Он был хитёр и силён, а его мускулы походили на металлические, обтянутые резиной жилы.
И он не сомневался, что убьёт меня.
Я видел это в его глазах: торжество. Уверенность в том, что он умнее, быстрее, что он ЛУЧШЕ меня.
Сумев подобраться вплотную, он схватил меня за пояс, раскрутил над головой и послал по широкой дуге спиной вперёд, в ствол пальмы.
От удара растение надломилось, послышался громкий протяжный стон. Я думал, это сломанное дерево, но оказалось, мой позвоночник.
Я не мог больше пошевелиться.
Кроной пальма обрушилась прямо на один из модулей госпиталя — я увидел это, скосив глаз. Крыша лопнула, разрывая модуль пополам, брызнули обломки, осколки и блестящие, словно живые, хирургические инструменты.
— Что ты наделал, Владыка?
Я опешил: эта Тварь могла говорить.
— Ты лишил меня одной из лабораторий, — с ловкостью обезьяны он вскочил на поваленный ствол, и помогая себе удлинившимися передними конечностями, быстро побежал ко мне.
Я походил на пришпиленное булавкой насекомое. Я чувствовал сломанные рёбра, характерное клокотание — одна щепка проткнула лёгкое — но останавливать дыхание не стал.
Вдруг я понял, что задевало меня больше всего: Сказочник считал меня СВОИМ. Таким же, как они. Тварью.
Но прежде всего я — человек. Что бы там некоторые не говорили…
Мы с Машей как-то смотрели старый фильм: приключения Электроника. Сказка о Пиноккио, который хочет стать настоящим мальчиком, рассказанная на новый лад. Так вот там был один персонаж, двоечник и хулиган, который сказал простую вещь: хочешь быть человеком? Ну так будь им!
Для меня это стало потрясением.
Сидя в темноте, рядом с Машей, я вдруг почувствовал, как по щекам течёт влага: я плакал.
Не от излишней сентиментальности. Её я, слава Богу, давно лишился.
От злости на себя: столько времени потеряно впустую, в бессмысленных сожалениях о своей несчастной судьбе…
Надо было давно забить. И просто БЫТЬ тем, кем хочется, а не мечтать об этом.
И я изменился.
Мешают эмоции? Отключим их, не будем пользоваться. Остановим сердце, перестанем дышать — и мы ничего не будем чувствовать. Ведь так проще. Так можно жить очень и очень долго… Захар бы меня понял.
Собственно, он-то и послужил примером для подражания: вечно молодой, вечно пьяный…
Но сейчас, лёжа с переломанным хребтом и порванным лёгким, я ОТЧАЯННО захотел вернуть то, от чего отказался: свои чувства.
Решил, что если я хочу стать человеком, то сделаю это прямо сейчас.
И я не перестал дышать. Не приглушил зверскую боль, не остановил сердце. Ведь быть человеком, в основном, довольно хреново.
И суперсила каждой отдельной личности в том, чтобы жить, несмотря на этот непреложный факт.
Нависнув надо мной, Сказочник широко улыбнулся — зубы в его рту изменились, стали острей, их сделалось больше.
— Ну же, Отец, — проговорил он слегка шепеляво. — Ты доволен Своим Сыном?
На моих губах вздулся пузырь.
— А ведь я только сейчас понял, — присев надо мной на корточки, он разразился гулким ухающим смехом. — Мы — новая Троица! Ты, Анна и Я…
Его причиндалы болтались прямо около моего лица. Он был гол: тонкая ткань хирургической пижамы осыпалась хлопьями при метаморфозе.
И вот теперь я был вынужден смотреть на эти отвратительные причиндалы и нюхать его вонь…
Страшно напрягшись, сконцентрировавшись только на этом движении, я пошевелил одной рукой. А затем поднял её и изо всех сил сжал пальцы на его мерзких тестикулах.
Тварь издала пронзительный, на грани переносимости, визг. А потом дёрнулась, пытаясь освободиться — с чувством самосохранения у неё было так себе…
Но я держал крепко, и продолжал сжимать руку, вкладывая в это усилие всё, что у меня ещё оставалось.
Согласен: картинка неаппетитная. Да и способ победить, мягко говоря, ниже пояса.
Но играть в благородство я не собирался: цель ещё не достигнута.
Настоящий Сказочник на свободе: уверен, не этот горе-экспериментатор был мозгом всего проекта.
Почувствовав, что вторая рука тоже вполне мне подчиняется, я потянулся к шее Сказочника и сломал её. Но сломал так хитро, что Тварь, недавно бывшая человеком, осталась жива.
Аспид обмяк, шмякнулся на меня — шевелить он мог лишь глазами. Я столкнул его и поднялся.
Больно было адски — особенно, когда я снимал себя с длинной иззубренной щепы, проткнувшей грудную клетку почти насквозь. Но кровь Владыки делала своё дело: несмотря на физические муки, я восстанавливался.
Аспид валялся в густой траве. Сейчас он походил на гигантскую белёсую личинку, не вызывая ничего, кроме омерзения.
Раздавить ногой, размазать склизкую тварь — вполне закономерное желание, как по мне.
Но очень скоро он восстановится — также, как и я. А ко второму раунду я всё-таки не готов…
Оставив его в траве, я побрёл к разбитому корпусу госпиталя.
Влез в него через дыру и через минуту вылез, неся в одной руке объёмистую кювету для сбора образцов, а в другой — одноразовый скальпель.
О том, что я там видел, я старался не думать. Все эти вольеры…
Когда я вновь подошел к Аспиду, тот уже начал понемногу шевелиться: сучил ногами, рыл, вырывая пучки травы, пальцами землю, пытался встать.
Я не дал ему такой возможности.
Присел рядом, показал скальпель — я хотел увидеть панику в его глазах, а потом перерезал горло.
И подставил под струю кювету.
Когда она наполнилась, я окончательно отделил голову Аспида от тела и забросил её далеко в сельву.
Вряд ли он сможет регенерировать после декапутации…
Потом я отошел подальше, встал на ровное место и вылил кровь из кюветы себе на голову.
Аспид говорил: надо чётко представлять, куда хочешь попасть.
Лучше всего я представлял комнату допросов в Идлибе.
Но сейчас мне это никак не могло помочь, поэтому я сосредоточился на зале Клуба.
Я стал представлять стойку бара, с лебедиными шеями пивных кранов и шеренгами хрустально-прозрачных кружек. Антигону с её рыжей тугой гулей на макушке. Высокие модерновые стулья с другой стороны…
Не скажу, что я заметил САМ переход: просто вдруг понял, что уже не надо ничего представлять, потому что реальный клуб вокруг меня.
А в следующий миг раздался грохот выстрелов, меня пронзило то ли восемь, то ли девять пуль и я рухнул на пол.
Сознание помутилось, я стал проваливаться прямо в пол, в котором открылся глубокий колодец…
Я силился что-то сказать, предупредить, попросить, чтобы меня не отправляли обратно на остров, потому что я не Тварь, я человек…
Не знаю, сколько я провёл в отключке, но пришел в себя от ведра ледяной воды, выплеснутой прямо в лицо.
Вздохнул, закашлялся, сел, чтобы удобнее было отплёвываться… И увидел вокруг родные озабоченные лица.
— Ну вы, блин, даёте, — это я вместо приветствия.
— А что ты хотел, архангел мой? — Алекс протянул руку, помогая мне подняться. — Поставь себя на наше место: сидим, никому не мешаем, и вдруг… — он взмахнул руками.
— Посреди зала открывается портал и из него выходит… — продолжил отец Прохор.
— Тварь, — закончил Семёныч. — Вся в кровище, и глаза желтым горят.
— У нас было оружие и оно было заряжено, — пожал плечами сэр Фрэнсис. — Что нам ещё оставалось делать?
Я посмотрел на Алекса.
— Сбылась давняя ваша мечта, шеф. Всадить в меня весь барабан.
— Вообще-то я не стрелял, — Алекс ехидно усмехнулся и откинул полу пиджака, за которой была видна рукоятка его любимого револьвера — он так и остался в кобуре. — Но остальных предупредить не успел, уж извини.
— Реакция есть — дети будут, — изрёк чудо-отрок бородатую шутку.
Обстановка разрядилась, все расслабились.
Я оглядел себя.
М-да. Выражение «краше в гроб кладут» ко мне как-то даже и не подходит: слишком приличное. А у меня на уме одни маты.
— Где Маша?
Алекс с Семёнычем неуверенно переглянулись. Я почувствовал себя нехорошо.
Чтоб вы понимали: я был весь в крови, и своей, и Аспида. Недавно у меня был сломан позвоночник. Ещё во мне сидело около десятка пуль: я чувствовал, как они шевелятся, потому что ткани, регенерируя, начинают выталкивать их из отверстий.
И только сейчас, увидев, какими взглядами обмениваются Алекс с Семёнычем, мне реально стало НЕХОРОШО.
— Что случилось? — голос охрип, я едва разжимал губы: обезвоживание.
— Да ничего, в общем-то, — виновато изрёк шеф. — Даже смешно. Где-то.
— В общем, мы её обидели, — решительно сказал Семёныч.
— Вы? — я обвёл взглядом лица: шефа, лорда Бэкона, отца Прохора, Семёныча, Гоплита, притулившегося в самом уголке, за своим любимым столиком… — ОБИДЕЛИ маленькую девочку? Это что ж надо было такого сделать?
Отняли шоколадку? Не согласились поиграть в мячик? Посмеялись над…
— ГОСПОДИ! — не своим голосом прошептал я. — Вы над ней ПОСМЕЯЛИСЬ.
Они опять виновато переглянулись.
В яблочко.
— Понимаешь, она… — начал шеф. — Я знаю, что Маша — очень сильная магичка, — попытался он ещё раз. — В перспективе, конечно. Когда подрастёт. И выучится.
— И вы ей об этом сказали?
Я знаю, как Маша реагирует на свой возраст. Что-то у неё с этим связано, очень болезненное. Ещё в детстве она страшно дулась, когда её называли маленькой…
Я иногда пользовался этим её свойством — не со зла.
Но бывало так, что её присутствие не просто нежелательно, а СМЕРТЕЛЬНО опасно. Тогда я разыгрывал карту бесчувственного чурбана, считающего её ребёнком. Обычно она надувалась, как жабка, и уходила — в будку к Рамзесу…
От сердца отлегло: значит, она дома. Обиделась и убежала плакаться в жилетку любимой собаченьке — как делала это миллион раз.
Сейчас я выплюну пули и пойду к её дому. Затаюсь, и буду сидеть, пока не появится Анна. А она обязательно появится — Аспид сказал, что Анна собирается убить девочку.
— Мари утверждает, что это она вызвала Ктулху, — я кивнул.
Слова лорда Бэкона меня не удивили: успел переварить, усвоить и как-то сжиться с этим фактом.
— И что дальше?
В смысле: какие они меры приняли к тому, чтобы дипломатично и аккуратно объяснить ребёнку, что вызывать из небытия древних гигантских головоногих — нехорошо…
— Мы засмеялись, — сказал отец Прохор.
Я подавился.
— Вы… Что? — пришлось сделать глубокий вдох. — Маша призналась, что это она вызвала Ктулху, а вы… Просто заржали, как кони?
— Мы не могли удержаться, — сказал Семёныч. — Знаю: нехорошо смеяться над детьми, но… Сам подумай: сидим, обсуждаем, как искать тебя и что делать со Сказочником. А тут эта егоза выходит на центр залы и заявляет: так мол, и так…
— То есть, вы ей не поверили, — я мрачнел с каждой секундой. — И не придумали ничего лучше, чем…
— Мы ей ПОВЕРИЛИ, — перебил Алекс. — Я поверил. Но понимаешь, Сашхен…
— Её признание произошло столь неожиданно и звучало так дико… — вздохнул лорд Бэкон. — Мы не могли ничего с собой поделать.
— Разрядка смехом, — сообщил отец Прохор. — Когда мы угодили в Демянский котёл, ржали, как сумасшедшие. Любая мелочь могла вызвать истерику.
Господи. Бедная Маша. Она-то не знает, что мужики таким образом просто пытались сохранить рассудок. И ведь было от чего его потерять! Как там Семёныч сказал? Выходит эдакая егоза, да и говорит…
Ужас стариков.
Маша вызвала Ктулху. А другой подросток возьмёт, да и сотворит… ну не знаю. Дракона, который спалит город. Третий… Выйдет в открытый космос. Без скафандра.
Акселерация — то, чего все мы боимся. Подсознательно.
Мы боимся оказаться за бортом, отдать бразды правления молодежи и мирно почить на лаврах.
Этого боятся все герои: почить на лаврах. Потому что тоскливее этого нет ничего на свете.
Но тем не менее, Машу нужно найти. Устроить засаду… А лучше — привести сюда, уж здесь Анна её ни за что не достанет.
— Я иду к ней, — объявил я и направился к двери.
— Сашхен! — крикнул шеф. — В зеркало посмотри.
Чёрт. Если Аврора Францевна увидит меня ТАКИМ, она переедет. Схватит Машу в охапку и свалит в другой город, на другой континент, на другую планету…
— Шеф, вы не могли бы присмотреть… Пока я…
— Уже иду, — Алекс направился к двери чёрного хода. — А ты… — он ещё раз оглядел меня с головы до ног. — Оденься во что-нибудь приличное, мон шер ами.
Открыв дверь, Алекс нос к носу столкнулся с Чародеем.
Тот влетел в зал, даже не заметив, что оттолкнул шефа, прижал его к стенке, сдул, как травинку со своего пути…
— МАША! — закричал он дурным голосом.
— Её здесь нет, — тихо ответил я.
Чародей бросил на меня безумный взгляд, кивнул и успокоился.
— Вы уже знаете? — спросил он.
— Знаем что? — Алекс отлип от стены и вновь взялся за ручку двери. Но не уходил — ждал развития событий. — Что Маша вызвала Ктулху?
Глаза у Чародея расширились, на скулах вспыхнули красные пятна. Стряхнув озабоченность, он улыбнулся и восхищенно прищелкнул языком.
— Ай да девчонка! — заявил он. — Просто огонь, — и добавил, посмотрев на меня: — А ты, дурак, не ценишь.
— Я?.. — нет, я всё понимаю. Но… Причём здесь именно Я?
— Ты, ты, Сашхен, — он впервые назвал меня по имени. И это было странно… — Она так старалась. Так хотела, чтобы ты её ЗАМЕТИЛ.
— Я всегда её замечал, — холодно сказал я. — Мы живём по соседству, мне было бы трудно не заметить столь активного ребёнка.
— Ребёнок, — передразнил он меня. — Ты не заметил главного, стригой: ребёнок вырос. Превратился в девушку и успел влюбиться.
— И в кого? — брякнул я, не подумав. И сразу понял, к чему он… — Нет, — я затряс головой, во все стороны полетела подсохшая кровь. — Нет, этого не может быть. Я старше! Я не подхожу на роль первой… В конце концов, я…
— Мёртв, как гвоздь, — мерзко улыбаясь, подсказал Чародей.
Он смотрел только на меня, и разговаривал только со мной — словно остальных здесь не было.
— Мёртв, как гвоздь, — прошептал я вслед за ним, а потом ещё раз посмотрел на себя в зеркало.
Краше за эти пару минут я не стал.
— Из любви к тебе она вызвала Ктулху, — сказал Чародей.
Я кивнул.
Потому что понимал: она бы на это пошла. Чтобы доказать, что может.
— Из-за любви к тебе она открыла портал. И из-за любви к тебе Маша, скорее всего, умирает прямо сейчас.
Последние слова дошли до моего сознания не сразу.
Но когда дошли…
— Что ты несёшь? — я схватил Чародея за тощие грудки и хорошенько потряс.
Накатило дежа-вю.
— Я не успел, — стуча зубами, ответил парнишка. — Я пытался её остановить, но… Она ездит слишком быстро, я едва их не упустил, а потом была авария, я ударился головой, а когда пришел в себя… Их уже не было.
— КОГО?..
Я тряхнул его так, что в уголке рта Чародея показалась кровь: он прикусил язык.
— Маши и её. Той, второй.
— АННЫ? — к нам подошел Бэкон. — Ты имеешь в виду мою дочь?
Чародей на него даже не глянул. Он всегда такой: может сосредоточиться лишь на одном разговоре, не больше.
— Маша шагнула в портал вместе с Анной? — переспросил я.
Чародей кивнул.
Девчонка больше не нужна, — вспомнил я слова Аспида. — Анна направилась её убить.
Я чуть не подавился собственным сердцем, которое неожиданно прыгнуло в горло, да так там и застряло.
Убить она могла её и здесь, — вертелось в голове. — ПРОСТО убить. Но Анна не так проста. От Маши ей нужно…
Оставив в покое Чародея, я подскочил к Бэкону.
— Помнишь, как ты хотел забрать Машин Дар?
— Почему все сегодня мне тыкают?
— ПОМНИШЬ?..
— Конечно помню, но это всё в прошлом, поверьте, господин Стрельников, я давно осознал…
— Анна хочет это сделать. Сейчас.
Бэкон молча сглотнул. А потом кивнул. Уголки старческих губ опустились, посерели, и он сразу стал похож на больную лошадь.
— Полагаю, это так, — выдавил сэр Фрэнсис.
— Если она это сделает, я её убью.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, господин Стрельников.
— Но если я успею раньше, — он вскинул на меня взгляд. В нём была надежда. — Если я успею спасти девочку… Я просто передам Анну Совету. Потому что она и есть — Сказочник.
Надежда погасла: сэр Фрэнсис не хуже меня понимал, какое наказание ждёт его дочь.
— Я думаю, они в моём старом поместье, под Лондоном, — тем не менее сказал он. — Анна что-то там делала в последние месяцы. Сказала, что это сюрприз для меня — к дню рождения. И просила не беспокоить.
Я принялся лихорадочно прикидывать: для перехода нужна кровь. Лететь на самолёте бессмысленно, я просто не успею.
Значит, нужна кровь.
КЕМ я готов пожертвовать, чтобы спасти Машу?.. Ведь крови понадобиться много — литров пять…
Холодильник! Мысль сверкнула, как молния.
Обычно Антигона держит для меня запас в холодильнике, и так как я не появлялся в клубе несколько дней…
Я бросился в кухню, к громадному металлическому монстру, рванул ручку… Ничего. Пусто. Антигона не пополняла запас.
Не знаю, почему: может, уехала, по заданию Алекса, такое и раньше бывало.
Пусто.
Вернувшись в зал, я обречённо опустился на стул и положил руку на барную стойку. Пальцы наткнулись… Потянув за цепочку, я увидел синий проблеск, а потом…
Она сделала ключ из синего камня, — сказал Аспид.
— Это он?.. — я сунул кулак с кулоном под нос Бэкону. — С помощью ЭТОГО я попаду, куда надо?
— Да, — просто сказал тот. — И я знаю, как его настроить именно на вас.
— Не надо, — я полез в карман джинс и достал небольшой шелковый комочек: старую Машину ленточку. Косичек она уже не носила, но я сохранил её, из ностальгических побуждений. — Я справлюсь.