где был РИП, она взяла меня за руку и затащила под прикрытие машины на обочине.
— И значит, можешь им подтвердить…
В глубине души я понимала, что Аннушке совсем не в жилу ничего подтверждать. Ведь это ОНА попросила меня… Ну, не то, чтобы попросила. Аннушка сказала, что у неё есть одно заклинание, и что она очень хотела бы узнать, кто круче: я, или те, кто его создал.
Я тогда посмеялась: что я, маленькая, на слабо вестись? Но она заверила, что это не слабо, а научный эксперимент: те, кто создал заклинание, жили страшно давно, пять, а то и шесть тысяч лет назад. А я — вот она, молодая, красивая и талантливая.
Она так и сказала. Ей богу, не вру.
В общем, Аннушка объяснила, что эволюция на месте не стоит, и что за шесть тысяч лет человечество стало ого-го, взять хоть бы спортсменов, которые каждый год бьют свои же рекорды…
И вот, на моём примере она хочет ДОКАЗАТЬ, что современное магичество куда круче всякого древнего старья, и если я смогу реализовать заклинание — это и послужит доказательством.
И я согласилась. А хрен ли? Мне тоже было интересно, смогу я переплюнуть древних старичков, типа Сашхена и Гоплита, или они по праву считают меня мелочью пузатой.
И тогда Анна отвела меня на корабль.
Корабль, точнее, яхта, плавала в Финском заливе. Она была белая и воздушная, как пирожное Павлова, и ею никто не управлял. Ну может, там кто-то и был: рулевой там, механики какие-то, но я никого не видела.
Аннушка дала мне бокал шампанского — кислятина, а потом достала из сумочки скрученную в рулончик бумажку с заклинанием, хрустящую и пожелтевшую, будто её вымочили в чае, и предложила прочитать.
Странно это было. Буквы вроде знакомые, а слова чужие. Транскрипция — как на уроках латинского языка…
Когда я его читала, казалось, что слова превращаются в букашек и живые выползают изо рта. Противно до ужаса, но я не остановилась: ведьма Настасья говорила, что прерывать однажды начатое заклинание нельзя: боком выйдет. В смысле, ударит по самому магу, а не по тому, на кого оно направлено.
Тогда я спросила: а что, если заклинание ни на кого не направлено, а просто так, само по себе?
Настасья сказала, что так ВООБЩЕ не бывает. Маг, создавая заклинание, преследует определённую цель. Как правило — личную выгоду, такие уж мы, маги, меркантильные кю… Получается, прерывая процесс, он как бы лишает себя этой самой выгоды — вот тебе и бок.
Я честно не знала, что это Ктулху. Думала: ну может, невидимость, или там свежий всегда маникюр, или чтоб волосы хорошо лежали… В смысле, Аннушка же больше НИЧЕМ не интересуется! Только чтоб очешуенно выглядеть целый день и смотреть на всех свысока. Как Жанка с Юлькой из школы.
В каком-то смысле, Аннушка и БЫЛА ими — только ей домашку не надо готовить, а так — один в один.
Я, может, и дружила с ней именно поэтому: доказать, нашим школьным фифам, что я лучше.
ТАК ВОТ…
Ктулху.
Когда он полез из воды — громадный, лысый… Я испугалась. И чуть не прекратила читать — а хрен ли, всё равно он нас сожрёт.
Но Аннушка меня пнула. В прямом смысле: в щиколотку, очень унизительно, между прочим. И напомнила, что теперь все узнают, НАСКОЛЬКО я круче.
Она так и сказала: как только Сашхен увидит Автохтона — это на так Ктулху звала — сразу обделается, а когда поймёт, что это я — последние мозги растеряет.
А мне только того и надо: будет знать, как меня малявкой обзывать.
Да только я не совсем уж дура, прости господи, и когда эта Хтонь показалась вся, целиком, а потом взяла, да и отправила к побережью осьминожек… Вот тогда я и поняла, как сильно влипла.
Паника, стрельба, суматоха…
Надо, надо было мне допетрить, что Ктулху — это тоже Тварь, только очень большая. И что наши, когда его увидят, не восхищаться будут — ай, Маша молодец!.. А попытаются его убить, потому что будут бояться за город, за жителей — да их всех Кондрашка похватает, когда эдакое диво увидят.
В общем, допетрив, что лично, собственными силами, вызвала из Небытия Тварь… И не одну: когда мы с Аннушкой приехали утром в клуб, по телику как раз передавали, как по Владивостоку ходит Годзилла и давит здания, словно песочные замки на пляже…
Вот ТОГДА я и описалась по-настоящему.
Образно говоря, конечно.
Если Сашхен узнает, что это я — никогда-никогда меня не простит.
Мы ж — Охотники, твою налево, и Тварей обязаны мочить, а не размножать где ни попадя.
Короче, полный капец.
А он ещё и пристал потом: расскажи, да расскажи, что вы с Аннушкой ночью делали?.. Через речку прыгали. Непонятно, что ли?
И сначала я успокоилась: Ктулху благополучно удалось затопить, кайдзю от берега отогнали, остальных Гигантов посбивали ракетами…
Но тут вылез чёртов Спок со своей присказкой, и Ави отправила меня признаваться.
И я призналась.
А они принялись смеяться.
И если бы с ними Сашхен был, и… и ТОЖЕ, как все, смеялся?.. Я бы на месте умерла.
— А знаешь, Аннушка, ты права, — сказала я вслух. — Нет мне до них никакого дела, увези меня куда-нибудь.
— Чудненько, — говорит крёстная. — Поехали. Кулончик мой, кстати, у тебя?
— А как же, — и хлопаю себя по карману.
Упс… Кулончика-то и нет.
Вспомнила: перед тем, как признание сделать, я за баром сидела, лимонад пила, и кулончик в руках вертела… Ну типа, доказательство: что Аннушка с Аспидом дружит.
И тут я похолодела. Чёрт. За всеми этими расстройствами совсем забыла, что Аннушка — предательница.
Спёрла у папаши Бэкона карту с порталами, оттащила дружку, и давай они Тварей на мир добрых людей напускать…
Прямо злая колдунья, твою налево.
А она уже тащит меня за руку к своему мини-куперу, он чуть дальше у поребрика припаркован, под знаком «остановка запрещена». У Аннушки, конечно, никаких корочек нет, да только ей на это плевать. Сроду ей ни один полицейский штраф не выписал, и не выпишет никогда.
Магия красивой женщины, — объяснила она. — Они мне в глаза смотрят, и обо всём забывают…
Мне остаётся только молча обтекать. Сроду мужики на меня, как на Аннушку, смотреть не будут. Ну, да не больно-то и хотелось, я всё равно одного Сашхена люблю, и всегда любить буду, хоть он и чурбан бесчувственный.
О том, что кулон в клубе остался, я ни гу-гу. Главное сейчас, подальше отсюда уехать, чтобы, когда всё выяснится, Аннушка не могла отправить меня назад, за своей собственностью.
Перед Ави неудобно. Опять я её как бы пробрасываю…
Но ведь она думает, что я с Алексом, а значит, всё путём.
Я же вернусь.
Нет, правда.
Точно вернусь…
И тут до меня дошла ещё одна штука, и стало ясно: я НИ ЗА ЧТО от Аннушки не отстану, пока всё до конца не выясню.
Она может знать, где Сашхен.
Если это она украла карту порталов, и отдала её своему дружку Аспиду, и они вдвоём напускали на Питер Тварей… Значит, она ЗНАЕТ куда эти порталы ведут.
Ну в смысле: Твари же должны где-то быть ДО того, как попадут в портал? А значит, Сашхен сейчас именно там и есть! И если я поведу себя очень умно, то Аннушка САМА приведёт меня к нему.
И вот тогда…
— Знаешь, а мне даже понравилось, — говорю я, старательно глядя в окно.
Аннушка сидит за рулём в белых перчатках, она НИКОГДА за руль без перчаток не садиться, ладошки боится натереть. Они у неё мягкие, как у младенца…
— Понравилось что? — на меня она не смотрит.
Давит педальку так, что покрышки визжат, видать, тоже хочет подальше смыться. А вообще она всегда быстро водит. Даже хвасталась, что в гонках участвовала, да только я не верю: уж очень она напрягаться не любит.
— Вызывать Ктулху, — говорю. — А как они все тогда обделались — вот круто было! — это я так вру. Надо же бдительность усыпить, чтобы она размякла и всё мне выдала. — А вот интересно, — смотрю незаметно так на неё, и примечаю. — У тебя ещё какие-нибудь старинные бумажки есть? Я бы и их прочитала. Один раз — не пи… В смысле, эксперимент повторить бы.
Она на это смеётся. Не обидно, а наоборот.
Я, говорит, уже во всём убедилась. Ты, Маша — уникальный маг с поразительными способностями. Так и сказала: С ПОРАЗИТЕЛЬНЫМИ. — И поэтому я хочу пригласить тебя в Англию, в свой замок.
Ну наконец-то.
Всю жизнь она мне свистела: в моём замке то, в моём замке сё… И лошади у неё там крутые, и оранжерея с настоящими мангустинами, и бассейн с золотыми рыбками.
Я уже думала: брешет, чтобы впечатление произвести. А иначе, чего бы не пригласить, чтобы я своими глазами увидела?
— Ух ты, — говорю. — Давно пора. И как мы туда попадём?
— А с помощью моего кулона, — улыбается и подмигивает. Ну прямо сама милота, ямочки на щечках… — Помнишь, как мы с берега сразу на яхту шагнули? Вот так и на остров.
Я поёжилась.
Одно дело — вот он, Финский залив, весь, как на ладони. А Англия — это ого-го, как далеко. А вдруг промахнёмся?
А может, говорю, по старинке? На самолёте… А то засекут старички возмущения эфира, и поймут, куда мы сквозанули.
Это я только щас придумала.
— Может, ты и права, — кивает Аннушка и поджимает губки.
АГА!
— Найдут точку входа, прыгнут за нами и не дадут повеселиться, — продолжаю ковать.
На самом деле, не то, чтобы я испугалась. Разницы-то никакой: на два километра шагать, или на две тысячи.
Да только кулона-то у меня нет, и если Аннушка потребует его отдать… То лучше мы уже будем в самолёте, а ещё лучше — по другую сторону Ла-Манша. Там она меня точно не прогонит, и я узнаю, где Сашхен.
— Хотя нет, — качает головой крёстная. — В самолёт тебя без паспорта не пустят. А домой возвращаться некогда… Давай сюда кулон.
— Но ты же умеешь глаза отводить, — хватаюсь за соломинку. — Вот и стюардессе отведи, и чувачку тому, который билеты проверяет… Делов-то!
— Не получится, — поглядывает на меня уже с подозрением, но педальку давит. — Людям я глаза отведу, а фейс-контроль? Аппарат, который сетчатку сканирует, не обманешь — у него воображения нету. Так что, давай кулон.
Блин. Ну ладно, видать, день сегодня такой. Признания в косяках.
Я делаю вид, что лезу в карман, что шарю там, приходя во всё большее недоумение…
— Что? — точно подозревает. Голос, как у гарпии, чесслово.
— Найти не могу, — говорю. — Видать, выронила, когда в машину садились.
И тут она дала по тормозам.
Если б не подушки — точняк бы угробились, нас так юзом закрутило, что в бок другой машины принесло.
Грохот, мужики матерятся…
— Идём, — не моргнув глазом, она сминает подушку, хватает меня за руку и тащит из мини-купера. Ремень не поддаётся, и тогда Аннушка отращивает здоровенный коготь — ей богу, не вру — и одним махом режет этот ремень нафиг. А потом опять хватает меня за руку и буквально выдёргивает на проезжую часть.
— Вы целы? — спрашивает какая-то тётенька.
Но Аннушка машет вокруг рукой, и мы с ней погружаемся как бы в сумрак.
Вокруг всё то же: тачки, народ из них повыскакивал, но все застыли, рты раззявив, и только пучатся, а сказать ничего не могут.
А мы идём.
— Держи меня за руку, — тихо командует Аннушка. — Ни в коем случае не отпускай.
А мне интересно — жуть. Как это она так сделала? Надо будет спросить. Я тоже так хочу.
Выбрались мы таким макаром из пробки, нами же устроенной, вышли на тротуар, а потом зашли в какой-то магазин.
И всё вернулось.
Оказалось, мы не в магазине, а в кафе: Аннушка уже села за столик, я рядом с ней, и командует официантке: два капуччино, пор фавор.
А потом смотрит на меня, только не злобно, а как бы… Расчётливо.
— Настала пора открыть тебе ещё одну тайну, — говорит крёстная. — Дело в том… Что кулон для путешествий Путями не очень-то и нужен. Мы можем попасть в мой замок прямо отсюда.
— Да ну на хрен!
Она даже не обратила внимания на то, что я ругаюсь. Просто кивнула и продолжила:
— Для этого тебе нужно знать, как выглядит место, в которое ты хочешь попасть, а потом чётко представить это место.
— Мне?..
— Ты — крутая, — говорит Аннушка. — Круче всех, кого я знаю. И если постараешься…
Я в курсе, как выглядит лесть. И вот сейчас крёстная не просто сахарком посыпает, она ТОПИТ МЕНЯ В БОЧКЕ МЁДА С ГОЛОВОЙ.
Но я не обижаюсь. Потому что хочу того же, чего и она: войти в портал и отыскать Сашхена.
И я мило краснею. Хлопаю ресничками, и лепечу, как дурочка:
— Нет, правда? Ты так думаешь?..
— Я не думаю, я знаю, — она роется в сумочке, достаёт мобильник и выводит на экран фотографию. — А теперь, золотко, хорошенько запомни это место, а потом закрой глазки, и представь, что мы уже там.